***
— Я принёс книги, как и обещал, — Сасаки прошёл в комнату и направился к небольшому столу, где лежали различные папки и бумаги, а также давно прочитанные и забытые хозяином квартиры романы. — Поставь их в шкаф, пожалуйста, — сказал Арима, сразу сев за стол к ноутбуку, ненавязчиво расположившемуся среди всей этой бумажной вакханалии. — А… да, чуть не забыл — вам просили, вот, передать, — чуть замявшись, парень протянул ему документы. Арима, ни на мгновение не отвлекаясь от монитора, кивнул в сторону папок, как бы говоря: «Положи к остальным, потом посмотрю». Всё то время, что Хайсе пытался засунуть как принесённые, так и лежащие на столе книги в шкаф (последние, впрочем, ему не удалось вернуть на законное место, ибо оно было напрочь забито различной литературой), он не замолкал, хваля прочитанные произведения, от которых юный следователь явно получил массу впечатлений. Кишо лишь изредка бормотал «ага», «да» и «согласен», не особо вникая в восторженный монолог Сасаки, так как отчёт на тот момент волновал его куда больше бурных восклицаний. Такие визиты Хайсе поначалу только раздражали, но вскоре Арима привык, даже начал позволять гостю немного хозяйничать: прибирать книги, варить кофе, ну и так, по мелочи. Вскоре эмоции поутихли, и любитель литературы, поджав под себя ноги, устроился в кресле с какой-то книгой, извлечённой из недр книжного шкафа. Этому Арима был несказанно рад: хотя бы на какое-то время он был свободен от мешающей думать болтовни подопечного, и ему не придётся больше отвлекаться на что-либо помимо работы. Отчёты, рапорты, экспертизы, дела — вот он, костяк работы следователя, и чем выше должность, тем больше этой волокиты. Если бы кто сказал лично Ариме, что делом «сильнейшего следователя» является только потрошение гулей, то он бы плюнул в лицо владельцу этого мнения. Хотя нет, просто посмотрел бы ему в глаза со всей ненавистью, какая скопилась за годы, проведённые в CCG. Но в любом случае, кому в глаза не плюй (что наивным людям с «это-просто-мнением», что начальству), от писанины не избавиться. Долгое время хозяин квартиры и гость провели в молчании, то и дело потирая уставшие глаза и разминая себе шею, иногда совершая эти действия одновременно. Быстрое клацанье клавиш, гудение кулера ноутбука, шелест переворачиваемых страниц — ничем не нарушаемая, полнейшая идиллия. Кишо время от времени поглядывал на Хайсе: тот застыл в одном положении и, казалось, менять его в ближайшее время не собирался. Когда он в очередной раз посмотрел в сторону читающего, тот уже лежал на диванчике, положив книгу на колени. А после того, как Кишо закончил с отчётом, Сасаки развалился в неведомой позе, накрыв лицо книгой. Ариму это не удивило. Его подопечный был так же, как и он сам, завален работой по уши, к этому стоило прибавить тренировки и шумное «семейство» куинксов, что наверняка выматывало ещё больше. Поэтому всегда наготове был плед, как раз на случай подобных спонтанных ночёвок. И теплее, и уютнее, хотя самому Кишо, в общем-то, было плевать на уют. Арима захлопнул крышку ноутбука, потянулся, снял очки и накрыл лицо руками, пальцами чуть надавливая на глаза. Он чувствовал, как боль постепенно начинает разливаться по голове, будто сжимая её в тисках. Может показаться странным, но он даже был благодарен отчёту, что позволил ненадолго забыть об этой прекрасной спутнице жизни. Мужчина, глубоко вдохнув и выдохнув, поднялся со стула и направился сначала на кухню, чтобы заглотить очередную порцию таблеток, а после — в спальню, намереваясь взять для гостя плед. У Аримы их было несколько, все разные, но для Хайсе он почему-то стабильно выбирал бежевый в полоску. Когда Кишо вернулся, Сасаки опять сменил позу — перевернулся на бок, стремясь найти наиболее удобное положение в плоскости поверхности дивана. Арима тихо подошёл, накрыл его пледом… и краем глаза заметил лежащую на полу раскрытую книгу, что так заинтересовала спящего. Она, видимо, упала на пол тогда, когда Сасаки ворочался. Кишо наклонился, поднял её и бросил взгляд на потёртую обложку. Это были «Гроздья гнева» Стейнбека. Владелец книги, к собственному удивлению, совершенно не помнил содержания произведения. «Стоит перечитать», — подумал он, положив книжку на стоящий рядом журнальный столик. Какое-то время он наблюдал за Сасаки, свернувшегося клубком так, будто вокруг ледяные скалы, а плед — единственное укрытие и спасение. Зрелище было столь умиротворяющим, что Кишо не мог оторваться. «Не буди лихо, пока оно тихо» — пожалуй, это выражение хорошо описывало юношу, который своей позой чем-то напоминал спящего котёнка. Кто бы мог подумать с первого взгляда, что он — самое опасное создание, какое могла сотворить природа (в данном случае, руки доктора Кано). Немного погодя, Арима присел на краешек дивана. Сам не заметил, как рука потянулась к слегка вьющимся чёрно-белым волосам спящего. Он коснулся отросшей чёлки, съехавшей на глаза, и немного сдвинул кверху. Волосы были несколько жестковатыми, но приятными на ощупь. Кишо мягкими, бездумными прикосновениями перебирал прядки, и спустя несколько мгновений Хайсе резко вздохнул. Мужчина столь же резко отдёрнул руку, побоявшись, что разбудил его, но парень продолжал спать как ни в чём не бывало, только дышать стал чаще. Ариме хотелось ещё раз прикоснуться к нему, но он сдержался. Ему не очень-то хотелось объяснять, какого чёрта начальство сидит и гладит по голове своего подчинённого. Что испытывал Кишо к Хайсе, было трудно объяснить. Ненависть? Нет, не похоже. Здесь скорее подойдёт слово «интерес». Личность «Канеки Кен» вызывала именно его. «Канеки Кен» был весьма незаурядным среди толпы гулей, к которым Арима относился весьма прохладно. Привязанность? Ответственность? Это было более вероятным. Как бы то не было, он был ответственен и привязан к тому, кого решил приручить и сделать оружием. Хайсе был подобен Лису из «Маленького принца», вот только Арима сам его приручил, не по чьему-либо наитию. Хотел ли Кишо этого? Уже другой вопрос, ответ на который было найти нисколько не легче. Иногда Арима даже завидовал Хайсе: забыть напрочь около двадцати лет жизни, начать всё с чистого листа и не мучиться от размышлений о том, что умудрился за эти годы совершить. Идеально! Ну, если не учитывать, что ради этого пришлось пробить насквозь голову. Что до его собственной головы, то она продолжала болеть и гудеть от долгой работы и мыслей. Впервые за продолжительную бессонницу его начало клонить в сон. Кишо поправил немного съехавший с плеча парня плед, встал и хотел было уйти к себе, как вдруг до него донёсся голос. — Не… ди… Арима обернулся в ответ на тихое неразборчивое бормотание Хайсе. Тот тянул руку, ощупывая рядом с собой пустоту. — Прошу… не уходи, — уже более разборчиво произнёс парень. Ему, вероятно, начал сниться кошмар, и он не хотел терять проводника к «свету», коим оказался Арима. Не сказать, что Арима был сильно удивлён — издержки рабского существования, — но он всё равно на короткий миг впал в ступор. Что же привиделось Хайсе во сне, раз он выбрал своего почти убийцу в спасители? Ничего не оставалось сделать, кроме как вернуться обратно. Он сел на пол, к изголовью дивана, и взял парня за ищущую поддержку руку. — Не уйду, — прошептал Кишо, — всё хорошо. Сасаки, почувствовав поддержку, начал успокаиваться, дыхание становилось медленнее и глубже, и, наконец, стало едва слышным. «Еле тёплая» — подумал мужчина, поглаживая большим пальцем тыльную сторону чужой ладони. Присутствие и осторожные прикосновения утихомирили, казалось, кошмар непереносимого многими существа. «Я успокаиваю спящего гуля. Какая ирония», — от этой мысли на лице Кишо снова за этот день наползла кривая улыбка. А после… он стал беззвучно смеяться. Внезапная волна эмоций нахлынула на него: что-то вперемешку с истерикой и болью. «Как же глупо… Как же глупо…» Найти зверя, чтобы перевоспитать его. Превратить в превосходное оружие. В того, кто без лишних вопросов пойдёт и убьёт любого, кого прикажут. Разве самого Ариму не воспитывали также? «Мы слишком похожи…» Слишком похожи. В любви к литературе, воспитании, если можно жестокие тренировки назвать таковым, и в том, что они оба не выбирали становиться монстрами. Один по рождению, другой — по воле случая. «Глупая случайность…» Кишо не выбирал свою жизнь. Он стал монстром, как только родился, монстром, что должен убивать других чудовищ. Не сверхчеловеком, не атрофированной пародией на гуля, но зверем, что успеет состариться к рассвету жизни, зверем, что будет глотать таблетки горстями в надежде не издохнуть от боли, зверем, чей высший страх — стать ненужным, а высшее желание — оставить после себя хоть что-то, чтобы знать: не зря страдал всё это время. Но если подумать, то о каком рассвете можно говорить в полнейшей темноте? Уставший мужчина, прикрыв глаза, прислонился лбом к руке. Вдох. Выдох. Дрожь постепенно сходила на нет. Снова вдохнуть и выдохнуть. Он посмотрел на Хайсе. Тихое лихо словно освободилось от кошмара. Ему (им обоим) теперь немного легче. «Мы слишком похожи…», — думает Арима, засыпая. — «Надеюсь, тебе действительно нравятся мои книги…». Боль уже не так давит на голову, мир становится расплывчатым, но это просто сон.Часть 1
7 ноября 2016 г. в 17:29
Прохладная туалетная комната. Столь же прохладный свет. Едва шелестящий кондиционер.
Тишина, какая бывает разве что в морге.
Стены вокруг серых и белых цветов создавали иллюзию стерильности.
Молодой мужчина впился руками в раковину так сильно, что та едва не раскрошилась под пальцами. Он вдыхал влажный воздух так глубоко, словно это — последняя порция воздуха в жизни.
Сначала глаз, сейчас присоединилась головная боль. Лекарства уже давно не особо ему помогают, но он ещё таит в себе надежду, что принятое некоторое время назад обезболивающее всё же подействует.
Вдох.
Выдох.
Боль будто сбавляет обороты. По крайней мере, мир обрёл подобающую чёткость, стал не таким расплывчатым.
Всего 32 года, а Кишо уже разваливается на части, словно ещё рабочая, но уже отслужившая свой срок машина. Его предупреждали, что он и его «садовские» собратья проживут недолго, но не настолько же мало!
Ариму вовсе не пугала перспектива быстрой смерти, куда страшнее было то, что его могут выкинуть за ненадобностью, сломанного и опустошенного. Впрочем, быть может, и не выкинут, а сохранят в качестве экспоната, на который следователи-новички будут, перешёптываясь, восхищённо пялиться.
И попутно ему наверняка вытрясут всю душу, если та ещё осталась.
Всего 32 года, лекарства не действуют, «слепое пятно» разрастается всё дальше, а волосы вовсе поседели, едва ему исполнилось 25. Старик Мадо и то выглядел лучше. Кишо криво улыбнулся, хотя ему было совсем не до смеха.
Скрипнула дверь, за спиной послышался звук лёгких, неторопливых, будто кошачьих шагов. Мужчина знал, кому они принадлежат, и вскоре убедился в своей догадке, увидев в зеркале отражение вошедшего.
— Добрый день, господин Арима. — В Нимуре приторно и притворно всё: и голос, и улыбка, и вылизанные до блеска волосы, и даже привычка немного растягивать гласные. Всё это невыносимо раздражало Кишо, да и от снисходительного «господин Арима» его постоянно бросало в мелкую дрожь, которую ничем, кроме отвращения, нельзя было объяснить.
— Ох, вы что-то неважно выглядите, господин Арима! Как вы себя чувствуете? — Фурута состроил своё гнусное лицо самым обеспокоенным образом, впрочем, не особо скрывая мрачную ухмылку в глазах, и Кишо с презрением подумал, что такой актёрский талант только пропадает зазря в стенах Бюро.
— Всё нормально. Спасибо за беспокойство, — Кишо кивнул и, наконец отцепив руки от раковины (только сейчас он почувствовал, как затекли его пальцы), поспешил удалиться. В след ему бросили радостное «Удачной работы!». Что ж, после такого день уже не может стать лучше.
Арима быстрым шагом направился к своему кабинету, стараясь как можно меньше акцентировать внимание на окружающую обстановку. Будто кабинет — одинокий спасительный остров, окружённый океаном забвения, что укроет от всяких Нимур, Вашу и прочих клоунов.
По сути, так оно и было.