Шлепок на прощание

По эльфийским меркам она никогда не отличалась особым терпением. Порой, конечно, приходилось брать себя в руки. Но вот спокойно стоять в карауле у входа в королевский замок на протяжении многих часов сейчас казалось практически невозможным, когда в собственных покоях ее поджидал невероятно сладкий приз. Она и правда старалась сосредоточиться на своих обязанностях, внимательным взглядом прочесывая округу за мостом и непроглядную стену обступившего леса. Вот только мысли о Кили никак не хотели отступать на второй план. Как он, стоя на ее кровати на коленях, высоко задрав свой зад и разводя ягодицы руками, представлял ее взору, а затем и языку, тугое розовое отверстие. Стоило Тауриэль прикрыть глаза, как в памяти воскресли его прерывистые вздохи, жадные глотки воздуха, его мольбы о большем. Погрузив в Кили три анальных шарика, она оставила его со спущенными штанами, на прощание насмешливо похлопав по полюбившейся части его тела. Теперь же компанию ей составлял мужественный и молчаливый Ферен. Не было нужды ставить в караул их обоих, с их-то способностями. Но того требовали традиции, да и тьма сгущалась над их миром. Долг для Тауриэль всегда был превыше всего — даже любимого гнома. Правда, она не удивилась, когда услышала его шаги. Не было никаких сомнений — никто другой в ее королевстве не обладал такой тяжелой поступью. Она с трудом сдержалась, чтобы не обернуться, когда Кили вышел из-за открытых дверей, а вот Ферен слегка повернул голову в его сторону. Едва заметно, но всё же. Тауриэль его не винила — ей и самой нравилось смотреть на Кили; гном или нет — он и правда был красив. Бросив короткий взгляд в сторону Ферена, Кили подошел к ней так близко, что носы их сапог соприкоснулись. Она не смотрела на него, вместо этого продолжая высматривать возможную угрозу среди деревьев. Гному ничего не оставалось, кроме как подняться на носочки, крепко ухватившись за ее плечо, и прошептать: «Думаю, я готов к чему-то новому». Тауриэль едва не улыбнулась. Его хриплый голос выдавал желание. Она почувствовала, как в бедро уперся его возбужденный член, а от тела гнома исходил жар. Кили такой — полон жизни, необузданный, смешной, но вот ее игрушки были для него в новинку. Тауриэль повезло, что он окунулся в ее мир с головой, потакая ее желаниям и предпочтениям. Как же ей хотелось поцеловать его сейчас, но вместо этого она выдавила сухое: «Я на посту». «Я знаю», — прошипел он в ответ, словно ему было больно от того, как сильно он хотел ее сейчас. Всем своим видом он источал возбуждение, как дикий зверь в гоне. Тауриэль оставила его в таком состоянии, предположив, что он сам о себе позаботится, хоть и игрушки внутри него смогут вновь зажечь его интерес, когда ее караул подойдет к концу. Видимо, она ошиблась, и все это время Кили терпеливо ждал ее, пока терпению не пришел конец. Он облизнул губы и хрипло зашептал: «Ты сама сказала, что пока мы не опробуем этот набор, ты не покажешь мне другие эльфийские штучки». В этот раз побороть улыбку было невозможно. Тауриэль всегда нравилось, когда Кили проявлял интерес к ее культуре. Она и сама не отставала — до этого они остановились в Эреборе, жили глубоко под землей, но ей так не хватало звезд. Поэтому они и жили сейчас в Лихолесье, полностью погрузившись в эльфийские обычаи. Глухой шепот отвлек ее от размышлений: «Я хочу исполнить любые твои желания». Дрожь прошла по телу от этих слов. Тауриэль ничего не могла поделать с собой: всё, о чем она думала сейчас, как стеклянные шарики перекатывались у Кили внутри от каждого движения, как сокращались его мышцы, охватывая инородные тела. А это лишь малая часть её набора. Сколько же лет Тауриэль не притрагивалась к нему, сколько лет не было в её жизни мужчин, готовых подчиняться её желаниям. Похоже, что гномья возбудимость сыграла ей на руку, отлично дополняемая её необъяснимым эльфийским пристрастием к симпатичным аксессуарам. У них был дикий, животный секс; распутный, когда Тауриэль связывала Кили, заставляя того молить о пощаде; грубый, когда Кили сам опускал ее на колени, требуя подчинения; а теперь он брал её игрушки и ожидал приказов, словно она была его госпожой, а он — пустым местом. Тауриэль уже было открыла рот, чтобы произнести его имя, но вместо этого прошептала: «В нижнем ящике прикроватной тумбочки ты найдешь еще два шара. Там же лежит клетка для члена. Надень её. Если придется, я поправлю её, когда вернусь. А затем покажу, как сделать так, чтобы она завибрировала». Кили вздрогнул и впился ртом в ее плечо, стараясь хоть как-то заглушить вырвавшийся из горла стон. Тауриэль представила, как эльфийское серебро будет облегать его толстый член, вибрируя в такт с биением ее сердца при помощи магии, которую Кили никогда не сможет понять до конца. Он будет прекрасен, в этом она не сомневалась. Он всегда прекрасен. И какие же чудные звуки сорвутся с его губ, какие милости он зашепчет ей, какой аромат будет исходить от его кожи — запах мужчины и секса. Она обязательно оседлает его, когда сама уже приблизится к оргазму, чтобы Кили обязательно почувствовал это. Теперь она вынуждена зажмуриться. Понимая, что вызвало такую реакцию, он откинул прядь волос с её плеча, подтянулся еще выше и прижался в коротком поцелуе к её шее. Снова крепко стоя на ногах, Кили уже приготовился уйти, но напоследок бросил взгляд в её сторону. Его щеки горели, глаза блестели. Одними губами Тауриэль произнесла: «Я люблю тебя», — слова на его родном языке, хотя Ферен наверняка догадался об их значении. И вот оба эльфа краем глаз провожают Кили. Когда он ушел и Ферен вновь сосредоточился на лесе, Тауриэль притворилась, что сделала то же самое.