Взволнованные души

        «Полетаем, малыш?»  Эрагон поднял голову, заглянул в огромные глаза Сапфиры и утвердительно кивнул.  Уже третью неделю они плыли на «Талите», что уносила их от радости жизни. Более всего им хотелось бросить всё, вернуться туда, где их любили, где всё только стало налаживаться. «Неужели именно такова плата за наши деяния?». Судьба, словно подразнив их, дала учуять запах самых сокровенных желаний и сразу же отобрала всё это, ставя крест на слабо тлеющей надежде. Эрагон забился в себя, словно угрюмый подросток, пресекая все попытки вернуть его к обычной жизни, подпуская к себе только Сапфиру, которая, несмотря на всю мудрость древних, находилась в точно таком же состоянии и прекрасно понимала маленького брата. Величайшие создания Алагейзии тоже могут страдать. Эрагон страстно желал увидеть Арью, применив магию, но в тоже время боялся, что её вид заставит его уничтожить ненавистный корабль и вернуться в столь милый его душе край.  Мудрые так не мыслят. А разве есть место мудрости рядом с кровоточащим сердцем? За всё это время Сапфира единожды вылетала на охоту, тогда взмах её крыльев был столь тяжёл, что стало ясно – она на пределе физического истощения. Эрагон несколько раз слышал её тихий рык, но он был скорее жалким, чем грозным. Но не ему дано судить свою подругу, ведь и он проплакал не одну ночь, проклиная свою судьбу.  «Полетаем, душа моя».  Они взмыли ввысь, стремясь подняться как можно выше, словно там – высоко в небесах – могли стать свободными от своих кошмаров и страданий. Холодный воздух приводил в чувство, а порывы ветра, так яростно хлеставшие по лицу, как будто желали напомнить об истинной цели, ради который была уплачена такая жестокая цена.  «Я так больше не могу, меня словно разрывает на две части, одна из которых всё понимает и верит в правильность нашего решения, а вторая противится всем своим естеством, - его внутренний голос надорвался, - Сапфира, прошу тебя, помоги мне, я ещё никогда не был так слаб».  Вместо ответа Сапфира пустила в его сознание тысячи образов: головокружительный полёт с Фирненом, они обволакивают друг друга крыльями, Сапфира знала, что это называется «объятия», непомерная водная гладь бушует под стать их чувствам, которые достигли своего апогея. Они погружаются в синеву океана, они два раздельных существа и в тоже время нет ничего, что более едино, драконы предаются мечтам, мечтам о детёнышах, они столь юны и беспечны для своего народа, что это делает их непомерно прекрасными и искренними. А затем боль, которую невозможно сравнить с физической, хуже тысячи вонзающихся стрел, хуже любой пытки, которую могло представить воспалённое сознание. Эрагон прижался к ней и зарыдал, он трясся, обвив её руками и ногами, никогда ещё он так не нуждался в Сапфире. И никогда ещё ей не был так сильно нужен маленький брат. Она зарычала и выпустила огромный столб пламени, бросая вызов всему миру, который ополчился против их двоих.  Вдали показались заснеженные вершины огромных гор, таких ещё им видеть не доводилось. Их пики, покрытые вечными снегами, притягивали к себе, словно магнит. И они полетели туда, стараясь восстановить равновесие своих истрёпанных душ. Когда до ближайшей высоты оставалось не больше мили, их заставил остановиться ужасный, дикий рык.  «Такие звуки могут издавать только одни существа, и это драконы». Эрагон и сам это понимал, но не знал, чего стоит ожидать от этой встречи, радости или горя. С огромного плато, расположенного прямо напротив них, в воздух взвились три тени, они явно были больше Сапфиры, но вид их не выказывал никаких признаков враждебности.  «Что нам делать? Как думаешь, стоит ли проникнуть в их мысли?» - всадник действительно нервничал, прекрасно понимая, что одолеть их у них никак не выйдет, поэтому нужно действовать предельно осторожно.  «Да, но сделать это должна я, а не ты» – и, отгородившись от него мысленным барьером, она «пошла» на контакт с ними.  К этому моменту они уже пересеклись и теперь парили в воздухе, зависнув друг напротив друга. Эрагону оставалось только гадать, что же происходит в их разговоре. Вдруг один из троицы, самый свирепый и огромный из них, засопел и из ноздрей повалила огромная туча дыма, что заставило Эрагона насторожиться, его страхи только подтвердились, когда Сапфира выпустила в них поток пламени, и, воспользовавшись замешательством, развернулась, стрелой бросившись прочь.  «Сапфира, - Эрагон почувствовал, что их связь восстановилась, - что происходит?!».  «Прости, маленький брат, но я сейчас немного занята, надеюсь, что их размер сослужит им плохую службу, и я смогу улететь, иначе нам придётся худо».  Отбросив все вопросы в сторону, всадник принялся действовать, нараспев произнеся несколько заклятий, как для того, чтобы облегчить полёт драконихи, так и для того, чтобы помешать преследователям.  Однако время шло, и они явно не собирались отставать, более того, расстояние между ними с каждой минутой становилось всё меньше. «Неужели именно таков очередной каприз судьбы? Лишить нас жизней после всего, через что мы прошли, бросить умирать, когда уже казалось, что всё, способное нас уничтожить, пропало» - Эрагон обращался к себе, но мысли эти озвучивал так, чтобы и Сапфира могла их услышать.  «Ты прав, малыш, если мы должны погибнуть, то давай хотя бы сделаем это достойно, а не будем улепётывать, поджав свои хвосты. Мы - всадник и дракон, мы уничтожили Гальбаторикса, мы ученики Оромиса и Глаэдра – величайших учителей, я дочь Йормунгра и Вервады, а ты сын Брома и Селены, так почему же мы не дадим им бой?!» - небеса взорвались от её рыка, усиленного магией всадника, и, резко развернувшись, они бросились навстречу своей смерти, позабыв обо всём. Ими руководили страсть и ненависть последних недель, обида и грусть превратились в ярость и желание убивать, недостойно всадника и его дракона, но не всё ли равно, если через мгновение ты умрёшь? Сапфира рвала их плоть, выпуская пламя в кровоточащие раны, поджигая своих врагов, а Эрагон разил Брисингром, ныряя под мечущиеся лапы и крылья, проворно избегая всех выпадов. Магия, что защищала их, давала о себе знать, в то время как ничем незащищённые дикие твари получали всё более серьёзные раны. Но всё же противник был сильнее.  Тогда появились они: точка на горизонте, за пару минут выросшая и получившая явные очертания. С холодной, слепой яростью в битву влетел ещё один дракон, зелёный с золотистыми глазами. А на его спине восседала всадница, чьё лицо приобрело пепельный цвет, в одной руке она держала Тамерлин, а в другой – Даутхдаэрт. Это были Арья и Фирнен, но они казались не такими, как прежде, та жестокость, с которой они расправились с ранеными противниками, доселе не была присуща нежной до всего живого эльфийке и недавно вылупленному самцу драконов.  Сапфира зарычала, бросившись к своему возлюбленному, делясь с ним всей своей болью, Эрагон же устремил взгляд к Арье, отбросив к чёрту все каноны, он обратился к ней так, как страстно желал уже столько времени, но никогда не позволял себе, боясь утратить всё доверие, заработанное столь тяжким путём.  «Арья, я, - он даже жалел, что не может предаться языку образов, - ты не представляешь, как я рад видеть тебя, ведь наше расставание не остудило мою любовь, нет, оно лишь заставило её пылать в сто крат сильнее. Я столько всего могу и хочу тебе сказать, и мне всё равно, что после этого ты будешь думать обо мне, продолжишь ли ты быть откровенной со мной, или предашь забвению моё имя и мои деяния. За это время я понял одно: смерть будет грозить нам всегда, занеся свою секиру над нашими головами, так вот пойми, я не хочу умереть, зная, что ты находишься в неведении относительно меня и моих чувств. Расстояние разделило нас, и я тысячу раз пожалел о своей трусости и слабости, но в то же время тысячу раз желал увидеть тебя вновь, я дал себе слово, что не позволю жить моим слабостям, удобно прикрываясь тем, что так положено, и что я не должен этого делать. Жизнь одна, пусть и бесконечно долгая, и только лишь МЫ определяем, что есть правильно для нас, а что нет, никто не имеет такого права, кроме тебя и меня. Я прошу тебя, если ты питаешь ко мне хоть толику чувств, схожих с моими, скажи, скажи это, Арья, прошу, - по его лицу текли слёзы, но он не собирался сдаваться, только не сейчас, когда он уже так далеко зашёл, когда пришло время расставить все точки, - ответь мне Арья, ОТВЕТЬ!».  Она никак не выдала своих эмоций, и отчаявшийся Эрагон возжелал смерти, что была так близко, но почему – то обошла его стороной, и в этот тягостный момент он услышал нежное и проникновенное «да».  «Да, Эрагон, питаю, хоть и ненавижу себя за это безумие».  Эрагон, Гэрроу и Роран заняты подготовкой к зиме. События резко меняются, пятнадцатилетний юноша находит странный камень, который оказывается драконьим яйцом. Старик Бром рассказывает ему о древних созданиях, перечисляет их имена и деяния. «Сапфира» оказывается самым подходящем именем для драконихи. Смерть. Погоня из чувства мести, адская боль, жуткие видения с прекрасной девушкой. Спасти, спасти любой ценой, снова смерть. Вардены, сопротивление, жестокое сражение, убийство Шейда. Благословление, которое оказалось проклятьем. Друзья, уважение, любовь. Чувство непомерной радости. Всадник и дракон. Ответственность, которую, как оказалось, есть с кем разделить. Учение. Возмужание, мудрость великих. Притяжение. Исцеление. Ещё более страшная битва. Легкость убийства. Кровный брат, и истинный брат. Повсюду враги. Единственная надежда. Защитники. Разрывающая изнутри любовь. Элдунари. Величайший секрет величайшего народа. Новые знания, умения. Правда, словно бальзам на душу. Сражения, смерть, огонь. Раскаяние, победа. Расставание. Всё это пронеслось перед ним, пока он слушал её ответ, но он не мог заставить себя поверить в услышанное. Драконы ревели и резвились, закрыв своими огромными крыльями лица всадников. Но вот Эрагон изловчился и заглянул в глубокие глаза эльфийки, они были донельзя прекрасными, даже когда она плакала, крупные слёзы, на секунду касаясь ресниц, падали вниз – к земле. И это развеяло все его сомнения, радость, несравнимая ни с чем в мире, пронзила его насквозь, как раньше он пронзал своим мечом нерасторопных врагов, только она исцелила его, а не убила.  Ему захотелось прикоснуться к своей мечте, разгладить её волосы, утереть слёзы, или же нет, наоборот, дать разрыдаться на его плече. Эрагон хотел всего и сразу: звёздных ночей, проведённых вместе, серых дней, проведённых вместе, смерти, которую они встретят вместе, жизни, которую они могли бы разделить вместе. Сейчас ему казалось реальным абсолютно всё.  Драконы долетели до земли, намереваясь оставить своих всадников там, а самим им хотелось воспарить и уединиться, несмотря на ранения и опасность в лице других драконов.  Любовь делает дураков не только из людей, но и из более разумных созданий.  Соскочив на землю ещё до того, как Сапфира приземлилась, Эрагон бросился к Арье, которая совершила тоже самое, это была именно та Арья, которая исчезла со смертью Фаолина и Гленвинга, та Арья, что любила танцевать и звонко петь. Они бросились друг к другу, улыбаясь, не смотря на слёзы и обнялись, затем они на секунду отстранились, но только для того, чтобы снова обвить друг друга руками и воссоединиться вместе под знаменем поцелуя. Эрагон закрыл глаза, погрузившись в сказку, сказку, которая стала реальностью, самая жгучая мечта, которую он выносил в своём сердце, его лекарство, его утешение, его богиня, его идеал, отныне действительно «его». Он целовал её снова и снова, не думая ни о чём конкретном, каждый участок его кожи трепетал и рвался прикоснуться к той, что была так плотно прижата к нему. Её чёрные кудри ниспадали на его лицо, обвивая своим чудесным ароматом и нежностью. Арья запустила руку в его растрёпанные волосы, пропитанные остывшей драконьей кровью. Никогда ещё они не были так счастливы. И разве не глупостью является то, что люди сдерживают себя в любви? К чему страдать, когда можно быть счастливым, когда можно любить, созидать, создавая и взращивая любовь вместе, словно послушного и благочестивого ребёнка, который на доброту отвечает добротой, а на искренность – искренностью? Наконец они разжали объятья, улыбаясь друг другу, так что со стороны нельзя было с уверенностью сказать, кто же из них является более счастливым. А может так и должно быть? Едины чувства, едины тела.  — Эрагон, моё сердце чуяло, что вы в опасности, как и чувствовал это Фирнен, и главной угрозой для вас были вы сами, прости, но я следила за вами с помощью магии, я не могла этого вынести, мы бросились за вами спустя несколько дней после вашего ухода, но мы не были уверены, что сможем найти вас вовремя. Видимо, судьба пощадила нас. – и она снова обняла Эрагона.  — Арья, ты не представляешь сколько у меня вопросов, но главный из них … неужели вы с нами? – страх пронзил его, ведь ответом могло послужить убийство всех рождённых в их пылкой страсти надежд.  Эльфийка лучезарно улыбнулась и кивнула ему и, хотя Эрагон и видел, сколь тяжело ей далось это решение, сколь сильно она сомневалась в правильности своего поступка, единственное, что он мог сделать – это возликовать. Он сжал её так, словно боялся утратить навечно и, взяв за руку, повёл в раскинувшийся перед ними небольшой лесок. Ведь им столько всего нужно было сказать друг другу, а тень леса самое подходящее место для такого сокровенного дела.  Деревья качались в такт пению птиц, звери выбегали навстречу всадникам, и Арья запела, её голос был нежным и чистым, а песня была посвящена счастливой любви, что прошла сквозь все испытания и невзгоды. Всё вокруг восхищало Эрагона и казалось ему полным жизни и трепета, его грубый голос присоединился к нежному, и песня объединила столь взволнованные души.  А драконы, взвившись высоко вверх, радостно рычали, понимая, что в этом краю счастливы не только они, но и их всадники.