Single Person

Ты никогда не подпускал меня к себе ближе, чем на расстояние вытянутой руки, которая еще со времен приюта твердо упиралась мне в плечо или грудь, создавая мнимый барьер ограничения. Ты всегда был слишком серьезен и слишком отстранен, сосредоточен на мыслях, словно непрошибаемая энергетическая сфера. Я молча наблюдал, как темный силуэт бродил по сумрачной комнате, или замирал где-то у окна, порой проводя у того часы в безмолвии. Тебе было плевать, кто являлся свидетелем твоего молчания, кто видел тебя в такие моменты, хватало лишь ответной тишины. Годами позже ты начал разговаривать со мной, смотря в то же окно. Я пытался вникнуть, понять твои мысли, рывками пропадающие в сознании, пока не понял, что тебе и на это сугубо плевать. Я мог слушать, мог играть или заворачиваться в теплое одеяло, ускользая из реальности – ты продолжал разговаривать и объяснять мне то, что понять все равно было не суждено. Со временем внутри вскипала буря. Моему осознанию открылась моя же истина, истина из вариантов. Ты либо не понимал, насколько твое отношение гнетет меня, либо пытался тем самым приурочить меня к суровости реального мира где-то за пределами моего экранного окна. До поры до времени я воспринимал это как шанс к возможности стать более стойким и сильным, но надежда рушилась, складываясь в тяжесть по минутам, часам и более глобальным промежуткам жизни. В конечном итоге я отходил от мира уже невольно, путаясь в проводах, плетя из них сеть «занятости». Я спасался этим, я самоутверждался, внушая себе, что ты не трогаешь меня потому, что я занят. Потому что я по горло в этих самых проводах, занимаюсь тем, что мне нравится, молчу, а тебе больше ничего не остается, как окидывать изредка меня взглядом и вновь уходить с головой в собственные проблемы. Мы были тенями нашего дома, тенями района и города. Чем чаще тебя не было, тем больше я лип к экрану консоли, чем дольше тебя не было, тем большей тенью ты становился, разрастаясь и бросая темный очерк, словно могучий дуб в томный жаркий полдень. Ты приходил домой в полночь, опуская руки мне на плечи и придвигаясь плотнее. Я молчал, цепляясь за твои пустые глаза взором и срываясь, валил тебя на пол. Ты ускользал так быстро, пьяно смеясь и прожигая меня взглядом, полным отвращения, а утром вставал и вел себя так, будто ничего не произошло. Это длилось до тех пор, пока я не взорвался, оставив тебя одного. *** Тусклые лучи осеннего солнца крались во мглу неба, сменяя растекшиеся теплом блики по грязным стеклам квартиры. Ты, подобно природе, просыпался с первыми лучами, то ли это было привычкой, то ли ты и впрямь был существом, более привязанным к миру, чем я или случайный прохожий, спящий на ходу. Часто мне приходилось вставать раньше из-за начинающих громыхать шкафов, или твоих шумных споров, диалогов в трубку, во всей красе раскрывающих диапазон речи. Сегодня все было иначе. Сегодня ты просто лежал, лежал до самого вечера, не открывая глаз и не желая подниматься, не желая брать телефон уже после которого гудка. Перевернувшись на спину, ты отвел руку в сторону. Тонкие пальцы обхвати трубку и сбросили вызов. Прозрачные, словно грань стекла, глаза потерянно смотрели в потолок. Меня нет тут, нет в теплой постели, нет на диване и на балконе. Пепельница не полна свежими окурками, а в квартире мечется тишина, не разбавленная щелканьем клавиш, или изредка доносящимся потоком матов. Тебе не на ком было сорвать гнев, да и гнев ли. На утонченных углах губ не сияла улыбка, в глазах не было ни злобы, ни ярости. Ты был словно пуст, тих, умиротворен среди белых простыней постели. Тебя не было без меня, потому что я был в тебе, как бы ты не старался это отвергать. Я был частью твоего внутреннего мира, того дерзкого и взбалмошного мальчишки. И вот сейчас ты не мог понять того, что произошло. Не мог объяснить себе в чем твоя вина или не хотел себя винить, списывая произошедшее на мои личные проблемы, на мою жизнь, которую я вскользь определил причиной такого решения. Ты называл нас друзьями, вынуждая меня соглашаться. Нет, ты не кричал на меня, не заставлял вникать. Ты просто радостно обнимал меня иногда, упоминая эту фразу.. Знаешь, в такие моменты я не мог просто сказать тебе, что я не друг, скорее всего потому, что не смог бы правильно тебе объяснить, тем более объяснить в глаза. Шли годы и я уже сам вставлял эту фразу в собственных мыслях, чувствуя неземную к тебе тягу и тем самым обрубая эту самую тягу в корне. Наше единое целое разломалось на куски. На большие кровавые куски свежего мяса, подобно приманке для хищного зверя. Ты отшвырнул телефон в сторону и надвинул на голову подушку, проваливаясь в глубокий сон. ** Когда я вошел в комнату, ты мирно спал, победно спихнув подушку на холодный пол и зажимая в пальцах край теплого одеяла. Раньше я не обращал внимания на такие мелочи, но сейчас ни с того ни с сего понял, что тебе холодно. Пусть форточка не была на распашку и воздух был чуть душным, прокуренным. Ты решил жить за себя и за меня заодно, вернуть себе прежнюю полноту. Ты курил за меня и спал сейчас так же за нас обоих. Свет в комнате потух несколько часов назад, а я как дурак стоял и дрог на улице, только бы избежать встречи глаза в глаза с твоими. Я боялся возвращаться к тебе, я боялся валяться как прежде в койке и бездумно дымить в потолок подобно тому же паровозу. Боялся того, что ты отсечешь эту часть своей жизни, посчитав меня просто предателем, ни с того ни с сего бросившим тебя по своим "безумно хорошо обдуманным" причинам. Потух уличный фонарь и стало более привычно. Часто из-за своих снов я просыпался по ночам, часто не мог заснуть вновь, оттого просто укладываясь по боку от тебя и разглядывая изученные в край черты лица. Дверь бесшумно прикрылась. Простояв какие-то секунды в нерешительности, я все же двинулся внутрь, заваливаясь рядом с тобой на койку и замирая. В этот чертов момент я наконец позволил дать себе осознать, что все пропало. Пропало твое доверие, пропал шанс на что-то большее, пропал шанс даже на дружбу, которую раньше я воспринимал не больше, чем громоздкую помеху в собственных желаниях.Ты по прежнему спал, комкая края простыни в пальцах, а я смотрел, смотрел и неосознанно придвигался ближе, так максимально близко, как раньше не позволяла наша дружба. Сейчас ты был всем для меня, а я для тебя ничем, или все же.. Мне было не суждено родиться телепатом, это частенько меня улыбало ранее, даже смешило. Я представлял ту самую мощную штуку - возможность забираться в чью бы то ни было голову без его ведома и, соответственно, какого либо согласия. Это своего рода взлом крупнейшей системы. Еще в детстве я пометил для себя, что человек - многофункциональная программа, запущенная каким нибудь злым гением-хохотуном, наблюдающим, как мы барахтаемся на его спроектированном модуле-шаре. Я даже был больше чем уверен, что именно этот бородатый чувак таскал у меня сигареты в приюте, затем довольно потирая лапы на мой ахуевающий вид, подобно мухе. А я, черт дери, тогда даже сравнивал этого мини-"разработчика лицензионной проги" с мухой, ибо, сука, вот сколько на нее смотрю, частенько подмечаю, что этим своим потиранием лап она явно дает понять "все чувак, скоро тебе пиздец." И на заднем фоне при этом злобный смех этого самого коварного гения-хохотуна из какого-нибудь диснеевского мульта, крутившегося на экране приютского телевизора. Всегда когда я под вечер в красках рассказывал тебе подобные истории, ты крутил пальцем у виска, но все же несдержанно улыбался и после крепко засыпал до самого утра. Я часто вспоминаю детство, потому что оно было тем сладостным моментом, когда я мог обнять тебя, а ты не отталкивал, правда это было слишком давно и на тот момент я не осознавал всей значимости собственных рук, касающихся твоей теплой кожи. Вспоминая старое, могу сказать, что у нас в детстве вообще было по горло приятных моментов. Например холодные январские ночи, когда тебя не спасало даже одеяло и ты нагло сталкивал меня с середины постели, забираясь в койку и вжимаясь спиной мне в бок или грудак, дабы согреться. Под утро я всегда просыпался от твоего ворчания в попытках выбраться из моих крепких объятий. Я жал тебя к себе неосознанно, носом зарываясь в мягкие шелковистые пряди и втягивая поглубже своеобразный парфюм из твоего шампуня и приятного запаха кожи. Когда я вышел из мыслей, ночь двигалась к своему завершению, сменяясь рассветом. Ты все еще спал, комкая одеяло в пальцах, а я, подобно последнему идиоту, разглядывал тебя такого, зная, что деть себя сейчас куда-то было бы сродни кощунству.