Чёрная маска

      Канаэ сидела напротив Кёко и смотрела на неё неверящим взглядом. Только что Могами закончила рассказ о том, что произошло после их заговора о проекте «Чёрная маска». О том, как она получила роль Эмили, и Президент велел ей оставить это в тайне. О том, как она ощутила свой первый оргазм, лаская себя перед зеркалом на глазах у Цуруги-сана. О том, как они с сэмпаем занялись сексом во время репетиции. Как она соблазнила Шотаро; как ощутила невероятное возбуждение от ударов хлыста. И о том, как она хочет испытать это снова, но не знает, что ещё сделать, чтобы подтолкнуть к этому Цуругу-сана. Ведь он, кажется, простил ей вчерашний поцелуй с Шо.       Кёко говорила и говорила, не замолкая ни на минуту. Когда она наконец закончила, Котонами какое-то время молчала. Потом отвела взгляд и выдохнула:       — Ну, ты, блин, даёшь…       — Прости, Мооко-сан! Надо было рассказать тебе обо всём этом раньше…       — Рассказать раньше? — перебила Канаэ. — Кёко, да кто вообще о таком рассказывает? — она прикрыла рот тонкими пальцами. — Боги… да я в жизни себя так неловко не чувствовала…       — А? — Могами смотрела на неё, хлопая круглыми глазами.       — Вот скажи, я когда-нибудь рассказывала тебе о своих любовных похождениях? — она уставилась на подругу требовательным взглядом.       — Но я… я… — вконец растерялась Кёко, — я думала, что ты не… — она замолчала, будто не имея сил договорить.       — «Что я не» что? Никогда не занималась сексом? — Канаэ решила не церемониться. Могами неуверенно кинула. — О, занималась, поверь мне. И не раз.       — Тогда почему… — потупила взгляд, — почему ты никогда не говорила мне об этом?       — А зачем? Знаешь, я не думаю, что подробности интимной жизни — подходящая тема для разговора.       — Ты презираешь меня? — еле слышно спросила Кёко. Её щёки пылали.       — Боги, ну конечно же нет, — устало вздохнула подруга, потирая переносицу. — Просто я немного в шоке.       — Почему?.. — она несмело подняла глаза.       — Почему? Почему?! — казалось, Котонами впервые не знала, что сказать. — Да потому что! — она замолчала, стараясь успокоиться. — Кёко, то, чем вы занимаетесь… то, что делает с тобой Цуруга-сан… это…       — Неправильно?       — Я не знаю! — выкрикнула Канаэ и замолчала. — Я не знаю, как к этому относиться, — продолжила она, спустя некоторое время. — Я не хочу говорить гадости о Цуруге-сане, но… со стороны выглядит так, будто он тебя использует.       — «Использует»?.. Нет, что ты, Мооко-сан! Это не так! — поспешила заверить её Могами. — Он никогда ни к чему меня не принуждал. Я сама согласилась!       — Вот именно! — всплеснула руками подруга. — Кёко, я не могу представить, что бы тебя можно было заставить таким заниматься. Но что тебя можно убедить, в это я могу поверить, — Котонами снова тяжело вздохнула. — Я начинаю думать, что Цуруга Рэн ничуть не лучше Фувы Шо…       — Это не так! — встрепенулась Кёко, подскакивая с дивана. — Мооко-сан, не смей так говорить! Цуруга-сан заботится обо мне.       — Кёко…       — Вчера он отвёз меня в больницу, не отходил от меня ни на шаг, а сегодня приготовил мне завтрак! Шотаро никогда не делал для меня ничего подобного. Цуруга-сан не такой, как он!       — Как знаешь, — помотала головой Канаэ.       — Ты не веришь мне? — насупилась Кёко и сжала кулачки.       Канаэ устало подняла на неё взгляд:       — Я верю, что ты в это веришь.       Кёко поджала губы, сдерживая слёзы.       — Ты ошибаешься! — выкрикнула, стараясь не разреветься. — Я не позволю тебе плохо говорить о Цуруге-сане!       — А я сейчас не могу сказать о нём ничего хорошего… — Канаэ поднялась из кресла. — Я, пожалуй, пойду.       — Мооко… — пролепетала Кёко, глядя ей вслед.       — Не волнуйся, я… никому о вас не скажу. И о Тацу тоже, — с этими словами Канаэ открыла дверь и вышла из квартиры.       Рэн спешил обратно к Кёко так быстро, как только мог. После съёмок его задержали поклонники с просьбами об автографе. Он не смог им отказать и сейчас сильно корил себя за это. Котонами-сан наверняка уже ушла, и Кёко сидит в квартире совершенно одна и без всякой защиты. Утром, пока она спала, он говорил с Президентом о том, чтобы выставить у дверей её квартиры охрану. Но Такарада-сан сказал, что это увеличит риск раскрытия личности Тацу. Его возражения не принесли никаких результатов. Сейчас же Рэн не сомневался: ему следовало быть более радикальным. Нужно было заставить Президента поступить так, как лучше для Кёко, а не для фильма.       Он нервно теребил карточку от её квартиры, пока дожидался лифта. Поднявшись, в несколько шагов оказался у её двери и, бесшумно открыв, проскользнул внутрь.       Было темно. Лишь из спальни Кёко доносился тусклый свет. Цуруга осторожно вошёл в комнату и увидел Кёко, лежащую на кровати. Она обнимала подушку, уткнувшись в неё лицом и еле слышно всхлипывала.       — Могами-сан, — тихо позвал он, присаживаясь на кровать. — Что случилось? — положил руку на спину. Кёко молчала. — Ну же, не заставляй меня волноваться. Расскажи мне всё.       — Не знаю, можно ли о таком рассказывать, — ответила она хриплым голосом и снова всхлипнула.       — Кёко, — выдохнул он и почувствовал, как Могами вздрогнула, — мне ты можешь рассказать обо всём. Абсолютно.       — Если я расскажу… вы тоже возненавидите меня, — выдохнула она и отвернулась.       — Что ты, я никогда тебя не возненавижу. Но… почему «тоже»?       Она молчала.       — Ты поссорилась с Котонами-сан? — успокаивающе погладил её по спине.       — Я рассказала ей. Обо всём.       — Я думал, ты будешь рада, что между вами снова не будет тайн, — он слегка улыбнулся.       Кёко резко развернулась и села в кровати:       — Обо всём, понимаете?! — уставилась на Рэна красными от слёз глазами. — О наших репетициях! О сексе! О БДСМ! Обо всём! — она спрятала лицо в ладони.       Он немного помолчал.       — Котонами-сан это не понравилось? — Цуруга старался говорить спокойно и ласково, чтобы не усугубить её состояние, хотя внутри него будто что-то лопнуло.       — Она думает, что вы используете меня. Манипулируете…       — А что думаешь ты?       Кёко молчала.       — Если ты хочешь всё это прекратить — мы прекратим. Немедленно, — Рэн заглянул ей в глаза — в них отразилось непонимание. — Мы больше никогда не будем играть в эти игры. Я больше никогда не скую твоих движений, никогда не возьму в руки плеть, никогда… — он сглотнул и, ненадолго прикрыв глаза, продолжил: — Никогда не овладею тобой. Только скажи, — Рэн замолчал и в ожидании уставился на Могами.       — Я… — она виновато взглянула на Цуругу, — я не хочу. Не хочу ничего менять, — добавила она еле слышно.       Последние слова полоснули сердце острой болью, но он сумел это скрыть. Она не хочет ничего менять. Её всё устраивает. Устраивает то, что происходит между ними. Но ведь он хочет большего! Хочет! Но не может сказать об этом вслух. Он сам во всём виноват… Не стоило превращать секс в игру. В такую игру… Тем более с Кёко. Она была невинна, а он… связал её руки прихватом для штор, заставил называть господином, бил плетью. И всё это вместо того, чтобы показать ей, как она ему дорога. Вместо того, чтобы покрыть её едва ощутимыми поцелуями. Как бы он хотел начать всё в начала. Но теперь уже поздно. Не следовало допускать этого.       — Хорошо, — он наконец кивнул и, поднявшись с кровати, направился прочь из комнаты.       — Цуруга-сан… — встрепенулась Кёко. — Цуруга-сан подождите, — хотела кинуться следом.       Рэн жестом велел ей остановиться, и Могами замерла на месте.       — Ты помнишь стоп-слово?       — Катана… — кивнула она.       — Ты должна сидеть и ждать. Пока я не вернусь.       — Но я…       — Ты перечишь своему господину? — он приблизился к ней в два шага и схватил за подбородок. Кёко сглотнула. — Ты будешь сидеть. И ждать, — прошептал он ей в губы. — Ты всё поняла? — вкрадчиво заглянул в глаза.       — Да… Цуруга-сама.       — Умница, — улыбнулся он и, грубо поцеловав Кёко в губы, вышел из комнаты.       Ему было тяжело признать это не только перед Кёко, но и перед самим собой. Признать, что, возможно, Канаэ была права. Неужели он действительно использует Кёко для воплощения своих фантазий?       Но ведь она сама этого хотела, — попробовал он оправдаться. — Можно подумать, ты был против, — съехидничал внутренний голос. — Признай, что и тебе это было приятно. Признай. Тогда сможешь двигаться дальше.       Цуруга глубоко вздохнул.       Да. Всё верно. Он хотел этого не меньше, но из них двоих только ему под силу поставить в этом точку. Он должен показать Кёко, что есть другие отношения. И он придумает как. Он сделает всё, чтобы она принадлежала ему не только телом, но и душой. Он найдёт ключ к её сердцу. И тогда они забудут о БДСМ и будут просто любить друг друга, но, а пока… Пока он накажет её. В последний раз.       Кёко сидела на кровати, охваченная возбуждением. Когда сэмпай вернётся, они снова будут играть…       Какому наказанию её подвергнет Цуруга-сама на этот раз? Быть может, он снова свяжет руки у неё за спиной? Или же опять заткнёт рот кляпом? Больше всего ей понравилось, как он скользил рукоятью от плётки между её ног. И как тянул за колокольчик на зажимах… Как двигался в ней, так быстро и неистово.       Сэмпай велел ей сидеть на месте… Но ведь он не велел ей не двигаться?..       Рука сама потянулась под резинку домашних шорт, отодвинула, скользнула в трусики. Пальцы ощутили влагу — по телу будто пробежал электрический разряд. Кёко вздрогнула, провела пальцами по чувствительному бугорку. Из груди помимо воли вырвался стон. Она зажала рот свободной рукой и ускорила движения скользких пальцев.       Кёко глубоко дышала. Наслаждение было настолько острым, что стоны начали прорываться сквозь плотно прижатую ладонь. Могами чувствовала: ещё немного — и её ослепит вспышка. Настолько яркая и безграничная, что она на несколько мгновений забудет себя. Перестанет быть Могами Кёко. Растворится в неописуемом удовольствии… Ещё немного, ещё чуть-чуть — и она увидит её, увидит…       — Кот из дома — мыши в пляс? — услышала Кёко насмешливый голос Цуруги и отдёрнула руку. — Стоило оставить тебя одну лишь на пятнадцать минут, и вон что ты устроила, — он присел на кровать и стиснул запястье руки, которой Кёко только что ласкала себя. — Решила заполучить всё сама? Ничего мне не оставить?       — Цуруга-сама… — заговорила Могами изображая испуг, но, когда увидела, как Рэн качает головой с недоброй ухмылкой, тут же смолкла.       — Раздевайся, — велел Цуруга, и Кёко тут же повиновалась. Когда на ней ровным счётом ничего не осталось, Рэн бросил ей пакет: — Надень это.       В пакете были чёрные шерстяные чулки, складчатая юбка, едва прикрывавшая ягодицы и кожаные перчатки без пальцев.       — Остальное я надену сам, — улыбнулся сэмпай, когда Могами облачилась в новый наряд. — Повернись, — приказал он, и Кёко выполнила. Рэн коснулся её спины, побуждая встать на четвереньки.       Кёко ощутила влажные и прохладные пальцы сэмпая меж ягодиц и невольно вздрогнула.       — Расслабься, — прошептал он. — Я сделаю тебе больно.       Сначала Могами подумала, что ей послышалось, но, когда что-то холодное и твёрдое начало растягивать её, поняла — это не так. Она не могла сказать, что ей было больно, но ощущения были крайне странные.       — Он небольшой… — сказал Цуруга будто сам себе, — должен пройти без подготовки.       Кёко вдруг пискнула от сильного натяжения и тут же стихла — неприятные ощущения отступили, сменившись чем-то новым.       — Готово. — Могами услышала в голосе сэмпая улыбку и протянула руку к ягодицам. Между ними торчал…       — Хвост?! — выпалила она в недоумении и взглянула в зеркало шкафа. Кёко не ошиблась. Теперь у неё действительно был небольшой рыжий хвостик с чёрным кончиком. Сэмпай превзошёл все её ожидания.       — Не крутись, — велел Рэн строго и опустил ей на голову ободок с ушками под стать хвосту. Затем он достал из пакета кожаный ошейник, надел на Кёко и прицепил к нему длинную цепь. — Теперь у меня есть своя собственная лисичка, — усмехнулся Цуруга. — Пошли, — он потянул за цепь и достал стек. Кёко встала с кровати, ведомая своим сэмпаем, и сделала несколько шагов по направлению к нему. — Нет, — отчеканил он и ударил тонким кончиком стека по её ягодицам. Могами вздрогнула и застыла, как вкопанная. — На колени, — почти прошептал Цуруга.       Кёко тут же повиновалась и замерла в ожидании очередного приказа. Рэн пошёл по направлению к ванной комнате и потянул её за собой. И Кёко пошла. На четвереньках.       — Я хочу принять душ, а ты… будешь ждать меня здесь. Под дверью. Нашкодивший лисёнок. Ты меня поняла? — глянул на Могами.       — Да, Цуруга-сама, — покорно ответила Кёко, опустив взгляд.       — Ты понимаешь, почему я это делаю?       — Я разгневала своего господина, — виновато сказала она.       — Дальше.       — Я рассказала об… утехах своего господина посторонним.       — Дальше.       — Я целовала другого… который не был моим господином.       — Дальше.       — Я… — Кёко сглотнула, — я ублажала себя, а не моего господина.       — Всё верно, — довольно кивнул Цуруга. — И что же теперь ты будешь делать?       — Я приму любое наказание от моего господина.       — Прекрасно, — выдохнул Рэн и скрылся за дверью.       Кёко послушно сидела на полу на пятках чуть нагнувшись вперёд. Она почти привыкла к хвосту и, если не задевала его, то почти не чувствовала. Перед глазами то и дело всплывали картины возможной «расправы», от которых жгучее тепло растекалось по телу, а между ног зудело так сильно, что было практически невозможно сидеть неподвижно. Но она решила держаться. Держаться и ждать, что же с ней сделает сэмпай.       Долго ждать не пришлось. Дверь ванной комнаты открылась через несколько минут. Цуруга стоял перед ней в одном полотенце и смотрел сверху вниз.       — С этого момента тебе запрещается разговаривать и пользоваться руками, пока я не разрешу. Ты поняла меня? — спросил он сурово. Кёко кивнула. — Хорошо, — Рэн снова взял цепь и потянул Кёко за собой.       Они прошли в гостиную и остановились у дивана.       — Жди, — велел Цуруга и направился к шкафу. Из него он достал футон и, сложив его вдвое, положил рядом с Могами. — Устраивайся, — посмотрел на неё с интересом. Кёко забралась на футон и уселась, как лисичка. — Прекрасно, — его губы растянулись в довольной улыбке. — Я сейчас вернусь, — сказал он и направился на кухню.       Сердце бешено колотилось в ушах и мешало думать. Кёко поймала себя на мысли, что ещё никогда не была в таком возбуждении и предвкушении. Ей так нравилась эта игра, которая едва началась, что Могами даже и думать не хотела о том, что она может рано или поздно закончиться.       Ею овладевали смешанные чувства. Если бы на месте сэмпая оказался кто-то другой, она никогда бы не стала делать ничего подобного. Или стала бы? Сейчас, когда желание поселилось в каждой клеточки её тела и затмевало разум, было сложно ответить на этот вопрос правдиво.       Цуруга вернулся с плотно уставленным подносом.       — Готов поспорить, ничего не ела с тех пор, как я ушёл, — заметил он, глядя на Кёко. Она виновато покачала головой. — Что ж, — вздохнул Рэн, — за это ты тоже будешь наказана.       Он поставил поднос на стол, и Могами увидела утренние рыбные котлеты, пареные овощи и странную желтоватую массу в пиале. По запаху она напоминала бананы, и Кёко очень надеялась, что нос её не обманывает.       — Ты должна всё это съесть, — сказал Цуруга.       Кёко вздёрнула голову и посмотрела на сэмпая в недоумении. Кажется, они поменялись ролями, и теперь он следил за её питанием. Что ж, это было приятно, хотя и немного странно.       — Я разрешаю тебе использовать руки, — продолжил Рэн, — но только до тех пор, пока ты не поешь.       Кёко нахмурилась, не сводя с него вопросительного взгляда.       — Я поел на работе, можешь спросить у Яширо, — он замолк и лукаво улыбнулся. — Какая жалость, что ты не можешь говорить.       Могами сердито выдохнула и взялась за столовые приборы.       — Приятного аппетита, — пожелал Цуруга, и она едва не ответила «спасибо». — А я пока позабочусь о нашем досуге.       Кёко начала вертеть головой, чтобы понять, что же задумал её сэмпай, но услышав строгое: «Смотри в тарелку», — была вынуждена повиноваться.       Рэн тем временем что-то искал в компьютере, и Могами оставалось лишь гадать, что это может быть. Когда она закончила есть и отложила приборы, Цуруга сел на диван, поближе к ней, и сказал:       — Если ты уже закончила, мы посмотрим фильм, — и без лишних слов включил телевизор.       Фильм? Кёко не поверила своим ушам. Он нарядил её в этот… костюм, чтобы посмотреть фильм? Странно… Хотя, если это фильм особого содержания, — подумала Могами, — тогда всё встанет на свои места.       Но услышав название: «Убийство в Вегасе», — Кёко поняла, что ошиблась. Это был боевик. Почему сэмпай включил именно его? Снят в США, на английском языке… Может, он хочет, чтобы она попрактиковалась в английском? Если так, он выбрал неудачное время.       Чем дольше это тянулось, тем больше у Кёко появлялось вопросов. Спустя полчаса после начала просмотра, она подняла на Рэна вопросительный взгляд. Лицо сэмпая оставалось невозмутимым, пока он не глянул на Могами.       — Не отвлекайся. Смотри внимательно, — велел он ей и снова уставился в телевизор.       Да на что там смотреть? — хотела воскликнуть Кёко, но прикусила язык. Если бы не веление Цуруги-сана, она бы уже давно встала и ушла. Это была отвратительная картина. Главный герой — русский с ужасным акцентом показывал невероятно плохую игру. Её раздражало в нём абсолютно всё. Кёко была готова поспорить, что и сэмпай готов раскритиковать недоактёра и весь фильм целиком. Но он молчал. Почему?       И тут её осенило. Глаза расширились от неожиданной догадки, а рот непроизвольно открылся. Она резко повернулась к Цуруге. Он глянул на неё и хитро улыбнулся:       — Поняла наконец? — в голосе едва уловимая издёвка.       Значит, она оказалась права! Это и было её наказание! Она должна была сидеть у ног сэмпая и смотреть ужасный фильм, с ужасными актёрами, пока он не закончится. Могами едва не задохнулась от возмущения — этого она никак не ожидала. Но делать было нечего — пришлось терпеть.       Когда фильм подошёл к концу, Рэн выключил телевизор и поднялся с дивана.       — Ну как? — спросил он, заглядывая Кёко в глаза. Она лишь недовольно фыркнула. — Похоже, я был прав. Что ж… раз мы сошлись во мнении, что лента ужасна, думаю, можно готовится ко сну.       Кёко почувствовала, как кровь снова разгоняет желание по телу. Ад закончился, и теперь она получит то, чего так сильно ждала последние полтора часа. Она получит своего сэмпая. Всего целиком. Без остатка.       Она продолжала сидеть на футоне и ждать его приказа. Заметила, как взгляд Цуруги опустился на её затвердевшие соски. Ощутила, пробежавшие по коже мурашки. Дыхание становилось всё тяжелее, а желание невыносимей, но сэмпай лишь молча смотрел на неё. Кёко уже была готова вскочить с места, сорвать с него полотенце и взять инициативу в свои руки, когда услышала его мягкий голос:       — А теперь ты пойдешь и ляжешь спать. Если костюм будет доставлять тебе неудобство, ты можешь его снять. Тебе запрещается выходить из спальни куда-либо, кроме ванной и кухни. Или кому-то звонить. Если, конечно, тебе не понадобится медицинская помощь. Я лягу у себя. Увидимся утром. Спокойной ночи.       Кёко застыла. Она прокручивала в голове слова сэмпая и не могла в них поверить. Неужели всё закончилось? Сначала наказание, а дальше… ничего? Он повернулся к ней спиной и направился к выходу, а Могами только и могла, что смотреть ему вслед.       А как же наказание? — хотела она спросить, ведь не верила, что фильм — это единственное, что приготовил для неё Цуруга-сан. И стоило ему потянуться к дверной ручке, она поняла. Он наказывал её. Сейчас.       Разжечь в ней еле сдерживаемый огонь. Томить просмотром дурной картины. И уйти, оставив ни с чем. Вот он каков Король Ночи. Вот он каков её сэмпай.       Нечестно…       Рэн почти вспомнил, что собирался выйти в коридор в одном полотенце, когда услышал тихие всхлипы.       Актриса… — подумал он, едва сдерживая усмешку. — На что только не пойдёт, чтобы добиться…       — Катана! — выкрикнула Кёко сквозь слёзы и разрыдалась.       Цуруга сам не понял, как оказался рядом с ней на коленях. Казалось, он в один прыжок преодолел разделявшее их расстояние.       — Катана! Катана! Катана! — она мотала головой и рыдала, закрыв лицо руками. — Вы обманули меня… обманули! Как жестоко…       — Могами-сан, прошу тебя, — он прижал её к своей груди, но это не помогло — Кёко продолжала плакать.       Как это могло зайти так далеко? Как их игры могли привести к такому? Как он мог представить, что отказ от близости даст такой результат? Неужели самая наивная и чистая девушка, которую он когда-либо знал, теперь зависела от… Рэн сглотнул. Ему было невыносимо это признавать, и всё же он должен был. Кёко… его любимая Кёко изменилась, и он не знал, как её вернуть.       Только сегодня утром он думал, что поможет ей с этим справиться. Он ошибся. И теперь опасался, что она утянет его за собой.       Кёко убрала руки от лица и повисла на его шее. Холодные соски коснулись его тёплой груди.       — Цуруга… сан… — всхлипнула она ему прямо в ухо. И он сломался. Не смог больше противиться желанию, которое Кёко и не пыталась подавлять, а он отчаянно пытался.       Одной рукой Рэн прижал к себе Кёко, другой — снял полотенце, и, сев на диван, усадил её на себя.       Могами ахнула, и Цуруга понял — она больше не плачет. С её губ начали срываться еле уловимые стоны, и его руки ощутили жар её кожи, несмотря на складчатую юбку. Кёко вцепилась в плечи Рэна тонкими пальцами и двигалась в такт с его бёдрами. Её взгляд не отпускал. Он был полон вожделения и приказа. Приказа повиноваться.       Похоже, она забыла, кто тут хозяин, — подумал Цуруга и, схватив одной рукой цепь от ошейника, притянул Кёко к себе. Он грубо поцеловал её, проникнув языком ей в рот, и крепко держал, не позволяя отстраниться. Второй рукой, он схватил её за хвост и медленно потянул его. Немой крик утонул в поцелуе. Он проделывал это снова и снова: тянул, отпускал, затем снова тянул… До тех пор, пока не услышал её протяжный крик. И свой собственный.