Ты помнишь?

Флоренс Сьюард поворачивает за угол и ускоряет шаг. Она слышит шум позади себя, чувствует, что за ней следят. Холодное дыхание слегка колышет ей волосы и касается шеи. Ей кажется, что еще немного, и они найдут ее, найдут и выпьют всю ее кровь, а затем насадят на кол за особое сопротивление. Глаза слезятся от опиумного дыма, в носу свербит из-за отвратительной квинтэссенции помоев, гнили и… амбре? Когда-то этим парфюмом пользовался Рэнфилд, ее милый мальчик Рэнфилд, которого теперь наверняка нет в живых. О, на самом деле она знала, что он далеко не такой милый, каким его все считают. Она давно знала его тайны, правда, ей пришлось скрыть это от сира Малкольма и его приспешников. Тот Рэнфилд, которого она знала, был немного нервным, замкнутым, с ангельским личиком, прилизанной прической… Она знала, что он крал ее собственные деньги и испускал семя в недостойных шлюх. Она знала, что он любил ее. Женщина пытается отвлечься от своего страха и порассуждать о будущем, если такое существует. Она понимает, что больше не сможет быть психиатром, потому что все знания, которым она обучалась так долго, оказываются ложными. Как она может лечить больных с диагнозом шизофрении, которые всего лишь утверждают, что видели вживую вампира или оборотня? Может, теперь ей самой нужна помощь? Будущее, проносится в голове у Флоренс, в руках у человека. В ту же секунду она поскальзывается и с глухим стоном падает на бок, стукаясь головой об твердый кирпич. Отключаться нельзя. Они сразу ее нагонят. Флоренс чувствует, как щиплет ее висок, как голова ходит ходуном, а в горле стоит комок обидных, болезненных слез. Она понимает, что все ее нелепые попытки выжить не помогут, и чувствует, как ее тело подхватывают и кладут на что-то мягкое. Рэнфилд, походящий больше на заспанного мальчика, чем на грозного вампира, с наигранной заботой и любовью держит ее в своих руках, мягко водя пальцами по больному виску и почти с лаской перебирая коротко остриженные волосы. ― Вы так и не ответили на мой вопрос тогда. – лепечет он, слабо улыбаясь. – На мой последний вопрос. ― Как ты можешь это помнить? Ты был под- ― Я отлично умею подыгрывать. Вампиры не властны гипнозу даже такого опытного психиатра, как Вы. ― Рэнфилд, сделай что-нибудь. Отведи меня к доктору, позови помощь, Рэнфилд, я-я… я не хочу умирать! Ее сознание еще целостно, но боль становится почти невыносимой. Она снова издает изнеможденный стон, сщуривая глаза и кусая щеки изнутри. Нужно переключиться на другой тип боли. Ущипнуть себя, погрызть кончик пальца… Но не в случае с открытым сотрясением мозга. К горлу подступает тошнота. ― Вы любите меня, доктор? – будто бы не услышав ее просьбы, механически спрашивает он, продолжая все так же водить пальцами по кровоточащей ране. ― Обрати меня. ― Я задал вопрос. ― Ты помнишь все… что связывало нас? – горячо шепчет она, протягивая дрожащую руку к его руке и слабо сжимая ее. Будущее человека – в его руках. Ее будущее в руках не человека, а дьявольского отродья с обликом симпатичного юноши. Ее будущее – в руках ее любовника, для которого она всегда была недостижимым идеалом. В сознании вспыхивает яркая картинка: Рэнфилд заикается, ужасно смущается и в то же время не хочет отступать от начатого, сидя с ней за одним столом и держа в руке чашку чая. Кому нужен этот чай? Потом он робко просит разрешения на поцелуй, а потом оказывается поваленным на этот самый стол с расстегнутой ширинкой и спущенным поясом. Она учит его курить и правильно выпивать, учит многим премудростям – как постельным, так и жизненным, а он иногда в шутку называет ее жестокой женщиной. Это односторонний союз: она доставляет ему удовольствие, а он, помимо этого, дарит ей свою никчемную любовь. Когда она видит его обращенным, то все еще надеется, что сможет повлиять на него. Видит в его глазах похоть, смешанную с ненавистью и презрением, и понимает, что именно таким взглядом одаряла его всегда. Их непостоянный, постыдный, нездоровый союз остается в прошлом. Ей тяжело пытать его в тюрьме, и не менее тяжело просто оставлять его там, такого потерянного, слабого, коим он всегда являлся. ― Ты помнишь?.. – еще тише повторяет она, чувствуя приятную теплоту по всему телу. Веки тяжелеют, пульсация в виске становится фоновой, незаметной. Ее жизнь висит на волоске. ― Ты не ответила на вопрос. – эхом отзывается он, но она уже почти не слышит этих слов. ― Я люблю тебя. – шевелятся ее губы, выпуская крохотное дыхание, не способное перерасти в настоящую фразу. ― Я все помню. Последнее, что она чувствует – мягкие, холодные губы на своих губах.