Недоумённый контакт

      Оказывается, щититься всё время не так уж сложно. Вопрос привычки.       Я с самого детства мечтала летать. Парить в пустоте, выписывать фигуры высшего пилотажа, так, чтобы сердце замирало от восторга, чтобы перегрузки сменялись падениями, чтобы индикаторы гравикомпенсаторов перемигивались красными огонёчками, чтобы, приземлившись, можно было откинуть щиток шлема, смахнуть пот со лба и почувствовать: ты – выдержала! Ты – победила!       Когда я в десять лет во время очередного папиного отпуска угнала его катер, поднялась на орбиту и только благодаря спонтанному Трансу увернулась от грузовика, родители наконец-то поняли, что это всерьёз. Мама плакала и причитала, мне было её жалко, но отказываться от своей мечты я не собиралась. Отец лишь неодобрительно качал головой да тяжело вздыхал: «Ну кто ж тебя так воспитал-то, а?». Ему не нравилось, что я собираюсь стать пилотом истребителя. Но он сам был военным, и слова «защита Империи» для него – не пустой звук.       Вскоре у меня появились и скоростные катера, и личные инструкторы. Самым ненавистным предметом – до дрожи, до скрежета зубовного – была медитация. Но я раз за разом, день за днём пыталась поймать ускользающее чувство Транса. Ведь я – одарённая, и это выводит навыки пилотирования на совершенно новый уровень. Предчувствие. Предвидение. Мгновенная оценка боевой обстановки. Ради такого стоило постараться. Ради такого стоило целыми днями сидеть в ненавистной неподвижности, выполняя дурацкие упражнения.       И как-то потихоньку, незаметно, исподволь у меня начало получаться. Через пару лет я могла соскользнуть в Транс мгновенно, в любое время, даже посреди самого сложного манёвра. Пожалуй, именно это спасло мою жизнь в первом бою.       Когда мне исполнилось семнадцать лет, настала пора поступать в Лётную академию. И тут-то начались… очередные сложности.       Будучи благородной, я могла летать в одном из Имперских эскадронов. «Золотых», как их зачастую называют во флоте. Очень престижно. Очень почётно. Самые опытные команды. Самые изматывающие тренировки. Самые тяжёлые задания. Теоретически.       На практике… всё было именно так. Во времена Императора и позже, на протяжении многих веков. А потом ситуация как-то незаметно изменилась. Баронам и графам не хотелось рисковать своими отпрысками… и самим трусам это было тоже не по душе. Так что «золотые» в основном занимались парадными полётами в небесах секторальных планет. В боях тоже участвовали – но всегда под значительным «прикрытием».       Нет. Не моё. Я должна не просто летать, а – защищать Империю. Реально защищать. Прорываться сквозь огонь ПКО, ловить врага в сетку прицела, просчитывать единственный спасительный манёвр, скользить в пучине боевого Транса. А иначе – к чему всё это? Все мои стремления, тренировки, подготовка?       К счастью, выход был. Аристократы, желающие не казаться, а быть, зачастую прибегали именно к нему. Поступить в Академию под выдуманной фамилией. Представиться не благородной, а рядовой одарённой. Начать путь с самых низов. И это случается не так уж редко – мой отец тоже начинал канониром на эсминце. И только после боя при Каргуле, получив Орден Алых Кальсон, он открыл своё родовое имя.       Я так и заявила о своих планах родителям, резко и уверенно. Папа помрачнел ещё больше и протянул мне один-единственный листок. Статистику смертности пилотов истребителей.       Если отец думал, что я испугаюсь и отступлюсь, то он просчитался. Ещё перед разговором твёрдо решила, что если родители запретят мне поступать в Академию на общий поток – то придётся бежать из дома. За своё право, за право летать я собиралась биться до конца.       Папа ответил, что жалеет, что воспитал меня именно такой. Жалеет и гордится. Он разрешил.       Потом была Академия. Четыре года воплотившейся мечты. Многое я уже знала, но многое и пришлось осваивать, напряжённо, лихорадочно. Или – долго, муторно, буквально вколачивая в глупое тело нужные привычки и рефлексы. Но полёты… полёты искупали всё.       Потом был выпускной экзамен, и я стала третьей ученицей курса. Конечно, хотелось бы стать первой, но Джон и Алекс были такими монстрами… тоже, разумеется, аристократы, поступившие на общий поток. Так что третье место досталось мне по справедливости. А потом было распределение, и мне оставалось только психовать и хвататься за голову.       Бывают ли невозможные случайности и невероятные совпадения? Да, разумеется, в своей жизни пришлось убедиться в этом неоднократно. Бой при Крр’Гладе, когда папа продержался до прибытия подкреплений под огнём трёх линкоров противника. Тренировка в конце второго курса, когда я попала в истребитель Нелли с расстояния в пять тысяч километров. Экзамен по гиперпространственной навигации, когда мне выпал единственный невыученный билет.       Моё назначение после выпуска из Академии.       Мне очень хотелось обвинить кадровиков в злом розыгрыше. Увы, они не знают таких понятий. Бюрократия действует по своим неведомым законам, понять которые сложнее, чем логику Коллективного Разума Инсектоидов и мотивы Гасителей. Я абсолютно уверена, что они не обращали никакого внимания на моё происхождение… но попала я в итоге на «Неустрашимый», линейный крейсер моего папы, Рикарда д’Андрэ фон Мюрпюха.       Финиш. Приехали. Истребитель дальше не полетит, просьба освободить кабину.       О, я безумно была бы рада встретить папочку! Где-нибудь в родном поместье, во время заслуженного отпуска, продемонстрировав все заработанные ордена и медали. Но служить под его началом… он же мне просто-напросто летать не позволит!       Может быть, в буквальном смысле. Может быть, будет направлять на исключительно неопасные миссии (не одну мою машину, а целое звено, чтобы всё было пристойно). Может быть, поручит целой эскадрилье за мной «присматривать»…       Не-поз-во-лю!       Но… если я умудрюсь настоять на своём, если пойду на принцип и упрусь намертво… то папа же нормально командовать не сможет! Одно дело, когда я рискую жизнью где-то там, далеко-далеко. И совсем другое – когда я бьюсь рядом, за односторонне-прозрачной стеной капитанского мостика. Да папа от такого просто с ума сойдёт!       Я обдумывала ситуацию и так и эдак. Единственный пристойный выход – скрыть своё присутствие на «Неустрашимом». Нет, папа может и в коридоре на меня наткнуться, и в строю запросто опознает. Но ещё раньше, едва я прибуду на корабль (или даже в систему) – почувствует. Это он запросто. Если не щититься.       Весь полёт до места назначения я тренировалась, так тщательно, как никогда раньше. Первоначально было жутко неудобно, сокрытие слетало в любой момент, а про сон и говорить нечего. Но я не отступала, и маскировка стала держаться всё дольше и дольше. Под конец пути она стала естественной, как дыхание. Я носила её постоянно, даже во сне. Уверена, потеряй я сознание – даже в этом случае отец ничего не поймёт. Оказывается, щититься всё время не так уж сложно. Вопрос привычки.       Конечно, при личной встрече всё это ни капельки не поможет.       Но тут мне повезло. Наша эскадрилья едва успела, корабли уже рассчитывали координаты прыжка. Арнольт, командир космокрыла, сразу взял нас в оборот и устроил интенсивные тренировки – а как же иначе, слаживания-то никакого! Несколько раз папа заходил в ангар, но пилоты были в костюмах и шлемах, я старалась не обращать на себя внимание… в общем, пронесло.       Конечно, это не продлилось бы вечно. Папа обязательно поздравил бы нас после боя. Но я надеялась доказать ему что я – уже не маленькая девочка. Что я умею летать.       Потом был прыжок. И бой.       Не знаю, как… как это описать словами. Месяцы, спрессованные в считанные минуты. Опасность. Везде, со всех сторон. И не на кого опереться, и нет у тебя ничего, кроме Транса, истребителя и команды. Безумно мало и бесконечно много.       Мечта. Мечта сбылась. Все тренировки, все годы в Академии – всё пошло в ход в эти минуты космического боя. Я проскальзывала в густую сетку разрывов, ловила в прицел хаотично маневрирующих врагов, спасала своих товарищей – и выживала только благодаря их метким выстрелам. Тщательно просчитывала манёвры и отказывалась от них, повинуясь подсказкам Транса. Танцевала в пустоте на двенадцати процентах щита. Задыхалась от перегрузок, когда гиперреактор, перезаряжая щит, выдавал на гравикомпенсаторы жалкие крохи энергии. Ускользала от смерти и несла смерть другим. Я летала.       Да. Это именно то, ради чего стоит жить и стоит умереть.       Мы победили. Победили, потеряв Джака, Рику и Нейза. Нельзя сказать, что в Академии я часто с ними общалась… так, шапочное знакомство. Слишком много курсантов на потоке. Мы сошлись лишь по пути на «Неустрашимый», вот только знакомство оказалось недолгим.       Потом мы сидели в своих истребителях в ангаре, и нас держали в резерве, а враги, которых мы убивали ещё десять минут назад, прикрывали наши корабли. И не было в этом ничего странного и ничего неправильного. Инсектоиды – это беда. Общая беда всех людей. Хуже жуков могут быть только Гасители.       А потом беда прошла, и настала катастрофа.       Мне… не было страшно. Наверное, просто не успела испугаться. Было лишь до жути обидно, что умру здесь, в ангаре корабля. Мне казалось, что пилоты должны уходить в ослепительно-ярких вспышках их истребителей. На миг мне захотелось попросить папу, чтобы он выпустил наше крыло, но… нет. Это было бы эгоистично. И слишком жестоко.       Ожидаемый, неожиданный и страшный удар, внезапный прыжок – и отец, вопреки всякой логике и вероятности, спас нас всех. Когда я поняла, что смерть временно откладывается, первая мысль была: «ну, это же папа…»       Правда, спас в своём неповторимом репертуаре, затащив куда-то к жукам на хелицеры. Как я поняла из разговоров, до границ Империи нам долго добираться. Месяца два как минимум.       А ещё в системе не было полезных ископаемых, воды и растительности, ну и вдобавок она оказалась населена роботами.       Сразиться с Гасителями через четверть часа после тяжелейшего боя, практически проигранного сражения и чудесного спасения… надо быть честной перед собой: страх пришёл именно тогда. Видимо, до тела всё-таки дошло, что оно только что чуть не прекратило функционирование… а в ближайшем будущем намечается продолжение.       Вылетать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Но – надо. Приказ.       Не знаю, сколько бы мы продержались против Гасителей. Вряд ли долго. Вот только это были не Гасители: систему заняли Бесстрастные, и они относились к своему уничтожению с потрясающим равнодушием.       Неторопливо завтракаю в кают-компании, заодно осмысливая произошедшее. После вчерашних орбитальных бомбардировок в победе не сомневается никто. Нам осталось дочистить базы Бесстрастных на Аммиаке, Пекле и спутниках газового гиганта, уничтожить сам разум и освободить его пленников. Надеюсь, мы успеем их спасти, машина не пленит их души и не законсервирует их мозги.       Мысли как-то сами собой начинают съезжать на совершенные глупости. С момента назначения в эскадрилью Льюис явно оказывает мне знаки внимания. Привлекательный, щедрый, порядочный, в меру настойчивый… может, всё-таки закрутить с ним небольшой роман? Не прямо сейчас, конечно, а немного попозже, когда всё успокоится. Арнольт, конечно, предпочтительней – но он уже давно и надёжно занят…       Зуммер боевой тревоги, и посторонние мысли улетучиваются прочь. Что случилось? Бегу к залу для брифингов и пытаюсь оценить обстановку в Трансе. Тааак… Бесстрастные оказались не такими уж Бесстрастными. После долгой задержки они всё-таки атаковали. Ну что же, повоюем!       Вбегаю в зал и занимаю своё место. Арнольт уже здесь… какой-то он напряжённый и задумчивый, не к добру. Так, все в сборе, сейчас начнётся.       – Три минуты назад Бесстрастные проявили какую-то активность на единственном спутнике Аммиака. В чём она заключается, пока непонятно – разглядеть детали на таком расстоянии сложно, а Транс приносит противоречивые сведения. К сожалению, прыгнуть прямо к спутнику и провести орбитальную бомбардировку пока невозможно – во время последнего прыжка была зафиксирована серьёзная рассинхронизация в работе гипердвигателя. В настоящий момент механики проводят профилактический ремонт, ввести его в строй удастся не раньше чем через час.       Я невольно присвистнула. К счастью, командир этого не заметил – он сам замер, получая информацию из Транса.       – Бесстрастные выпустили три сотни малых кораблей. Они летят к «Неустрашимому» со скоростью в пять километров в секунду, ожидаемое время столкновения – чуть более восьми часов.       Нда. На каждого из нас приходится десяток противников… нормальненький такой расклад. Да вдобавок противников, почти не уступающих нам в скорости. Интересно, каково у них соотношение бомбардировщиков и истребителей?       – А они не могут прыгнуть прямо к «Неустрашимому»? – уточнил один из новичков.       – Маловероятно, – помотал головой Афез, – чтобы корабль прыгнул, необходим Одарённый. Гасители не прыгают, даже когда летят от звезды к звезде. Хотя насчёт Бесстрастных ни в чём нельзя быть уверенным.       После короткой паузы командир продолжил.       – Через несколько часов нам предстоит тяжёлый бой. Я не знаю, примем ли мы его или отпрыгнем в другую точку системы – этот вопрос в компетенции капитана. Но…       – Командир, – прерываю его пересохшим от потрясения голосом, – войдите в Транс.       Спустя несколько секунд в зале раздался спокойный голос Арнольта. Очень спокойный. Слишком спокойный.       – Бесстрастные выпустили вторую волну. Первая разогналась до пятнадцати километров в секунду.       Со всех сторон послышались удивлённые возгласы.       Максимальная скорость у большинства пилотов на форсаже – пять километров в секунду. В конце третьего курса я на спор разогналась до семи. Ходят байки, что самые-самые опытные асы, буквально сроднившиеся со своими истребителями, лишь чуть-чуть не дотягивают до десяти. Но – пятнадцать? Нет, какой-нибудь неуправляемый снаряд без гиперреактора можно и до больших скоростей разогнать, но ведь корабли Бесстрастных явно маневрируют!       Бурную дискуссию оборвал тяжёлый голос Арнольта.       – Пошла третья волна. Первая разогналась до двадцати пяти километров в секунду. Ожидаемое время столкновения – чуть меньше двух часов. По машинам.       Лихорадочно натягивая на себя пилотский костюм и принимая из рук механика шлем, я отчаянно пыталась понять: что, жук бы их побрал, происходит? Пять волн! Полторы тысячи кораблей! Сравнимо с полной загрузкой некоторых суперкарриеров! И как нам их останавливать, с тремя десятками истребителей, а?       А останавливать придётся. Когда первая волна разогналась до пятидесяти километров в секунду, стало ясно, что до столкновения привести в чувство гипердвигатель механики не успеют.       С посадочных палуб срывается звено за звеном. Мы выстраиваем щит, очень хлипкий щит по сравнению с несущейся армадой. К счастью, даже у Бесстрастных были какие-то ограничения по скорости – свыше сотни километров в секунду они, видимо, разогнаться не могли. Но… заяви мне кто-то о таких скоростях всего час назад, я бы рассмеялась ему в лицо! И если у роботов такие двигатели, то каково же их оружие?       Утешало одно: вести бой на таких скоростях невозможно. В «Неустрашимый» попадёт от силы десяток снарядов (и оставалось только молиться Единственному Истинному Богу, чтобы истощённый щит это выдержал!). Но вот попасть в истребитель… увернусь. Моя самая главная задача – определить, какие именно снаряды могут попасть в «Неустрашимый», и успеть поразить их за несколько секунд боя.       Стремительно тают, съёживаются оставшиеся до боя минуты. Мы неторопливо летим к накатывающейся армаде, держась на приличном расстоянии друг от друга.       – Тридцать секунд до огневого контакта, – Арнольт спокоен. Даже в столь безумной ситуации.       Полностью погружаюсь в Транс. Так, так, и какие же капельки этого ливня представляют реальную опасность для «Неустрашимого», а какие – так, безвредная шелуха?       Попадут все.       Что?!!       Откуда-то извне, из-за границ восприятия, накатывает страх. Он ухает в желудок, сжимает когти на горле, ноет где-то внутри. Страх не перед смертью даже, а перед чем-то невозможным, непредставимым. Господь мой и Бог мой, с чем мы столкнулись?!       Действую. Действую, несмотря ни на что. Полностью отдавшись Трансу, открываю огонь с пяти сотен километров. Есть, попадание! Второе!       Удар. Взгляд на индикатор щитов – шестьдесят восемь процентов.       Погружаюсь в Транс, настолько глубоко, как никогда раньше. Секунды липкие, тягучие. Перед разумом – десятки вариантов действий, траекторий, манёвров, хитростей, обманных трюков.       Перекрыты все. Все!       Но… но это же невозможно! Невозможно! Чистый, полный абсурд! Даже Одарённые не сражаются с такой точностью и на таких скоростях! Рывком погружаюсь ещё глубже. Осознаю всё космокрыло как единое целое. Всех пилотов на всех истребителях. И вижу, что Бесстрастные перекрыли пути отхода. Все и для всех. Несмотря на потрясающие характеристики машин и великолепное мастерство людей. Это для них – на один укус. Если только…       Рву штурвал, даже не понимая, зачем это делаю. Пальцы скользят по кнопке экстренного усиления щита. В наушниках раздаётся быстрая скороговорка Афеза:       – Всю энергию на щи…       Удар. Семнадцать процентов. В космосе вспухают огонёчки взрывов. Нас осталось девять из тридцати трёх. Нет, Арнольт, Льюис, нет…       Удар. Одна осталась. На щите ноль. Истребитель закрутило, он падает. Какая большая планета. Что происхо…