Встряска

Всё случилось слишком быстро, почти мгновенно. Позже Шаоран сам удивился такому трагическому стечению обстоятельств. Беды ничто не предвещало. Они ждали отправления в прохладных сумерках пустынного пляжа, и пахнущий водорослями ветер лениво трепал их одежду и волосы. Сам Шаоран сидел на валуне и, облокотившись о колено, смотрел на горизонт, иногда искоса поглядывая на своих спутников. Мокона собирала выброшенные на берег ракушки. Куроганэ стоял очень близко к воде, смотрел, как волны, поднатужившись, торопливо проползали по гальке, почти касались его ботинок и бессильно отступали. Снова и снова. Обративший задумчивое лицо к едва проступившей полной луне Фай накручивал на палец кончик шёлковой чёрной – очень контрастной на светлой коже – ленты, стягивавшей его хвостик. Шаоран никак не мог избавиться от ощущения едва уловимой неловкости того, как воин и маг избегали встречаться взглядами, держались на расстоянии. Той самой неловкости, которая возникает, когда только начинаешь понимать – твои чувства нечто большее, чем просто привязанность, но боишься это признать, не решаешься показать. И от этого осторожного избегания правды в необитаемом мире Фай и Куроганэ казались ещё более одинокими и чужими друг другу, чем среди людей. «Как же это глупо – самим создавать непреодолимые преграды», – думал Шаоран, и перед его мысленным взором стояла Сакура, прижавшаяся к стеклу с другой от другого Шаорана стороны. – Надеюсь, в следующем мире будет, что выпить, – неожиданно громко сказал Фай, и Шаоран вздрогнул. – Ты можешь думать о чём-нибудь другом? – сварливо поинтересовался Куроганэ. Но он – Шаоран чувствовал это по безнадежности в голосе, по ленивым, больше похожим на ритуал упрёкам и возражениям – уже отчаялся перевоспитать Фая. – Я много о чём думаю, – радостно заверил его маг. – Но выпивка – святое. – Столько пить – вредно, – сурово заметил воин. – Папочка так заботится о мамочке, – восхитилась Мокона. Хмурый Куроганэ недовольно покачал головой, уставился на горизонт. – О, да, – согласился Фай. Но Шаоран улавливал тайную печаль в его насмешливом взгляде. Куроганэ даже в шутку не соглашался на роль папочки в их придуманной семье, тогда-то и проскальзывала эта едва ощутимая напряженность. Бесконечное путешествие без цели оказалось тяжёлым испытанием: отношения стали такими ровными и спокойными, застыли в своей замкнутой системе, что изменить их, кажется, стало почти невозможно. И, Шаоран полагал, это чувствовали все. Спасая их от усугубившейся неловкости, волшебная серёжка в ухе Моконы засветилась. – Отправляемся! – бодро воскликнула Мокона и поднялась в воздух. Путешественников объяли потоки магии перемещения. И в следующий миг, когда белые завихрения ещё не растаяли до конца, разум едва только осознал, что гигантские здания кругом разрушены и опалены, над головой нависло огромное крыло самолёта, и ударил в нос едкий запах гари и тления, поля боя – грохотнул взрыв. Точно в замедленной съёмке, Шаоран видел, как осколки прошили грудь Фая, брызнула кровь, голубые глаза изумлённо расширились, и мага швырнуло на бетонные плиты полуразрушенного дома. Защитившее Куроганэ, Шаорана и Мокону крыло самолёта накренилось, опасно заскрипело развороченной обшивкой над головами. – Фа-аа-й! – вскрикнула зверушка и бросилась к магу. Шаорану казалось, он невозможно медленно поднимал магический щит, укутавший их дрожащим белёсым покровом. Куроганэ бесконечно долго делал семь шагов к Фаю, неторопливо сползавшему по испещрённому выбоинами бетону, оставляя на сером пронзительно-алый след. Два взрыва раздались почти одновременно, и щит прогнулся, но не пропустил осколков. Белую одежду мага заливало кровью. Но страшнее всего Шаорану казался его взгляд – стекленеющий взгляд умирающего. – Эй, – Куроганэ схватил Фая за плечи. Воин был бледен, голова мага безвольно упала на грудь. Кровь расползалась уже по ногам, капала на пыльную землю. Шаоран не мог поверить, что это происходит на самом деле. Это было слишком неожиданно. Слишком неправдоподобно. Совсем близко грохотнувший взрыв, отдавшийся ломотой в костях жалобный скрип прогнувшегося магического щита быстро убедили Шаорана в реальности происходящего. И в довершение всего на них надвигалась, переступая завалы, четырёхногая машина размером с четырёхэтажный дом, с полукруглым, ощерившимся пушками телом. – Фа-ай! – прокричала Мокона на ухо склонившегося над магом воина. Подбитый самолёт с пронзительный воем пронёсся совсем низко над их головами, рухнул за развалинами домов. Взметнулись к небу пламя, земля и осколки, ударил в озаряемое всполохами свинцовое небо столб густого чёрного дыма. Ещё одна четырёхногая машина появилась из-за похожего на сломленный клык остова огромного дома, плюнула снарядом. Он, столкнувшись с щитом, разросся огненным, рвущимся под магическую преграду смертоносным шаром. В нестерпимом жару пот испарился мгновенно, Шаорана замутило от напряжения, и он понял, что долго не продержится. – Уходим! – крикнул он. Земля содрогнулась, воздух наполнился грохотом отдалённых взрывов. С неба, точно падающие звёзды, неслись бесчисленные искры огня. – …цена… – сквозь шум донёсся голос Ватануки. Шаоран обернулся, успел увидеть, как Куроганэ кивнул проекции, и Мокона раскрыла рот, потоки перемещающей магии брызнули в стороны. И в следующее мгновение – звенящая тишина. Пронизывающий ветер. Сельская дорога, пожелтевшая трава на обочинах. Кругом поля с лысыми кустами тутовника. Серое низкое небо. Тёмные приземистые постройки вдали. Неестественный покой. Ноги у Шаорана подкосились, он рухнул на колени, упёрся руками в холодную мягкую и глубокую пыль дороги. – Фай! Фай! – запричитала Мокона. Шаоран поднял взгляд от дрогнувших пальцев: как когда-то в кислотном Токио, мёртвенно бледный Фай с запрокинутой головой лежал на согнутой руке стоявшего на коленях Куроганэ. Кровь пропитала когда-то бело-голубой плащ, серую пыль, тёмно-красная, маслянисто поблёскивающая лужа разрасталась мучительно медленно. Это не могло быть правдой. Фай только что улыбался, мечтал о выпивке, просто не может быть, что это он сейчас истекает кровью. Не может быть. – Фай! – приземлившаяся у руки мага Мокона зарыдала. Бледный воин повернулся, и у Шаорана похолодело в груди от его пронзительного взгляда: – Лечить можешь? – пугающе спокойно спросил Куроганэ, сжимая плечо Фая. И Шаоран боялся сказать «нет», мышцы окаменели, не давая отрицательно качнуть головой, словно это умолчание могло изменить случившееся, остановить надвигающуюся смерть. Но Куроганэ понял, положил Фая на землю, схватил Мокону за лапу, тряхнул: – Аптечку давай! – его голос ударил по нервам. Мокона с перепуга плюнула коробкой с лекарствами прямо в лицо воину. Он поймал её, отбросил зверюшку, открыл аптечку, вставил в пневмо-шприц флакон – Куроганэ один удосужился толком разобраться, когда, как и что нужно применять – рванул с плеча Фая одежду, впрыснул лекарство. Второе. Третье. Шаоран оторопело следил за ним. – Иди сюда, – позвал воин. От этого уверенного приказа Шаорану стало легче, что-то словно щёлкнуло, время, замедлившееся во время битвы, побежало быстрее, и он понял: Фая ранило минуты четыре назад от силы, а Куроганэ, хотя и показалось, будто он в отчаянии, вполне трезво соображает. Он не потерял сноровки за месяцы покоя. Воин быстро расстёгивал одежду мага. – Чистой воды, – велел всхлипывающей Моконе Куроганэ, и она выплюнула к его ногам пластиковую бутылку с водой и улыбающимся медвежонком на розовой этикетке. Опустившись на колени, Шаоран поспешно свернул шершавую крышку, стал омывать грудь Фая. Раны – четыре страшные рваные и шесть тонких, почти изящных, кажущихся неглубокими – тут же наполнялись кровью, из семи торчали осколки. Происходящее казалось неправдоподобным. Маг поморщился, с трудом разлепил веки, нашёл уставшим взглядом тревожно рассматривающего его ранения, не решавшегося потянуть за самый крупный осколок Куроганэ и слабо улыбнулся, кашлянул с кровью. – Фай… – сидящая на его ноге Мокона сжала лапки. Маг облизнул пересохшие, покрасневшие от пенящейся крови губы. «Наверное, страшно чувствовать сейчас этот металлический вкус», – подумал Шаоран и поймал косой взгляд нахмурившегося Куроганэ. – Осколки вытащить можешь? – спросил воин. – Нет… – мотнул головой Шаоран и вдруг подумал о соединении заклинаний: – Хотя… Отставив бутылку, он выставил руки над неотрывно следящим за Куроганэ Фаем и сосредоточился. Воин пересел в изголовье магу, положил руки на его плечи. Шаоран закрыл глаза. Представил формулу основанного на визуализации цели заклинания притягивания конкретных вещей и формулу разделения разных по структуре субстанций. Стал соединять. Это оказалось ещё более сложно, чем он думал. Но, хвала Небесам, возможно. И Шаоран вдруг ощутил магией и осколки, и плоть и кровь, и – с ужасом – почувствовал, как содрогается и выгибается Фай от движения мелких острых предметов в своём теле, неохотно вылезающих из ран, падающих в пыль дороги. Шаоран открыл глаза. Куроганэ держал Фая, прижимал за плечи к земле, и маг, задыхаясь, стискивал зубы, глядя ему в глаза, впивался ногтями в его руку. От уголка губ Фая тянулась вниз тёмная струйка крови. Воин был так же бледен и напряжён, как Фай, точно и из него выдергивали эти осколки. Шаоран почти завидовал имеющейся у них возможности разделить боль на двоих. Он с радостью поменялся бы с магом местами за право хотя бы недолго так же смотреть в глаза Сакуре. – Фай, – всхлипывала Мокона. – Фай… – Со мной всё в порядке, – сквозь зубы уверил её маг. И Шаорана вновь поразило его сходство с Сакурой. – Тебе больно, – простонала зверушка. «Конечно!» – мелькнуло в мыслях Шаорана. Магия неумолимо очищала раны. Мокона плакала. – Не плачь, – попросил в миг передышки Фай. – Со мной всё нормально. – Ага, смотри, сколько болтает, – буркнул Куроганэ. Шаоран закусил губу: кусок стали, изогнутый буквой «Г», намертво застрял между рёбер. «А если его чуть-чуть разогнуть? – покрываясь испариной, подумал Шаоран. – Пря-мо-в-теле». – Фа-ай такой сильный… Стальная «Г» поддалась требованию заклинания, меняла форму. – Ты мне льстишь, – прошипел выгибающийся маг, взрывая пыль дороги ногами. – Молчи, – тихо велел Куроганэ, ниже склоняясь к нему. Край железки выглянул из раны, нижняя губа Фая задрожала. – Молчи, – смотря в его широко раскрытые глаза, твёрдо и в то же время ласково попросил Куроганэ. И Шаорану показалось, что воин сейчас наклонится ещё ниже и поцелует мага в испачканные кровью губы. Но они просто смотрели друг другу в глаза. Находиться рядом и не чувствовать себя лишним было невозможно. «Извлечь всё постороннее и не навредить», – усиливая самодельное заклинание, яростно приказал себе покрывшийся испариной Шаоран, отводя взгляд от серо-бардовых от пыли и крови побелевших пальцев мага, только что оставивших на щеке война грязный след и бессильно вернувшихся на землю. Фая поддерживала магическая сила – Шаоран чувствовал, это она не даёт лёгким заполниться кровью, заставляет тело восстанавливаться с немыслимой для обычного человека скоростью – но от боли она не спасала. В ранах, насколько чувствовал Шаоран, остались только совсем мелкие осколки, и, кажется, Фай не так остро ощущал её извлечение. Кажется. – Всё, – выдохнул Шаоран, опуская дрожащие руки. – Вытащил всё… что смог. Он зябко повёл плечами. Плачущая Мокона прижалась к нему: – Спасибо, Шаоран… Едва слышную, нарастающую музыку Шаоран не замечал. Угрюмый Куроганэ облил водой грудь вздрогнувшего, следившего за ним измученным, но каким-то просветлённым взглядом Фая, достал из аптечки белую бутылку, полил из неё, и кровь вспенилась. Радостная мелодия нарастала. Воин легко посадил мага, уткнувшегося лицом ему в плечо, осторожно обнажил спину, полил всё той же пенящейся жидкостью на три сквозные раны среди ссадин и синяков от удара о бетонную плиту. – Пластырь, – велел Куроганэ. Шаоран понял, что это ему. Воин поднял взгляд на серое небо и нахмурился. Шаоран оглянулся: музыка исходила от огромного, поблёскивавшего золотом, украшенного красными и синими треугольными флажками дирижабля, летевшего вдоль дороги, на них. Куроганэ мягко сжал плечи мага. Шаоран достал из аптечки стерильные салфетки, пластыри для операционных швов, взял в зубы металлические ножницы. Музыка стала громче, один задорный мотив сменил другой, слова не различались. Шаорану странно было под задорную весёлую мелодию прикасаться к Фаю, к обнажённой холодной коже тела, чувствовать пальцами выступы позвонков и рёбер. Непривычно было салфетками осушать рану, сводить непослушные края и точно нитями стягивать полупрозрачной клейкой лентой пластыря для швов, обрезать её, снова брать согревшиеся ножницы в зубы, а потом осторожно залеплять рану белоснежным, широким, пахнущим антисептиком, шелковистым с одной стороны и настырно клеящимся с другой фиксирующим пластырем. Когда с ранами на спине было покончено, Куроганэ поменялся с Шаораном местами, прислонил мага к своей груди, заботливо натянул на его покрывшиеся мурашками плечи полы своего плаща. Фай судорожно искал рукой правую ладонь воина, он потянулся, их пальцы столкнулись, переплелись. Шаоран подумал о Сакуре – он так же держал бы её – и посмотрел в мутнеющие, закрывающиеся глаза Фая. Кровь стекала с его подбородка, сочилась из ран. Он полулежал в объятиях Куроганэ, почти прикасавшегося стиснутыми губами к его шее, сжимавшего его бледные пальцы с красивыми по форме ногтями. «Неужели всё так закончится?» – ужаснулся Шаоран. – Поторопись, – велел Куроганэ. Шаоран занялся самой большой раной, руки подрагивали, салфетки быстро краснели, и дыхание Фая стало поверхностным, быстрым, как у загнанной собаки, лицо посерело. Неровные края плохо соединялись пластырем для операционных швов, Шаоран уже сомневался, что справится с перевязкой. – Быстрее, – потребовал Куроганэ. И Шаоран глубоко вздохнул, собрался – ведь бывало и хуже! – и продолжил. Тень от дирижабля наползала на них, музыка резала слух. В руках сосредоточившегося, приноровившегося Шаорана появилась лёгкость, лейкопластырь оказался не таким уж сложным в обращении. Если бы не пробитые лёгкие, Фаю бы ничего не угрожало. Он обмяк. Шаоран посмотрел на Куроганэ и успел заметить мелькнувший в его глазах страх. Но воин понял, что маг просто потерял сознание, и вновь восстановил внешнее спокойствие. – Его магия не даёт крови заполнить лёгкие, – перекричал музыку Шаоран, продолжая заклеивать раны. – Всё будет хорошо. Куроганэ кивнул, настороженно посмотрел вверх, и Шаоран на мгновение тоже поднял взгляд: свесившись через перила, хорошенькая женщина, вся в синем, с украшенной цветами шляпкой, через монокль наблюдала за творящимся на земле. Дирижабль величественно уплывал, цепляя низкое осеннее небо золотым баллоном, унося с собой музыку и неуместное веселье неизвестных людей. – Всё, – оповестил смертельно уставший Шаоран. Куроганэ быстро снял плащ, укутал им Фая, вгляделся в его посеревшее лицо. Шаоран ещё чувствовал пальцами холодную кожу и влажность крови, навязчивую липкость пластыря. Теперь хотелось избавиться от этого ощущения, стряхнуть его, и Шаоран запустил пальцы в мягкую, холодящую пыль. – Фай, – терпеливо не мешавшая всю процедуру Мокона прильнула к свободной безвольной ладони мага. – Фай, очнись! Он поморщился, с трудом разлепил губы. – Я поправлюсь. Мне просто нужно поспать, – слабый голос мага перешёл на шёпот: – Не-кри-чи. Фай прижался щекой к груди Куроганэ. Воин грозно смотрел на дорогу за спиной Шаорана. Он обернулся: к ним бодро шёл мужчина, вооруженный двумя мечами за поясом. Руки он сложил на груди под тёмно-синим кимоно, ветер трепал пустые рукава, хакама такого же цвета и небрежно заделанные в пучок чёрные волосы. Добродушное загорелое лицо незнакомца покрывала щетина, он слегка щурился. На ногах, поверх тёмно-коричневых таби, были надеты потрёпанные ханао с посеревшими от пыли ремешками. Левой рукой придерживая спеленатого Фая, правую Куроганэ не убирал с рукояти Серебряного дракона. Шаоран тоже положил руку на меч, хотя приближавшийся всем своим видом показывал безразличие к ним. Но в мужчине чувствовалась сила. Коротко брошенный взгляд был цепким, движения уверенными, по-военному чёткими и экономичными. Густая пыль гасила звук его шагов. Он шёл по другому краю дороги, почти наступая на жухлую траву обочины, и не смотрел на лужу крови. Можно было подумать, он всерьёз заинтересовался тутовником, но чувствовалось – готов отразить внезапное нападение. Незнакомец почти поравнялся с путешественниками, когда Куроганэ спросил: – Где найти врача? – Должен быть в городе, – не сбавив шаг, ответил незнакомец. – Далеко до него? – уточнил Куроганэ. Мужчина остановился и прямо посмотрел на него, на бледного Фая, и в тёмных, почти чёрных глазах появилось сочувствие: – Да вон он, – незнакомец кивнул по направлению своего движения. – Там, – он кивнул назад. – Хорошая больница, но до неё два дня пути. Куроганэ быстро покосился на поблёскивающую точку дирижабля у горизонта, на тёмные невзрачные строения почти под ним, снова на незнакомца. Незнакомец шагнул дальше, но остановился, обернулся: – Вам помочь? – предложил чуть щурясь. – Там ему помогут? – кивнув на Фая, сурово спросил Куроганэ. Мужчина поморщился, высунул руку в рукав и почесал затылок. – Я не был в этом городе, наверняка сказать не могу, – признался незнакомец. – Но там место беспокойное, во враче нужда большая. А там, где есть спрос, бывает и предложение. Он слабо улыбнулся и потёр щетинистый подбородок. Попытать удачи и пойти туда или отправиться в другую сторону? Шаоран не хотел бы принимать такое решение, держа раненую Принцессу на своих руках. Пытливо глянув на незнакомца, Куроганэ, встал, легко поднял Фая на руки и очень быстро пошёл к городу. Шаоран, ежась от поднявшегося ветра, следом. Незнакомец поравнялся с ним и, неспешно почёсывая подбородок, тихо спросил: – А где твой приятель раздобыл такой отменный протез? Шаоран, присматривавшийся к мрачным строениям впереди, даже с шага сбился, удивлённо посмотрел на мужчину и растерянно спросил: – Откуда Вы знаете про протез? Новоявленный спутник постучал пальцем по правому виску: – Искусственный глаз, – он вздохнул. – Мне больше нравится обычное зрение, но знать, есть ли у противника экзоскелет или металлические детали, бывает весьма полезно. Для моего здоровья, – он усмехнулся собственной шутке. – А Вы на бандитов напоролись? Или с дирижабля обстреляли? Весть о том, что с дирижабля могли обстрелять, Шаорана не обрадовала, хотя, можно было сказать, что им повезло. – На бандитов, – неохотно соврал Шаоран. – А часто тут с дирижаблей по прохожим стреляют? – Да как сказать, – пожал плечами незнакомец. – Просто бывает. Иностранцы… настоящие варвары. Считают, что всё не похожее на них, должно быть уничтожено. – И им это позволяют? – удивился Шаоран. – Ну… они имеют свои рычаги влияния, – поморщился мужчина. – А ты словно первый день здесь. – Почти. – Ты очень чисто говоришь для не местного. Так где твоему приятелю делали руку? – вернулся к интересующей его теме незнакомец. – Никогда не видел такой правдоподобной имитации. – Это экспериментальная модель, – Шаоран не жаждал дорожных бесед, но добродушие в облике и голосе мужчины располагали к себе. К тому же, очень не хотелось думать о Фае, о том, что чувствует Куроганэ, прижимая его к себе. О том, что чувствовал бы сам Шаоран, если бы на месте мага оказалась Принцесса. Она правильно сделала, что осталась в Клоу. Может быть, под несчастьями своего участия в путешествии она подразумевала как раз этот случай: вместо Фая могла оказаться она. Нет, конечно, Сакура не позволила бы Фаю принять удар вместо себя. Но они могли пострадать оба. И Принцесса была слабее. И Шаоран знал, что вытаскивал бы осколки из неё, не из Фая, что позволил бы ему умереть, только бы спасти её. И она не простила бы этого ни ему, ни себе. И оба раненых уговаривали бы отложить их лечение ради другого… Хорошо, что Сакура осталась в Клоу. Но как же плохо без неё. – И где делают такие экспериментальные модели? – не унимался попутчик. – Очень далеко, – ответил Шаоран, почти обрадованный тем, что его отвлекли от мрачных мыслей. – А Вам зачем? – Да есть знакомая девушка, – усмехнулся мужчина, почёсывая подбородок. – Хорошенькая – сил нет, но металлическая рука ей не идёт. Портит всю прелесть. – Не думаю, что ваша знакомая окажется так далеко от дома, – устало заверил его Шаоран. – Жаль, – хмыкнул незнакомец. – А Вы работу ищите или так путешествуете? – Путешествуем. – А к местным наниматься будете? – и за улыбкой почувствовалась жесткость. – Нам нужен только доктор, – твёрдо произнёс Шаоран. – Надеюсь, Вам повезёт, – повёл плечами незнакомец. Глядя на постепенно увеличивающиеся серо-бурые, рябоватые прямоугольники сбившихся в кучу домов, Шаоран поинтересовался: – А Вы туда зачем идёте? – Работать, – по губам незнакомца скользнула нехорошая улыбка, но, глянув на посерьёзневшего Шаорана, он улыбнулся более благодушно. – В городе слишком много хозяев, нужно помочь установить мир. – А-а, – кивнул Шаоран, не вполне понимая, о чём речь. Но, когда подошли ближе, он понял, почему незнакомец назвал городок беспокойным местом: рябоватость домов была от испещрявших их стены выбоин, оставленных пулями. Когда-то строения закрывали ярко-раскрашенные металлические щиты, но теперь краска почти полностью облупилась, и под ней темнело погнутое, местами ржавое железо. Главная, довольно широкая улица пустовала, окна домов были наглухо закрыты горизонтальными ставнями, холодный ветер гонял по земле сероватую пыль. Тихо поскрипывали на цепях потемневшие от времени вывески. Казалось, этот городишка в три улицы вымер. Куроганэ и Шаоран напряженно, а незнакомец больше с интересом оглядывались по сторонам. С противоположной стороны улицы к ним бежала собака с отрезанной рукой в зубах. – Миленько, – заметил на это незнакомец, провожая её взглядом. Только Шаоран подумал, что они напрасно пошли сюда, как вдруг город точно ожил: ставни поднимались, отовсюду выглядывали испуганные люди. Из зарешеченного окна самого большого дома пришельцев разглядывали, суетливо переговариваясь, бледные, измождённые полуодетые женщины с высокими причёсками. – Где врач?! – крикнул Куроганэ, скользя ищущим грозным взором по окнам. Дверь небольшого домика с покосившимся жестяным навесом над крыльцом отворилась, вертлявый, с выбритой макушкой старичок в коротком коричневом кимоно воровато оглянулся и, потирая руки, вприпрыжку побежал к путникам. – Самураи, хотите наня… – подобострастно начал он. – Где врач? – рыкнул Куроганэ. Побледневший старикашка задрожал: – У-уехал. Шаоран покосился на Фая: бледный, но кровь изо рта больше не течёт, плащ Куроганэ испачкан только пылью. – Когда вернётся? – гневно спросил воин. Отступая, старичок ответил: – За-завтра в-вечером д-должен. Куроганэ не успокаивался: – Где найти другого? – Не кричи, – тихо попросил поморщившийся Фай. И лицо Куроганэ смягчилось. Он спокойно спросил: – Где можно остановиться? – Там на углу – постоялый двор, – указал старикашка на довольно крупное здание с почти новыми щитами. Куроганэ направился туда, идущий следом Шаоран слышал, как старичок торопливо говорил незнакомцу: – Самурай, хочешь наняться в телохранители? Могу устроить. Масса возможностей. Возьму с тебя всего один рю. На чьей стороне хочешь быть? Сэйбей владеет публичным домом. Но дела у него идут неважно. Я бы поставил на Ушитору. Тот постоялый двор на углу… – Мокона, – позвал Шаоран. Плащ на груди Фая шевельнулся, зверушка высунула мордочку. – Мне понадобится золото, – пояснил Шаоран и протянул руку. Мокона кивнула, выплюнула на его ладонь увесистый мешочек с намытыми в одном из миров самородками размером с фисташку. Золото стало их пропуском в уютный мир обставленного в японском стиле постоялого двора. Их взялась сопровождать женщина в шёлковом чёрном кимоно с фениксами. Они миновали обширный бежевый вестибюль, где приподнятая половина навощенного пола была закрыта татами в плотных чехлах чуть темнее стен, поднялись по широкой, лаково блестящей лестнице в коридор второго этажа, подсвеченный электрическими лампами. Молоденькая служанка в сером бесшумно семенила следом. Женщина открыла одну из дверей-перегородок и с поклоном предложила войти в светлую, выстланную зеленоватыми татами комнату со столиком тёмного дерева посередине. Служанка просочилась внутрь почти незаметно, включила ажурные светильники, быстро расстелила у стены футон. – Тёплой воды, полотенец, – велел Куроганэ, опуская Фая на постель. Маг выглядел довольно неплохо для недавно умиравшего. Служанка бросилась выполнять поручение. – Сейчас будет исполнено, уважаемый господин, – с поклоном пообещала женщина и бесшумно закрыла за собой дверь. И Шаоран снова почувствовал себя лишним, точно это он не давал Куроганэ нежнее посмотреть на лежавшего перед ним Фая, взять его за руку, как-то ещё проявить свои чувства, хотя и понимал, что не виноват в этом. И ещё более неуютно, совсем лишним, Шаоран ощутил себя, когда воин распахнул укутывающий мага плащ, когда подумал о том, что с Фая надо снять перепачканную кровью одежду – обнажить – и смыть грязь – прикасаться к голой коже, проводить по ней влажной, тёплой тканью, промокать полотенцем. Шаоран понял, что не хочет присутствовать при этом обыденном и необходимом, но ставшем для него вдруг невыносимо интимным действом. Сглотнув, Шаоран сказал: – Я э-э… потороплю служанку. Фай приоткрыл глаза. Сосредоточенный Куроганэ, взявшийся за его ремень, коротко кивнул. Осознавая, что воин, стаскивающий с так нежно поглядывавшего на него мага брюки, станет слишком запоминающимся и провокационным образом для разыгравшейся фантазии, слегка покрасневший Шаоран быстро вышел. Была ещё одна прелесть в возможности находиться вместе – интимная близость. И Шаоран порой злился на своё молодое горячее тело, не вовремя напоминающее о ней. Зачем было думать о том, чем могли бы заниматься Фай и Куроганэ наедине? И всё же Шаоран думал, прислонившись к притолоке, сложив руки на груди, недовольно хмурясь. Служанка с белыми полотенцами и миской прошмыгнула в комнату, и Шаоран вернулся с ней, не глядя на склонившегося над обнажённым Фаем Куроганэ, прошёл к маленькому окну, потянул за шнур, и металлические ставни снаружи поползли вверх. Почти под окном тот небритый самурай с зажатой в зубах соломинкой надменно прохаживался, что-то говоря, перед бандитского вида мужчинами – у нескольких были механические руки или ноги – в разномастных, пёстрых и полосатых кимоно. Трое местных – самые крепкие – по очереди гордо продемонстрировали самураю скрытые широкими рукавами татуировки, но явно не произвели впечатления. Незнакомец вёл себя заносчиво, что-то говорил, теребя соломинку во рту, и лица подступивших к нему становились всё злее. Шаоран видел, что эти трое, петушащиеся, схватившиеся за мечи, не соперники воину, но их больше, за ними толпа. И драка казалось уже неизбежной. Мужчины бросились на самурая, он выхватил катану, коротким выверенным ударом зарубил первого, длинным, размашистым – второго и легко отрубил руку кинувшемуся на него третьему, стряхнул кровь с клинка, убрал меч в ножны и спокойно пошёл прочь. Толпа, еще полминуты назад такая наглая, на полусогнутых ногах жалась к стенам домов, посередине улицы остались два трупа и орущий тип с татуировкой, зажимавший обрубок плеча, его лежавшая в пыли и крови рука подёргивала пальцами. Шаоран был впечатлён мастерством воина и его бессмысленной на первый взгляд жестокостью, явно предвещавшей неприятности. Но, может быть, для этого мира такое поведение было нормой. Нет, Сакуре лучше в Клоу, безопаснее. Он обернулся: служанка закрывала за собой дверь. Лежавший на футоне Фай был накрыт светлым одеялом, устроившаяся на столе Мокона поглядывала на мага. А вот Куроганэ на него не смотрел, сидел рядом, положив перед собой меч, сложив руки на груди, словно неподвижное изваяние. Неужели всё снова вернётся в прежнее русло? Опять будет эта раздражающая напряженность? Не открывая глаз, Фай вдруг тихо признался: – А я бы выпил. – Нельзя, – воин не шелохнулся. – Знаю, – маг облизнул губы. – Год без выпивки – ну и цена. – Бедный Фай, – вздохнула Мокона. – Переживёт, – сурово изрёк Куроганэ, не глядя на Фая. Мог посмотреть на него. Мог дотронуться до него. Но не делал этого! Шаоран устало вздохнул, отвернулся к окну. Местные, переругиваясь, уносили трупы, плюгавенький в полосатом кимоно неохотно поднял обрубленную руку. Когда через пару минут с улицы исчезли все прохожие, Шаоран оглянулся: всё было по-прежнему. Словно ничего не случилось. Словно не смотрели друг другу в глаза с такой искренней преданностью. Словно не держались за руки. – Фай мог умереть. Куроганэ, неужели это не заставило Вас задуматься о своих чувствах к нему? – тихо спросил Шаоран. – Фай, почему Вы ничего ему не говорите? Куроганэ задумчиво покосился на него, Фай приподнял брови, но глаз не открыл. – Фай, Вы… Вы же старше, – обратился Шаоран к первому пришедшему в голову доводу. – Старше не значит умнее, – буркнул Куроганэ. – Про возраст – это нетактично, – заметил Фай. – Кто-то из Вас должен… – Шаоран покачал головой, добавил безнадёжно: – Ладно. Никто не должен. Но, может, Вам лучше поговорить. Просто подумайте, что этой возможности могло бы не быть. И поговорите. Я подожду в коридоре. Чувствуя себя довольно глупо из-за этой сумбурной речи, Шаоран вышел, прислонился к притолоке. Минуты через две Куроганэ выставил Мокону. – Решили поговорить, – шепнула она на ухо Шаорану.