Need you

Гермиона не знала, зачем приходила к Джинни. Сначала, после отшумевших свадеб, рассказать об испорченном Роном медовом месяце (в принципе, Рон ей не только медовый месяц испортил — всю жизнь), потом просто пожаловаться на детей, на однообразную жизнь домохозяйки, и в конце концов выпить и объявить о разводе с этим самым Рональдом Уизли. Рассказать о том, как она завалена работой в министерстве, о новой серой квартирке в пригороде, и, конечно, обсудить Панси Паркинсон, а также перемыть кости всем остальным, что жизнью удались. Она бесконечно нахваливала Гарри, видимо, втайне жалела, что не вышла за него. А теперь — тяни детей, пока Рон развлекается с очередной пассией. Ему теперь жизнь кажется приторной сахарной ватой, как-то замечает Джинни, непривыкшая говорить про него плохое. Джинни не любит в разговорах затрагивать Рона — потом, правда, сказала, что возненавидела его с того момента, как в девять лет он порезал плакаты в ее комнате. В общем, насколько знала Гермиона, у них с ним отношения не ладятся. И это в очередной раз спасает их с Джинни дружбу. Гермиона (теперь уже) Грейнджер — давно не зубрила со спутанными каштановыми волосами, неуклюжей походкой и искренней любовью к нумерологии, она — тридцатилетняя разведенка, замученная жизнью и не женской работой. А Джинни (лет десять как) Поттер — не смешная маленькая рыжая девочка, пугающаяся каждого вдоха Гарри, скорее просто-напросто кухонная сплетница, курящая второсортные женские сигареты. Пожалуй, такая Джинни даже больше нравится Гермионе. Благо, теперь в Норе обитают только Поттеры. Билл переехал во Францию, на родину Флер, а Молли с Артуром уехали в Норфолк, говорят, там очень мило. Теперь этот большущий сарай почти разваливался, но был так дорог уставшему сердцу Джинни, что она никогда не променяла его ни на что другое. В просторной, но очень старой гостиной, выделяется только новехонький телевизор. Странно, как раньше Джинни жила без кулинарных телепередач и глуповатых ток-шоу, но теперь пятничными вечерами (да и не только пятничными — Гермиона ходит в Нору как к себе домой) они сидят здесь вместе, в прогорклом запахе своих сигарет, что оседает на легких, и без умолку болтают. Потом, ближе к ночи приходит Гарри, разгоняет эту компанию, делает Джинни выговор за курение и отвратительный ужин. Гермиону, зачастую довольно пьяную, спихивают в старую спальню Джинни на первом этаже. По утрам она с каким-то особым трепетом вдыхает аромат старых простыней, на которых когда-то спала та маленькая рыжая девочка, садится за уютный письменный стол и долго думает. Думает о Роне, о завалах в министерстве и откровенно тупом ухажере в лице Симуса Финнигана. Никуда не годится этот Симус, обычно решает Гермиона. В эту субботу, когда Гермиона проснулась с похмелья, и чинно размышляла в этой крохотной розовой комнатушке, к ней постучалась Джинни. Видно, было еще довольно рано — обычно Поттер не сверялась с этикетом. На ней был короткий лиловый халат из плюша, местами застиранный и выцветший. Еще сонный, такой же вымученный взгляд — явно из-за вчерашней попойки, понимает Гермиона. Джинни прикрыла дверь, и села на кровать к ней в ноги. — Не знаю, что делать с Гарри, — начала она, очень тревожно и боязливо. — В смысле? Гермиона поднялась, нашарила на тумбочке сигареты и прикурила от палочки не найдя зажигалки. Джинни взяла себе тоже, и вцепилась короткими белыми пальцами с облупившимся маникюром в фильтр. — Сказал, что ему надоели эти пьянки, что это переходит все границы. Что я уделяю тебе больше времени, чем ему! — Джинни залезла на кровать с ногами. — Я страшно хочу развестись. Представляешь, какова будет жизнь… — Ничем не лучше моей, — мрачно усмехнулась Гермиона. — Нет, понимаешь, я восхищена твоей смелостью, — она приблизилась к подруге и взяла ее за руку. — Ты независимая, такая умная и свободная… Джинни смотрела на Гермиону так, будто все те годы она побеждала Волан-де-морта, а не Гарри. У нее кожа белоснежная, и в теплом, желтоватом свете утра, кажется почти медовой. Сигарета в ее руке выкурена лишь наполовину, и Джинни жадно затягивается еще раз. Губы Поттер чуть подрагивают в застывшей улыбке, и она не убирает руку с непропорциональной ладони Гермионы. Это почти парализует. «Отдерни руку, отдерни чертову руку!» — несется со скоростью света в голове Гермионы. Тишина прерывается только шумными затяжками, и они глупо смотрят друг на друга. Будь Джинни умнее, она бы поняла, что такие вещи ведут к непоправимому. Но Джинни, почему-то, кажется сейчас маленькой рыжей девочкой, которая доверяла все секреты, все детские мечты и переживания в старый заколдованный ежедневник. Гермиона тушит сигарету об тумбочку, и инстинкт ей подсказывает: беги отсюда. Потому что мягкий, доверчивый взгляд Джинни очень мешает ей сосредоточиться. Она напрягает пальцы, но вместо давно намеченного рывка, лишь сжимает ладонь подруги сильнее. Это странным образом действует на Джинни: она закрывает глаза и обхватывает лицо Гермионы, так и не потушив сигарету, почти рискуя обжечь чужую щеку. Гермиона слишком хорошо знает, что за этим следует, и почти не сопротивляется. В ней только борются противоречивые чувства свежей красоты Джинни и отвратительности того, чего сейчас ей хочется — на этом мысли Гермионы позорно обрываются, ведь натиск губ заставляет ее отключить свой светлый ум. Джинни целует стеснительно, медленно и с натугой. Так никогда не целовал ее Рон, он делал это быстро и сильно, при этом сжимая какую-нибудь часть тела Гермионы своими большими руками. Но Уизли одной породы — Джинни тоже со временем переходит в какую-то страстную тревогу, как будто Гермиону сейчас отнимут. Потом Джинни отстраняется, чтобы отдышаться и наконец выкинуть мешающую сигарету. С каждым движением она становится чертовски похожа на Рона, и это так сильно мешает Гермионе сосредоточиться и пообещать себе, что она не накинется на нее также, как на этого самого Рона после работы. Гермиона не накидывается, — накидывается Джинни, и единственное, чем она может насладиться в этой неразберихе — смешавшиеся запахи табака и фруктовых духов.