Приют

Приют не любил Мануэля. Не любил и не принимал. Стенами, окнами, дверьми, даже протекающим краном в одной из душевых кабин он словно говорил: «Ты здесь чужой, ты здесь гость, всего лишь один из тех, кто приходит сюда, сбрасывает рюкзак и ест горячий ужин, а утром снова уходит вверх, к перевалу, и больше никогда не возвращается. И то, что ты задержался здесь на несколько месяцев, и что в столе у тебя лежат какие-то бумаги, якобы дающие тебе право собственности на недвижимое имущество общей площадью триста восемьдесят квадратных метров, ничего не меняет. Ты — гость». Кран Мануэль починил сразу, как только услышал стук капель по кафельному полу. Он умел и любил работать руками. До того, как прийти в эти горы и остаться в приюте, Мануэль успел побывать плотником, портовым грузчиком, барменом, помощником мясника, кровельщиком и сборщиком фруктов — и это только официально, не считая мелких подработок, за которые он брался, когда оказывалось, что в очередном городе, куда его заносили судьба и собственная неприкаянность, денег хватало либо на ужин, либо на ночлег, но не на то и другое сразу. Так что кран он починил, а вот что делать со всем остальным — не знал. Когда весной, путешествуя по Альпам, Мануэль увидел на склоне горы двухэтажное шале — неброское, из камня и тёмного дерева, с небольшими окнами и навесом над столиками во дворе — он тотчас решил, что это именно тот самый дом, в котором можно будет осесть надолго. Нахлебавшись свободы досыта, он начал уставать от постоянных переездов из города в город, хостелов и съёмных квартир, чужих вещей. Хотелось чего-то постоянного, надежного. Своего. Чтобы перешагивать через порог и думать: я вернулся. И не чувствовать себя при этом взаперти, как бывало в отцовском доме. Старый приют под перевалом Боном, с его каменными стенами, потемневшими от дождей и ветра, с открывающимся прямо с крыльца видом сразу на две долины и обступившие их горы — дух захватывало! — показался Мануэлю самым лучшим домом в мире. Он провёл там ночь, потом вторую, а через неделю услышал, что хозяева собираются переезжать в Лурд, и понял: это судьба. Оставался сущий пустяк: деньги. Мануэль продал квартиру, доставшуюся ему в наследство от родителей, залез в долги, уговорил хозяина на оплату в рассрочку и в середине мая наконец-то смог назвать приют своим. Приют его радости не разделял. — Он меня не любит, — жаловался Мануэль Луизе, пока она рубила овощи для рагу. — Честное слово, он хочет меня выжить. — Не говори глупостей, — строго сказала Луиза, смахивая с доски ровные кубики лука. — Это всего лишь старый дом, ему всё равно, кто здесь живёт. Луиза досталась Мануэлю вместе с приютом. Немолодая, чуть полноватая, как подобает хорошей кухарке, с грубыми руками и лучиками морщин в уголках глаз, она с самого начала вела себя так, словно смена владельца её не касалась, и Мануэлю даже в голову не пришло спросить, хочет ли Луиза на него работать. Она и приют были нераздельны. Луиза вставала на рассвете и замешивала тесто для домашнего хлеба, резала овощи, жарила сосиски, готовила омлет — чтобы к тому времени, когда самые ранние гости проснутся, завтрак уже был готов. Мануэль раз в неделю получал от неё список продуктов, которые надо было привезти из города — сама Луиза так и не научилась водить машину. Когда, оглядев покупки, она впервые удовлетворённо кивнула, не поворчав насчет того, что кабачки мягковаты, а чеснок начал прорастать, Мануэль испытал прямо-таки детскую гордость. Сейчас он торчал на кухне, отдраивая пригоревший противень, потому что Лора, официантка и горничная, а также помощница Луизы, уволилась без предупреждения, уехав с каким-то немецким туристом. По мнению Мануэля, такой поступок был форменным свинством, и он не уставал повторять это, меняя бельё в дормиториях и разнося тарелки с едой во время обеда. У него были более важные дела, в конце концов, а приходилось заниматься чёрт знает чем из-за легкомыслия глупой девчонки. Конечно, он пытался найти новую работницу: развесил объявления в ближайших городках и на сайтах в Интернете. Но местные жители энтузиазма не проявили, а желающих ехать к чёрту на рога ради скудной платы и полного пансиона тем более не нашлось. Сегодня было ещё легко. Наползшие в долину тучи второй день моросили унылым дождём, охотников гулять по горам в такую погоду было мало, а те, кто не мог позволить себе задержек на маршруте, ушли сразу после завтрака. Осталось всего трое молодых ребят, поселившихсяя в приюте ради коротких прогулок по окрестностям, и сейчас они сидели в баре, уткнувшись в свои планшеты. Мануэль сказал им, чтобы звали, если что-то понадобится, и ушёл к Луизе, где его быстро приставили к делу. Не то чтобы он возражал. Луизе действительно было тяжело справляться одной. Над входной дверью звякнул колокольчик. — Иди, — толкнула Луиза Мануэля, — хватит уже, сама домою. Ты только царапаешь. Мануэль закатил глаза, но спорить не стал. Ухватил с доски кусок моркови, закинул в рот и, жуя, пошёл смотреть, кого к ним занесло. Гость, пришедший с дождя, оказался очередным туристом — парнем ненамного моложе Мануэля, типичным французом, с тёмными вьющимися волосами и лёгкой щетиной. Он уже пристроил у стены свой рюкзак и теперь стаскивал дождевик. — Можете повесить, — Мануэль указал на вешалку в углу. — Спасибо, — кивнул тот, не глядя на него. Голос звучал слегка простуженно. С синего полиэтилена капала вода, собираясь в светлые лужицы. Кеды туриста промокли насквозь и хлюпали при каждом шаге. — Обед ещё не готов. Можете заказать сэндвичи или омлет. — Сколько стоит у вас переночевать? — Кровать в дормитории – восемнадцать евро, одноместный номер – тридцать шесть. Турист машинально коснулся кармана. — Хорошо… В вашем меню есть что-нибудь за три евро? Мануэль оглядел его повнимательнее. Не брился дня три, не мылся, пожалуй, тоже. И кеды — ради всего святого, зачем этого парня понесло в горы? — Найдём. Из холодильника он достал кусок вчерашнего мясного пирога и жареную картошку, тоже вчерашнюю. Поставил в микроволновку разогреваться, кинул в чашку пакетик «Липтона». Луиза неодобрительно качала головой. — Как ты собираешься выплачивать долги, если будешь работать себе в убыток? — Отстань. Ты это будешь есть? И я не буду. Турист — хотя теперь Мануэль уже не был так в этом уверен — при виде еды на миг напрягся. Понял, видимо, что это благотворительность. Но отказываться не стал. Поблагодарил и потянулся к вилке. — Если поможешь на кухне — накормим ужином бесплатно, — сообщил Мануэль, наблюдая, как гость сдержанно и неторопливо режет пирог. Только на это его и хватало. Глазами он пожирал еду с жадностью, гораздо откровеннее говорящей об истинном положении дел. Услышав предложение Мануэля, он поднял взгляд — впервые с того момента, как вошёл в приют. — Спасибо, — повторил он и, поколебавшись, добавил: — Может, ещё какая работа найдётся? Мануэль сунул в рот зубочистку. — Может, и найдётся, — равнодушно сказал он, прикидывая про себя, что скажет Луиза, когда поймёт, что он отрядил ей в помощь чёрт знает кого. — Посмотрим. У Луизы, конечно, нашлось что сказать. Уж это-то у неё всегда находилось. — На мою кухню? Ты хотя бы документы у него посмотрел? — А зачем? — искренне изумился Мануэль. — Послушай, я же его не за кассой сидеть беру. Пусть моет посуду… полы, кстати, тоже. Еду разносит. Бельё меняет. — Мануэль, это так не делается. — Ты жаловалась, что без Лоры у тебя слишком много работы. Я решил проблему. У меня тоже есть более важные дела, чем разносить тарелки. В конце концов, мы основную прибыль не за еду получаем. — Это так не делается, — повторила Луиза, но уже менее упрямо. Посчитав это победой, Мануэль со спокойной душой покинул кухню. Возможно, Луиза была права, и у человека с улицы — буквально — действительно стоило спросить хотя бы про документы и опыт работы, но Мануэль не хотел в это вникать. Он сам когда-то нанимался на подработку без всяких договоров, должностных инструкций и прочего бумажного мусора, так что не видел в этом ничего дурного. Ещё и налоги за работников платить. Бюрократия, по мнению Мануэля, лишь отнимала у людей время и нервы. И кормила целую кучу бездельников из государственных контор. Освободившись от чёрной работы, Мануэль наконец-то уселся за компьютер и занялся тем, на что в последние несколько дней катастрофически не хватало времени. Разобрал электронную почту, подтвердил бронь для троих туристов, поменял дату заезда ещё для одной пары, забронировавшей двухместный номер, в третий раз написал какой-то девице со странной фамилией — сербской? — что до приюта можно добраться только пешком или на машине, общественный транспорт мимо не ходит. И карту приложил. Поблагодарил компанию израильтян, оставивших восторженный отзыв на сайте горного туризма, а заодно пролистал пару тредов, посвящённых окрестным местам — у него уже давно зрела идея сделать для приюта сайт, где кроме расценок, контактов и красивых фотографий будут висеть также маршруты для прогулок по горам. Пусть люди приезжают, гуляют по округе, остаются на несколько дней. С меняющимися ежедневно постояльцами — хлопотно. Он спохватился, лишь обратив внимание на время своего комментария. Луиза уже давно должна была позвать его вниз, чтобы он помог разносить готовые блюда во время ужина. Постояльцев сегодня было немного, но всё же. Мануэль свернул окна браузера и торопливо спустился по лестнице, уже готовясь извиняться за опоздание. И остановился, не дойдя всего нескольких ступеней. Парень, который, как предполагалось, должен был мыть посуду на кухне, расставлял перед постояльцами тарелки с рагу. Сразу четыре, двигаясь как профессиональный официант. И даже улыбался так, словно всю жизнь мечтал обслуживать путешественников в горном приюте на краю света. Мануэль почесал подбородок, развернулся и отправился обратно в свою комнату. Он был доволен. Луиза сменила гнев на милость, проблема с нехваткой рабочих рук разрешилась, и ему даже не пришлось напрягаться. А чего ещё можно хотеть от жизни? Документы он у нового работника всё-таки посмотрел, когда стало понятно, что тот всех устраивает, и пришла пора договариваться об условиях. Парня звали Серж Дестье, двадцать восемь лет, родился в Париже. Когда Мануэль поинтересовался, каким ветром его занесло в Альпы, Серж пожал плечами: — Так получилось. Мануэль оторвал его от мытья пола в коридоре, и теперь он сидел на краю стула, то и дело поглядывая на прислонённую к стене швабру. Пол блестел чистотой — Мануэль оценил. Туристы, поднимавшиеся из долины, уже успели нанести грязи с влажных после дождя дорог. На предложение не заморачиваться с бумагами Серж отреагировал с таким неприкрытым облегчением, что Мануэль усомнился: не поддельные ли документы? Впрочем, его это не волновало. На преступника тот не был похож, по-французски говорил чисто, с почти неуловимым акцентом, распознать который Мануэль не смог, а спрашивать не счёл нужным. Успеется. Внешность, опять же, была вполне французской: узкое лицо, вьющиеся каштановые волосы, тёмные глаза. Молодые туристки будут очарованы. Да и не только молодые. Платить ему Мануэль решил столько же, сколько и Лоре, и любому, кто пришёл бы на её место. Серж согласился сразу, не раздумывая и не пытаясь скрывать, что работа ему нужна позарез. Но это и так были сущие гроши, меньше некуда. Бесплатное питание и проживание немного скрашивали ситуацию. Лора жила в одной комнате с Луизой — Сержу этого Мануэль, разумеется, предложить не мог, но тот и на место в дормитории был согласен. Мануэль его прекрасно понимал. Самому когда-то приходилось соглашаться на всё, лишь бы не ночевать на улице, да ещё и голодным. Именно поэтому он счёл бы подлостью попытку воспользоваться ситуацией в свою пользу. Достаточно было того, что ему больше не приходилось заниматься уборкой. — На сколько ты рассчитываешь здесь остаться? Серж неуверенно пожал плечами. — Как получится, — и, вероятно, испугавшись, что его неправильно поймут, добавил: — Я бы хотел на подольше. — Осенью мы закрываемся. Точно не скажу, но скорее всего, в октябре. — Ясно. До октября было бы хорошо. Не слишком уверенно это прозвучало, но Мануэль предпочёл поверить в лучшее. Ему не хотелось думать о том, что вскоре придётся снова искать работника. Вечером он позвонил наконец по скайпу сестре — всю неделю не находил времени. Или забывал. Пунктуальная Мадлен вечно ругалась на него, не понимая, как можно забыть перезвонить, если обещал. Мануэль терпеливо сносил её упрёки, не понимая, в свою очередь, почему она так возмущается. Взял и забыл. С кем не бывает. Сестрёнка ответила сразу — наверняка сидела на одном из своих любимых форумов для молодых мам. — Мануэль! Я уже боялась, что ты снова исчез. — Я же тебе писал, что всё в порядке. Он и правда писал — каждый раз, увидев сообщение, что сестра пыталась до него дозвониться, кидал в ответ: «Перезвоню завтра». Если она так беспокоилась, могла бы и сама что-нибудь написать. — Как у тебя дела? Как Филипп? — Хорошо. Филипп чувствует себя отлично. — Всё ещё занимается верховой ездой? — Да, ему очень понравилось. Уже несколько дней уговаривает меня завести лошадь. — Мадлен рассмеялась. — Такой настырный, хуже страхового агента. Но, кажется, я уже уговорила его на котёнка. — А Софи? — Подхватила простуду. Капризничает — ужас. Рвется гулять, а я запрещаю. Сидит вся в соплях и дуется. Мануэль, улыбаясь, слушал, как сестра жалуется на маленькую дочку, донимающую её капризами, сочувственно кивал. Сестрой он всегда восхищался. Маленькая, с детским личиком и тоненькой — ветром переломит — фигуркой, она окончила университет одной из лучших в потоке, отстояла у родителей право заниматься книгоиздательством, а не семейным бизнесом, вышла замуж и уехала во Флориду. Возглавила там крупное издательство, специализирующееся на учебной литературе. Потом развелась с неверным мужем, имея одного ребёнка на руках и второго — в животе, и ни разу не попросила о помощи, ни разу не дала понять, что не справляется. Всегда рассчитывала только на себя, всегда крепко стояла на ногах. Как она орала на Мануэля, когда тот продал почти всё имущество, оставшееся от родителей, и перевёл деньги на её счёт, даже вспомнить было страшно. А потом у Филиппа нашли лейкемию, и оказалось, что родительское наследство — это не так уж и много… — В следующий раз будь добр перезвонить сразу. Понял? — Да, зайка, — покорно согласился Мануэль. — А у тебя как дела? Много работы? — У меня сбежала официантка. С каким-то немцем. Но я уже нанял ей замену, так что самое тяжелое позади. — Симпатичную замену? — подмигнула Мадлен. — Это парень. — А я помню, тебя это не останавливало… — Здесь полно красивых туристок, я тебя умоляю. — Кто бы сомневался. Не отключайся, с тобой ещё Филипп хотел поговорить. Хватит маячить в дверях, иди уже! В поле обзора камеры тут же появился черноволосый мальчуган, вскарабкался на кресло, сияя щербатой улыбкой — постоянный передний зуб ещё не успел вырасти. — Привет! — Привет, амиго! — помахал рукой Мануэль. Племянника он обожал, даром что тот был похож на него как две капли воды. Словно все первенцы в их семье шли в латиноамериканскую ветвь… — Как жизнь? — Всё о’кей! — Филипп оглянулся. — Мам, не подслушивай! Мне с дядей Мануэлем надо поговорить! — Ох, конспираторы… Ладно, разговаривай. — Мадлен послала Мануэлю воздушный поцелуй и вышла из комнаты. Филипп проводил её пристальным взглядом, убеждаясь, что мама точно ушла и не слышит, и повернулся к экрану компьютера: — У меня получилось! Она согласилась на котёнка! — Я же говорил, что сработает, — ухмыльнулся Мануэль. — Только смотри, чтобы я не слышал, что маме приходится за ним убирать. Ты выпросил — теперь это твоя ответственность. — Ясное дело, — обиженно фыркнул мальчишка. — Рассказывай, что у вас ещё хорошего. Филипп ещё раз оглянулся на дверь. — Мистер Томпсон вчера подарил маме цветы, — шёпотом поделился он. — Это наш сосед. С которым мы в зоопарк ходили. А она поставила их у себя в комнате и улыбалась потом весь вечер. По-моему, он за ней ухаживает. — Да ну? А ты что думаешь? Филипп потёр подбородок жестом, скопированным у дяди. — Он вроде ничего. Нормальный. У него куча книг про динозавров, пещерных людей и всё такое. Обещал, что даст мне почитать. И маме он нравится. Она сказала, что он настоящий джентльмен. — Хорошо. Но ты за мамой присматривай, ладно? Не давай в обиду. Джентльмен или нет, но если Мадлен нарвётся на ещё одного мудака — Мануэль всё-таки приедет в гости, как обещал. И переломает кому-то ноги. — Конечно, — Филипп выпятил подбородок. — Я же мужчина! И тут же спросил: — А когда ты приедешь? Я соскучился. — Осенью, — бодро пообещал Мануэль. — Вот похолодает — и поеду к вам греться. Хоть кому-то будет радость, если его затея с приютом окажется обречена на неудачу. Через несколько дней он сунулся вечером на кухню и нашёл там Сержа с Луизой играющими в карты. — Так-так, — сказал он, втайне позабавленный тем, как дрогнули руки Сержа — словно тот хотел спрятать карты под стол, но удержался. — Азартные игры? Превратим приют в притон разврата? На лице Сержа тут же появилось виноватое выражение, но Луиза всё испорила, строго взглянув на Мануэля поверх веера карт. — Перестань пугать мальчика, — велела она. — У нас свободное время, делаем что хотим. — Да я пошутил, — примирительно поднял руки Мануэль. — Играйте сколько угодно, моё какое дело? Во что играете-то? — В полиньяк. Название Мануэль слышал, но сама игра была ему незнакома. На мгновение он ощутил укол зависти — за два месяца, что он знал Луизу, они никогда не сидели вот так вдвоём. Он проводил вечера в баре, продавая пиво и вино туристам, она читала у себя в комнате книги или смотрела сериалы. А Серж пришёл — и глядите-ка, они уже спелись. Что такое в нём было, чего не хватало Мануэлю? Ведь это Мануэль всегда легко сходился с людьми и быстро становился душой компании, а Серж, казалось, даже слова лишнего не говорил без необходимости. Но этот приступ досады и, чего скрывать, ревности мгновенно исчез, потому что Серж всё-таки спрятал карты в ладонь и предложил: — Может быть, в вист? Если ты играешь. — Втроём? — А что? Было видно, что он не столько хочет продолжить игру, сколько сгладить возможное недовольство хозяина, но Мануэль с готовностью ухватился за это предложение: — Отличная идея. Только пошли в бар, я не хочу бегать туда-сюда. В баре сидела шумная компания немецких туристов, отмечающих день рождения одного из них — высокого рыжего парня, но вели себя они мирно, ничем, кроме громкого смеха, соседей не беспокоили, только иногда просили ещё пива, и Мануэлю приходилось отрываться от игры. Его терпеливо ждали, понимая, что работа превыше всего. Серж с Луизой после ужина могли заниматься чем угодно, это было их свободное время, не принадлежащее приюту. Мануэль такой привилегии был лишён. Игра шла ровно, Мануэль бы даже сказал — тухло. Когда подсчитали взятки, оказалось, что все остались практически при своих. Вернее, остались бы, если бы играли на деньги. Луиза сразу заявила, что азартные игры не для неё, и мужчины не протестовали. Начинать новую игру не стали — было уже поздно. Луиза ушла спать, пожелав всем спокойной ночи — вставая с рассветом, она не позволяла себе засиживаться слишком долго. Мануэль предупредил весёлых немцев, что бар закрывается, принёс им пива на остаток вечера, потом прихватил ещё две бутылки и поманил Сержа за собой на улицу. Ночью в горах становилось прохладно, даже зябко, но байковая рубашка хорошо согревала, а Серж прихватил с собой куртку — его водолазка была слишком тонкой. Мануэль вспомнил, что ни разу не видел его в футболке, и даже в жару на нём всегда была водолазка какого-нибудь тёмного цвета, а один раз — рубашка. Видимо, в плане гардероба он был консерватором. Деревянные лавки возле стола уже успели остыть; надо было взять пару одеял, чтобы постелить на них, прежде чем садиться, но возвращаться Мануэлю не хотелось. Ничего, пригреется. Он поставил пиво на стол и кивнул Сержу на лавку с другой стороны стола. Тот сел, глядя настороженно, словно ожидая какой-то неприятности. — Давай начистоту, — сказал Мануэль, пальцами сковыривая крышку с бутылки. — У меня тут нет очереди из желающих занять твое место. Поэтому если ты беспокоишься, что я могу тебя рассчитать, — забудь. Бездельники мне не нужны, но ты хорошо справляешься. Понимаешь? Серж кивнул. — Вот и отлично. Тогда прекрати суетиться, а то я чувствую себя рабовладельцем. Он поднял бутылку с пивом, и Серж с лёгким звоном стукнул об неё своей, скрепляя договор. — Может, у тебя какие вопросы есть? — поинтересовался Мануэль. — Или пожелания? Ты говори, не стесняйся, я же не умею читать мысли. — Ну… — Серж замялся. — А не про работу — тоже можно? — Что угодно. — Ты испанец? Ну, я сперва думал, что да, — поторопился объяснить он, когда брови Мануэля поползли вверх, — а потом Луиза сказала, что у тебя фамилия — Легран. А потом ты назвал одного туриста «гринго», а так же только в Латинской Америке говорят. Вот мне и стало интересно. — Эквадор. — Правда?! — Наполовину, — признался Мануэль. — Мать была оттуда. А отец — француз. — Странно. Я знал пару ребят, у которых родители были из Латинской Америки — один из Бразилии, второй из Мексики. У них было всё наоборот — фамилии сохранились, а имена уже местные… — В честь деда. Со стороны матери. Мануэль и сам не вполне понимал, как так получилось, что отец позволил матери назвать сына — первенца! — в честь погибшего незадолго до их свадьбы деда. Отец, который гордился своими французскими корнями и пуще всего заботился о продолжении рода. И ни разу не выразил неудовольствия от того, что сын внешностью тоже пошёл в мать, взяв у него лишь телосложение — мама была маленькой, как птичка. Красивая птичка в золоченой клетке. Только любовь могла объяснить это, но поверить в то, что отец действительно любил мать, Мануэль так и не смог. Любил — и запер в четырёх стенах? Совсем ещё юная, одна в чужой стране, Виктория Легран, в девичестве Морено, боялась незнакомых, непонятных ей людей, стеснялась своего плохого французского, и к тому времени, когда на свет появился Мануэль, она почти перестала покидать особняк на улице Сен-Лоренцо. Отец это одобрял. Вслух — никогда, но Мануэль знал, что одобрял. Что мешало ему брать юную супругу на прогулки и знакомить со своими друзьями? «У меня нет времени», — говорил он. «Разве тебе нечем заняться?» — говорил он. Мать оставалась дома, а отец отправлялся на деловые встречи. Он считал это работой, но почти все деловые партнёры были его хорошими знакомыми, и выходило так, что он проводил вечера в кругу друзей, в то время как Виктория сидела с детьми. Мануэль так и не простил этого отцу. Он помнил печаль в глазах матери, когда она, гуляя по саду особняка, вдруг останавливалась и глядела сквозь кованую решётку ограды на широкую улицу с мчащимися мимо машинами и гуляющими людьми — туда, куда не смела выйти. И как оживало её лицо, когда она рассказывала сыну о своей родине. Там все свободны, говорила она, там девушки смотрят в глаза мужчинам, и никто не смеет плохо о них подумать, там все знают друг друга, там не запирают двери и в любое время заходят друг к другу в гости. Там можно перешагнуть через порог и идти куда глаза глядят. И люди там всегда улыбаются, даже те, у кого нет второй рубашки и денег на еду… Это были самые яркие его воспоминания о матери, это — и ещё то, как, глядя на неё, он впервые понял: нет ничего страшнее клетки. Лучше жить в нужде, чем позволить кому-то ограничивать твою свободу. После смерти родителей Мануэль побывал в Эквадоре, и оказалось, что либо во времена юности его матери город, о котором она вспоминала с такой нежностью, был тише и спокойнее, либо реальность в её воспоминаниях была значительно приукрашена. Манта оказалась шумной, грязной и бедной, кишащей нищими и грабителями. И это ещё при том, что Мануэля почти всегда принимали за местного; каково пришлось бы на его месте французу-туристу — не хотелось даже представлять. Но всё же это была страна его предков, и она действительно понравилась Мануэлю, несмотря на грязь и необходимость постоянно быть настороже. Он провёл там почти полгода, и это были не самые худшие полгода в его жизни. А потом была драка в ночном переулке, был чужой нож, до странного удобно лёгший в руку, и человек, сперва хватавший ртом воздух, а потом затихший, глядящий в небо стекленеющими глазами. Свидетелей не было, тело неудачливого грабителя осталось лежать возле мусорных баков, нож Мануэль сразу выкинул в реку и, не задерживаясь, вернулся обратно во Францию. Больше он в Эквадоре не был. Объездил полсвета, от Норвегии до Тибета, пожил немного в Китае, отчаялся выучить хотя бы самые простые иероглифы и вернулся домой, во Францию. И почти сразу отправился в Альпы. Он рассказал об этом коротко, считая, что не стоит приседать на уши человеку, который не может тебя оборвать. Не то чтобы интерес, читавшийся на лице Сержа, был неискренним, просто... достаточно для начала. В свою очередь Серж рассказал, что последние два года провёл в Португалии — теперь Мануэль понял, что за акцент портил почти идеальное парижское произношение, — а через Альпы собирался пешком добраться до Италии и попробовать пожить немного там. Мануэль оценил иронию — от приюта до границы с Италией было всего несколько часов ходьбы. Перехватил, как говорится, на подлёте. Они ещё немного поболтали, попивая пиво, потом Серж глянул на часы и, извинившись, ушёл спать — вставать ему предстояло рано, немногим позже Луизы. Мануэль посидел ещё полчаса, глядя на огоньки в долине — Сен-Фуа, маленький городок у подножия гор, спал, но фонари исправно горели, свидетельствуя, что среди тёмных склонов притаился маленький кусочек жизни. Ночной ветерок доносил лай собак и шум ветра в кронах невысоких деревьев. Веселившиеся в баре немцы тоже разошлись по комнатам, приют стих, готовясь погрузиться в сон. Мануэль прикрыл глаза, наслаждаясь покоем и умиротворением, каких не испытывал уже очень, очень давно. Что-то подсказывало ему: всё будет хорошо. И даже если это было всего лишь желание, выдаваемое за действительность, на один вечер в него можно было поверить. Собираться после ужина вместе оказалось отличной идеей. Мануэль даже жалел, что не додумался до этого сам. Они играли в карты, иногда просто пили вино и разговаривали. Мануэль узнал, что Луиза работает в приюте, чтобы не мешать детям, живущим с ней в одном доме: дом был небольшим, а у сына и дочери уже подрастали собственные отпрыски. Только на зиму она возвращалась, встречала Рождество и Новый год в кругу большой шумной семьи, а потом, по её словам, считала дни до мая, когда с горных дорог сходил снег, открывая путь к перевалу. — Лишняя я там, — призналась она, разглядывая остатки вина на донышке бокала. — У них свои семьи, я уже и не нужна вроде как. Место только занимаю. Понимаешь? — Не понимаю, — честно ответил Мануэль. Если бы его мать была жива, он ни за что не позволил бы ей думать, что она «занимает место». Как это вообще возможно? Луиза только вздохнула и погладила его по руке. — Хороший ты мальчик, Мануэль, — сказала она. И он сразу почувствовал себя неловко. Похвалила, да ведь не за что. Серж почти ничего о себе не рассказывал, больше слушал. Мануэль на него не давил. Всё-таки с Луизой они прожили бок о бок уже несколько месяцев, а с Сержем — и одного не прошло. Он присматривался. Подмечал мелочи. С туристами Серж всегда был улыбчив и предупредителен, и это почти не выглядело профессиональным навыком. К Луизе относился по-настоящему тепло. К Мануэлю — всё ещё немного осторожно и чересчур предупредительно. Мог подколоть или пошутить, особенно в ответ, но в то же время так старательно выполнял все поручения, словно до сих пор был на испытательном сроке. Не то чтобы Мануэль был против — только за. При условии, что их разговор в тот вечер не выветрится у Сержа из памяти. Впрочем, лёгкая настороженность вообще была ему присуща. Мануэль не раз замечал, как Серж быстро оглядывает зал, прежде чем войти, — привычка, которую он сам приобрёл, хоть и ненадолго, после полугода, проведённого в не самом безопасном районе Дублина. Ничего страшного он в этом не видел. Осторожность никому ещё не мешала, а через месяц-другой, глядишь, привыкнет к безопасности и расслабится. С туристками, несмотря на всю свою улыбчивость и предупредительность, Серж не флиртовал, хотя внимание обращал, особенно на фигуристых весёлых итальянок. То ли тоже из осторожности, то ли где-то была женщина, стоившая того, чтобы не поддаваться чарам остальных. Сперва Мануэль склонялся ко второму варианту, и когда услышал, как Серж разговаривает с кем-то по телефону — тихо, с удивительно нежными интонациями, — то прислушался исключительно чтобы проверить свою правоту. — Пока что всё в порядке, — говорил Серж, отойдя в коридор, чтобы не мешали доносящиеся из зала голоса. — Позвони ещё раз через неделю, хорошо? В то же время. Спасибо. Да, это тоже отличная идея. Я помню, Анна, помню, но сейчас никак не могу. Ты же понимаешь… Да. Спасибо. Я тебя тоже. — Девушка? — поинтересовался Мануэль, когда разговор завершился. Серж дёрнулся, машинально прижал телефон к груди, потом нахмурился. — Ты подслушивал? — Расслабься, просто шёл мимо и услышал. Красивая? Серж улыбнулся. — Очень. И она моя тётка, так что без намёков. — Понял. Что, впрочем, не отменяло вероятности, что женщина где-то всё-таки существовала, просто Серж охранял свою личную жизнь почище изменяющего супруге политика. Туристы часто забывали в приюте вещи — от зарядки для телефона до полотенец, а из скопившихся в кладовке трекинговых палок можно было сложить небольшой шалаш. Как правило, пропажа обнаруживалась лишь тогда, когда горе-хозяин успевал подняться на перевал или спуститься в долину и уже не горел желанием возвращаться за своим добром. Что-то удавалось передать с идущими тем же маршрутом, но в основном забытые вещи оседали в приюте. Мануэль относился к этому философски, считая, что с вещами надо уметь расставаться, и без зазрения совести раздавал полотенца и палки всем, кто забыл свои в предыдущей гостинице или кафе, поддерживая тем самым круговорот туристического снаряжения в горах. Но забытый паспорт — это было уже серьёзно. К счастью, кроме него и кошелька в поясной сумке, которую Луиза обнаружила в женском туалете, лежали визитки с номером телефона. К тому времени, как Мануэлю удалось дозвониться до забывчивой туристки, она успела преодолеть большую часть пути до Лес Контаминес, и известие о том, что придётся возвращаться через перевал, было встречено с неподдельным отчаянием. Мануэль пообещал передать пропажу с кем-нибудь из направляющихся следом, записал адрес гостиницы и задумался. Поток туристов, идущих в сторону перевала, иссяк ещё несколько часов назад, и найти того, кто шёл бы в том же направлении, было проблемой. — Как можно забыть сумку? — недоумевающе спросила Луиза. — Это же не зонтик. — Я однажды рюкзак забыл, — пожал плечами Мануэль. — Интересно, если завтра с утра передать, она дождётся? Или так и будут за ней паспорт по всем Альпам таскать? — Я схожу, — без малейшего колебания сказал Серж. Мануэль взглянул на часы. — Туда часа два, обратно не меньше трёх, если задержишься — придётся по темноте возвращаться. Я бы на твоём месте не рисковал. — Ничего страшного. Успею. «Ну, сходи», — подумал Мануэль. Он знал наверняка, что до темноты Серж вернуться не успеет, но подобная самоуверенность лечится только опытом. И лишь позже до него дошло, что Сержем могла двигать вовсе не самоуверенность, а всё та же готовность делать любую работу, даже не входящую в список его обязанностей. Словно он не хотел давать Мануэлю ни малейшего шанса остаться недовольным своим работником. И даже перспектива возвращаться по горной дороге в темноте его не остановила. Как будто Мануэль хоть раз дал ему повод сомневаться на свой счёт. Но к этому времени Серж уже должен был спускаться с перевала, и возвращать его было бессмысленно. Мануэль сказал себе, что ничего страшного не случится, и стал ждать. Когда наступили сумерки, Серж, конечно же, ещё не вернулся. Луиза сама помыла посуду, ворча на Мануэля за то, что оставил её без помощника — как будто это он послал Сержа возвращать чёртов паспорт! — и ушла в свою комнату смотреть сериал про викторианскую Англию. Несколько дней назад Мануэль скачал ей с торрент-трекера сразу три сезона. Вопрос авторского права его не волновал совершенно. Сам же он стоял за барной стойкой, перетирал стаканы — скорее чтобы занять чем-то руки, а не потому что они были грязными — и болтал с Хельгой, шведской туристкой, которую очень интересовала дорога, ведущая к заметному от приюта горному озеру. Она забавно морщила нос, подбирая нужные слова на английском, смеялась над шутками Мануэля; разговор как-то сам собой перетёк на обсуждение различий между шведскими и французскими женщинами, а также мужчинами, и по мере того, как уровень рома с колой в стакане Хельги понижался, её смех становился всё более игривым, а взгляды — долгими. Она была красива. Для Мануэля почти все женщины были красивыми, и сейчас он любовался светлыми волосами Хельги, едва заметными морщинками в уголках её глаз и самими глазами — серовато-прозрачными, как студёная вода в реке. В правилах Мануэля значилось «не ухлестывать за гостями», но, определяя себе правила, он всегда оставлял обходные пути, и если красивая девушка недвусмысленно давала понять, что согласна провести ночь в его компании, Мануэль ничего не имел против. «Когда предлагают — отчего ж не взять», — говорила когда-то его бабушка, и мудрость старой мадам Легран весьма облегчала жизнь её внуку. Он был почти уверен, что Хельга предложит, и не собирался отказываться. Хельга задумчиво позвенела кубиками льда в пустом стакане и приподняла бровь. Мануэль без слов потянулся за бутылкой рома, стоящей на верхней полке в ряду прочих крепких напитков. Звякнул колокольчик над дверью, и Мануэль, даже не оборачиваясь, догадался, что вернулся Серж. Различил по шагам или по чему ещё — сам не понял. Ну, слава Иисусу и Марии. А то ведь пришлось бы искать. — Догнал? — Да. — Отлично. — Ох ты, — сочувственно вздохнула Хельга, — бедняга. Как его так угораздило? Мануэль обернулся — Серж уже поднимался по лестнице, но было заметно, что его куртка на спине и рукавах испачкана в грязи, как и джинсы, и что он прихрамывает. — В темноте по горам лучше не ходить, — пожал плечами Мануэль, зная, что «я предупреждал» он всё-таки оставит при себе. Хотя стоило бы сказать. — Так и шею сломать можно. Хельга кивнула с понимающим видом, отпила глоток рома с колой, облизнула губы. Рома в этой порции было немного больше, чем в предыдущей, хотя сам по себе коктейль всё равно оставался некрепким. Но если Мануэль хоть немного разбирался в женщинах — а он разбирался, — Хельгу не нужно было поить, чтобы добиться её благосклонности. Эта красивая шведка прекрасно знала, чего хочет, и сейчас получала удовольствие от флирта, чтобы потом получить ещё большее от секса. Настоящая женщина. У Мануэля уже недели две не было женщин, так что сегодняшний вечер стал настоящим подарком судьбы. Он будет последним идиотом, если упустит такой шанс. Любой мужик на его месте… Да чтоб тебя. — Извини, — Мануэль вытер руки полотенцем, скорее машинально, потому что они и так были чистые. — Пойду поищу аптечку. Парень, кажется, не в курсе, что она у нас есть. Аптечка первой помощи лежала в кабинете, гордо именуемом административным помещением. Предполагалось, что хозяин приюта будет использовать его для работы. Предыдущий так и делал, но Мануэль предпочитал всеми деловыми вопросами заниматься в своей комнате, а кабинет использовал для хранения документов, туристического снаряжения и всего, чему не находилось места в других помещениях. Той же аптечки, к примеру. Отыскав её — не без труда, потому что несчастных случаев, даже самых незначительных, при нём в приюте не случалось, — Мануэль заглянул в дормиторий. Там никого не было, если не считать двоих туристов, дремлющих на вторых ярусах кроватей. На постели Сержа лежала грязная куртка, внизу валялись перевёрнутые кеды. Мануэль посмотрел на них, почесал затылок и отправился в душевую. Серж был там. Стоял, привалившись к стенке одной из душевых кабин, и тихо ругался, набирая в горсть льющуюся сверху воду и поливая ею разбитое колено. Закатанная штанина джинсов уже успела промокнуть, стекающая с неё грязь мешалась с водой и кровью, и Мануэлю это совсем не понравилось. — Ты промываешь или пачкаешь? — ворчливо спросил он. Серж дёрнулся, вскидывая голову, попал рукой под струю из душа, наступил на раненую ногу и выругался уже в голос. Кажется, он предпочёл бы справиться с последствиями своего падения без свидетелей. Мануэль его понимал. Тем более что «я же тебе говорил» всё ещё вертелось у него на языке. Он ногой придвинул ближе пластиковый табурет, стоявший под раковиной, и скомандовал: — Снимай джинсы и садись. — Не надо, я прекрасно сам… — Садись, я сказал. Сам ты только хуже сделаешь. Серж неловко, пытаясь не задевать ссадины, стащил джинсы и сел. Мануэль опустился рядом на колени, мельком отметив, что на стене остался красный росчерк. — Руку тоже ободрал? Серж глянул на ладонь и скривился. — Похоже на то. — Ничего удивительного. — Мануэль зубами надорвал запаянную в фольгу спиртовую салфетку и начал протирать ногу вокруг ссадины. — В твоих кедах и днём запросто можно навернуться. Чем ты думал, когда потащился в них по горам? — Ничем, — буркнул Серж. Он сидел на табурете, ссутулившись, и, кажется, старался сделать вид, что это не его рану сейчас обрабатывают. — Будут деньги — непременно куплю что-нибудь получше. Мануэль замолчал. Мог бы и сам догадаться, конечно. Аванс за две недели был не таким уж большим, а если вспомнить, что ко времени их знакомства денег у Сержа почти не оставалось, о покупке нормальной обуви и речи быть не могло. — Я не к тому, что ты мне мало платишь, — Серж без труда понял направление его мыслей, — то есть, обещал платить. Просто чтобы ты знал, что я не совсем идиот. Я что-нибудь придумаю. Честно. Из-за двери донеслись приглушённые шаги; Мануэль почувствовал, как Серж замер и напрягся, испугавшись, что кто-нибудь войдёт. Но шаги проследовали дальше по коридору. Салфетка тем временем превратилась в грязно-бурый комок, Мануэль метко кинул её в мусорное ведро и взялся за бинт. — Ладно. Если не станешь больше шляться по темноте, идиотом считать не буду. — А как же паспорт? — Сама забыла — сама бы и вернулась, что такого? Ответное молчание он посчитал признанием своей правоты и продолжать спор не стал, вместо этого сосредоточившись на наложении повязки. Ему уже давно не доводилось бинтовать раны, и Мануэль слегка сомневался, что делает всё правильно, но вряд ли тут можно было навредить. Витки бинта лежали ровно, узел не соскальзывал, что ещё надо? Закончив с коленом, он принялся за ладонь Сержа — кожа на ней была содрана до мяса, между пальцами размазалась кровь. Когда Мануэль потянул руку на себя, чтобы было удобнее обрабатывать ссадины, Серж ойкнул и с шипением втянул воздух сквозь зубы. Мануэль тут же ослабил хватку. — Пошевели-ка пальцами. — Всё нормально, — Серж послушно сжал пальцы в кулак и снова распрямил. — Это локоть. — Дай посмотреть. — Не надо. — Вот посмотрю — и решу, надо или нет. Серж прижал руки к груди, словно застенчивая девица, и снова поморщился от боли. Мануэль внимательно посмотрел на него. Промокшая насквозь водолазка облепляла тело, и, наверное, в ней было ужасно некомфортно, но почему-то Серж не хотел её снимать. Хотя рукав на пострадавшей руке тоже был грязным, и смысла промывать рану, когда прямо в неё стекает грязная вода, Мануэль не видел. — Хотя бы рукав закатай, — предложил он, но Серж замотал головой. Это баранье упрямство на ровном месте достало Мануэля вконец, и он, не обращая внимания на болезненный вскрик, попросту взял Сержа за запястье и задрал рукав водолазки до локтя, чтобы не мешался. И тут же понял, в чём была причина такой застенчивости. И почему Серж не носил одежду без рукавов даже в жару. На коже с внутренней стороны локтя виднелись слабые, но легко узнаваемые шрамы. Взгляд Мануэля зацепился за них, как шерстяная нитка за заусенец. Он никогда не употреблял наркотики, даже в мыслях не было. Изредка курил марихуану, обычно на пару с очередной подружкой, но ничего более тяжёлого не пробовал и не собирался. Это было табу. Без вариантов. Серж смотрел в пол и не пытался вырвать руку, хотя кривился от боли. Мануэль перевёл взгляд на запястье, которое до сих пор сжимал, вывернув на себя, спохватился, отпустил и потянулся за очередным бинтом. — Я завязал, — глухо сказал Серж, всё так же не поднимая глаз. — Давно. Честное слово. Мануэль молча кивнул, давая понять, что услышал. С рукой пришлось повозиться — кровь никак не останавливалась, пропитывая бинт насквозь, но в итоге Мануэлю всё же удалось наложить толстую повязку. Затем он извлёк из аптечки парацетамол и мазь от ушибов и сунул Сержу, не обращая внимания на вялые попытки отказаться от лекарств. Мазь была просроченная, но Мануэль решил, что для наружного средства это не имеет значения. После чего счёл свою миссию выполненной и, прихватив аптечку, поднялся. — Оставлю в баре, будет кровить — сменишь повязку. Понял? Серж кивнул, не поднимая головы. — Я бы сам справился, — тихо сказал он, — не надо было беспокоиться. — Справился бы он, — фыркнул Мануэль, — вижу я, как ты справлялся. Даже промыть толком не мог. Один сплошной гонор, думал он, застёгивая аптечку и глядя, как неловко, одной рукой Серж натягивает джинсы. Один гонор и ноль полезных знаний. Если этот придурок как следует навернётся в горах, он, пожалуй, и на помощь позвать толком не сможет. У выхода из душа он остановился и обернулся. — Если узнаю, что употребляешь, вылетишь отсюда сразу. Понятно? Серж сгорбился и кивнул, не поднимая головы. Вообще-то Мануэль ему поверил. Наркоман не выдержал бы столько дней без дозы, а в приюте невозможно было обдолбаться так, чтобы никто этого не заметил. Но вопрос всё равно стоило прояснить, чтобы потом не было непонимания. Наркотики были злом, и терпеть их Мануэль не собирался. Хельга ждала в баре, потягивая коктейль и разглядывая что-то в своём айфоне. При виде Мануэля она заинтересованно подняла бровь. — У тебя кровь на руке. — Оказывал первую помощь. — Надо же. Ты и это умеешь? — У тебя что-то болит? Хельга засмеялась. — Если я скажу, что потянула спину, сделаешь мне массаж? — С огромным удовольствием. В седьмом часу утра Мануэль завёл свой пикап и покатил по гравийной дороге вниз, в Сен-Фуа. Приют ещё спал; выходя на улицу, Мануэль слышал, как на кухне возится Луиза, но она всегда вставала ни свет ни заря, чтобы испечь булочки к завтраку. Солнце ещё не поднялось из-за гор, на склонах белели клочья тумана, цепляясь за деревья, словно оставшийся после кошачьей драки пух. Влажный воздух, врывающийся через опущенное стекло, казался осязаемым, обтекал лицо, холодком касаясь виска и скулы. Мануэль любил такое время. Любил тишину и чуть слышный свист ветра на вершинах гор, любил ощущать себя единственным бодрствующим человеком на несколько миль вокруг. В Сен-Фуа его встретили пустые улицы — только дворник-араб, подметавший дорогу перед кафе, посторонился, пропуская машину, да мимоходом оглянулась девушка в спортивном костюме, ведущая на поводке собаку. Мануэль остановил пикап напротив магазинчика Шарля Нуво, с которым не раз выпивал на воскресной ярмарке, и постучал кулаком в дверь. Никто не ответил — магазинчик был ещё закрыт, а опущенные рольставни на окнах не давали посмотреть, что творится внутри. Отойдя на пару шагов, Мануэль задрал голову и вгляделся в окна второго этажа. Одно из них было приоткрыто. — Шарль! — крикнул он, снова забарабанив в дверь. — Хватит спать! Сверху раздался шорох отодвигающихся штор. — Ты с ума сошёл! — возмутился хозяин магазина. Полуодетый, с примятыми на сторону волосами, он выглядел бы смешным, если бы не полыхающее негодованием лицо. — Какого дьявола ты ломишься?! — Тебе покупатели нужны или как? — не обращая внимания на его возмущение, поинтересовался Мануэль. — Спускайся давай. — Мать твою, Мануэль, неужели нельзя было подождать, как все нормальные люди? Тот развёл руками. — Я и жду. Жду, пока ты стащишь сюда свою французскую задницу, амиго. И эти люди ещё говорят мне о кризисе! Вы же ни черта не хотите работать. — Чтоб тебе провалиться! — от души пожелал Шарль и захлопнул окно. Мануэль ухмыльнулся. Провалиться или нет, но в крошечном городке каждый покупатель был на счету, и Шарль уже наверняка спускался в свой магазинчик. А что ругается — так это понятно. Если бы Мануэля разбудили в такую рань, он и сам бы ругался не меньше… В приют он вернулся час спустя — Шарль отыгрался за раннюю побудку, делая всё как можно медленнее и постоянно отвлекаясь: выкурить сигарету, выпить чашку кофе, поднять ставни. Потом минут пятнадцать возился с кассовым аппаратом, рассуждая о погоде и плохом урожае после затянувшейся зимы. Когда Мануэль наконец получил свою покупку и распрощался с ним, Шарль уже выглядел вполне довольным и ехидно приглашал заходить «в любое время». Мануэль собирался воспользоваться этим приглашением как можно буквальнее. В приюте пахло кофе и свежими булочками, которые Луиза вынесла на большой стол в центре столовой и заботливо прикрыла белым полотенцем. Рядом стояли тарелки с нарезанным сыром и маленькими коробочками джема. Несколько человек уже завтракали, обсуждая что-то на английском и толкая друг друга локтями — эта компания заселилась вчера поздно вечером, а сегодня, похоже, собиралась выйти на маршрут пораньше. Не заботясь о тишине, Мануэль протопал вверх по лестнице к дормиториям. Там царил покой: постояльцы спали, завернувшись в одеяла, а кое-кто ещё и похрапывал. Не спал только Серж — он стоял на коленях перед двухъярусной кроватью и, скрючившись, заглядывал под неё. Услышав шаги Мануэля, выпрямился, с трудом разгибая левую ногу. — Привет, — шёпотом поздоровался он. Мануэль выразительно поднял бровь. — Кед куда-то закатился. — Серж огляделся вокруг, словно ожидая, что потерянная обувь отзовётся и выползет к нему. — Наверное, кто-нибудь из ребят пнул ночью, когда раздевался. — Выкинь ты их к чёртовой матери, — посоветовал Мануэль и сунул ему в руки тот самый кед. А затем, пока Серж растерянно хлопал глазами, и завёрнутую в пакет коробку. — Говорят, от них плоскостопие бывает. Серж уставился на коробку так, словно там тикала бомба. — Это… — Нормальная обувь, в которой все здесь ходят. С точки зрения Мануэля, вопрос был исчерпан, и единственное, что Сержу оставалось сделать — сказать «спасибо» и переобуться. Но Серж его мнения не разделял. — Я же сказал, что куплю сам. — У тебя есть лишние деньги? Не дури. И вообще, — Мануэль поднял руку, жестом заставляя Сержа, уже собравшегося было спорить, замолчать, — считай это униформой. Мне только не хватает дождаться, что ты переломаешь ноги и я снова останусь без работника. Один из спящих парней заворочался, просыпаясь, и Мануэль понизил голос: — Между прочим, почему ты ещё не внизу? Луиза одна накрывала к завтраку? — Потому что кто-то стащил мой кед? Я ей помогал, не волнуйся. — Я его уже вернул. Давай быстрее, работы полно, а ты тут возишься. Серж бросился обуваться, а Мануэль с чувством выполненного долга спустился на кухню и налил себе чашку кофе. Прихлёбывая сладкий горячий напиток, он слушал, как по лестнице торопливо сбегает Серж — по неровному звуку шагов было слышно, что он припадает на одну ногу, и как Луиза начинает возмущаться, что ей приходится управляться за двоих, и довольно улыбался. Трудно не улыбаться, когда все вокруг бегают и суетятся, а ты спокойно пьёшь кофе, потому что сделал самое главное, и теперь тебе совершенно некуда спешить. Вечером вернулась Хельга — довольная, с покрасневшим от солнца лицом. Уплетая за обе щеки жареного цыплёнка с рисом, она рассказывала, каким потрясающим оказалось озеро и какой холодной — вода в нём. Но она всё-таки искупалась, и ничуть об этом не жалела, хотя пришлось потом хорошенько побегать, чтобы согреться. — Ты берёшь в горы купальник? — Конечно, нет, — усмехнулась она. — Жаль, что ты не присоединился. Было бы проще согреваться. Уходить она собиралась рано утром, поэтому Мануэль без зазрения совести попросил Луизу задержаться, пообещав самому приготовить постояльцам завтрак, и, захватив из бара бутылку рома, поднялся вместе с Хельгой в свою комнату. Два часа спустя обнажённая Хельга лежала поверх одеяла и рисовала маршрут своей прогулки, показывая Мануэлю фотографии с айфона. Идея составить карту коротких треков по окрестностям, высказанная в приступе расслабленной послекоитальной болтовни, её неожиданно воодушевила, и не успел Мануэль оглянуться, как девушка уже притащила в постель планшет. Сил возражать ей не было; Мануэль лениво гладил Хельгу по спине, целовал в плечо и втайне завидовал такому неиссякающему энтузиазму — сам он чувствовал себя уставшим и разомлевшим. «Старость подкрадывается»», — некстати пришло в голову. Ужаснувшись этому предположению, Мануэль перешёл с плеча на шею, а затем начал прокладывать дорожку из поцелуев вдоль спины, намекая, что пора бы приступить ко второму раунду. Силы он рассчитывал обрести уже в процессе. — Что ты делаешь? — простонала Хельга, выгибая спину. — Тебе разве не интересно? — Очень интересно, — заверил её Мануэль, потираясь щекой о нежную ягодицу. — Но ты такая сладкая. Не могу удержаться. — А-ах, но я же забуду, откуда эта фотография… В дверь постучали. — Давай, — Хельга ловко толкнула его ногой; Мануэль перехватил стройное колено и поцеловал, проведя языком по впадине. — Иди, узнай, кому ты нужен. А я пока закончу. Мануэль подцепил с пола джинсы — не хотел шокировать Луизу, если это была она, своим видом — и со вздохом поплёлся открывать. По дороге обернулся на Хельгу — та даже не подумала накинуть на себя простыню, так и лежала, болтая ногами в воздухе и нисколько не смущаясь собственной наготы. За дверью оказался Серж. — Извини, что побеспокоил, — пробормотал он, глядя куда-то в район колен Мануэля. — Просто хотел поблагодарить тебя. За ботинки. Спасибо. Я, правда, очень… И тут он поднял голову. Мануэль с интересом наблюдал, как взгляд Сержа метнулся от его голого торса вниз, затем вверх, за плечо и тут же снова вниз. — Пожалуйста. Что-то ещё? — Нет! Ой, блин, я… — Серж залился краской. — Прости, что побеспокоил! — Обращайся, — доброжелательно улыбнулся Мануэль, в душе откровенно потешаясь. Растерянный Серж выглядел так забавно, что даже не вызывал раздражения, вполне уместного в подобной ситуации. Он ещё пару мгновений помялся на пороге, потом наконец сообразил, что тупит, пробормотал очередное извинение и убрался. Судя по донёсшимся до Мануэля звукам, ещё и споткнулся на лестнице. — Это твой помощник? — поинтересовалась Хельга, когда Мануэль снова обнял её. — Симпатичный парень. — Да, я заметил. — Мануэль зарылся лицом в мягкие, пахнущие ромашковым шампунем волосы. — Солнце моё, брось планшет, умоляю. У нас и так осталось мало времени. Утром он, как истинный кавалер, помог Хельге снести вниз рюкзак и составил компанию за ранним завтраком — чтобы выполнить данное Луизе обещание, ему пришлось подняться в шесть утра. Из-за затянувшегося бурного прощания времени на сон не осталось совсем, но если Мануэль украдкой позёвывал и вообще пребывал в благодушном расслабленном состоянии, то Хельга едва ли не подпрыгивала от переполняющей её энергии. Как будто минувшей ночью все силы Мануэля перешли к ней. В суккубов Мануэль не верил, но втайне порадовался, что шведка покидает приют — на повторный сексуальный подвиг его бы точно не хватило, а ронять планку было обидно. Серж возился с кофе-машиной; обернувшись на звук шагов, он увидел Мануэля с Хельгой, смутился, пробурчал что-то, отдалённо напоминающее «броеутро», и с удвоенным вниманием сосредоточился на кофеварке. Хельга встретилась с Мануэлем глазами, и они одновременно усмехнулись. Однако потом, во время завтрака, Мануэль несколько раз ловил взгляды, которые Хельга бросала на Сержа, — оценивающие и чуточку сожалеющие. Словно она размышляла, не напрасно ли провела обе ночи с одним мужчиной. Делая вид, что ничего не замечает, и стараясь не ревновать — смешно было бы ревновать женщину, для которой ты был случайным приключением, к человеку, на которого она всего лишь несколько раз взглянула, не правда ли? — Мануэль, тем не менее, был слегка задет. Когда в приюте работала Лора, подобных проблем не возникало. Проводив Хельгу до крыльца и пообещав следить за историей её путешествия в фейсбуке, Мануэль вернулся в зал и, подойдя к Сержу, положил руку тому на плечо. — Понравилась? Серж вздрогнул и как-то по-змеиному дёрнулся, словно пытаясь вывернуться из-под чужой руки. — Да я не смотрел даже. Честное слово! — Зря, — ухмыльнулся Мануэль. — По-моему, она была бы не против. Серж удивлённо обернулся. — И ты бы не возражал? — Я ей что — муж? — Нет, я про то, что… — Серж неопределённо взмахнул рукой. — Обычно персоналу запрещают вступать в отношения с клиентами. — Приставать, конечно, не стоит, — пожал плечами Мануэль. — Но если предлагают — отчего же не взять? — Я запомню, — принуждённо усмехнулся Серж и скосил глаза на плечо. Вернее, на руку, всё ещё там лежащую. Мануэль с интересом проследил его взгляд. Несмотря на дискомфорт, заикнуться о том, что руки надо держать при себе, Серж не решался, и наблюдать за отражающейся на его лице гаммой эмоций было одно удовольствие. Вдоволь насладившись зрелищем, Мануэль всё-таки сжалился и, опустив ладонь, предостерёг: — Только не в рабочее время. Или хотя бы так, чтобы я этого не замечал. — Да-да, конечно… «Не воспользуется, — весело думал Мануэль, глядя вслед сбежавшему — иначе не скажешь — на кухню Сержу. — Вот положит на него глаз какая-нибудь смазливая туристочка — то-то будет потеха». Он заранее предвкушал грядущее развлечение; то, что кто-нибудь из постоялиц положит на Сержа глаз, было неизбежным, потому что Хельга сказала правду: Серж действительно был симпатичным. Даже Мануэль не мог этого не признать, хотя внешнюю красоту больше ценил у женщин. А может, и хорошо, что Лора сбежала. Она, конечно, была умницей, работала на совесть, но Мануэлю иной раз приходилось очень стараться, чтобы держать себя в руках. Женщины — с ними дважды подумаешь, прежде чем поддразнить или отпустить двусмысленную шутку. Одна обидится, вторая решит, что ты к ней подкатываешь, и поди объясни, что это вовсе не так, а если объяснишь — так ещё сильнее обидится. Мануэль ничего против женщин не имел, но в смысле совместной работы предпочитал мужчин. Или хотя бы женщин постарше и поумнее, вот как Луиза… После утреннего инцидента Серж довольно быстро сделал вид, что ничего не случилось, и продолжал общаться с Мануэлем как прежде. В том, что именно делал вид, Мануэль был уверен. Поэтому вечером, когда они, как обычно, сели играть в вист, он как бы невзначай прикоснулся под столом коленом к колену Сержа. Тот дёрнулся, быстро вскинул глаза и так же быстро опустил. Мануэль ухмыльнулся про себя. Он не имел в виду ничего предосудительного, но отказаться от возможности позабавиться не мог. — Пять, — сказала Луиза. — Шесть! — нервно выпалил Серж, затем глянул в карты и чуть заметно скривился. Луиза пожала плечами, схлопывая карточный веер в знак того, что повышать ставку не будет. «Не играть тебе в покер», — сочувственно подумал Мануэль, поводя коленом, отчего Серж дёрнулся и попытался незаметно отстраниться. — Ну, пробуй свои шесть, — сказал он и, глядя в лицо Сержу, откровенно ухмыльнулся. — Предпочитаешь сверху или снизу? Мануэль не боялся, что Серж сбежит. Во-первых, он достаточно ясно дал понять, что нуждается в работнике, а значит, тому хватит ума высказать претензии, если таковые появятся. Во-вторых, он действительно не имел в виду ничего плохого. Ему просто было скучно, а игра в кошки-мышки развлекала. Бодрила. Было до чёртиков забавно не прижиматься к стене вплотную, пропуская Сержа навстречу по лестнице, и смотреть, как тот старается протиснуться, буквально распластываясь по стене, чтобы не задеть Мануэля. Или, принимая у него из рук бутылку, вроде как нечаянно ухватиться прямо поверх пальцев. Правда, вторую бутылку они всё-таки не удержали, после чего Мануэль стал осторожнее — развлекаться себе в ущерб не хотелось. Сначала Серж дёргался. Потом, кажется, начал раздражаться. Мануэль придержал коней и несколько дней вёл себя прилично, а потом увидел, как Серж, склонившись над компьютером, что-то ищет в Гугле. Удержаться было невозможно. Недолго думая, Мануэль подошёл и посмотрел в монитор через его плечо. — Что ищем? Серж вздрогнул, дёрнулся, впечатался в Мануэля спиной и отшатнулся обратно. — Расписание поездов из Сен-Морис. Ребята попросили узнать. — Оно в закладках. Смотри, — Мануэль придвинулся ещё ближе и потянулся к мышке — Серж едва успел убрать руку. — Вот здесь, в папке «Транспорт». — Понятно. — Куда им надо? — В Альбервиль. Серж застыл, пытаясь не касаться Мануэля. Тот, улыбаясь про себя, потянулся левой рукой к клавиатуре, и, разумеется, не задевать при этом Сержа было невозможно, даже если бы он очень хотел. — Я наберу, — напряжённо сказал Серж. — Да мне не сложно, — уже откровенно ухмыльнулся Мануэль ему в шею. — Я не... какого чёрта ты делаешь? — Серж наконец оттолкнул его руку и развернулся. Ему пришлось отклониться назад, чтобы оставить между собой и Мануэлем хотя бы несколько сантиметров пространства. — Что за идиотские шутки?! Мануэль заржал. — Прости, не сдержался. Ты такой забавный, когда возмущаешься. — Я теперь понимаю, почему от тебя сбежала официантка, — не остался в долгу Серж. — Что, туристок мало? Или не предлагают? Вообще-то туристок было достаточно, и Мануэль только пару дней назад провёл очень горячую ночь с прекрасной девушкой из Марселя. Но какое отношение к этому имели туристки? Мануэль просто развлекался. — До Сен-Мориса сами дойдут или ты такси предложил? — поинтересовался он, меняя тему. — Уже вызвал. Они только до шоссе спустятся. — Молодец. — Мануэль одобрительно похлопал его по плечу. — Скажи им, если поторопятся, я их до шоссе подкину. Серж кивнул и снова наклонился к компьютеру. Мануэль невольно провёл взглядом по его ссутулившейся фигуре: от приподнятых плеч вниз, вдоль спины, мышцы на которой чётко обрисовывались под тонкой водолазкой, к узким бёдрам и длинным ногам. — Знаешь, здесь всем плевать, — негромко сказал он. — Надень футболку, не парься. Никто даже не заметит. — Мне не плевать. Мануэль пожал плечами. — Как знаешь. И это, конечно, было делом Сержа, но почему-то Мануэлю очень хотелось, чтобы тот передумал. Шрамы были едва видны, вряд ли кто-то стал бы приглядываться, а если бы и стал — мало ли в мире завязавших наркоманов? Некоторые даже гордятся, что смогли соскочить. Не стоило это того, чтобы страдать от жары. — Без проблем, сержант, — сказал Мануэль, плечом прижимая трубку к уху — телефонный разговор не мешал ему вкручивать винт в розетку. — Минут через двадцать подтянемся. — Спасибо. Я тебя не как жандарм прошу, а как друг. — Я же говорю, без проблем. Лишь бы с ними всё в порядке было. Увидимся. Он сунул телефон в карман и вставил в розетку вилку от настольной лампы. Треска не последовало. Отлично. Проблемы с проводкой в деревянном приюте были худшим, что могло случиться. Сержа он перехватил у лестницы, когда тот нёс из кладовки новую упаковку салфеток. — В горах дети потерялись, — пояснил он, забирая салфетки и подталкивая Сержа обратно, наверх. — Ну как дети, подростки. Неважно. Одевайся, поможем искать. — Погоди, но завтрак… — Луиза справится. Давай в темпе, ждать не буду. Луиза, разумеется, согласилась позаботиться о постояльцах в одиночку. Ещё и успела сунуть Мануэлю пакет со свежими булочками, в каждую из которых было вложено по паре пластин сыра и ветчины. — Разве в таких случаях не сообщают в жандармерию? — поинтересовался Серж, сбегая по лестнице. Мануэль придирчиво оглядел его, но для блужданий по горам тот оделся подходяще — помнил прошлый опыт. — Или спасателям? — Ну… тут сложно. Во-первых, местная жандармерия уже в курсе, сержант Вальен мне как раз и звонил. Во-вторых, этим ребятам по пятнадцать лет, они те ещё оболтусы, по крайней мере, один из них, могли загулять где-нибудь и не заметить, что телефоны сели. Мальчик с девочкой, горы, звёзды — сам понимаешь. А могли упасть на камни и расшибиться. Поэтому пока что поисками занимаются друзья и соседи, а если не найдут до вечера, тогда уже вызовут подкрепление. — Друзья и соседи? — фыркнул Серж, принимая из рук Мануэля мотоциклетный шлем. — Сколько эти друзья и соседи прочесать смогут? Их хоть человек двадцать наберётся? — Парижанин, — закатил глаза Мануэль, поворачивая ключ зажигания. — Здесь друзья и соседи — это весь город, и ещё из окрестностей столько же наберётся. Он почти не ошибся — в жандармерии было столько народа, что пришлось вынести несколько столов во двор и разложить карты на них, иначе все желающие принять участие в поисках не поместились бы в тесном кабинете. С сержантом Вальеном Мануэль был неплохо знаком — тот имел слабость к пирогам Луизы и частенько заходил в приют узнать, всё ли в порядке и не замечали ли хозяева каких-нибудь подозрительных личностей среди идущих по горам туристов. Ну и кофе попить, конечно же. Ему всегда были рады — Мануэль считал, что полицию нужно прикармливать, а Луизе льстило, что ради её пирогов тучный сержант преодолевает долгий путь в гору. Всякий раз после его ухода Мануэль дразнил Луизу, намекая на то, что даже когда туристов было больше обычного, кусок свежего пирога для сержанта всегда находился, как будто нарочно припрятанный. Та отмахивалась и называла его треплом, но неизменно смущалась. Что и требовалось доказать. Сержа Мануэль представил как своего помощника. Вальен рассеянно скользнул по нему взглядом, пожал руку и тут же начал пересказывать краткую версию событий. Вчера Жак Лебо (тут Мануэль понимающе ухмыльнулся, а сержант, заметив эту ухмылку, поморщился со страдальческим видом — Жак был его любимым, но безмозглым племянником) со своей кузиной, приехавшей на каникулы из Бельгии, отправились в соседний городок, в гости к приятелям Жака. Вернуться они должны были утром, но когда с утра Изабелла Лебо позвонила сыну, чтобы тот не задерживался, телефон оказался выключен, а родители приятелей Жака сказали, что тот ушел ещё вечером, и даже не очень поздно. Изабелла сразу же помчалась к брату-жандарму, и тот, мысленно обещая выпороть племянника форменным ремнём, развернул операцию по поиску пропавших подростков. Собственно, операция уже подходила к решающей стадии — помощник жандарма раздавал волонтёрам карты с участками местности, которую тем предстояло прочесать. Среди столпившихся вокруг столов людей Мануэль заметил и Шарля Нуво, вырядившегося по такому случаю в охотничий комбинезон, и Феликса, владельца закусочной, в которой весь городок собирался смотреть футбольные матчи, и Бертрана Кланси… да все, кого он знал, были здесь. Мужчины, женщины, даже подростки постарше. Они деловито совещались, тыкали пальцами в карты, цокали языками. Большинство из них знало эти горы с рождения, многие уже не раз участвовали в спасательных операциях — рассказы об этом звучали в местном баре хотя бы раз в месяц — и в дополнительных инструкциях не нуждались. По одиночке и по двое они постепенно расходились со двора жандармерии, чтобы обойти обозначенные на картах участки горных склонов. Мануэль с Сержем тоже получили кусок карты, на котором был очерчен квадрат к востоку от приюта, взяли по бутылке воды и направились к уходящей вверх по склону тропинке. Там, куда падала тень от камней или деревьев, на траве ещё лежала роса, из низины тянуло холодком. Влажная земля пружинила под ногами. Мануэль достал из рюкзака пакет с булочками, и некоторое время они шли, сосредоточенно жуя. — Я пришёл сюда в начале мая, — сказал Мануэль, вытирая пальцы о штаны, когда булочки закончились. — Как раз этой дорогой. Было раннее утро, туман, не видно ни черта, в городе ещё всё закрыто, пожрать негде. В общем, иду я, голодный, злой, и тут туман вдруг расходится — и оказывается, что весь склон покрыт крокусами. Представляешь? Тысячи лиловых крокусов, как ковёр. Я просто обалдел. Стоял и смотрел на них, не мог оторваться. А потом перешёл через гребень и увидел приют. Представь картину: наш склон, приют, и за ним — густой туман, как море, на всю долину. И солнечные лучи его самым краешком касаются. — И жрать там дают… — Да чтоб тебя! — Мануэль легонько ткнул его кулаком в плечо, хотя и не смог сдержать смех. — Ну да, и жрать дают. А когда вышел оттуда — туман рассеялся, и открылся вид на долину. И на озеро. Я тогда понял: вот место, где хочется остаться. Где-то можно день провести, где-то месяц, а тут мне всегда будет мало. — Мм-хм, — понимающе хмыкнул Серж. — Я в Португалии тоже так. Вышел к океану — и всё. Влюбился. Думал, если останусь там — ничего больше для счастья не надо. «Влюбился». Мануэль понимал, почему Серж выбрал именно это слово. Он тоже был влюблён в приют, в горы над ним и в серебрящееся вдалеке озеро. И начал-то этот разговор потому, что ему вдруг захотелось поделиться этой любовью, и чтобы его непременно поняли. Серж, похоже, понял даже лучше, чем ожидалось. — И? — Привык. Океан и океан. Волны по ночам шумят, спать мешают. Хотя на закате, конечно, вид потрясающий. Я каждый вечер на пляж ходил — не надоедало. — Да, — с сожалением согласился Мануэль, — в горах с этим не очень. Только свет на снежниках… Жа-ак!!! Амалия!!! — Думаешь, они действительно заблудились? — Надеюсь, иначе я им не завидую. На противоположном склоне мелькали яркие куртки — красная почти у самого низа, синяя повыше. То и дело раздавались крики, а за ними наступала тишина, когда вышедшие на поиски люди прислушивались: не раздастся ли ответ? Напрасно. Ответа не было. На крутом участке тропинка вильнула вниз и снова вверх, сужаясь до ширины ступни. Мануэль одобрительно глядел, как Серж в трекинговых ботинках прыгает с камня на камень. Уверенно, почти не глядя под ноги. Хорошая всё-таки тогда ему пришла в голову идея. — Почему ты уехал из Португалии? — Так получилось, — пожал плечами Серж. «Не твоё дело», — безошибочно слышалось в этом ответе. — А ты что собираешься делать зимой? Насколько я понимаю, здесь всё заметает снегом. — Ещё не придумал, — тем же тоном ответил Мануэль. — До осени дожить надо. Жа-ак!!! Тропинка поднималась по склону, набирая крутизну, солнце потихоньку становилось всё жарче и жарче, так что очень скоро оба скинули куртки, повязав их вокруг пояса. Мануэль остался в футболке, Серж — в одной из своих вечных водолазок. Кепки никто из них взять не додумался, и Мануэль заранее ругал себя за непредусмотрительность — если поиски продлятся хотя бы полдня, им успеет напечь головы. Ладно, он переживёт, он вообще солнца никогда не боялся, а Серж? Придётся отдать ему футболку, чтобы повязал на голову. С солнечным ударом шутки плохи. Впереди и слегка снизу раздлся резкий свист. Мануэль с Сержем замерли, переглянувшись. Свист повторился ещё пять раз и стих. — Смотри-ка, действительно нашлись, — искренне удивился Мануэль, прибавляя шаг. — Или кто-нибудь из наших подвернул ногу. — Да, эти могут. Но оказалось, что Мануэль всё-таки прав, и ноги никто не подворачивал. Когда они подбежали к группе из трёх человек, стоящих возле каменистой расщелины на краю склона, то сразу поняли, что случилось. Тропинка, спускающаяся по мелким сыпучим камням, так резко виляла в сторону, что в темноте этот поворот легко было не заметить — и провалиться в широкую трещину между камнями. Заглянув через край расщелины, Мануэль увидел ноги в джинсах, торчащие из-за края камня. — Они хоть живые? — Живые, живые, надо вытаскивать, — откликнулся незнакомый Мануэлю мужчина, один из тех, кто нашёл пропавших. У троих потенциальных спасателей была одна альпинистская обвязка на всех, и они активно решали, кого будут спускать вниз — глубиной расщелина была не меньше пяти метров, с почти отвесными краями. — Французы, — фыркнул Мануэль, скидывая рюкзак. Подошёл к краю, опустился на корточки. — Эй! Вы там в порядке? — Да, — ответил ему хриплый голос, в котором он с трудом узнал Жака. Неудивительно, за ночь оба наверняка замёрзли до костей. Мануэль ещё раз оглядел каменную стену, примериваясь. Она была влажной и наверняка скользкой. Можно было взять обвязку — ему наверняка уступили бы её с радостью, потому что ни один из тех, кто её делил, не производил впечатления опытного скалолаза. Но было лень возиться. Поэтому Мануэль повернулся к расщелине спиной и начал спускаться, осторожно нащупывая опору. Было тяжело — ноги то и дело оскальзывались, а пальцы впивались в камни так, что ногти не ломались только чудом. Метров с двух пришлось спрыгнуть, но земля внизу оказалась довольно ровной, и Мануэль приземлился удачно, лишь слегка опершись на руку, чтобы не упасть. Жак полулежал на земле — а вернее, на камне, потому что тонкий слой грязи на каменном дне расщелины никак не мог называться землёй. Из-под головы у него торчала холщовая сумка; правая нога была согнута так, что сомнений не оставалось: либо вывих, либо перелом. Увидев Мануэля, он улыбнулся и помахал рукой, но было видно, что любое движение давалось ему с трудом. Он часто дышал, глаза было покрасневшими и мутноватыми, а движения скованными. Амалия, зарёванная и съёжившаяся в комочек, даже не повернула головы. Она сидела, обхватив колени руками, возле Жака и непрерывно дрожала. Побелевшие пальцы впивались в рукава тонкой, уже заляпанной грязью блузки с такой силой, что казалось, ткань вот-вот затрещит. Ярко-жёлтая куртка виднелась из-под плеч Жака, и только поэтому Мануэль воздержался от мысленного эпитета «дура», заменив его на «дурак». Им по пятнадцать лет, а прижаться друг к другу, чтобы согреться общим теплом, не решились. Ну что за дети! — Ты как? — спросил он, опускаясь на корточки возле Жака. — Нога? Тот криво улыбнулся застывшими губами. — Сломал. — Ясненько. А девочка? Жак скосил глаза на подружку. — Она в порядке. Спустилась за мной и не смогла вылезти. Переохлаждение после проведённой в горах ночи точно не было «порядком», но Мануэль этого говорить не стал. Отвязав с пояса куртку, он завернул в неё Амалию — та лишь ещё сильнее затряслась. — Эй, парни, у кого есть что-нибудь горячее? — крикнул он, задрав голову. — Киньте мне сюда! И воды! И куртку или свитер, лучше два! Ему тут же скинули три куртки, бутылку с водой и пластиковый термос. Отвинтив крышку, Мануэль понюхал — внутри оказался кофе. Он почти силой заставил Амалию выпить несколько глотков, затем укрыл Жака куртками и отдал термос ему. Попытавшись устроиться поудобнее, мальчик неловко пошевелил ногой и застонал, но тут же умолк. Мануэль сделал вид, что ничего не слышал. — Помощь нужна? — крикнули сверху. — Не надо. Кидайте обвязку, будете девчонку вытаскивать. — Доктор Матье подойдёт минут через двадцать, — сообщил Шарль Нуво, свешиваясь над расщелиной так, что Мануэль испугался, как бы не пришлось вытаскивать уже двоих раненых. — Спасателей тоже вызвали. Будем ждать или попробуем сами? — А сюда носилки пролезут? — усомнился Мануэль, и собравшиеся наверху тут же начали бурно обсуждать, пролезут или нет в расщелину носилки. Сам же он нацепил обвязку на Амалию, которая, выпив горячего кофе, наконец зашевелилась и начала выглядеть чуть более вменяемо, и до тех пор повторял, что ей следует делать, пока не убедился, что она его поняла. На всякий случай он приготовился ловить девочку, если вдруг что-то пойдёт не так, но её, лёгкую, как пушинка, втащили наверх так быстро, что он и оглянуться не успел. — Всё в порядке, — сообщил ему Шарль. — Вам точно ничего не надо? Может, спуститься? — Не надо, здесь и так мало места, — отмахнулся Мануэль. Чем может помочь ещё один человек, он не видел, а беспокоиться и суетиться можно было и наверху. Лучше от этого никому не станет. Он сел рядом с Жаком на сырой камень — всё равно штаны уже изгваздал сверху донизу — и начал растирать замёрзшие руки мальчика. — Ждём спасателей, — сказал он, хотя Жак и так слышал всё, о чём он разговаривал с Шарлем. — Без носилок тебя, пожалуй, не вытащишь. То есть вытащили бы, если бы было очень надо, но это был бы — как у вас говорят? Трэш? Жак усмехнулся. — Ага. Я уже понял, что трэш. Когда у нас телефоны сели. Мы сперва орали, а потом поняли, что никто не слышит, и если найдут, то только случайно. Мануэль отметил, что его щёки слегка порозовели, а дыхание стало более спокойным, хотя осиплость голоса никуда не ушла. Бедняга. Он и сам уже начал ощущать, как под одежду пробирается влажный холод, промозглый, словно липнущий к телу. За то время пока ребята сидели в каменной ловушке, запросто можно было подхватить пневмонию. Возможно, что кто-то и подхватил. — Чего морозились-то? — спросил он негромко, чтобы не услышали наверху. — Обнял бы её, согрел, да и сам бы согрелся. У Жака вслед за щеками порозовели уши. «Стимуляция кровообращения нетрадиционными методами», — усмехнулся про себя Мануэль. — Я боялся, что она не так это поймёт. — Зато довести девчонку до пневмонии не боялся. Молодец. Жак отвёл глаза, краснея уже от стыда. Что за молодёжь, большинство парней на его месте облапили бы спутницу ещё раньше, чем та действительно начала замерзать. Да и сам Жак, насколько Мануэль помнил, не отличался излишней трепетностью по отношению к подружкам. А тут вдруг… — Хорошая девушка? — спросил он. Жак только вздохнул и ничего не ответил. — Ладно, не переживай. Через месяц-другой уже станешь рассказывать об этом, как о крутом приключении. — Она послезавтра уезжает. — Значит, будешь лежать в больнице и переписываться с ней по скайпу. А она будет за тебя переживать и подбадривать. Девушки обожают, когда парни становятся беспомощными и о них можно заботиться. — Правда? Жак уже улыбался, забыв про сломанную ногу. — Правда, — заверил его Мануэль, хотя его собственный опыт говорил, что раз на раз не приходится. Но Амалия отдала Жаку свою курточку, предпочитая мёрзнуть сама, и это что-то, да значило. — Вот увидишь. Вертолёт спасательной службы прилетел быстро — не прошло и получаса. Мануэль дождался, пока двое парней в ярких куртках спустятся в расщелину, и, хлопнув напоследок Жака по плечу, полез наверх. Путаться под ногами у профессионалов он не собирался, в тесном каменном мешке и без того было не развернуться, а ещё предстояло как-то протиснуть туда носилки. Когда он вскарабкался почти до самого края, Серж, согнувшись, протянул ему руку, и Мануэль ухватился за неё, позволяя втащить себя наверх. После сырой прохлады расщелины солнечный свет показался неожиданно жарким — Мануэль только сейчас понял, что не на шутку замёрз. Он подавил охватившую тело дрожь и повернулся лицом к солнцу, жмурясь и наслаждаясь теплом. Серж протянул ему куртку, но смотрел при этом как-то сомнительно, и Мануэль, опустив глаза, понял, в чём дело: не то при подъёме, не то при спуске он успел запачкать не только джинсы, но и футболку. Грязь была ещё свежей, влажной, надень он сверху куртку — и её бы пришлось стирать. — Понеси, будь другом, — попросил он. Серж кивнул и заодно подхватил ещё и его рюкзак. Народу наверху было уже гораздо больше — подтянулись почти все, кто был задействован в поисках. Амалия сидела на траве, завернувшись в лёгкий спальный мешок, как в одеяло, и обеими руками сжимала металлическую кружку. Рядом сидел доктор Матье, держал её за руку и что-то говорил. Девочка улыбалась. Носилки в расщелину пролезли, правда, для этого их пришлось слегка наклонить. Когда вертолёт скрылся из вида, унося Жака с Амалией, сержант Вальен от души пожал Мануэлю и Сержу руки и пригласил всех собравшихся отправиться в бар, чтобы пропустить по стаканчику в честь успешного спасения ребят. Мануэль отказался. Грязь на нём уже начала засыхать плотной коркой, тело под ней чесалось, и желание принять горячий душ пересиливало всё остальное. Серж, понятное дело, отказался тоже. Мануэль вообще замечал, что он не особо рвался знакомиться с новыми людьми, предпочитая наблюдать со стороны, зато если уж не удавалось отвертеться — включал обаяние на полную катушку. Это было забавно. — И часто тут такое происходит? — спросил Серж, когда они шли обратно той же дорогой. — При мне — второй раз. В конце мая один придурок напился и полез на скалу, чтобы сделать сэлфи. Упал, сломал обе ноги, разбил телефон. Мы его почти сутки искали. А так всё тихо. Ноги иногда подворачивают, девушки особенно, если обувь неподходящая, ну и расшибаются по мелочи, но это пустяки. — Я просто подумал — ты так уверенно всё делал. Словно не в первый раз. — А, это… — Мануэль рассмеялся, хотя в глубине души почувствовал себя польщённым. — Это я у спасателей курсы проходил: первая помощь, транспортировка пострадавших и всё такое. На случай, если сам откуда-нибудь навернусь. Тут же большинство понятия не имеет, как правильно первую помощь оказывать, про туристов вообще не говорю — добьют и не заметят. — То есть ты собирался руководить собственным спасением? — Типа того, — ухмыльнулся Мануэль. — Кстати, тебе тоже советую. — Зачем? Я же здесь не надолго. — В жизни пригодится. — Я подумаю, — согласился Серж с интонацией «что угодно, только отстань». «Не надолго», — повторил про себя Мануэль. И ведь действительно не надолго. Осенью приют придётся закрыть, а он так и не решил, что делать с долгами и куда податься на зиму. За несколько месяцев он так привык быть хозяином своего собственного дома, что перспектива снова жить в хостеле или на съёмной квартире наводила тоску. Но до зимы было ещё далеко, и Мануэль малодушно понадеялся, что успеет как-нибудь решить эту проблему. Они посторонились, пропуская идущих навстречу девушек с рюкзаками. Те хором ответили на приветствие, удивленно поглядели на Мануэля и, стоило им разминуться, прыснули со смеху. Мануэль невольно глянул на перепачканные футболку с джинсами. — Красавчик, — ухмыльнулся Серж. — Мог бы познакомиться, ни одна бы не устояла. Они переглянулись и рассмеялись. И почему-то именно сейчас Мануэль — уставший, грязный, только что вместе с половиной города спасавший двоих подростков, а теперь шагающий по горному склону рядом с другом — был самым счастливым человеком на земле. Луиза ожидаемо встретила их расспросами, но Мануэль лишь сообщил ей, что все закончилось благополучно и все остались живы, и удрал в душ, оставив Сержа рассказывать подробности. Когда он спустился вниз, ероша пальцами мокрые волосы, Луиза посмотрела на него с таким уважением, что Мануэль слегка пожалел о своём бегстве. Он ведь не сделал ничего особенного, всего лишь посидел полчасика с неудачно упавшим мальчишкой, а Серж, судя по всему, преподнёс это как какой-то подвиг. — Что без меня было? — спросил он, превентивно меняя тему. — Ушел кто-нибудь? — Трое из второй комнаты и пара из двухместного. — Луиза пододвинула к нему журнал, где Мануэль по старинке вёл учет гостей в начерченной от руки таблице, не доверяя компьютеру. — Расплатились все вместе, вот чек. Проверь. — Спасибо. Проверять Мануэль и не думал. Когда он только начал вникать в дела приюта, именно Луиза показывала и подсказывала ему все тонкости управления гостиницей, поэтому сомневаться в том, что она всё сделала правильно, ему даже в голову не пришло. Через несколько часов один из помощников жандарма пригнал мотоцикл, а также передал завёрнутую в бумагу бутылку вина от сержанта Вальена лично. Вино распили в тот же вечер за традиционной партией в вист, и оно оказалось превосходным — даже Луиза позволила себе лишний бокал. Возможно, этим объяснилось то, что игру она завершила, разгромив обоих партнёров в пух и прах. — А хорошо, что она не играет на деньги, — задумчиво поделился Мануэль, собирая карты. — Обчистила бы нас, как сопляков. — Обидно, да? — Не то слово. — Мануэль придержал для Сержа, несущего бокалы и пустую бутылку, дверь и положил руку ему на плечо, подталкивая вперёд. — Напомни мне завтра позвонить сержанту, узнать, как там ребята. — Ладно, — кивнул Серж и отправился на кухню. Мануэль уже поднимался к себе в комнату, когда запоздало понял две вещи. Во-первых, Сержа он за плечо взял не из желания заставить того в очередной раз понервничать, а просто потому, что в тот момент это показалось ему совершенно естественным. А во-вторых, Серж в ответ даже не вздрогнул. Июль тянулся одним бесконечным жарким днём. По утрам Мануэль просыпался, слышал, как возится на кухне Луиза и как сбегает с лестницы Серж — спеша, он перепрыгивал через ступеньки, и Мануэль легко отличал его шаги от всех прочих. Туристы собирали свои рюкзаки, завтракали, рассчитывались и уходили — кто вверх, к перевалу, кто вниз, в долину. Почему-то большинство шло вниз; наверное, у них был путеводитель, где маршрут вокруг Монблана описывался именно в этом направлении. На их место приходили другие, все разные и в то же время неуловимо схожие между собой. Нужно было уточнить бронирование, записать имена, показать комнаты, ответить на вопросы, а потом, когда наконец наступало затишье, приняться за хозяйственные дела: прочистить стоки в душевых, отрегулировать заклинившее окно. Мелкие ежедневные заботы стали настолько привычными, что Мануэлю иногда начинало казаться, будто он провёл в приюте не два месяца, а несколько лет, и не было теперь уголка, которого не коснулись бы его руки. Во второй половине дня, когда поток туристов иссякал и все дела были сделаны — или отложены на завтра, — Мануэль отдыхал. Выбирал наугад по карте городки в пределах часа езды и гонял по горным дорогам на мотоцикле, наслаждаясь скоростью и ветром. Иногда уговаривал Сержа присоединиться. Луиза ворчала, но больше для вида. Её Мануэль как-то раз тоже попытался сманить с собой, но безуспешно. Зато привезённой в подарок банке джема или бутылке масла с травами она всегда была рада. И даже согласилась раз-другой в неделю дежурить в приюте по вечерам, при условии, что ближе к концу лета Мануэль отпустит её на неделю навестить детей. Мануэль согласился не раздумывая. Они с Сержем объездили почти все мало-мальски примечательные места к югу и востоку и уже начали забираться на север. В небольших городках, через которые они проезжали, то и дело шли гуляния — местные праздники, которых было так много, что даже половину не запомнить: день основания города, или память особо почитаемого местного святого, или чьи-то крестины, свадьба, избрание нового мэра… да мало ли поводов находят люди, чтобы выпить вина и от души повеселиться? Мануэль звонил Луизе, и если та подтверждала, что в приюте всё тихо, он парковал свой мотоцикл, и они с Сержем до позднего вечера отплясывали с хорошенькими местными девушками под аккомпанемент непрофессионального, но всегда очень душевного оркестра. На вкус Мануэля, прожившего почти год в Испании, праздникам здесь не хватало размаха, а женщинам — огня в крови, но и в сдержанном французском веселье была своя прелесть, и он искренне наслаждался ею. А ещё ему нравилось видеть, как меняется Серж — Мануэль помнил, как в первые недели их знакомства тот лишнего слова сказать не решался и вообще смотрел на него как мелкий клерк на директора корпорации, а теперь вот он: целует в щёку какую-то красотку, с которой только что танцевал, и даже позволяет себе выдернуть из руки Мануэля стаканчик с вином. — Эй? — Ты за рулём. — Это всего один глоток. — Мануэль отобрал стаканчик обратно. Вино было густым и терпким, таким, как он любил. — Думаешь, я никогда не ездил, выпив? — Ночью по серпантину? — Не учи старика кашлять. Мануэль покровительственно похлопал его по плечу, но стакан с вином всё-таки протянул обратно. Серж допил остатки; на верхней губе у него остался тёмный след. Какая-нибудь девушка сцелует, не пройдёт и часа. Испания или Франция — страстных женщин везде хватает. Музыканты заиграли что-то лиричное. Мануэль огляделся и заметил длинноволосую девочку лет пятнадцати, полноватую, с широким лицом. Она стояла, прислонившись к старому буку, и смотрела на танцующие пары. Кажется, Мануэль видел её возле этого бука, ещё когда они с Сержем только приехали. Он подошёл к девочке, улыбнулся ей и протянул руку. — Желаете потанцевать, мадмуазель? Когда музыка закончилась, он поцеловал девочке тыльную сторону ладони, получив в ответ застенчивый смешок, и снова поискал взглядом Сержа. Тот обнаружился возле прилавка, на котором горой высились бутыли без наклеек, с разноцветным содержимым, маняще поблёскивающие под желтоватой лампой. Держа в руке маленький стаканчик, наполненный чем-то тёмным, Серж оживлённо беседовал с тремя пожилыми мужчинами. Вернее, это они с ним беседовали, а Серж в основном слушал, очень внимательно, то и дело согласно кивая, и старики, польщённые таким интересом, перебивали друг друга и активно жестикулировали, указывая на бутыли. Мануэль умилился пасторальной картине, тихонько подошёл к Сержу со спины, выхватил у него стаканчик и быстро отхлебнул. Горло обожгло, и несколько секунд Мануэль мог только таращить глаза и пытаться вдохнуть. Старики расхохотались, хлопая друг друга по плечам. — Это что? — выдавил Мануэль, как только смог втянуть в себя воздух. Пожар в горле постепенно утихал, оставляя после себя густое вишнёвое послевкусие. — Ракия, — грустно вздохнул Серж, зачем-то понюхал остатки жидкости в стаканчике и залпом опрокинул в рот. — Я с тобой никуда не поеду. Мануэль поморгал, прислушался к себе — какой бы крепости ни была эта ракия (уж явно крепче, чем всё, что он пробовал до сих пор), опьянения он не чувствовал. Совсем. Даже то лёгкое, что было от вина, прошло. — Не дури, я отлично себя чувствую. — Мы разобьёмся нахрен. — Ты ворчишь, как сварливая жена. — Я жить хочу. — Так и я хочу, в чём проблема? — пожал плечами Мануэль и повернулся к старикам. — Если возьму дюжину бутылок, сколько скинете? Он договорился забрать ракию на следующий день, записал адрес винодельни и, выбирая, попробовал ещё несколько сортов. Буквально по капле. Мог бы пригубить и сплюнуть, как это делают профессиональные дегустаторы, но уважение к напитку не позволяло. Всё это время Серж искоса следил за ним, так что в конце концов Мануэлю захотелось глотнуть от души — и будь что будет. — Пошли, — велел он, выкинув эту идею из головы, потому что тогда им точно пришлось бы добираться до приюта на попутке. Пожал на прощание руки всем старикам по очереди, пообещал не пропустить следующую ярмарку. Серж послушно последовал за ним к мотоциклу, вид у него был откровенно тоскливый. Прежде чем надеть шлем, Мануэль закрыл глаза и дотронулся до кончика носа. Попал с первого раза. — Трезв! — объявил он. — Держись крепче, сейчас покатаемся. — Пиздец, — обречённо резюмировал Серж и крепко ухватился за его пояс. Мануэль глухо засмеялся из-под шлема и выжал сцепление. Дорога стелилась под колёса тёмной лентой. «Ямаха», урча, подрагивала под коленями, гибко наклонялась на поворотах, слушаясь наездника так, словно срослась с ним воедино. Ветер разбивался о плечи, а Серж прижимался к спине Мануэля, чтобы было легче балансировать, и тот ощущал его тепло даже через плотную куртку. По обе стороны дороги высились горы, тёмные и молчаливые, мерцал над головой Млечный Путь. Мир нёсся навстречу, танцевал в свете фары, подхватывал и увлекал вперёд, в бесконечность. И Мануэль, прибавляя скорость, чувствовал себя почти что богом. Когда он остановил мотоцикл во дворе приюта, Серж поспешно скатился с него и сорвал с головы шлем. — Чтоб я ещё раз! — с чувством сообщил он. — Да никогда. Мануэль засмеялся; эйфория полёта по горной дороге ещё не отпустила его. — Скажи, что тебе не понравилось. — Да ты нас чуть не угробил! — Но не угробил же? — возразил он, оборачиваясь и откидывая с лица спутавшиеся волосы. Серж как раз шагнул вперёд, чтобы повесить свой шлем на руль, и они едва не столкнулись. Следовало бы отстраниться, но, возможно, они слишком много выпили, а возможно, просто не задумались о том, что следует делать. Серж застыл, а Мануэль скорее почувствовал, чем понял, что происходит нечто новое. Что сейчас, в эту минуту он может протянуть руку, и это не будет ни поддразниванием, как раньше, ни обычным дружеским жестом, как совсем недавно. Новое, неизвестное, непонятно к чему могущее привести. Желанное. Неуместное. Он отступил назад, и Серж повторил его движение, опоздав всего лишь на долю секунды. Повесил шлем, отряхнул пыль с рукава. Мануэль смотрел, не отрываясь. Будто никогда до сих пор не видел. В голове было пусто до звона, и он точно знал, что не заснёт сейчас у себя в комнате. — Пошли, — он кивнул на стол под навесом, за которым они часто сидели по вечерам. Отчего-то не сомневался, что Серж послушается. Деревянная лавка была уже холодной; Мануэль сел на неё, откинувшись спиной на жёсткое ребро столешницы. Долина раскинулась перед ним: глубокая, тёмная, с крошечными огоньками города — словно рой светлячков, слетевшихся к воде. Вдали антрацитово темнело озеро, скорее угадываясь между гор. От крыльца приюта светил фонарь, и звёзды, такие яркие с дороги, потускнели. Серж устроился рядом, подогнув под себя ногу и боком опираясь на стол. — Я понимаю, почему ты так любишь это место, — вполголоса сказал он. Мануэль скосил на него глаза, лишь слегка повернув голову. — Да? — Да. Когда смотришь вниз, такое чувство, словно именно отсюда Господь создал мир. Знаешь, я… — Он помолчал. — Я тебе завидую. Я тоже хотел бы найти такое место, где можно остаться. — А это тебе чем плохо? Серж покачал головой. — Ничем. Не в месте дело. Я просто... извини. «Я просто бегу куда-то», — закончил за него Мануэль. Или от кого-то. Он не забыл, как в первые недели работы в приюте Серж всякий раз внимательно оглядывал зал, прежде чем войти. И как избегал знакомства с новыми людьми, почти ничего о себе не рассказывая. Даже имя — и то называл неохотно. Мануэль не собирался расспрашивать: что бы ни гнало Сержа вперёд, оно ждало до осени, а к тому времени, как он надеялся, Серж дозреет и всё расскажет сам. — Нечему завидовать, — зачем-то сказал он вместо этого. — У меня за этот приют рассрочка ещё на полгода и куча долгов. А на зиму придётся искать работу и жить где-то ещё, дом ведь я продал… В общем, если я не извернусь и не найду тысяч этак четыреста, в следующем году у меня не будет ни приюта, ни дома. Такие дела. Если бы я тогда подумал хорошенько, купил бы шале в долине, чтобы летом туристы, а зимой — горнолыжники. Но… ладно, что уж теперь. — Ты придумаешь, — уверенно сказал Серж. Мануэль с подозрением покосился на него — слишком похоже это было на дежурную вежливость, требующую сказать что-то ободрительное, не вникая в суть. Но кажется, Серж говорил искренне; а может быть, Мануэлю просто очень хотелось в это верить. Они сидели в темноте, глядя на долину, не произнося больше ни слова — да в словах и не было нужды. Потом хлопнула дверь, раздались приглушённые голоса, чиркнула зажигалка: кто-то из постояльцев вышел покурить. Мир сразу съёжился до приюта и дворика перед ним; вспомнилось, что на часах почти полночь, а с утра предстояло дежурство на кухне вместо Луизы за то, что оставили её на весь вечер одну за администратора. Серж с Мануэлем поднялись почти одновременно; проходя мимо курящих туристов, пожелали им спокойной ночи и уже в спину услышали ответное пожелание. По лестнице поднимались, стараясь не стучать ботинками — приют спал. Серж свернул в дормиторий, Мануэль направился в свою комнату. На душе у него было странное предчувствие перемен, как будто он вышел на перевал, и перед ним раскинулись новые, не виданные прежде горные хребты и долины между ними. И он остановился, глядя во все глаза и нарочно медля в предвкушении, прежде чем шагнуть вперёд. Утром Мануэль проснулся бодрым, без малейшего признака похмелья. Сперва даже подумал, что вчера всё-таки случилось вернуться трезвым, потом вспомнил получше — и решил, что больше с незнакомыми стариками ракию пить не будет. Чудо, что не разбился сам и Сержа за собой в могилу не утащил. Он быстро умылся, спустился на кухню — Серж уже метался там между холодильником и столом. Мануэль хлопнул его по плечу, позволив себе задержать руку на секунду дольше обычного и, убирая, скользнуть ладонью вниз, до лопатки. Чувство чего-то нового, пришедшее вчера, никуда не исчезло. Мануэль не предполагал — знал, что может больше, может положить ладонь на спину, заставить повернуться, поднять глаза… Знал и смаковал это ещё не исполнившееся знание, как хорошее вино, и не протягивал руку, потому что сперва надо было понять, к чему это приведёт и чего будет стоить. Это уже не туристки, с которыми легко сойтись и так же легко распрощаться. Мануэля не отпускало предчувствие, что стоит сделать шаг — и повернуть назад окажется не так-то просто. А потом и вовсе невозможно. Он достал из холодильника упаковку яиц и начал быстро разбивать их в большую миску, попутно присматривая за варившимися в большой кастрюле сосисками. Далеко не во всех приютах — и даже гостиницах — предлагали горячий завтрак, чаще ограничивались йогуртом, тостами и нарезкой сыра с ветчиной, но Луиза воспринимала подобное меню как личное оскорбление, и Мануэль был с ней согласен. Лучше взять на пару евро больше и накормить отправляющихся в горы туристов как следует. Серж слегка толкнул его плечом, потянувшись за ножом, словно просьбу подвинуться было проще выразить прикосновением, чем словами. Во всяком случае, Мануэль именно так это понял и нисколько не удивился. Омлет почти прожарился, когда первая компания туристов, пятеро молодых ребят, спустилась на завтрак. Мануэль крикнул им из кухни, что всё вот-вот будет готово, ему ответили радостными возгласами, зазвенели чашки — чай и кофе все наливали себе сами. Мануэль с Сержем нарезали омлет в четыре руки, сталкиваясь ножами и смеясь, не глядя друг на друга. — Когда ты рассказывал про свою гостиницу, я не думала, что это окажется такой хорошей идеей, — призналась Мадлен, когда после обеда они болтали по скайпу. — Сто лет не видела тебя таким счастливым. Она не знала про долги и про то, что с приходом зимы всё изменится: уедет к детям Луиза, уйдёт в Италию Серж, и занесённый приют будет стоять под перевалом в ожидании весны. Только то, что видела — а Мануэль действительно чувствовал себя счастливым, несмотря на невесёлые перспективы. — Приеду в ноябре к тебе в гости, — сказал он. — Не возражаешь? — Дурак! Сколько я тебя звала, вспомни! А Филипп будет на седьмом небе от счастья. По крайней мере, у него будет месяц передышки. Или даже больше. Смотря по тому, сколько совесть позволит жить у сестры нахлебником. Распрощавшись с Мадлен, он начал спускаться на первый этаж — и остановился на середине лестницы. Серж стоял в коридоре, прижимаясь спиной к стене и почти не дыша, белый, как полотно; взгляд его был направлен в сторону зала. Услышав шаги, он на миг обернулся — Мануэль успел заметить расширенные почти во всю радужку зрачки — и снова замер. В том же спокойном темпе Мануэль преодолел несколько последних ступеней, забрал у него из рук пачку салфеток и кивком указал на лестницу. Уже на пороге зала он краем глаза заметил, как Серж отлип от стены и метнулся вверх, на второй этаж. В зале было почти пусто, как обычно днём. Две женщины сидели за угловым столиком, склонившись над фотоаппаратом, а высокий седой мужчина о чём-то спрашивал Луизу. — Не помню такого, — отмахивалась она, вытирая тряпкой стол. — Нашли, кого спрашивать — я целыми днями с кухни не вылезаю, людей почти и не вижу. Мануэль неторопливо подошёл, сунул несколько салфеток в металлические держатели. — Что-то случилось? — поинтересовался он. Мужчина обернулся. Он был немолод, но жилист и подтянут, и держался так прямо, что Мануэль заподозрил в нём военного. — Вы здесь работаете? — Я здесь хозяин. — Мануэль вытянул из стаканчика зубочистку и сунул в рот. — Какие-то проблемы? — Может быть. Вы видели этого человека? Мануэль добросовестно вгляделся в протянутую фотографию. — Не припоминаю, — ответил он, немного подумав. — А давно я мог его видеть? На фотографии у Сержа была короткая стрижка, открывающая смешно торчащие уши. На вид ему было лет двадцать. — Этим летом. — У меня каждый день сменяется два десятка постояльцев, не считая тех, кто просто заглядывает перекусить. Вы серьёзно думаете, что я их всех запоминаю? — Может быть, хоть что-то? — Да я сразу говорю, что бесполезно. Тут народу полно, самый популярный трек в Альпах. Многие к нам даже не заходят, идут мимо. — Ещё кто-нибудь из ваших работников… — Если вы найдёте мою официантку, которая сбежала без предупреждения, можете её спросить. Кажется, она сейчас в Германии. Мужчина медленно спрятал фотографию в карман. — Значит, больше никого нет? — А нам много народа и ни к чему. Будете заказывать? Обед закончился, но у нас наверняка что-то осталось — да, Луиза? — Луковый суп, пирог с мясом и тушёные овощи, — перечислила та. На гостя она не глядела, только на Мануэля. Мужчина кивнул и начал расстёгивать куртку. — Пирог и чай. И… где у вас туалет? Мануэль указал ему, куда идти, закончил расставлять салфетки и обернулся к Луизе. Она так и стояла с тряпкой в руках, встревоженно глядя то на него, то на коридор, где скрылся седой мужчина, похожий на военного. — Пирог и чай, — повторил он. — И присматривай за ним, чтобы не пошёл меня искать. Серж всё понял правильно — он сидел в комнате Мануэля, на его кровати, сгорбившись и сплетя в замок побелевшие пальцы. Когда дверь отворилась, он дёрнулся, вскинул голову, но, увидев Мануэля, тут же отвёл взгляд. Тот аккуратно прикрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. — Кто это? Серж опустил голову, внимательно разглядывая собственные руки. — Мой отчим, — глухо ответил он. Несмотря на то, что вид у него был потерянный, Мануэль не удержался от смешка. — Ты что — сбежал из дома? — Он думает… — Серж запнулся, мотнул головой и наконец поднял глаза. — Он думает, что я убил маму. Но я её не убивал. Клянусь, я не убивал её! У Мануэля изо рта вывалилась зубочистка, и он поймал её, машинально прихлопнув рукой к груди. — Так, — сказал он, не зная, что ответить на это. — Так. — Не говори ему, что я здесь, — попросил Серж, глядя снизу вверх. Безнадежно попросил, Мануэль и сам понимал это. — Допустим, я не скажу. Разницы-то… — Он не глядя сломал зубочистку между пальцев. — Сиди здесь. Не выходи. Я скажу, когда он уйдёт. Он снова спустился вниз. Мужчина — надо было спросить, как его зовут, — доедал пирог. Выглядел спокойным, это означало, что больше ни к кому он с фотографией не подходил, потому что покажи он её одной из сидящих за столиком женщин — те мгновенно опознали бы молодого человека, обслуживавшего их за обедом. Мануэль встал за барную стойку, переставил местами несколько бутылок с виски и ликёрами, затем взял салфетку и начал протирать столешницу — неторопливо, тщательно, уделяя внимание каждому мелкому пятнышку. Обычная работа бармена, ничего особенного. Он даже тихонько насвистывал сквозь зубы. Седой мужчина доел, аккуратно сложил на тарелку вилку с ножом и встал. Когда он подошёл, чтобы рассчитаться, Мануэль скомкал салфетку и выкинул в стоящее под стойкой ведро. — Не возражаете, если я оставлю фотографию? Вдруг увидите… — Конечно, — кивнул Мануэль. — А где вас искать, если вдруг? — Вот мой телефон, — поверх фотографии лег кремовый прямоугольник визитки. — Я собираюсь ненадолго остановиться в Сен-Фуа. Потом переберусь в Мартиньи, но вы звоните в любом случае. Мануэль кивнул, собрал со стойки фотографию с визиткой и сунул в карман. «Оливье Равель» — успел прочитать он. Ни профессии, ни названия компании. Только телефон и адрес электронной почты. Мужчина чётким, экономным движением надел куртку, закинул за плечо рюкзак и, попрощавшись, ушёл. Когда за ним закрылась дверь, Мануэль досчитал про себя до двадцати и подошёл к окну — удостовериться, что тот действительно направился в долину. Из кухни выглянула Луиза. Она ничего не спрашивала, только смотрела на Мануэля, словно он знал, что происходит и что делать. Мануэлю самому очень хотелось вот так на кого-нибудь посмотреть. — Всё потом, — сказал он, потому что Луиза, кажется, всё-таки собралась спросить, а ответить ему было нечего. Для начала он позвонил Раулю Шантье, владельцу единственной в Сен-Фуа гостиницы «Эдельвейс». — К тебе сегодня должен прийти один парень, — сказал он. — Оливье Равель. Было слышно, как стучит клавиатура. — Да, есть такой, — откликнулся Рауль. — Что, сбежал не заплатив? — Нет. Сделай одолжение, если он спросит, не знаешь ли ты Сержа — это помощник мой, ты его видел, когда мы ребят Изабеллы искали, — скажи, что не знаешь, ладно? — Постараюсь, — с сомнением сказал Рауль, — но у меня тут полно народа. А если он ещё кого-нибудь спросит? — Я разберусь, — заверил его Мануэль. — Главное, сразу всё не выкладывай. Выиграй мне немного времени, прошу. Ещё он позвонил Люку, владельцу бара «Монблан», Феликсу и Бернардин из туристического офиса — четыре места, куда в первую очередь мог направиться пришедший в город человек. Но это были выстрелы наугад. На везение. Сен-Фуа, куда Мануэль сам привёз Сержа и перезнакомил с несколькими десятками местных жителей. Туристы, идущие через приют бесконечным потоком, — это их Мануэль забывал почти сразу, потому что слишком много было лиц и голосов, но разве трудно запомнить улыбчивого парня, который показывал тебе комнату, приносил ужин, помогал решить какие-то мелкие проблемы вроде поиска зарядки для телефона или дождевика в ненастный день? Если Равель не узнает про Сержа сразу, сегодня он вернуться уже не успеет, но завтра утром… «Он думает, я убил». Но убийца боялся бы полиции, а Серж спокойно общался с сержантом Вальеном. Личная месть? Мануэль не знал, чем этот человек — отчим — угрожал Сержу. Знал только, что от пустых угроз не бегут через континент и не боятся вот так, до безрассудной паники. Серж сидел на том же краю кровати, где Мануэль его оставил. На этот раз он не вздрогнул, когда открылась дверь, — только повернул голову. — Он ушёл, — сообщил Мануэль. — Направляется в Сен-Фуа. Я предупредил хозяина гостиницы, чтобы молчал, но сам понимаешь. Серж кивнул. — Понимаю. Вот же… — Он невесело рассмеялся и покачал головой. — Думал забиться в какую-нибудь глушь, а в итоге меня половина Альп теперь знает. — Сегодня он уже не вернётся, слишком поздно. Только завтра. — Мануэль подтащил к себе стул и сел верхом, положив локти на спинку. — Рассказывай. Откуда он взялся и что ему от тебя надо? Серж опустил глаза, разглядывая собственные руки. — Он военный. Мама вышла за него, когда я был подростком. Сейчас на пенсии, у него проблемы с сердцем, но тогда ещё служил. Я… не очень хорошо его принял. Мануэль понимающе кивнул. — Начал сбегать из дома. Нашёл компанию… такую же. Тусили в заброшенных домах, курили травку, потом… ну, ты видел. — Он потёр предплечье. — Я ещё долго продержался, колоться начал только под конец. Жил где придётся, спал с кем попало, иногда даже ради дозы. В общем, ещё немного — и подох бы в очередном притоне. Но мама меня нашла. Уговорила вернуться. Я не собирался, но потом увидел у неё морщины и как она поседела, и подумал: это же из-за меня, вот я мудак. — И вернулся? — Нет. Но завязал. Прошёл курс лечения, устроился на работу. Мама была счастлива. Этот… по-моему, он думал, что я просто притворяюсь, чтобы тащить у мамы деньги на наркоту. Она ведь тогда оплатила мне лечение, я бы сам не смог. На самом деле, я даже начал отдавать ей эти деньги — понемногу, я тогда работал механиком на автостанции, платили там так себе. Заходил в гости, когда его не было. То есть, мама всегда говорила, что это и мой дом тоже, он ведь принадлежал отцу, но я всё равно чувствовал себя как в гостях. А потом… — Он сглотнул. — Потом она разбилась. Был дождь, она не справилась с управлением, вылетела в кювет. Насмерть, сразу. Машину так смяло, что… без шансов, в общем. Все так говорили. — Сочувствую, — только и смог сказать Мануэль. Он не знал, был ли Серж так привязан к матери, как он сам, пережил ли такое же по-детски беспросветное горе и одиночество, просто… мама — это всегда мама. — Но при чём тут ты? — За день до аварии мама попросила меня взглянуть на машину. Пожаловалась на зажигание. Я же механиком был, мне не сложно. Заменил свечи. А он решил, что я что-то сделал с тормозами. С ними всё было в порядке, экспертиза потом подтвердила, но он не поверил. А ещё у меня тогда опять начались проблемы с деньгами — подхватил воспаление лёгких, на лекарства ушло больше половины зарплаты, а мама как раз недавно оформила завещание… всё одно к одному. Я бы сам себе не поверил. — Он усмехнулся, но Мануэль видел, как дрожат сцепленные в замок пальцы. — Вот он и решил, что я подстроил аварию ради наследства. И что может заставить меня сознаться во всём. — Он заявил на тебя в полицию? — Да, только я же говорю, экспертиза доказала, что с тормозами всё было в порядке. Но он решил, что я просто очень хорошо спрятал следы, — пожал плечами Серж. — Раз я автомеханик, то наверняка знаю, как это делается, вот так он думает. Некоторое время Мануэль обдумывал эту историю. Что-то не сходилось. — Если всё так и дело закрыто, — наконец сказал он, — то чего теперь этот парень от тебя хочет? Серж изумлённо уставился на него. — Я же сказал — признания. — Но ты же просто не признаешься, и всё. Что он тебя — измором возьмёт? Или… — он осёкся. Серж машинально прижал руку к животу. — Или. Поверь, он умеет убеждать. Если бы письменных показаний было достаточно, они бы у него уже были. Но ему надо было, чтобы я потом подтвердил всё в суде, так что он… показал, что будет, если я передумаю. Только я, понимаешь ли, ни хрена не убеждался. А потом сумел сбежать. Вот с тех пор и бегаю. У Мануэля неприятно кольнуло в солнечном сплетении. Серж не производил впечатления человека, которого легко запугать, и представлять, что с ним делал этот… сумасшедший? Или добивающийся справедливости вдовец? — Ты сам мог заявить на него в полицию. — Серьёзно? Как ты думаешь, кому бы поверили — полковнику в отставке, с наградами и ранением, или бывшему наркоману? Он… — Серж запнулся. — Он не оставлял следов. Даже руки мне замотал бинтами, чтобы наручники не обдирали кожу. А всё остальное — ну, я же из окна прыгнул, вот и переломался. Так ведь и было на самом деле. Сказал бы, что я раскаялся и пытался покончить с собой, тоже бы поверили. Всё это до смешного напоминало бы сюжет какого-нибудь низкопробного кино, если бы не неприкрытый страх в глазах Сержа. И обречённость. Словно ему, как герою древнего мифа, предстояло вечно скитаться, спасаясь от расплаты за грехи. — Ясно… — протянул Мануэль. — Я понял. Что-нибудь придумаем. — Ничего мы не придумаем, — отозвался Серж зло и тоскливо. — Завтра он заявится сюда, вот и всё. Я попробую с утра добраться до Женевы, может, выиграю немного времени. Оттуда уже посмотрю, куда дальше. На помощь Мануэля он явно не рассчитывал, и это было немного обидно. Пусть даже Мануэль понятия не имел, чем может помочь, кроме как довезти до Женевы, чтобы не пришлось добираться на автобусе. Но ещё недавно он думал, что Серж может на него положиться и знает об этом, а оказалось… вон как. — Я думал, он будет искать в Германии, — словно извиняясь, добавил тот. — Я купил билет из Лиссабона в Берлин, попросил тётку пару раз позвонить в какую-нибудь гостиницу там… — А он тебя всё равно нашёл. — У него хорошие связи. Военный всё-таки, какая разница, что бывший. Он всегда меня находит… Равель не вернулся, но Серж весь вечер косился на дверь, замирая каждый раз, когда кто-то входил, и в конце концов Мануэль отправил его на кухню помогать Луизе. Ей они не стали рассказывать подробности, а сама она не спрашивала — даже, пожалуй, чуточку демонстративно не спрашивала, за что Мануэль был ей благодарен. Не хотелось отвлекаться ещё и на то, чтобы объяснять и успокаивать. Он промучился до вечера, но так и не смог придумать ничего, что позволило бы Сержу остаться в приюте, избежав встречи с отчимом. Самый логичный выход уже был озвучен: рано утром, как только начнёт светать, Мануэль отвезёт его в Женеву, а куда он отправится дальше — уже его дело. Есть автобусы, есть поезда, и для покупки билетов не всегда нужно предъявлять паспорт. Проклятье. Мануэль почти физически чувствовал, как растворяется и утекает сквозь пальцы всё, что ещё утром казалось своим — никому не отнять. Вечера за картами, насмешки и подколки, горные дороги и суета приюта… Он думал, у них есть время до осени. Ничего у них не было. Серж уйдёт. Они с Луизой снова останутся делить приют на двоих. С этого всё и начиналось, разве нет? Может быть, найдётся на остаток сезона новый работник или работница, сперва чужая, затем они привыкнут к ней, сдружатся, и всё вернётся на свои места… Не вернётся. Ни черта это была не привычка. Закрывшись в комнате, Мануэль терзал Гугл запросами. Отчим Сержа оказался известной фигурой. Полковник Равель участвовал в военных операциях в Африке, был награждён Военной медалью и крестом Воинской доблести. Покинув действующую армию по состоянию здоровья, возглавил кафедру в военной академии. После трагической смерти жены и перенесённого вслед за этим инфаркта ушёл в отставку. Кто поверит, что он ведёт охоту за собственным пасынком, о котором, кстати, вообще упоминаний не нашлось, словно его и не существовало? А если и поверили бы — то не усомнились бы в правоте полковника. Такие люди не ошибаются. В дверь постучали. Мануэль открыл — на пороге стоял Серж. Зачем он пришёл, догадаться было нетрудно. — Уже собрался? Тот кивнул. По-хорошему, надо было сказать ему что-то, что говорят в подобных случаях. Ты был отличным работником, парень, мы рады, что познакомились с тобой, тебя будет не хватать… Прощаться Мануэль никогда не умел. — Посидим во дворе? В последний раз. — Нет. Я… не за этим. Мануэль вопросительно поднял бровь. Серж переступил с ноги на ногу, его взгляд прыгал по рукам, плечам, груди Мануэля, упрямо избегая лица. — Ты когда-то сказал… — он запнулся, сунул руки в карманы, но Мануэль успел заметить, как нервно двигаются пальцы. — Ты сказал: когда предлагают — отчего не взять? Если я предложу… — он не закончил и наконец-то поднял глаза. В них был вопрос. Мануэль прислонился плечом к двери, разглядывая его с нарочито бесстрастным выражением лица. — Никаких «если», — сказал он. — Ладно, — Серж уже не отводил взгляд. — Я предлагаю. Возьмёшь? Мануэль молча посторонился, пропуская его. Серж остановился посреди комнаты и начал быстро, даже деловито как-то расстёгивать рубашку. В глаза снова не глядел, как будто Мануэль был вообще ни при чём. Это было обидно. Он шагнул вперед, положил ладонь Сержу на затылок и поцеловал — откровенно, без нежности, потому что они оба знали, чего хотят, и у них было не слишком много времени. Серж ответил сразу, и это было неожиданностью; Мануэль почему-то думал, что он будет податлив и позволит вести себя — не как женщина, но всё же, — но Серж целовал его с не меньшим напором, и, расправившись со своей рубашкой, решительно потянул вверх футболку Мануэля. Удивительно, но это заводило круче, чем тот представлял. Толкая друг друга и спотыкаясь, они добрались до кровати, Серж нащупал её ногой и упал, даже не глядя назад, потащив за собой Мануэля. Одеяло с простынёй мгновенно оказались смяты и скручены; стаскивать штаны лёжа было неудобно, но оторваться друг от друга казалось невозможным, и когда Мануэль наконец вытянулся, прижимая Сержа к постели, ощущая его обнажённое тело под своим — всё, целиком, — у него перехватило дыхание. На долгую прелюдию у них не хватило терпения, да она и не нужна была. Когда Серж попытался перевернуться на живот, Мануэль остановил его: — Нет. Тот дёрнулся было опять, молча, не слушая. Мануэль схватил его за подбородок, вынуждая повернуть голову. — Смотри на меня. — Какого… — зло начал Серж, но Мануэль оборвал его, коротко поцеловав. — Моя постель — мои правила. Ты сам захотел. Серж фыркнул, соглашаясь, и больше не пытался отворачиваться, но, даже задыхаясь и глотая стоны, он то и дело отводил взгляд. Как будто ему было тяжело глядеть в глаза Мануэлю. Это было пустяками, конечно, у всех свои тараканы, но почему-то Мануэль чувствовал себя обделённым. Позже, когда они лежали, всё ещё тяжело дыша, и Мануэль с сожалением думал, что на второй заход его не хватит, а жаль, ужасно жаль, ведь больше у них не будет шанса повторить, Серж зашевелился первым. Приподнялся на локтях, глянул в сторону, примериваясь слезть с кровати. — Останься, — Мануэль перехватил его поперёк живота и притянул к себе. — До утра. Какая тебе разница, где спать? Он был готов к спору, но Серж как-то очень легко поддался, пододвинулся ближе и через несколько минут уже расслабился, задышал ровно, уткнувшись в плечо Мануэля. Тот лежал, не двигаясь, и смотрел. Вначале едва различая черты лица в темноте, затем, когда начало светать, разглядывал то линию скулы, мягкую и в то же время чёткую, как будто нарочно рисовали, то длинные ресницы, то трещинку в уголке губ… Столько всего он не замечал до сих пор, и несправедливо, что сейчас может насмотреться вдоволь первый и последний раз. Когда стало почти светло — не рассвет, лишь его предвестник, — он осторожно поднялся, стараясь не разбудить Сержа. Не разбудил. Одевался и собирался тихо, следя за каждым движением, чтобы не упало ничего на пол, не стукнул нечаянно ящик стола. И дверь за собой закрывал тоже очень аккуратно. Пикап он припарковал на соседней с гостиницей улице. В «Эдельвейсе» не было ночного администратора, приехавшим слишком поздно или слишком рано гостям предлагалось позвонить в звонок и ждать, пока хозяин, накинув халат, спустится открыть. Но Мануэль весной прожил в «Эдельвейсе» почти три недели и знал, что код от задней двери не менялся уже лет пять и не сменится ещё столько же. На столе администратора он нашёл такой же журнал, в каком сам вёл учёт постояльцев — собственно говоря, у Рауля он эту идею и перенял. Полковник Равель жил на третьем этаже, в триста пятнадцатой комнате. Мануэль положил журнал на место точно так, как тот лежал, и поднялся по лестнице. Полковник узнал его сразу. И про то, что Серж в приюте, он тоже знал — Мануэль понял это по прищурившимся глазам и испытующему взгляду. Даже в домашних хлопковых штанах и майке, едва проснувшийся, Равель выглядел собранным и готовым к действию. — Человек, которого вы искали. — Мануэль не стал утруждать себя приветствием. — Я знаю, где он. Идёмте. Полковник кивнул. — У меня есть минута? — Хоть десять. Полковник уложился в три. Когда он вышел из номера, на нём была та же одежда, что и вчера, только рубашку поменял. Лицо умыто, волосы причёсаны, и Мануэль не удивился бы, увидев, что тот успел побриться, но лёгкая щетина всё-таки опровергала эту вероятность. К машине они шли молча. И ехали потом — тоже. Мануэль радовался про себя: он, конечно, нашёлся бы с ответом на любой вопрос, но так было гораздо удобнее. Только когда он съехал на обочину и заглушил двигатель, полковник с сомнением спросил: — Здесь? Было бы странно, если бы не спросил. Он, вероятно, думал, что они едут в приют, а вместо этого оказался на горной дороге, с одной стороны от которой поднимался каменистый склон, а другая, засыпанная мелкими камнями, уходила вниз. — Да. — Мануэль захлопнул дверцу машины. — Надо немного пройти. Он уверенно шёл вперёд, слыша за спиной шаги полковника. Размеренные, ровные. Почему-то вспомнилось, как ходил Серж: перепрыгивая с камня на камень, и даже когда останавливался — продолжал покачиваться с пяток на носки и обратно, словно шёл на месте. Тропинка изогнулась вдоль склона, вытянулась узкой лентой, обходя выступающий край скалы. Мануэль мысленно прикинул расстояние, отсчитал ещё несколько шагов — и остановился. Шаги за спиной тоже замерли. Оборачиваясь, Мануэль уже знал — объяснять не придётся. Полковник стоял на самом узком участке тропы, чуть склонившись, чтобы не задевать головой нависающий выступ. Мелкая крошка выскальзывала у него из-под ног и шуршала, слетая по почти отвесному склону. — А я было подумал, что вы разумный человек В его голосе не было страха, только сожаление. Мануэль пожал плечами и вытащил из кармана куртки пистолет. — Зря. При виде оружия полковник даже не моргнул, и Мануэль невольно почувствовал уважение. — Полагаю, он рассказал вам трогательную историю про вернувшегося блудного сына и несправедливое обвинение в убийстве? А меня представил маньяком, жаждущим крови невинной жертвы? — Не совсем. — Про то, что он наркоман, он, скорее всего, умолчал. — Бывший наркоман. И я уже знал, кстати. — Бывших наркоманов не бывает, — со спокойной уверенностью возразил полковник. — Просто они учатся прятать следы. Ему всегда будет нужна доза. И деньги на неё. Он будет врать, притворяться, втираться в доверие… и даже убивать. Сколько вы его знаете — месяц? Два? Вы когда-нибудь вообще имели дело с наркоманами? Мануэль молчал. — Он убил мою жену. Свою мать. Он должен понести наказание, и вы не помешаете мне этого добиться. — Помешаю. Полковник вздохнул. — Правда? Вы готовы застрелить меня ради человека, которого даже толком не знаете? И который, как вы уже поняли, вас обманывает. Страшнее всего было то, что Мануэль понимал: полковник мог оказаться прав. Он знал Сержа слишком мало, чтобы со стопроцентной уверенностью сказать: нет, этот человек не способен на убийство. Слишком многие сказали бы то же самое про него самого. И рассказ Сержа, по сути, ничем подтверждён не был. А что до старых шрамов… колоться можно и туда, где никаких шрамов не останется. Всё, что у него было — слово полковника против слова Сержа, и вопрос заключался даже не в том, кому поверить, а на чью сторону встать. И какую цену заплатить за это. — Оставьте его в покое, — попросил он. — Пожалуйста. Полковник усмехнулся, выразительно глядя на пистолет. — Иначе вы меня убьёте? Не боитесь, что кто-нибудь услышит выстрел? — А мне и не надо стрелять, — усмехнулся в ответ Мануэль. — Достаточно толкнуть вас вниз. Даже если выживете — хотя с такой высотой я бы не рассчитывал, — я спущусь и добью. Камнепады тут бывают часто, откапывать вас никто не будет. Но если придётся — нет, не боюсь. Тут такое эхо, что никто не поймёт, где именно стреляли. — А вы неплохо подготовились, я смотрю, — понимающе кивнул полковник. — Что есть, то есть. — Мануэль переступил с ноги на ногу. Пистолет с каждой минутой становился всё тяжелее. — Так что? Мы договорились? Неожиданно полковник рассмеялся. — Серьёзно? То есть, если я пообещаю уехать — вы мне поверите? Что я не обращусь в полицию, не расскажу, как вы похитили меня и угрожали оружием… — Да, — прервал его Мануэль. То же чутьё, которое заставило его поверить Сержу, говорило, что он прав. — Вы не станете нарушать слово. Честь офицера, или как у вас там это называется. Слово — это всё, что мне нужно. Полковник разглядывал его с удивлением и — самую малость — любопытством. Как найденный в кладовке музейный экспонат: надо же, какая штука обнаружилась, и подумать только, где. Неужели настоящая? — Что ж, — протянул он, — не могу не признать, что вы правы. В полицию я не пойду. И я бы даже согласился на ваши условия, но нет. Он убил мою жену. Мануэль прикидывал, как будет лучше напасть, чтобы самому не потерять равновесие. Подстрелить, конечно, было бы удобнее — хотя бы в ногу, — но выстрел действительно могли услышать, а главное, если тело найдут, огнестрельное ранение привлечёт внимание полиции. Не даст им поверить, что полковник пошёл гулять в горы, споткнулся и слетел в пропасть. Так что стрелять — только в крайнем случае. — Но я могу подождать, — продолжил тем временем полковник, и Мануэль удивлённо поднял на него глаза. — Он так долго бежал, что загнал себя на край света — пусть тут и сидит. Если не ошибаюсь, после того, как ложится снег, к вашему дому уже не проехать? За «край света» можно было и обидеться, но Мануэль не стал заострять на этом внимание и кивнул. — Вот пусть и сидит там, — повторил полковник. — Хоть до зимы, хоть зимой, хоть до конца жизни. Но если высунется — извините. Я слишком долго за ним шёл, чтобы остановиться. — И я должен поверить вам на слово? — Я же поверил. «Октябрь, — думал Мануэль. — Три месяца. Или четыре, если зима будет поздняя. Куча времени, чтобы что-то придумать». — Согласен, — сказал он, убирая пистолет. Скреплять договор рукопожатием не стал — доверие всё-таки имело свои пределы. Полковник тоже не стал протягивать руку, только кивнул в знак того, что ответ принят. — Только не пытайтесь меня обмануть, — предостерёг он. — Я останусь в Сен-Фуа, и если он сбежит — узнаю об этом очень быстро. — Что, так и будете жить в гостинице до зимы? Или — как вы там сказали? — до конца жизни? — А какая разница? — Взгляд Равеля потускнел. — Возвращаться мне всё равно некуда. В приюте Мануэля встретил кипящий от злости Серж. — Какого хрена? — выпалил он вместо приветствия. Мануэль опустил взгляд на его ноги в старых кедах с треснувшей подошвой и ухмыльнулся. — И тебе доброе утро. Сработало, надо же. — Охуеть как смешно! Ты понимаешь, что я уже потерял часа три? И этот ублюдок вот-вот сюда заявится? — Не заявится. — Мануэль ухватился за столб, подпирающий крышу над крыльцом, одним прыжком вскочил на перила и, пошарив на крыше, достал ботинки Сержа. — Держи. Мог бы отойти и посмотреть, издалека было видно. И если кто-то из гостей заметил стоящие на крыше ботинки, бог знает, что они подумали. — Что значит — не появится? — с подозрением спросил Серж. — Только не говори, что ты ездил к нему. — К нему, куда же ещё? — Мануэль положил руку ему на плечо и подтолкнул к двери. — Пошли завтракать, всё расскажу. Жрать хочется до смерти. Серж слушал его рассказ со смешанным выражением недоверия и признательности. Когда Мануэль дошёл до появления пистолета, он со стоном закрыл лицо рукой. — Идиот! Ты действительно ему поверил? Да он, небось, уже сидит в жандармерии. — Ну, — протянул Мануэль, — вообще-то он произвёл на меня впечатление человека, который держит своё слово. Это раз, а два — как ты сам говорил, его слово против моего, и как ты думаешь, на чьей стороне будет сержант Вальен? Серж усмехнулся. — Так всё-таки не в доверии дело? — Доверие, — наставительно сказал Мануэль. — должно иметь под собой твёрдую основу. Так вот, о чём мы в итоге договорились. Он не трогает тебя, пока остаёшься в приюте. Сколько бы ты тут ни оставался. Но он знает, что осенью приют закроется, так что время ограничено. — И ты опять ему поверил. — Я поверил в то, что ему будет очень сложно забрать тебя отсюда. Это не улица, где можно стукнуть по голове и уложить в багажник. Здесь всегда есть люди, любую машину запомнит человек пять как минимум. Так что он просто хотел успокоить психа с пистолетом, не теряя лицо… ну, и оставить себе контроль над ситуацией. — Ясно. — Серж задумчиво размешивал сахар в кружке. — Значит, он решил, что домашний арест — тоже арест, а твой приют вполне сойдёт за тюрьму, хоть и с удобствами. И никуда я отсюда не денусь, надо только подождать. Что ж, спасибо. Придётся тебе терпеть меня до зимы. Хотя сам виноват, это же ты с ним договорился. Он захрустел тостом, осторожными глотками отпивая слишком горячий кофе. А Мануэль едва не выронил нож, которым резал сыр, потому что до него только сейчас дошло. Из всех возможных вариантов он выбрал именно тот, который накрепко привязал Сержа к приюту. Можно было сколько угодно говорить о том, что это был единственный шанс разойтись, не причиняя никому вреда, что он выиграл время, но правда лежала на поверхности: как только Равель предложил ему сделку, которая заставляла Сержа остаться в приюте до зимы, Мануэль согласился не раздумывая. Возможно, с какой-то отстранённостью думал он, именно на это он и рассчитывал. Он мог позволить Сержу уйти. Как они и договаривались, а если этого было недостаточно — задержать полковника или отправить его по ложному следу. Ногу ему сломать, в конце концов. Мог убить его, хотя не исключено, что после этого в бега пришлось бы удариться уже им обоим. Но Серж был бы свободен. Мануэль же не сделал ни того, ни другого. Он не дал уйти Сержу, а потом торговался с полковником, пока не услышал то, что хотел услышать. Условия, на которых Серж останется с ним, хочет того или нет. И ещё будет благодарен за подаренную передышку. — Э-эй, — Серж помахал ладонью у него перед лицом. — Ты чего завис? — Ничего, — ответил Мануэль, чувствуя, как холодеет что-то внутри. — Ничего. Всё нормально. «Это гены, — думал он, ворочаясь ночью в своей постели — сон не шёл. — Проклятые отцовские гены. Сделал — и не заметил. Да ещё и оправдание себе нашёл сразу же. И сейчас ищу. Самому хочется поверить, что всё к лучшему…» Днём было не до моральных терзаний. Днём приходилось делать вид, что всё в порядке — для Сержа, не сводившего взгляда с двери; для Луизы, которой они рассказали очень краткую версию происходящего, без упоминания о наркотиках и других неприятных вещах. Надо было выглядеть спокойным и уверенным, и Мануэль старался изо всех сил. А вечером накатило. Он ворочался с боку на бок, вертел ставшую вдруг неудобной подушку, тщетно пытался ни о чём не думать. Ждал, одновременно страшась и надеясь, что Серж придёт снова. Не знал, что будет хуже: если прошлая ночь была случайностью, которая больше не повторится, или если Серж решит, что теперь он в долгу у Мануэля, и додумается отдавать долг… таким образом. От обоих вариантов становилось тошно. Он проворочался почти до утра, иногда проваливаясь в некрепкий сон и почти сразу выныривая из него. Только с рассветом удалось наконец заснуть на пару часов, а потом зазвенел будильник, и надо было вставать, одеваться и снова изображать уверенность в себе. Мануэль ни на каплю не чувствовал себя отдохнувшим, словно и не ложился. Серж так и не пришёл. Умывшись и почистив зубы, Мануэль спустился в зал. Серж расставлял на столе продукты для завтрака. Мануэль смотрел на него, на согнутую спину, череду выступающих позвонков под тонкой водолазкой — чуть больше суток назад он пересчитывал их губами. На шею, где под воротником скрывался небольшой синяк, им же оставленный. Прикасался взглядом, как руками не мог. Серж замер, словно почувствовал этот взгляд. Мануэль не отворачивался. Смотрел и ждал. — Скажи-ка, — спросил Серж, не поднимая головы, только руки перестали перекладывать пакетики с джемом, — а это твоё «бери, пока предлагают» — у него срок действия есть? Или каждый раз заново предлагать придётся? До этого момента Мануэль не представлял, что существуют слова, от которых чувство неправильности происходящего исчезнет. Как Серж ухитрился их найти? — Можем сделать бессрочным, — отозвался он с деланой небрежностью, хотя больше всего на свете ему хотелось улыбаться, как дураку. — Как обычно: если одна из сторон желает разорвать договор… — Уведомить письменно, да, — усмехнулся Серж и наконец обернулся. У него в руках была коробка с джемом, у Мануэля — куртка, поэтому целовались они, касаясь друг друга только губами. Почти целомудренно. На кухне громыхнула противнем Луиза, и Серж неохотно отстранился. — Потом, — коротко улыбнулся он и снова обернулся к столу. Мануэль отступил на шаг, провёл языком по губам, собирая чужой вкус. «Всё замечательно, — сказал он себе. — Всё исправилось, разве не так?» Даже не произнесённые вслух, слова звучали насквозь фальшиво. Они теперь почти всё время проводили в приюте. Мануэль, как раньше, ездил в город по делам, в магазин и прачечную, но не задерживался там. Перестал заходить в бар к Люку, спешил вернуться как можно скорее — одинаково не хотелось ни наткнуться на полковника где-нибудь в городе, ни узнать, что тот в его отсутствие заявился в приют. Поездки по горам тоже закончились — Серж отказывался, боясь встретить отчима, а развлекаться в одиночку Мануэлю казалось неправильным. Несправедливым. Хорошо, что на них теперь и времени не оставалось. Вскоре Луиза уехала на неделю к родным, как они и договаривались. Мануэль с Сержем остались в приюте одни, и за навалившимися делами — Мануэль обнаружил, что готовить еду на два-три десятка человек не так просто, как кажется со стороны, — не было времени для переживаний. Они работали, вечерами вырывали час-другой, чтобы посидеть во дворе либо со стаканом вина, либо просто так. Потом расходились каждый в свою комнату или же переглядывались — и Серж оставался с Мануэлем до утра. Мануэль приноровился просыпаться первым. Лежал, не двигаясь, и смотрел на Сержа, пока спальня потихоньку наполнялась бледным утренним светом. Потом Серж просыпался, скатывался с постели, не открывая глаз, уходил в ванную — Мануэль как-то ехидно заметил, что тот, вероятно, спит с ним только за возможность пользоваться отдельным душем. Серж поздравил его с догадкой и затянул к себе, прямо в одежде. — Завтрак, — напомнил ему Мануэль, притискивая к стене душевой кабинки. — Нас не поймут. — Извинимся. Осторожно, скользко… ага, вот так, давай быстрее, я не стеклянный, не рассыплюсь, ну… Но потом они спускались в зал, и всё возвращалось на свои места, и призрачный холод, поселившийся в груди Мануэля, возвращался тоже, ощущаясь всё отчётливее — как будто он снова оказался в каменной пещере, одетый в одну футболку, и солнечный свет, сияющий где-то наверху, не достаёт до него, чтобы согреть. Луиза вернулась на день раньше, чем собиралась, усталая, словно не отдыхать ездила, а работать, и было видно, что её что-то гложет. Мануэль присматривался, ходил вокруг да около, но спросить не решался. Выручил Серж, с которым она была более откровенна. — У неё дети затеяли перестраивать дом, — сказал он, заметив, что Мануэль слишком долго и задумчиво смотрит на застывшую над горой грязной посуды Луизу. — Работы на всю зиму, а то и весну. Сами придумают, где перекантоватся, но вот ей места уже не найдётся. — А на кой чёрт они зимой… — Мануэль не договорил, задумчиво сунул в рот зубочистку. — М-да. — Вот именно. Она, конечно, говорит, что так надо, только… дурак бы понял. — Почему же она мне не сказала? Это было дело Луизы, конечно, но… Мануэль чувствовал обиду. Думал, что они давно уже не чужие люди, и Луиза знает, что он всегда готов помочь, а оказалось — она даже не доверяла ему настолько, чтобы поделиться своими трудностями. Сержу вот доверяла. — Потому что ты бы сразу принялся решать её проблемы. — Серж словно подслушал его мысли. — А ей не хочется тебя напрягать. Особенно сейчас. Видать, не так уж хорошо он делал вид, что всё в порядке. В один долгий унылый вечер — небо ещё несколько дней назад затянуло тучами, и дождь накрапывал почти без перерыва, мелко и противно, распугивая туристов, — Луиза сама подошла к нему. Но заговорила вовсе не о своих бедах и не о том, что, возможно, следующим летом Мануэлю придётся справляться без неё, ведь там, где найдётся работа на зиму, гораздо проще остаться и на лето. — У меня есть шестьдесят тысяч, — сказала она. — Откладывала на чёрный день, да когда он ещё придёт. Знаю, они тебе мало помогут, но хоть что-то. — Луиза… — начал было Мануэль, собираясь отказаться — не мог же взять эти деньги, в самом деле? Но та похлопала его по руке, и в этом жесте неуловимо проскользнуло что-то материнское. — Не спорь, Мануэль. Принять помощь не зазорно, зазорно по глупости потерять то, чем дорожишь. А деньги ты мне когда-нибудь вернёшь, разве нет? Он вздохнул, перехватил её ладонь и на миг прижал к щеке. — Спасибо. Луиза улыбнулась ему, и, кажется, глаза у неё подозрительно поблёскивали. А Мануэль именно тогда понял, что деньги эти не возьмёт. Не потому что гордость требовала справляться со своими проблемами самостоятельно, не потому что эти шестьдесят тысяч всего лишь оттягивали неизбежное. Просто… что для него был приют? Дом? Сбывшаяся мечта? Или всего лишь гостиница в красивом месте, каких тысячи по всему миру, а эта первая попалась ему на глаза? Дом — громкое слово, слишком большое значение ему придают. За два-три месяца он что угодно привыкнет называть домом, были бы стены и крыша. И чтобы на кухне гремела посудой Луиза, а с лестницы доносился стук ботинок Сержа, перепрыгивающего через ступени… Ладно, не стоит желать невозможного. Хотя бы — только Луиза. Утро ослепило солнцем — за одну ночь тучи ушли, оставив над долиной ясное голубое небо и нарастающую с каждой минутой жару. Мануэль оставил Луизу за администратора, игнорируя её ворчание о том, что дел и так много, посоветовал перегрузить их на Сержа и выкатил из-под навеса мотоцикл. Пистолет на этот раз он брать не стал: убивать было уже поздно, а угрожать не имело смысла. Полковник наверняка позаботился о том, чтобы в случае его смерти обстоятельства их предыдущей встречи стали известны. Но задержать — вот это было реально. О цене, которую придётся заплатить, Мануэль не думал. Плевать. Пара месяцев тюрьмы или штраф… с этим он как-нибудь справится. Мотоцикл он запарковал на том же месте, что и в прошлый раз, и точно так же зашёл с чёрного хода. Особого смысла в этом не было, просто не хотелось встречаться с Оливье. Тот обязательно заговорил бы, отпустил какую-нибудь шутку и сбил настрой. На это раз полковник был одет. Увидев Мануэля, он кивнул ему, как деловому партнёру. — Месье Легран. — Полковник Равель. Тот шагнул назад, приглашая войти. — Что-то случилось? Вы изменили своё мнение? — Нет, — ответил Мануэль, осматриваясь. Комната была обставлена просто: кровать, шкаф с раздвижными дверцами, письменный стол и стул возле него. На стене висел телевизор. Кровать была аккуратно застелена, две книги лежали на краю стола ровно, одна на другой, рядом — блокнот и простая ручка. Не догадаешься, что кто-то живёт в этой комнате уже несколько недель. И никаких тяжёлых предметов на виду, вот же незадача. Полковник вопросительно смотрел на него, ожидая продолжения. — Я прошу вас изменить своё. — Это исключено. — Полковник опустился на стул, рассеянно потирая живот. — Я и так пошёл на уступки, потому что вы были чересчур… убедительны. Но бросать всё я не собираюсь. Даже не просите. — А если я заплачу? Сколько вы хотите? Пятьсот тысяч? Миллион? — Вира, — понимающе усмехнулся полковник. — И всё-таки нет. Зачем мне деньги? Он убил мою жену. — А если он не убивал… — Уходите. Мануэль посмотрел на распахнутое окно. На расстёгнутый ворот рубашки полковника, на его руку, растирающую грудину. — А ведь это ты её убил, — сказал он, наклоняясь над столом. — Ты убил её ради наследства. Дождался, пока Серж окажется возле машины — или сам подкинул ей мысль, что он механик, ему несложно посмотреть, где неисправность, — и испортил тормоза. А потом свалил всё на него. Жена мертва, пасынок в тюрьме, ты с деньгами и на свободе — отличный расклад. Глаза полковника расширились; Мануэль видел, как недоумение в них сменяется гневом. — Что за чушь ты несёшь?! — Женился на богатенькой бабе, ухлопал её и обеспечил себе старость. Как удобно, а? А когда оказалось, что её сына не в чем обвинить, начал на него охоту. Полковник начал подниматься из-за стола, тяжело опираясь на руку. Движения его были замедленны, и Мануэль видел: если ударит, будет время уклониться. Не до конца, конечно же. Для того, чтобы выглядеть защищающимся, стоит хоть раз получить в морду. — Ты не герой, ты подонок, — произнёс он, глядя прямо в глаза Равелю. — Убийца. Мразь. И ни хера у тебя не выйдет, понял? Ты до него не доберёшься. Ни-ко-гда. Полковник оттолкнул тяжёлый стол (Мануэль успел посторониться, чтобы не получить углом в бедро) замахнулся — и согнулся, прижимая руку к груди и с хрипом втягивая в себя воздух. Ноги его дрогнули, он тяжело опёрся на стол, но руки не держали, и он сполз на пол, судорожно вздрагивая и задыхаясь. — Ап… аптечка… — с трудом выговорил он, указывая на тумбочку возле кровати. — Нитро… нит… Мануэль не сдвинулся с места. Полковник перевёл на него взгляд, и в его глазах впервые появился страх. Трясущейся рукой он потянулся к карману брюк, неловко вытащил телефон, пальцы не слушались его… Шагнув вперёд, Мануэль ногой выбил телефон из его руки. Полковник побледнел, на лбу у него выступил пот. Он сжимал грудь, словно силясь приподнять её, ловил ртом воздух, пальцы судорожно комкали рубашку, сминая ткань. Правая нога у него дёргалась, и ботинок глухо постукивал по полу. Мануэль смотрел. Когда движения полковника стали медленными и скованными, он опустился на одно колено и легко, почти не касаясь, закрыл ему ладонью рот и нос. И глядел в помутневшие глаза, пока они не потеряли всякую осмысленность, не скрылись за полуопустившимися веками. Только тогда отпустил и прижал вместо этого пальцы к шее. Пульс ещё бился — тонкий, редкий, еле ощутимый. Полковник был жив. Мануэль сел возле него на пол, собственное сердце колотилось, как бешеное, где-то у горла. Руки не дрожали. Он проверял пульс у умирающего ещё несколько раз, и только когда не смог обнаружить даже самого слабого признака жизни, — только тогда встал, пододвинул стол на место, сунул телефон полковника обратно ему в карман. И спустился в холл, где за стойкой ресепшн читал газету Луи. — Твой постоялец из триста пятнадцатого, — сообщил Мануэль, облокотившись на стойку. — Похоже на сердечный приступ. Вызови скорую, что ли? Луи поднял голову от газеты. — Полковник Равель? — уточнил он, внимательно гладя на Мануэля. — Который расспрашивал всех о твоём помощнике? Мануэль кивнул. — И что, действительно сердечный приступ? Луи никогда не был дураком. Мануэль усмехнулся, давая понять, что вопрос попал в точку. — Чистая правда. Сидели, разговаривали, вдруг он хватается за грудь, падает и всё — готов. Я, как ответственный гражданин, прибежал к тебе вызвать скорую. Ты звони, между прочим, там время звонка зафиксируют. Да и жандармов можешь вызвать. На всякий случай. Луи на мгновение замер над телефоном. — Ты уверен, что жандармы тоже согласятся с этой версией? Ни черта Мануэль не был уверен, по правде говоря. Но он отнял руку от лица Равеля прежде, чем тот умер, и это, наверное, не будет выглядеть как удушение. Или будет? Сумеют ли медики определить, сколько времени умирал полковник? — Вызывай, — сказал он. — Всё равно ведь приедут. Позвонив в жандармерию, Луи добился разговора лично с сержантом Вальеном, и Мануэль решил, что потом, когда всё утихнет, непременно проставится ему за это. Обоим. — Да-а, дела, — степенно протянул сержант, оглядывая труп. Врачи даже не пытались реанимировать полковника — было слишком поздно. — Это всё погода. Как после дождя солнышко выглянет, тут-то и жди беды. Вот тесть у меня тоже… Его помощник, натянув резиновые перчатки, переворошил рюкзак полковника, затем вытащил из тумбочки аптечку, открыл, протянул врачу. Тот указал на небольшой флакончик спрея. — Нитроглицерин. — То есть у него были проблемы с сердцем? — уточнил сержант. Врач пожал плечами. — Этого я сказать не могу. Мануэль рассказал, как во время их разговора полковник растирал грудь и жаловался на духоту. Вид при этом делал в меру растерянный. — И о чем же вы с ним говорили? — поинтересовался Вальен. Мануэль усмехнулся с притворным сожалением. — Я рассказал, что мы с его сыном... ну, ты понимаешь. Пришёл познакомиться поближе, вроде как не чужие теперь. Кто же знал, что он воспримет это так… остро? Сержант скорбно пожевал губами. — М-даа… От такого, пожалуй, и здоровому плохо станет. А как же… ладно. — Он махнул рукой. — Не моё дело. Они наблюдали, как врачи выносят завёрнутое в чёрный мешок тело. Помощник сержанта вышел следом. — Родственники могут потребовать вскрытия, — негромко сказал Вальен, не глядя на Мануэля. — Если обнаружится, что смерть наступила не от сердечного приступа, ты будешь первым подозреваемым. Или вторым, если у твоего… о Господи, я надеюсь, ты это говорил не серьёзно. Если у его пасынка нет алиби. — У него отличное алиби, — сказал Мануэль. Он знал, что, если придётся, сержант начнёт расследовать смерть полковника Равеля в полную силу, и не станет испытывать ни малейших сомнений, арестовывая Мануэля, если вина того будет доказана. Но сделает всё, чтобы не пришлось. — Кстати, он же и ближайший родственник. Единственный, насколько я знаю. Хочешь узнать насчёт вскрытия? Сержант тяжело положил руку ему на плечо. — Лучше бы это и правда был приступ, Мануэль. Слышишь? Я буду молиться, чтобы это был приступ. Ты слишком хороший человек, чтобы в тебе разочаровываться. Мануэль не был хорошим человеком. Он был убийцей. Дважды. И ни об одном из этих убийств он не сожалел. «Так получилось», — сказал бы он, если бы кто спросил. Конечно, он предпочёл бы не убивать, но если бы ему выпал шанс пережить всё заново — сделал бы то же самое. У него был выбор, и этот выбор он сделал. Когда они с сержантом приехали в приют, Луиза встретила их, недовольно скрестив на груди руки. — Если хочешь, чтобы обед был готов вовремя, изволь сам делать свою работу, — заявила она. — Я нанималась кухаркой, а не администратором. Здравствуйте, сержант Вальен, как у вас дела? — Я же тебе говорил — припряги Сержа, — пожал плечами Мануэль, пока сержант здоровался и выражал своё восхищение деловой хваткой Луизы. — Где он, кстати? — На кухне. — А, всё-таки припрягла. Он огляделся — в зале сидели две парочки: мужчина с женщиной постарше пили кофе, двое юных туристов, едва перешагнувших порог совершеннолетия, подняли головы от телефонов и с любопытством разглядывали жандарма. — Пойдём на кухню, что ли? Не при всех. Сержант кивнул. Луиза нахмурилась, только сейчас, похоже, поняв, что жандарм приехал не в гости. — Что-то случилось? — спросила она. — Ничего страшного. Мануэль вообще-то не собирался звать её с собой, но Луиза уже вышла из-за стойки, и останавливать её он не стал. Когда они втроем вошли на кухню, Серж сидел на табурете и чистил картошку. При виде сержанта Вальена в форме нож у него в руках замер. — Сержант? Тот прочистил горло и подтянул повыше ремень на животе. — Месье Дестье, — серьёзно сказал он, и настороженность во взгляде Сержа сменилась страхом. Он быстро взглянул на Мануэля, но тот успокаивающе поднял ладонь, давая понять, что пришли к нему, а не за ним. — Месье Дестье, я с прискорбием вынужден сообщить, что ваш отчим, полковник Равель, скончался сегодня утром. Предположительно от сердечного приступа. М-да. — Он оглянулся на Мануэля. — Месье Легран присутствовал при этом, так что подробности, думаю, можете узнать у него. Нож вместе с недочищенной картошкой шлёпнулись в ведро с шелухой. — Умер? — растерянно переспросил Серж; глядел он при этом не на сержанта, а на Мануэля. Тот кивнул. — Вы как ближайший родственник можете потребовать провести вскрытие, — продолжил сержант. — Если сомневаетесь в причине смерти или хотите убедиться, что она была естественной. Мануэль заметил, как глаза Сержа чуть расширились — он понял намёк. — Нет, — быстро сказал он. — Нет, не надо. Я… верю. У него уже был инфаркт, и…. и врачи говорили, что такое может произойти. Вы, наверное, можете запросить документы… я, правда, не помню, в какой клинике он лежал. Вальен выразительно глянул на Мануэля. — В таком случае не буду вас задерживать. Ещё раз приношу соболезнования. Он кивнул им обоим и вышел из кухни; Луиза, всё это время молча стоявшая у двери, посторонилась, пропуская его. — Упокой Господи его душу, — пробормотала она, сочувственно глядя на Сержа. — Ну, что ни делается… Она не договорила, вздохнула и ушла следом за сержантом Вальеном. Мануэль слышал, как она о чём-то спрашивает его, но слов разобрать не смог. Серж растерянно смотрел прямо перед собой — при других обстоятельствах Мануэль решил бы, что это шок от потери близкого человека, но случай явно был не тот. — Ты в порядке? — всё же спросил он, потому что ничего другого в голову не пришло. Серж кивнул. — А? Да. Да, конечно, я просто… Так странно. — Он пожал плечами. — Никак не могу уложить это в голове. Что его нет. Я так привык, что он всегда где-то позади, ищет меня, а сейчас… получается, мне не надо больше скрываться. Можно вернуться домой. Пользоваться кредитками, светить паспорт… всё можно. — Он усмехнулся. — Наверное, придётся привыкать теперь и к этому. Как же Мануэль хотел радоваться за него. Серж был свободен — он желал этого, он убил ради этого, но слушать, как тот говорит о возвращении домой, оказалось неожиданно больно. Нет, всё было правильно. Так, как должно. Он заранее знал, что всё закончится, и не питал напрасных иллюзий. Но какая-то часть его эгоистично кричала: «Моё!», хотела удержать Сержа, запереть его в клетку, оставить себе. И рвалась на куски от невозможности сделать это. У Мануэля перехватывало дыхание от боли; он знал, что должен быть сильнее, должен перебороть её, но не мог. Не сейчас. — Ты обещал, что останешься до зимы, — выдавил он, бросая эту старую — но не забытую! — договорённость своей совести, как кость цепному псу. — Я могу на это рассчитывать? — Конечно, — удивился Серж, и Мануэль сумел вдохнуть. Значит, он и не собирался уезжать немедленно. Хорошо. По крайней мере, несколько месяцев у него ещё есть. Можно будет… подготовиться. Привыкнуть. Серж нагнулся за ножом, и Мануэль понял, что разговор окончен. Ладно. У него тоже хватало работы, вот Луизу, например, надо было отпустить, пока она снова не разворчалась. Уже в дверях его нагнало тихое: — Спасибо. Мануэль на мгновение замер и не оборачиваясь кивнул. Серж прекрасно всё понял. Луиза не ворчала, наоборот — даже улыбалась слегка. — Вот уж чего не ожидала — так это что сержант Вальен будет спрашивать у меня, не замечала ли я за вами… странного. Она произнесла это таким тоном, что Мануэль рассмеялся. — Странного, а? И что ты ему ответила? Луиза подмигнула ему; её глаза лучились смехом, в уголках их собрались морщинки. — Спросила: «Что это вы имеете в виду, сержант? Какое-такое странное?» Бедняга покраснел как рак и не нашёл, что сказать. Он, наверное, думает, что я слишком старая, чтобы знать о таком. — Не старая, а приличная. И не разочаровывай его, приличных женщин сейчас осталось мало, тем более таких прекрасных, как ты. — Ещё я ему сказала, что Серж всё утро был здесь. — Она посерьёзнела. — Про тебя ничего не сказала. Не видела — и всё. Побоялась не угадать. — Спасибо. Мануэлю пришлось прокашляться, чтобы избавиться от комка в горле. Луиза даже не спросила, что произошло на самом деле, сразу принялась выгораживать. Чем он это заслужил? — Ладно. Пойду я, а то у нас и впрямь обеда не будет. — Она провела ладонью по столу, смахивая невидимые пылинки. — Всех уехавших отметила, разберёшься тут. — Да, конечно. Луиза, послушай… — он замялся, бросив взгляд на дверь кухни, но она поняла. — Я не буду лезть, не волнуйся. Если не захочет. Мануэль раскрыл журнал и долго стоял над ним, не читая. Было странно. Он решил проблему с полковником. Избавился от подозрений — пока что избавился, но всё шло к тому, что смерть действительно удастся списать на обычный сердечный приступ. Серж вновь может покидать приют, а до зимы он всё равно пообещал остаться, и получается, что всё стало как прежде, только ещё лучше. А чувство было такое, словно вот теперь-то всё и испортилось. После обеда Серж наконец вышел из заторможенного состояния, в которое его повергла новость о смерти отчима, и взялся за телефон. Мануэль ловил обрывки разговоров: с тёткой, юристом, моргом. Кажется, хоронить полковника предполагалось в Париже, рядом с женой, и Серж уточнял, как скоро можно будет провести кремацию. Справлялся, в каком состоянии дом. Мануэль сидел за столом в пустом зале и наблюдал, с каким-то мазохистским удовлетворением ловя признаки того, что Серж уже планирует отъезд. Всё правильно. Нельзя удерживать рядом даже тех, кто очень нужен. Вот, он не держит. Можно гордиться собой. Луиза села напротив, вытирая руки полотенцем. Мануэль улыбнулся ей. — Поедешь со мной зимовать? Я думаю про южную Испанию. Устроимся на какую-нибудь ферму: ты кухаркой, я кем придётся. Не пропадём. Луиза покачала головой. — Глупости говоришь, — сказала она. — Куда мы с тобой отсюда денемся? Я испанского языка не знаю, тебе тоже… за домом приглядывать бы. Не переживай. Найдётся что-нибудь поближе. Подошёл Серж, на ходу пряча телефон в карман. — Мне надо будет уехать на пару дней, — сказал он даже не вопросительно. — Похороны, ну и остальное. Отпустишь? Мануэль кивнул. — Да уж справимся, — сказала Луиза, пододвигаясь, чтобы Серж мог поставить рядом ещё один стул. — И до тебя как-то справлялись. Ты, главное, возвращайся. А насчёт зимы, — она вновь обернулась к Мануэлю, — если совсем ничего не найдётся, поедем в Испанию. Только не загадывай пока. До зимы далеко. — Испания? — удивился Серж. — Это он уже на зиму планы строит, — пояснила Луиза. — Здесь же снег ляжет, а до весны надо на что-то жить. Зовёт в Испанию. Что я в той Испании забыла? — М-м, — Серж опустил взгляд на столешницу. — А что, если бы можно было остаться здесь — осталась бы? — В городе, что ли? Кому я там нужна? — Нет, здесь. — Серж неопределённо повёл рукой. — Например, в Шамони. Такое же шале… ну, не совсем такое. Три этажа, рядом трасса, горнолыжников будет море. Работы побольше, конечно, но справимся. Помощницу тебе наймём. А весной обратно. Или останешься, если понравится. Как тебе? — Какое шале? — тихо спросил Мануэль. Серж смотрел на него и уже открыто ухмылялся. — Отличное. Я прикинул — если продать дом, как раз хватит и купить, и ремонт, если надо, сделать. И ещё тысяч четыреста останется. Готов одолжить на неограниченный срок. Без процентов. Очень редко случалось так, что Мануэль не мог найти подходящие слова, и это было довольно непривычное чувство. Как будто кто-то взял и смешал мир перед его глазами, как паззл, а потом собрал новый. В понимании Мануэля, Серж должен был ухватиться за долгожданную свободу и думать лишь о том, как скоро его работа в приюте закончится и можно будет вернуться домой или отправиться туда, куда до сих пор не мог себе позволить. Это было бы естественно, сам Мануэль, окажись он в подобной ситуации, именно так и поступил бы. А Серж собирался — остаться? — Шале — моя идея, — буркнул он единственное, что пришло в голову. Не спрашивать же: «Ты что, рехнулся?» Серж с Луизой переглянулись с каким-то очень согласным выражением, вроде «я же тебе говорил», только разделённого на двоих. — Так присоединяйся. Мануэль сунул в рот зубочистку. — Предлагаешь? — Нет. — Серж сцепил руки в замок и опёрся на них подбородком, глядя Мануэлю в глаза. — Меня что-то подзадолбало предлагать. Как будто это только мне надо, а ты не при делах. Хочешь — так скажи об этом прямо. Ну? «Он не про шале говорит», — понял Мануэль и ощутил лёгкий укол сожаления — неужели это действительно выглядело так? Он не хотел давить и навязывать свои желания, опасаясь, что зависимое положение Сержа не даст тому отказаться, он так старался не связать его... А о том, как это выглядит для самого Сержа, не подумал. Дурак ты, Мануэль, как говорила сестра. Такой умный, а дурак. — Хочу, — ответил он. Серж смотрел на него, улыбаясь уже не с вызовом, а просто — радостно и тепло. И это тепло согревало Мануэля, как полуденное горное солнце.

End.