— Что случилось? — Трина не попала по мячу, расстроилась и кинула клюшкой в своего отца. — Нет! Я кинула клюшкой, а папа сам позволил ей попасть в себя! «Виктория-победительница».
На сковороде что-то громко зашкворчало, кухня быстро наполнилась запахом гари. Фриск рефлекторно скривилась, осознавая, что блюдо погибло в огне, и выключила конфорку. Нет, готовка – не ее призвание. Впрочем, как и ее приятеля. – О, – Папайрус взглянул ей через плечо. – Выглядит отлично! – Не думаю, – уныло сказала девочка, отправляя содержимое сковороды в мусорное ведро под раковиной. – Оно не должно быть черным и пахнуть, как погоревший дом. – Когда-нибудь ты достигнешь высот Великого Папайруса и поймешь простую истину: готовить стоит только спагетти, ньехе-хе-хе! Папайрус вернулся к плите, с любовью и заботой вываливая вермишель из кастрюли в тарелку. Едва сдерживая смешок, Фриск согласилась – его блюдо действительно не подгорело, в отличие от ее бекона. Но съедобно оно или нет – предстоит выяснить в дальнейшем. Фриск взяла соусник, покрывая блюдо сочной подливкой. Стоило признать, что, дорвавшись до всех благ цивилизации, Папайрус смог улучшить свои кулинарные навыки – в супермаркетах было столько разнообразных специй и приправ, что любое блюдо можно сделать если не вкусным, то, по крайней мере, съедобным. И раз Фриск приходилось дегустировать готовку друга после кулинарных посиделок, то следовало улучшить ее вкусовые качества. – Кажется, выглядит отлично, – она добавила на горку, политую красным соусом, веточку петрушки, завершая композицию. – Как ты считаешь, Папс? – Естественно, выглядит отлично. Неужели ты ожидала чего-то иного от моего кулинарного гения? – Хех, пожалуй, нет, – она подняла блюдо: оно оказалось на удивление тяжелым. – Я отнесу это в зал. Скелет кивнул, провожая взглядом свое спагетти, а Фриск глубоко вдохнула пряный запах собственноручно приготовленного соуса, гордясь и им, и тем, что Папайрус счастлив. Фриск обожала проводить время с каждым из своих друзей: спортивные соревнования с Андайн, чтение сказок с мамой или просмотр аниме с Альфис – неважно, главное, чтобы всем это нравилось, включая ее саму. Девочка вошла в гостиную, где стоял длинный обеденный стол: она понятия не имела, зачем он Папайрусу и Сансу, если они за ним никогда не ели. Хоть сегодня пригодится. Внезапно что-то пошло не так: из-за крупной ноши, закрывшей обзор, Фриск зацепилась за краешек ковровой дорожки. Обычно удержать равновесие не составляет труда, но не когда руки заняты чем-то, что страшно уронить и разбить. – Ой-ёй! Проморгав момент, Фриск споткнулась, выронив тарелку, которая по закону подлости полетела содержимым вниз. Девочка постаралась использовать вторую ногу, как опору, шагнув вперед, но скользкая вермишель с соусом, упавшая на ламинат, не позволила совершить маневр, обеспечив жесткое приземление. Упала девчонка на вытянутую вперед правую руку, придавив ее весом собственного тела. Она до ужаса четко услышала громкий хруст, а затем в предплечье почувствовалась боль с иррадиацией в плечо. На глазах непроизвольно выступили слезы, и она закричала во всё горло, лежа на спине и прижимая к груди поврежденную руку, не в силах терпеть. Кажется, от движения стало только хуже. Папайрус возник около нее практически мгновенно, среагировав на вопли, и присел на колени, осматривая место катастрофы. – Фриск! Боже! Что случилось?! Вместо ответа, она только с трудом села, качая сломанную руку, словно убаюкивая капризного ребенка. Захлебываясь слезами, Фриск не смогла ничего толком объяснить, лишь громче завывая. Папайрус, явно понимая, что что-то не так, но не понимая, что же именно не так, впал в полное замешательство. Теперь оба сидели на полу и дружно кричали в унисон: Фриск от боли, а Папайрус – от паники.***
Санс с некой опаской шагнул в зал, откуда доносились такие крики, словно Папайрус перетащил туда телик, забыв, как регулировать звук при просмотре ужастика. Представшая перед ним картина оказалась как минимум странной: его брат и Фриск сидели на полу перед разбитой посудиной. – Знаете, если вы будете просто орать – ваша вермишель обратно в тарелку не соберется, – он отпил кетчуп из бутылки, которую держал в левой руке, правую сунув в карман любимой синей толстовки. – Может, возьмете совок? – Санс!!! – при виде брата Папайруса осенило: луч надежды на помощь! Он поднялся, подскочив к нему и ткнув пальцев в навзрыд плачущего ребенка. – Я сломал человека своими спагетти! Божечки! Что мне делать?! – Я откуда знаю? Сам сломал, сам и чини, – вместо привычного негодования Папайрус отреагировал на его слова лишь большей паникой, а ребенок продолжал реветь от явной боли и дискомфорта. Кажется, ребята не шутят. – Так это не часть какого-то кулинарного ритуала? Чё произошло? – Мы готовили, а потом Фриск унесла мою превосходную пасту, а потом крики, я не знаю, что делать, она умирает?! Боже, что я натворил!!! Санс, сделай что-нибудь! – Ок, – он отпил кетчуп. – Что-нибудь более существенное, Санс! – На этом мои идеи исчерпаны, – скрывая за притворным безразличием растущее беспокойство, Санс заранее старался придумать, как объяснить Ториэль, что ее дочку покалечила тарелка с вермишелью. Фриск подняла на него побледневшее, измученное страданиями лицо, прижимая к телу поврежденную конечность: глазницы скелета почернели, как всегда бывало, когда он злился или становился серьезным – если бы не эта деталь, можно было бы подумать, что происходящее его даже забавляет из-за не сходящей с лица улыбки. Только вот девочка знала, что он пребывает в таком же мгновенном замешательстве, как и Папайрус, хоть и реагирует кардинально противоположно. – М-мне так больно… К-кажется, я с-сломала… – Фриск с мольбой прошипела сквозь зубы, но договорить сил так и не нашлось – вновь разревелась, не выдержав пронимающей до самой души боли. – Так, ок, – теперь Санс понимал, что паника брата уместнее некуда. – Малая, где конкретно болит? Можешь просто сказать направление – карту чертить не обязательно. Поставив бутылку на стол, он подошел и присел рядом с Фриск. Превозмогая боль, она перестала дрожать, показывая травму: кожа на неестественно изогнутом, опухшем предплечье покрылась уродливым красно-синим пятном. – Эй, дитё, когда я говорил тебе «растрясти костями», то не совсем это имел в виду, – он погладил ее по спине, повернувшись к напуганному брату. – Бро, принеси полотенце с кухни. – Но сейчас такое неподходящее время для уборки… – Тогда принеси полотенце не для уборки. Папайрус больше не пытался задумываться, зачем нужен столь бесполезный предмет в данной ситуации, уже через мгновение притащив длинное хлопковое полотенце. В вопросах экстренного реагирования рассудительному старшему брату нет равных – значит стоит прислушиваться к нему, какую бы ерунду он не попросил. Фриск взвыла, зажмурившись, но мужественно вытерпела, когда руку потревожили, чтобы продеть под нее ткань. – Ты экипировала потрепанное полотенце… – тихо пропел Санс, завязывая края ткани на ее шее бантиком. В пустых черных глазницах вновь зажглись теплые белые огоньки. – Как в старые добрые времена. Фриск открыла один глаз… затем второй, посмотрев на продетую через косынку руку; меньше болеть от этого она не стала, но с фиксацией можно не бояться, что что-то нарушишь. Ее немного удивило, что Санс знал, что делать, но потом она сообразила: кому как не ему разбираться в костях. – Фрииииск, мне так жаль! – всхлипнул Папайрус, глядя на девочку, как брошенный щенок, когда все более-менее успокоились. – Мне так жаль, это я виноват! – Н-нет, все хорошо, Папс… – Фриск не без посторонней помощи поднялась на дрожащих ногах, стараясь вытереть заплаканные щеки. – Да, Папс, все хорошо, – сказал Санс, так широко улыбаясь, словно недавней суматохи не существовало. – Потрясающий вкус твоих блюд малую не сломит. Ну-с, пора в больничку. – Я заведу машину! – заявил Папайрус, буквально ожив, чувствуя, что сможет помочь пострадавшей подруге хоть чем-то. – Не стоит. – Почему это? – Потому что… – Санс приобнял хнычущую Фриск за плечи, щелкая пальцами, – … короткий путь потому и называют коротким, ведь он короче всех остальных.***
Папайрус вдавил педаль газа в пол, маневрируя среди машин в потоке. Он никогда не забывал о внимательности на дороге, но сейчас спешка – вынужденная мера, чтобы добраться до клиники. Папайрус терпеть не мог способность брата мгновенно перемещаться в пространстве, потому что тот использовал ее не по назначению: в основном, для розыгрышей или спешного побега от ответственности. Сейчас он был неимоверно рад: в кои-то веки Санс оказался полезен – не пришлось тащить раненную через весь этот ужасный городской трафик. Парковка около больницы на заставленной автомобилями стоянке заняла время. Игнорируя назойливо моросящий дождь, Папайрус добрался до центрального входа, а затем – пересек холл, подойдя к стойке регистратора. – Приветствую! Где у вас травматология? Девушка в белом медицинском костюме оторвала взгляд от бланков, которые заполняла, и уставилась на монстра, приоткрыв рот. Папайрус нервно побарабанил пальцами по столешнице, ощущая неловкость: люди привыкли и смирились с тем, что монстры теперь неотъемлемая часть их жизни. Но это не мешало некоторым удивленно пялиться на живого скелета, который ищет травматологию. Наверное, в этом была своеобразная ирония. – Я понимаю, что вам хочется подольше полюбоваться на Великого Папайруса, но времени в обрез, – без лишней скромности уточнил Папайрус. – Я ищу друга, Фриск Дримурр. – Ах, – девушка, наконец, справилась с собой и указала пальцем на дальний коридор. – Это там. Пройдите вперед и первая дверь налево. Папс даже забыл поблагодарить, рванув туда, куда указали. Добравшись до заветной двери, он заметил на лавке около одного из кабинетов своего ленивого брата, который, естественно, спал, навалившись на спинку и сложив руки на груди. А, может, и не спал. – Санс, – Папайрус нагнулся над ним, уперев ладони в колени. – Как ты можешь дрыхнуть в такой момент! Где Фриск? – А ты быстро добрался, – тот приоткрыл один глаз, ехидно усмехаясь. – Фриск в процедурной, вместе с Ториэль и костоправом. Если бы у Папайруса было сердце, то оно бы вырвалось из груди. Он тихо взвизгнул при упоминании имени матери жертвы своих спагетти. – И… и она здесь? – Конечно, – Санс приосанился, затем взявшись руками за край лавки и мотая ногами, словно ребенок, который ожидает своей очереди к стоматологу, беззаботно сообщил. – Я ей позвонил, когда сдал малую на опыты. – Ты можешь хоть сейчас быть серьезным? И ты мог бы и за мной вернуться, знаешь ли! – Не мог бы – у меня кость ленивая. – Я это знаю! – Папайрус чувствовал себя таким уставшим от переизбытка эмоций, что вынужден был присесть на лавку, задумчиво потерев лоб. – И что мне теперь сказать Её Величеству Ториэль? – Да ничего, – Санс передернул плечом. – Я ей уже все сказал. – Даже страшно представить, что ты ей сказал… – Ничего, что могло бы скомпрометировать твое величие, бро. Папайрус повернулся к брату, тот добродушно улыбался ему – такая важная и необходимая поддержка. Он был благодарен за это, хотя одной улыбки верного поклонника не хватит, чтобы разогнать сгущающуюся тучу паники. Дверь громко скрипнула в тишине безлюдного коридора. Из кабинета вышла измученная и сгорбившаяся Ториэль, вздыхая с явным облегчением. Она засунула подмышку небольшую папку, которую держала в лапах, а заметив младшего скелета, который тут же вскочил на ноги, недоуменно нахмурилась. – Ох, Папайрус, я не ждала, что… – Как Фриск? Она в порядке? – он перебил ее, принявшись заваливать вопросами. – Пожалуйста, Папайрус, – Ториэль, на секунду растерявшись, вымученно улыбнулась, стараясь погасить волнение. – С ней все в порядке. Врач сказал, что ничего серьезного, но ей придется месяц походить с гипсом. – Видишь, Папс, – добавил Санс, вновь расслабленно навалившись на спинку лавки. – Когда ты сказал «Я сломал человека», то был невероятно точен в диагнозе. – Господи... Я всё сломал?! – Нет, бро, только частично. Папайрус скукожился, выглядя невероятно подавленным, что-то неразборчиво промычав. – Санс, – шикнула Ториэль, – перестань смущать его! Все в порядке, всего лишь перелом лучевой кости. И Фриск рассказала, как ты, Папайрус, поддерживал ее после инцидента. – Ага, – Санс задумчиво уставился в потолок, побарабанив пальцем по скуле. – Это были громкие слова поддержки. – Перелом лучевой кости? – Папайрус проигнорировал реплику брата, вопросительно посмотрев на Ториэль. Сейчас он чем-то напоминал ей наивного ребенка, который сходил с ума из-за того, что разбил любимую мамину вазу. Она вздохнула и ободряюще улыбнулась ему. Беспокойство за дочку немного отступило, и теперь Ториэль было совестно, что она не может подбодрить своего излишне взволнованного друга. Возможно, если он убедится, что травма не смертельная, то угомонится? – Да, у людей всякое бывает, – Ториэль кивнула и достала из папки рентгеновский снимок, который ей отдали врачи, показывая его на свету. – Видишь, мне сказали, что оно быстро сраст... Не стоит показывать впечатлительным скелетам столь шокирующие снимки чьих-то костей. Ториэль стоило взять это на заметку.***
– Бро, может, я поведу? Они стояли на перекрестке, пережидая красный свет светофора. Папайрус выглядел так, словно его уже год мучила сильнейшая мигрень; он сгорбился, обеими руками удерживая руль. В его ответе явственно чувствовался сарказм. – Нет, Санс, ты не достанешь до педалей... – Ага, потому что я низкокостный, – но вместо ожидаемой реакции на плохой каламбур последовал лишь усталый стон – Папайрус с глухим стуком приложился лбом об баранку. – Да ладно тебе, Папс, черепушка расколется, если будешь так часто ее ронять. – Санс, мне так неловко – обморок понизил мое величие в глазах окружающих. Санс отвернулся к окну, без интереса наблюдая за прохожими на тротуаре и сопровождающим их дождем из пожелтевшей листвы. Не хотелось демонстрировать брату, что ситуация кажется ему весьма забавной: Папайрус столько выстраивал теорию о том, что люди произошли от скелетов, а когда узнал, что скелеты – часть их тел, был шокирован до глубины души. – Ну-ну, Папс, Ториэль не знала, что ты еще... не привык к тому, что в людях тоже есть кости. – Да, это так странно, ведь на ощупь они мягкие... Неужели у всех так? – Понятия не имею, чувак, не проверял. Зеленый свет на светофоре – красная машина неспешно тронулась с места. – Но это не самое страшное, Санс... Я грохнулся в обморок перед королевой... Перед этим искалечив ее дочь. – Во-первых, Ториэль уже не королева, – Санс откинулся на спинку сидения, заложив руки за голову и прикрыв глазницы. Настроение брата ему абсолютно не нравилось. – Во-вторых, ты умеренно калечил дитё и раньше, в Подземелье. Два раза. Или три. Не знаю, я не смотрел. – Мне пришлось! Только так мы могли стать лучшими друзьями! – А потом ты засунул ее в наш гараж. – И я дал ей собачий корм для лечения! – От корма кто угодно растает. – Путь к дружбе тернист и извилист, Санс. – Я вижу, – он приоткрыл один глаз, уставившись на водителя. – Так в чем проблема? Считай, что лед между вами окончательно треснул. – Ньех, это не помогает, брат! Наконец они доехали до своего дома, и Папайрус яростно припарковал машину около обочины. Противный осенний дождь прекратился, поэтому он не боялся оставлять свой транспорт на свежем воздухе. К тому же скоро начнется новый эпизод любимого шоу. Подойдя к двери дома, братья остановились. Долговязый принялся рассеянно перебирать ключи в связке, чтобы найти нужный, хотя прекрасно знал, какой необходимо выбрать. Санс прищурился, наблюдая за ним – кажется, таким образом младшенький пытался успокоить себе нервы. – Бро, всё норм? – обеспокоенно спросил он. – А? – Папайрус замер, так и не добравшись до середины связки. – Да… норм. – Окей, – Санс забрал у него ключи, быстро открывая замок. – Думаю, тебе стоит приготовить нам немного спагетти, Папс. – Я... не уверен, что хочу готовить спагетти. – Бро, ты чего? – на какое-то мгновение глазницы старшего скелета почернели – он смутился, не в силах переварить столь шокирующее откровение. – Мои спагетти – просто оружие для нанесения тяжких телесных повреждений. Я не могу больше их готовить, рискуя всеми, кто меня окружает. Тяжкий вздох. Папайрус толкнул дверь и зашел внутрь, оставив на крыльце опешившего Санса, который не знал, радоваться ему или горевать от такой новости.***
Шоу Меттатона – ниточка, которая связывала живущих на поверхности монстров с их прошлым. Оно дарило те крохи весёлого безумия, царившего в Подземелье, которое было так приятно вспоминать, чтобы отвлечься и беззаботно улыбнуться, как когда-то давно – когда мир был еще маленьким, уютным и предсказуемым. Сейчас Папайрусу не помогало даже любимое шоу. Сидя на диване перед телевизором, он обнял свои ноги, укутавшись в плед. Санс в шутку назвал это «депрессивным коконом», а долговязый скелет с печалью осознал, что название полностью отражает суть. Прошло целых два дня после инцидента с Фриск. За это время Папайрус так и не решился ее проведать или позвонить, оставив эту честь старшему брату. Что он мог ей сказать? А если она его не простит?.. Мрачная атмосфера безысходности так бы и витала над насестом апатичного скелета, если бы в комнате не раздался ритмичный стук о дерево. – Хэй, Папайрус, почему сидим и отдыхаем? Если ты не идешь к кулинарному уроку – он идет к тебе! От неожиданности скелет встрепенулся, посмотрев на говорившего: Андайн стояла, скрестив руки и навалившись на дверной косяк. Она откинула с плеча длинные рыжие волосы, заплетенные в хвост, и широко улыбнулась, обнажив острые зубы. – О… – удивился Папайрус, стараясь выпутаться из пледа: вот уж кого-кого, а экс-главу королевской стражи он точно не ожидал увидеть, совершенно забыв об их традиционных «кулинарных посиделках» каждую пятницу. – Андайн! Я не слышал, как ты вошла! – А, меня коротышка пустил… – она скорчила гримасу, указывая большим пальцем себе за спину. – За эти пять минут я услышала больше шуток про рыбу, чем за последний месяц. Плед, наконец, выпустил хозяина из своих тесных объятий, но подняться и пойти на кухню Папайрус заставить себя не смог. Как же Андайн не вовремя пришла… – Андайн, я… я не хочу готовить сегодня, – Папайрус наблюдал за реакцией девушки: она вздохнула, опустив руки по швам, и оттолкнулась от двери, шагая к дивану. – Так это не очередная шутейка твоего братца – ты действительно решил завязать из-за того, что стало с Фриск? – она присела на диван рядом с ним, в неверии опустив уши-плавники. – Ну ты чего? Твоя готовка тут ни при чем! – Как показала практика, мои спагетти – страшная сила. Я даже не догадывался об этом… – печально вздохнул Папайрус, уставившись на свои колени. – Я, если честно, тоже, но… Повисла недолгая пауза, пока собеседники неловко ерзали на своих местах. Андайн не была мастером утешать кого-либо, обычно подобным занималась Фриск. Фриск, которая попала в больницу из-за несчастного случая, в котором впечатлительный Папайрус винил себя. Как подбодрить его? – Папайрус, слушай меня, – Андайн резко схватила его за плечи, развернув к себе лицом, решив как обычно действовать грубым напором. – Я хочу сказать, что горжусь тобой! То есть… эм… когда я говорила, что кухня – это поле боя, где ты должен уничтожить врага, я не совсем это имела в виду… И тебе следовало атаковать Фриск своей пастой при первой встрече в Подземелье, а не сейчас… Тогда бы мы точно схватили ее, мухахах! – Это вообще-то не помогает, Андайн, – глядя на нее, он забавно сощурился, покачав головой. – Я пытаюсь сказать, что ты все равно молодец! Ничего страшного не произошло, Папайрус. Давай приготовим что-то вместе! – Прости, Андайн, но, кажется, я недостоин звания лучшего спагетторе в мире… – О, да у тебя серьезная депрессия, приятель. – Ньех… – Но я знаю, как нам победить ее! – Ньех?.. Андайн не любила сотрясать воздух лишними словами, она любила незамедлительно действовать. Папайрус не успел даже охнуть, как подруга резко вскочила с дивана, хватая его за шкирку и волоча в сторону кухни, игнорируя вялый протест. – Андайн! Я же сказал, что хочу побыть один! Вырваться из железной хватки настойчивой рыбы удалось ненадолго – она вновь схватила его, но уже за руку. Путь в любимое место дома еще никогда не казался таким долгим и напряженным. – Один ты побудешь, когда я уйду! А сейчас ты пойдешь со мной, и мы погремим кастрюлями, как в старые добрые времена! – Нет!.. Андайн затащила страдальца на кухню, грубо потрепав по плечу – так выражать любовь и поддержку умела только она. – Не сопротивляйся прекрасному! Мы хорошо проведем время, а пламя от плиты согреет твою истерзанную проблемами душу, – она опустила руки на пояс, широко улыбнувшись. Почему-то Папайрусу эта улыбка показалась угрожающей, и он машинально взглянул на окно. Наставница заметила это, сощурив единственный желтый глаз. – Даже не мечтай о побеге – я знаю все твои уловки, костлявый. Скелет чувствовал, что ему сейчас будет очень плохо, но не сдался, стараясь достучаться до голоса разума экс-тренера по кулинарии. – Андайн, я не могу готовить, потому что… – Из-за Фриск. Я знаю. Но подумай вот о чем, – она внезапно стала серьезной, подняв указательный палец, – когда малявка вернется, желая продолжить тусить, и найдет тебя в таком состоянии – что с ней-то будет? – Я не уверен, что она… вернется после такого… – Хехех, – Андайн хрипло засмеялась, пожав плечами. – Почему бы и нет? Я позвонила ей, когда ехала к тебе. – Что?! Боже, зачем?! – Затем, что вместе готовить веселей! Папайрус отшатнулся, словно получив затрещину, и приложил руки ко рту. Не то чтобы он не хотел видеть Фриск, даже наоборот, но… она наверняка не захочет видеть его! Андайн не понимала этого: для нее покалечить кого-то, а затем приготовить с ним суфле – нормальное явление. Но прежде, чем он успел поддаться панике и сбежать, раздалось чье-то тихое «кхм». Монстры одновременно повернулись, увидев в дверном проеме Фриск. На правой руке девочки красовался гипс, удерживаемый перевязью, а сама она скромно улыбалась, словно чувствуя вину за то, что прервала важное собрание. – Привет, Папс, Андайн! – сказала Фриск, поднимая здоровой рукой пакет, в котором лежали пачки с макаронами. – Мы с мамой купили это для кулинарных посиделок. Вы же готовы, ребята? Андайн заулыбалась, толкнув в плечо потерявшего дар речи товарища. Видя Фриск живой, относительно здоровой и счастливо улыбающейся, Папайрус незначительно расслабился – первичный испуг отступил, потому что она вовсе не выглядела сердитой, как он рисовал себе в излишне разыгравшемся воображении. – Конечно! – с энтузиазмом воскликнула Андайн. – Только тебя и ждем! Ну так что, Папс, зададим жару? Скелет на секунду замешкался, все еще ощущая себя неловко, но это прошло, когда Фриск подошла и погладила его по плечу. Как он мог забыть, что она слишком добрая девочка, чтобы злиться на кого-либо из своих друзей. – В этот раз обещаю продукты не ронять, – усмехнулась она. – Ньехе-хех… – Папайрус с облегчением вздохнул, потрепав Фриск по голове. – Зададим жару… Только огнетушитель подготовлю. На всякий случай.