***
Во второй раз Мерлин слышит голос в десять лет. Врезавшись в фонарный столб и сломав себе запястье, он сидит и плачет навзрыд. Его мама тоже плачет, и все ужасно и отвратительно, как никогда в его жизни. Мерлину хочется, чтобы все это попросту прекратилось. — Хватит вести себя как ребенок! — заявляет голос. Мерлин в ответ лишь захлебывается плачем пуще прежнего. — Да ладно тебе, все не так плохо, — продолжает увещевать голос. Он звучит так успокаивающе, совсем как голос его мамы, когда она не плачет, а читает ему сказки на ночь. От него боль начинает стихать. — Ну вот, совсем другое дело, — говорит голос, и теперь в нем чувствуется самодовольство. — Теперь ты настоящий солдат! — Не хочу быть солдатом, — всхлипывает Мерлин, а мама удивленно смотрит на него и заверяет, что ему совсем не обязательно становиться военным. К тому моменту, как Мерлину накладывают гипс, голос стихает.***
В третий раз Мерлину тринадцать, и он возвращается домой с ужасными синяками, расцвечивающими его кожу, и с еще более ужасными словами, все еще звучащими в его ушах. Из зеркала на него смотрит слишком тощий лохматый мальчишка. — Пидор, — очень тихо говорит Мерлин своему отражению. — Ты пидор. — Не говори так! — звучит голос в его мозгу, резкий, как удар ножом. Мерлин вздрагивает. Но сколько бы он ни стоял перед зеркалом, обзывая голос пустоголовым, тупицей и другими глупыми словами, тот больше ничего не говорит.***
В четвертый раз Мерлину шестнадцать, и теперь он знает, что означают Голоса. Его Голос снова плачет, но на этот раз тихо и сдавленно, совсем не как десять лет назад. — Что случилось? — спрашивает он, пялясь в потолок и стараясь не думать о том, что все это значит. — Отъебись, — резко и грубо отвечает Голос. — Это все из-за тебя. Голос исчезает, и Мерлин думает, что если это и вправду была его родственная душа, то вселенная допустила ужасную ошибку.***
В течение следующих восьми лет Мерлин больше не слышит Голос. За это время он успевает окончить школу, получить степень в университете и устроиться архитектором в строительную фирму своего дядюшки Гаюса, где и работает по сей день. Большинство его друзей уже нашли свою родственную душу: Гвен и Ланс поженились и ждут рождения первого ребенка, Персиваль и Эллиан начали встречаться, Леон и Митиан помолвлены и даже чертов Гвейн встретил свою пару — такую же сумасбродную Елену. Но Мерлин совсем одинок, и у него нет ничего кроме его чертежей и зачуханной, едва обжитой квартирки. Он только и делает, что заказывает еду навынос и запоем смотрит сериалы по Нэтфликсу. Друзья уверены: у него просто нет своего Голоса. Такое случается редко, но вполне возможно. А если учесть, что в последний раз Голос звучал так, будто ненавидит Мерлина до глубины души, уж лучше сделать вид, что Голоса никогда и не было. Спустя пять лет «радиомолчания» Мерлин позволяет Гвен устроить ему несколько свиданий с другими людьми, чьи Голоса так и не объявились или внезапно смолкли. Дальше первого свидания дело не двигается: Мерлин чувствует себя слишком виноватым. Но спустя восемь лет безрезультатных метаний Мерлин все же подумывает дать второй шанс последнему парню, с которым он ходил на свидание. Вот только, как раз когда Мерлин рассказывает новому клиенту о преимуществах самоохлаждающейся вентиляционной системы, в его голове вдруг громко и резко, словно пушечный выстрел, звучит одно-единственное слово, которое он от неожиданности тут же повторяет вслух: — Блядь! Стоит ли упоминать, что клиента они теряют? Его родственная душа больше ничего не говорит.***
Спустя два дня Мерлин слышит Голос снова, и тот опять ругается. Мерлин так дергается, что роняет на пол свою любимую кружку с Дартом Вейдером, и та разбивается вдребезги. — Прости, — говорит Голос и тут же замолкает. Пока Мерлин собирает осколки, он обзывает Голос самыми отборными ругательствами, включая те, которые Мерлин слышал и от него самого.***
На следующий день Голос снова возвращается. — Черт возьми, ты что, не мог пять минут подождать? — устало спрашивает он. — Что? — вздрагивает Мерлин. — Не ты, — говорит Голос и снова исчезает.***
— Я ненавижу его, — заявляет Голос, когда Мерлин чистит зубы на ночь. Мерлин закатывает глаза и выплевывает зубную пасту в умывальник. — Восемь лет, — ворчит он на зеркало, смывая пену. — Восемь гребаных лет, и теперь тебя вдруг тянет поговорить! Голос ничего не отвечает.***
На сей раз ругается Мерлин, после того как случайно режется о канцелярский нож, которым пытается вскрыть коробку. И как только его втянули в помощь с переездом Елены? — Блин, друг, — бормочет Голос. — Я тут, между прочим, спать пытаюсь. — Сейчас три часа дня, — отвечает Мерлин, не задумываясь. — Может быть, там, где живешь ты, — недовольно говорит Голос. — Да, так и есть, — кивает Гвейн и смотрит на Мерлина, удивленно приподняв бровь. — А что, ты куда-то опаздываешь? — Что? — вскидывается Мерлин, а затем покрывается густым румянцем. — Извини, я сам с собой разговариваю. Гвейн удивленно смотрит на него, а Мерлин старается улыбаться как можно невиннее, но портит весь эффект, истекая кровью на новые занавески Елены и Гвейна.***
Неудивительно, что люди начинают замечать. После восьми лет молчания Голос вдруг принимается произносить отдельные слова или фразы почти каждые пару часов, а у Мерлина попросту не было возможности научиться прятать свою реакцию. Неделя выдалась ужасная, ему пришлось работать кучу часов сверхурочно, заканчивая срочный проект, который дядя Гаюс случайно поместил в папку с надписью «Сделано». Мерлин опоздал на последний автобус, и ему пришлось топать пешком целых двадцать кварталов. Ему давно уже не удавалось поспать больше четырех часов, и в голове пульсирует ноющая боль. Он дико хочет добраться до дома, упасть на кровать и пролежать без движения добрых двенадцать часов, но вместо этого должен заскочить к Гвен и Лансу, чтобы посмотреть на недавно родившегося ребенка. Так что, когда в момент вручения Лансу подарка для маленькой Амелии Голос вдруг произносит: «Я больше так не могу», Мерлин чувствует, что его реакция вполне оправдана. — Может, ты наконец ЗАТКНЕШЬСЯ?! В комнате становится оглушающе тихо, даже младенец не издает ни звука. Ланс таращится на Мерлина, сжимая в руках подарок, обернутый в нарядную розовую бумагу. Ну ладно, может, реакция была не так уж и оправдана. Маленькая Амелия начинает плакать. — Извините, — говорит Мерлин, крепко зажмуриваясь. — Это я не вам. — С тобой все в порядке? — спрашивают его Ланс и Голос одновременно. Гвен укачивает Амелию, и та практически моментально опять начинает хихикать. — У меня просто… голова болит, — бормочет Мерлин. — Извини, — говорит Голос. — Не нужно извиняться, — вздыхает Мерлин, когда Ланс как раз начинает говорить: «Ты хочешь что-нибудь…». — Мерлин, с кем ты разговариваешь? — очень медленно, с расстановкой спрашивает Гвен. — Я найду тебя, — шепчет Голос. — Ага, ведь до этого ты так хорошо справлялся с этой задачей, — язвительно говорит Мерлин. — Я найду тебя, — твердо повторяет Голос и исчезает. — Мерлин? — осторожно спрашивает Ланс. — Да, привет, — Мерлин отводит взгляд и принимается рассматривать потолок. — Мы можем притвориться, что это был небольшой нервный срыв, вызванный тяжелой рабочей неделей? — Нет. — Блядь, — вздыхает Мерлин.***
Гвен больше не устраивает ему свиданий вслепую.***
Поток слов, фраз и прочих вмешательств в его повседневную жизнь не иссякает, но теперь Голос, кажется, пытается общаться осознанно. — Доброе утро, — слышит Мерлин, принимая душ. — Хорошего тебе дня, — звучит в его ушах, когда он едет в автобусе. Правда, ругательства и ворчание тоже не прекращаются, раздаваясь в его сознании громко и неожиданно, словно удары хлыста. Но их разбавляют постоянные: «Прости меня», «Я найду тебя», «Где ты?», «Мне так жаль». У них никогда не получается толком поговорить: один из них всегда «отключается» после пары фраз. Но впервые в жизни Мерлину начинает казаться, что Голоса — это не так уж и плохо.***
Мерлин как раз спешит на первый День рождения Амелии, когда сталкивается с высоким спортивным блондином на платформе метро. — Прошу прощения, — бормочет тот себе под нос, и слова звучат слишком привычно для случайного незнакомца. — Я сам виноват, — на автомате отвечает Мерлин. Незнакомец резко оборачивается и смотрит на Мерлина широко раскрытыми от удивления голубыми глазами. — Что? Мерлин тоже разглядывает его, чувствуя, как язык прилип к нёбу. Мужчина потрясающе красив, самый настоящий златовласый Адонис с острой линией челюсти, которой можно резать стекло. Незнакомец хватает его за руку. — Скажи что-нибудь. Что угодно. — Привет, — с трудом выдавливает из себя Мерлин. Мужчина сдавленно смеется. — Это ты, — он дергает Мерлина за руку, притягивая его ближе к себе. — Блядь. Ругательство тоже звучит куда более знакомо, чем должно. — Это ты. Я тебя нашел. Мерлин слышит Голос в своей голове в самый последний раз. Тот произносит: «Блядь, какой он шикарный».***
Позже, когда он напрочь пропускает День рождения своей крестницы, когда его губы болят от того, что он целовал своего Артура, своего потрясающего Артура Пендрагона, прилетевшего из Канады (и это объясняет разницу во времени), когда он, уставший и довольный жизнью, покоится на голой груди своей второй половинки, Мерлин наконец спрашивает: — Восемь лет. Почему? Артур дергается и зарывается пальцами во все такую же лохматую шевелюру Мерлина. — Прости. — Это не ответ. — Я знаю, — вздыхает Артур. — Я… мой отец — человек традиционных взглядов. Он упрямый и жестокий, и… — он говорит все громче, а затем одергивает себя, — до тринадцати лет я как-то не осознавал, что ты — не девушка. Но в тот раз… в тот раз, когда ты обзывал себя ужасными словами, я все понял. — Я помню, — тихо говорит Мерлин, уже понимая, к чему Артур клонит. — Я ничего не говорил отцу, скрывал это много лет, а затем он узнал и… это было… ужасно. Он угрожал, что откажется от меня. Говорил жестокие вещи. Бил меня. Я думал, что, если мне удастся заглушить Голос, все будет в порядке, что я не буду… ну, тем, чем он называл меня. И это работало. — Восемь лет. — Да. Но по мере того, как я становился старше, я понимал, что больше так не могу. Мои друзья встретили свои родственные души, некоторые из них даже того же пола. Поэтому я не смог продолжать в том же духе. Не мог больше притворяться, зная, что ты где-то там, ждешь меня, — Артур прижимает ладонь к щеке Мерлина и большим пальцем нежно проводит по его скуле. — Прости. Мерлин тянется за поцелуем, и Артур целует его в ответ, отчаянно и жадно, а затем переворачивает на спину и садится на его бедра. Он прижимается лбом ко лбу Мерлина, и какое-то время они просто дышат одним и тем же воздухом. — Я нашел тебя. — Да, нашел, — шепчет Мерлин. — Прости, что это заняло так много времени. — Ну, по крайней мере, ты не искал меня восемь долбанных лет. — Почти, — говорит Артур и снова целует его. Он покрывает короткими рваными поцелуями его скулы, подбородок, веки, нос, затем наконец добирается до губ. — Ты хоть представляешь, сколько в мире есть мест, где три часа дня в то самое время, когда в Ванкувере — семь утра? — Много? — выдыхает Мерлин. — Слишком. Много, — рычит Артур, жестко его целуя в перерыве между словами. — Мне повезло, что однажды ты думал о Биг-Бене, а я это услышал. — Но ты ведь останешься? — выдавливает из себя Мерлин, пока руки Артура скользят все ниже, а позабытый телефон на прикроватной тумбочке пиликает, оповещая о двадцать шестом сообщении от Ланса и Гвен. — Да. Мне же нужно искупить вину за упущенные годы. — И за ругательства. За них тебе тоже — боже, как хорошо! — нужно искупить вину… — Будто ты вел себя — блядь, Мерлин! — лучше… — Из-за тебя я разбил — не останавливайся! — любимую кружку! — Я же не специально. И — ох! — я в Лондоне уже шестой раз. Ты мне тоже жизнь не облегчил, знаешь ли. — Моя любимая кружка с Дартом Вейдером. — Ради всего святого, Мерлин, заткнись! И Артур заставляет его замолчать.