***
Первая мысль, возникающая поголовно у всех, кто впервые имел (не)счастье лицезреть Вестницу воочию – что по ней застенки Круга горькими слезами плачут и умываются. Самые рьяные из храмовников, после минутного созерцания тонких длинных эльфийских пальцев, сплошь и рядом покрытых попеременно татуировками и шрамами, шрамами и татуировками, благим матом вопя «магекровь!!», сгребли бы остроухое недоразумение в охапку и (не дай Создатель) поволокли бы усмирять. Каллен же в эльфийке видел в первую очередь… кота. И дело тут не только в глазах. Маленького такого, чёрного котейко, с невинно-ехидной мордочкой, чистым взглядом и нечистыми шаловливыми помыслами. Того самого кота, который гуляет, где хочет и делает, что хочет. А хочет Инквизитор всегда много и не по делу. Не удивительно, что они с Сэрой так быстро нашли общий язык, думает храмовник, глядя на Соласа. Совершенно не обидившийся эльф умудряется вышагивать гордо и с достоинством, невзирая на покрывающую его с головы до пят зелёную краску. Рядом похабно ржут кусты. Удивительное существо эта Айльхана Лавеллан, в первую очередь – своей способностью находить общий язык буквально со всеми. Нет, серьёзно, она даже с Вивьен подружилась! Вестница может забыться и совершенно случайно назвать её «Вив» - мадам де Фер на это лишь фыркнет, но промолчит. На Каллена это умение почему-то не распространяется. При встрече с ним Лавеллан держится вежливо, но несколько отстранённо и нет, Каллен всё ещё не ревнует.***
- Да ладно тебе, босс, долби сильнее! – слышится с тренировочной площадки, и в следующую же секунду вот уже второй раз за день двор Скайхолда оглашает этот ни с чем не сравнимый звук, как будто дракон с большой высоты рухнул на строительные леса (ломающегося дерева, то бишь). - Миленько, - судя по голосу, Акласси необычайно доволен тем фактом, что его двухсполовинойметрового бугая-начальника только что вырубили прицельным ударом доски по голове. – Нет-нет, что вы, Ваша Светлость, не утруждайтесь, мы его сами дотащим, - можно подумать, ему только что премию за десять лет непосильного труда выдали. Перегнувшись через парапет Каллен с высоты отчётливо видит руку Айльханы на плече Крэма, и – недолго музыка играла его образу непробиваемого командора, ибо таки да – он ревнует.***
Анализируя своё эмоциональное состояние, Каллен довольно быстро и без лишних самокопаний не только сумел назвать самое душераздирающее, на данный момент, чувство, но и дать ему сравнительно вразумительное определение. Как оказалось, ревность в понимании Резерфорда – это когда тебе физически больно наблюдать за взаимодействием объекта вожделения с окружающими. В качестве примера память услужливо воскресила образ Нерии Сураны. Та, не обращая никакого внимания на томно вздыхающего по ней храмовника (впрочем, как и на весь остальной храмовничий батальон, занимавшийся ровно тем же), сначала чисто по-дружески заигрывала с Йованом (воспалённое сознание умудрилось разглядеть в сих незамысловатых и не несущих никакого подтекста действиях флирт напропалую), а потом и вовсе – помогла малефикару унести ноги, предварительно разбив вдребезги и амулет последнего, и сердце бедняги Каллена. После чего, сбежав из-под стражи на полпути в Эонар (заметка на будущее – не доверять магам с «земляной» специализацией и проверять заколки на наличие скрытых отмычек), магесса умудрилась добраться незамеченной сначала до Гварена, потом до Киркволла, а оттуда и вовсе до самого Ривейна, где, по слухам, прошла Посвящение в Стражи. Так что теперь белобрысых остроухих чудовищ, посылающих к Думату элементарные законы физики (этого новомодного орлейского изобретения), логики и здравого смысла, уже двое (первое каким-то чудом умудрилось спасти Ферелден от Мора и стать его Героиней). Сравнивать Нерию и Айльхану – всё равно, что пытаться на земле найти небо, и наоборот. У Сураны серебристо-белая непослушная шевелюра и глаза цвета бирюзы – как безоблачное небо, как лёд, созданный прикосновением Инквизитора, искрящий на солнце. Волосы Лавеллан черны, как помыслы Корифея и прямы, как её слова и поступки, её глаза, при всей их кошачьей желтизне в огне отдают зеленью листвы, которую так любит магесса Круга. Единственное, что их роднит – острота ушей, умение находить приключения на пятую точку да взгляд, который, вроде и вскользь, а смотрит сквозь тебя и видит – насквозь, вплоть до стенки, к которой ты привалился, несчастное изваяние. Хотя, вот на этом месте можно немного потешить себя надеждами и подёргать за ниточки самолюбие – взгляд Вестницы иногда направлен и на него. Внимательный такой взгляд, изучающий. Что-то иногда мелькает в нём искрами, только вот что – Каллен понять не может… - Она не знает, как к тебе подступиться, - книга, которую Резерфорд читал, стоя у окна, и про которую он уже добрых пятнадцать минут как благополучно запамятовал, дум великих полон, скорбно ухнув страницами, полетела куда-то вниз. Каллен обернулся. Скрестив ноги, пятками на лестнице, Коул сидел на самом краю всё ещё не достроенного спального яруса и задумчиво теребил края шляпы. - Прошу прощения…? – храмовнику оставалось только надеяться, что на самом деле это прозвучало не настолько глупо, как он себе представил. Коул улыбнулся. - Она смотрит на людей, видит раскрытые книги, и для неё не составляет труда разглядеть и сами строчки, и то, что скрыто между ними. А твоя, - с высоты лестничного пролёта звучало немного обвиняюще, - для её понимания закрыта. Её это нервирует и пугает. Общий сбор на фоне наступившей тишины пронёсся по Скайхолду подобно грому. Чудно, прелестно и замечательно – теперь Каллен ревнует к самому себе. Ох уж эти долийские эльфы со своими гляделками…***
По идее, командор должен был бы радоваться тому, как всё сложилось в Зимнем дворце. Императрица спасена, Флориана в тюрьме, Гаспара ожидает виселица – и всё это при нулевых потерях со стороны Инквизиции, и – ах, да! – Орлей теперь их верный и преданный союзник в борьбе с Корифеем. О, а ещё у «остроухой лесной дикарки» (от тяжких телесных повреждений маркиза Безымянного – никто ведь не спросил, как его зовут, ну правильно, а кому оно надо? - спасла лишь оказавшаяся в нужном месте в нужное время леди Кассандра со своей драконьей хваткой) – внезапно! – обнаружился дипломатический талант, которому даже леди Монтилье рукоплескала стоя. Всё бы ничего, но с момента возвращения в Скайхолд Инквизитора никто не видел. Кто-то из разведчиков доложил, что - вроде бы – Вестницу видели спускающейся из библиотеки вниз, и… … Каллен бы пропечатал лбом дверной косяк собственного кабинета, находись тот на пару сантиметров ниже, в унисон с тяжёлым вздохом, донёсшимся со стороны рабочего стола. В указанном направлении обнаружилась никто иная, как сама Айльхана Лавеллан, очень сонная и жутко уставшая. - А, это ты, Каллен, - на звуках собственного имени, произнесённого с едва заметным акцентом, сердце храмовника ёкнуло как-то уж слишком радостно. – А я было испугалась, что меня нашли и сейчас опять потащат… - магесса помахала в воздухе рукой. - … куда-нибудь. За чем-нибудь. Опять, - эльфийка широко зевнула. – Спать хочу. - Беседа с Соласом оказалась настолько изматывающей? – получилось одновременно по-детски обиженно и по-взрослому резко. - А что Солас? – пробормотала сонная Лавеллан. – Соласа я, конечно, уважаю как личность… но если он ещё раз назовёт балы «моей стихией», я своими руками осчастливлю его шевелюрой. Превращу его в кактус – будет ходить у меня, зелёный и в колючках. Кстати, - уже было опустившая голову на скрещённые руки Айльхана резко встрепенулась, - ты не против, если я у тебя переночую? А то эти коршуны от дипломатии на мне живого места не оставили, заклевали всю… Счастливая улыбка идиота говорила сама за себя.***
- «Пей больше лириума, и его песнь откроет тебе истину…» - Каллен обернулся, ища глазами Инквизитора. Как назло (хотя, это с какой стороны посмотреть), Айльхана стояла аккурат спиной к Резерфорду, и в этот самый момент как раз наклонилась, чтобы поближе рассмотреть разбросанные по полу инструменты. Явив храмовнику прекрасную возможность полюбоваться на навершие посоха, стилизованное под тевинтерского бога-дракона (кажется, это была Разикайль, хотя, откровенно говоря, в тот момент, когда Лавеллан пыталась ему это объяснить, Каллен не слушал – он её глазами любовался), украшенное вычурным орнаментом лезвие того же посоха – и милейшие, обтянутые тонкой кольчугой булочки строго посередине. – Да что бы оно там ещё понимало… Уже за спиной командора трое спутников Лавеллан обменялись понимающими взглядами. - В этот самый момент где-то в мире рыдает от безысходности вся орлейская аристократия, - шёпотом заметил Дориан, - ибо самые вожделенные кучери страны отныне безвозвратно во власти, цитирую, «долийского отребья», - тевинтерец коварно усмехнулся. – Печально, друзья мои, очень печально. Мелодичное «Господа хорошие, вы говорите погромче, вас ещё не все недобитые красные храмовники услышали» с одной стороны, и возмущённое сопение с другой, с точки зрения всё той же троицы, сочетались необычайно гармонично.***
- Слушай, всё спросить хочу… - О чём? - Почему именно тогда, после бала? Почему не раньше и не позже? - Честно? Стою я, значит, во дворе скайхолдовском, никого не трогаю, думаю, с какой стороны начать тебя очаровывать, а тут – бац! – прямо рядом со мной на булыжники «Песнь Света» падает. И тут я поняла – это знак свыше, либо сейчас, либо никогда! Сразу, правда, не получилось, пришлось на бал ехать… так, ты чего ржешь, гад?! Ты бы видел, какую дыру в земле твой талмуд проделал!! А если бы он мне на голову рухнул, тогда что?! Так, а вот этого не… ой, всё. Не надо на меня глазками своими щенячьими смотр… ай, ладно, иди сюда, обниму…