***
Меня зовут Эйвери Квинси. Мой отец — великий ученый и профессор, представитель благородного рода Квинси, столь известного и почитаемого в краях Англии, а я — его единственная дочь, пускай, неродная.***
Старые, потрепанные штаны на распашку и большая белая рубашка заменили дорогие платья, сшитые за границей процветающей Великобритании. Вместо прекрасных туфель с каблуком, ноги величали высокие мужские сапоги. Длинные, чёрные волосы, ранее привычно собранные в знатные прически, под стать дорогому платью, сейчас ютились в легкой шишке под старой шляпой, также прикрывавшей верхнюю часть лица. Талию обтягивал пояс, заменяющий тугой корсет, с левого боку которого покоилась шпага для столь востребованного в наше время фехтования. В недрах просторной рубашки, заправленной в штаны, ютился небольшой, старый кинжал, покрывшийся легким слоем молодой плесени. Громкая музыка, вперемешку с диким хохотом очередного пьяного пирата, чуть ли не сбившего меня с пути, резко бьют по вискам нуждавшегося в отдыхе разума, заставляя измученно жмуриться, продвигаясь все дальше, ближе к источникам сея шума. Взгляд карих глаз озадаченно рассматривает присутствующих в табаке, выискивая нужных людей среди этого стада, а пальцы нервно поглаживают конец шляпы, сильнее опуская вышеназванную вниз, закрывая женское лицо от посторонних глаз. Ещё пару секунд тщетного поиска, и взор тёмных очей останавливается на нужном столике, одном из самых отдаленных от основной пьяни, где сидели двое человек со списком и пером. Из груди вырывается облегченный вздох, сопровождаемый спешным шагом к вышеназванному столику. Взгляд мельком пробегается по еле заметным лицам сидящих, позже опускаясь в потрепанный, деревянный пол. Рука слегка приподнимает шляпу вверх, отдавая уважение и почтение. — Томас Хилл, 20 лет от роду. Хочу вступить в Вашу команду, господа пираты.***
Вы зададите вопрос: Что дочь богатого, славного ученого могла забыть в пиратах, бандитских кабаках и дешёвых одеждах? И я, безусловно, на него отвечу. Моя история начинается с изнуряющего холода и ночной темноты. В памяти всплывает головная боль и ужасная дрожь всего тела. О землю ударялись капли дождя, где-то в просторах неба бушевал гром, сверкала столь страшная, но прекрасная молния. Длинное, тонкое платье, насквозь промокшее, неприятно прилипало к хилому телу, на пару с грязными, запутавшимися волосами. Холод заставлял дрожать, а тёплые слезы, стекающие по бледным щекам и синим губам, принуждали крепко обнять всё тело руками, силясь сохранить хоть какую-то частицу тепла. Рядом не было живой души — все боялись выходить на улицу в непогоду. Тишина, прерываемая хлопками грома. Тишина, сводящая с ума. Тишина, сводящая в Ад. Ад, обрываемый чей-то теплой ладонью, плавно накрывшей детское плечо. Непонятный запах от подставленной к носу тряпки, тянущая в сон нить, вынуждающая прогнуться под собой, закрывая глаза и…засыпая. Мягкая перина, ласкающая в своих объятиях всё тело, витающий в воздухе легкий запах сгорающего дерева в камине и готовившегося в нём супа заставляют покинуть мир Морфея, монотонно открывая сонные очи. Тот самый, нашедший меня выброшенной на улице, сидел неподалеку, читая толстую старую книгу. — Вы читаете? — Да. Хочешь почитать? — Я не умею. — Я научу. В тот день, впервые в своей, пускай, ещё короткой жизни, я смогла прочитать маленькое слово из той самой потрепанной книжицы. Он назвался Бенджамином Квинси, известным ученым моего времени, профессором и доктором наук, предложив мне крышу над головой и домашний уют. Итак, я стала ещё одним носителем фамилии Квинси, увы, не кровным. Тот, кого я называла приемным отцом, подняв меня на ноги после тяжелой болезни, занялся серьёзным обучением, погружая меня в серьёзные науки. Сбежать, переодеться в мужчину, им же притвориться меня вынудила внезапная помолвка с человеком, о коем я смела слышать лишь из монотонных заголовков серых газет. Но я начала жалеть о своём выборе, как только всё пошло не так…