Хочешь, я тебе спою, Успокою душу? О полях в чужом краю, О морях и суше... Всё проходит стороной, Всё, и это тоже. Я по-прежнему с тобой. Wszystko będzie dobrze.* *все будет хорошо.
***
Когда на телефон Роберта приходит короткое печальное сообщение, он не слышит трезвон гаджета. Внутрикомандный турнир по «Фифе» не терпит отлагательств. Капитан уже выбыл из игры и оставался в процессе лишь в качестве зрителя. Войцех и Артур в полуфинале зарубаются не на жизнь, а на смерть – голы только и успевают залетать в обе стороны. Левандовски не может оторвать взгляд от экрана, мыслей в голове никаких, только игра имеет значение. Спустя некоторое время телефон трезвонит второй раз, и Роберт всё же решает отвлечься. "Когда освободишься, позвони." – горит на экране, пишет Марко Ройс. – Я отойду ненадолго, – уходя, сообщает Левандовски рядом сидящему Капустке, парень, кажется, вовсе его не слышит. Из-за двери доносится недовольный возглас «Енджа, так нечестно!», а значит, никому нет дела до исчезнувшего капитана. Роберт направляется во двор гостиницы, дабы никто не услышал их с Марко разговор – конспирация превыше всего. В первой смске от Ройса всего пять слов. Я не еду на Евро. Пальцы машинально находят кнопку вызова, пока до сознания доходит смысл прочитанного. Всё, что Роберт может произнести вместо приветствия: – Ты серьезно? – и тут же осекается. Господи, как на такую тему можно шутить… А и лучше бы это была шутка. Жёсткий такой прикол. Левандовски бы упрекнул Ройса, может быть даже голос повысил со злости – но всё это оказалось бы неправдой... А это правда. На том конце провода раздается протяжный вздох. Всё это – какая-то неудачная шутка, глупая-глупая шутка, ну скажите же!.. – Я даже бегать не могу нормально, – в голосе Марко звенит металл, – черт с ней, с болью, я привык, но я ничем не могу помочь команде. Лёв не видит смысла в том, чтобы держать на скамейке инвалида. Роберту хочется в голос заорать: «Прекрати!», но он останавливается посреди темного коридора и не может выдавить из себя и звука. – У остальных травмы не такие серьезные, – добавляет Ройс, – ну или авторитета побольше, чтобы оставаться в команде... Роберту больно это слышать, больно осознавать, что дорогого человека судьба вновь ударила под дых, да ещё как!.. Шарахнула со всей силы. Второй крупный турнир подряд – как фанера над Парижем. Левандовски усмехается – слишком уж актуальна сейчас эта поговорка. – Врачи объявили сроки восстановления? – К осени, может, оклемаюсь, если повезет. Сначала вообще говорили, что до зимы проваляюсь. До зимы?! Роберт, наконец, выходит на улицу, тут же ежась от пронизывающей сумеречной прохлады. Левандовски припоминает их последнюю встречу после матча за кубок и своё роковое «Хромаешь?». Шансов на счастливое разрешение ситуации нет. Их не было с самого начала. – Я с кубка ещё подозревал, что всё плохо. Марко не читает его мысли, нет, логичный вывод напрашивается сам. – Кто-нибудь ещё в курсе? Нужно постепенно перевести разговор в другое русло, и всё успокоится. Роберт сам в это верит с трудом, но не попытаться сделать хоть что-то – априори проиграть. – Я пока ещё никому не звонил, я... я ещё не знаю, как сказать, что я снова облажался. – Марко, ты не... – Моё тело подводит меня в самые ответственные моменты жизни, а я не могу ничего с этим сделать, так что облажался именно я. Аргументов для возражений у Роберта нет. Будь он в спокойном состоянии, сработал бы разум и Левандовски по пунктам бы доказал, почему Ройс не прав... Но сейчас ему скорее хочется разбить что-нибудь вдребезги. – Знаешь, я бы даже мог вовсе не выходить на финал Кубка, потому что «Бавария» всё равно бы выиграла, так? – Марко, прекрати нести ерунду. – Ну правда же, скажи. Ройс нарывается. И снова обоюдное молчание. Роберт улавливает едва слышный всхлип – кто-то всё-таки сегодня плакал. – На какую-то секунду мне показалось, что я не хочу больше жить. Левандовски чувствует, будто его полоснули ножом по горлу – он физически не может ничего произнести в ответ. Не хочу больше жить. С дуба рухнул что ли?! – Только посмей мне так ещё раз сказать, – удается выдавить из себя поляку спустя несколько мгновений. Марко не язвит, не огрызается, не переводит всё в шутку, он молчит. Перед глазами Роберта всплывает картина: Ройс сидит на диване, поджав одну ногу под себя, он забился в самый дальний угол гостиничного лобби. В номер нельзя, в номере Марио – а он не должен ни о чем узнать раньше времени. Или же Марко сейчас прячется в тёмном углу коридора. Или всё-таки заперся в комнатушке, пока за стенкой его сокомандники веселятся, играя в покер, – сидит себе в ванной на полу. Левандовски вздрагивает от мелькающих в сознании образов. Никто не должен ничего узнать, информационная бомба заготовлена на завтра. У Марко красные глаза, потому что он сильно тёр их, чтобы не заплакать, а ещё он пустым взглядом уставился в темноту за окном. И Роберту хочется материализоваться в том немецком отеле – но в двадцать первом веке телепорт, к сожалению, ещё не придумали. Бред. Он капитан сборной собственной страны, мысль об оставлении расположения команды – преступление. Нужные слова никак не приходят на ум, потому что нет таких слов, которые привели бы Марко в порядок в такой момент. Роберт понимает, какое чувство – самое опустошающее на планете. Близкий тебе человек в самой настоящей жизненной яме, но ты ничем не можешь ему помочь, даже не можешь хотя бы обнять, чтобы хоть как-то утешить. В арсенале лишь телефонная трубка и слова – всё равно что идти на танк с деревянным щитом. – Это все плохой день... - начинает Роберт, – ложись спать, а завтра... – А завтра мне исполнится двадцать семь, меня вышвырнут из команды и я останусь никому не нужен. В жизни Марко Ройса было много невыносимых дней. Сегодняшний – лишь пополнение печальной коллекции. – Дурак ты, – отзывается Левандовски, чувствуя, что вызывает у Марко горькую улыбку. Они опять молчат, но напряжения становится меньше. – Спой мне что-нибудь, – просит Ройс, снова шмыгая носом. Роберту думается, что это одно из самых простых желаний, которое он сейчас в состоянии осуществить. Да и Марко уже почти что именинник, а воля именинника – закон. Левандовски ничего не приходит в голову. – Блин, да хоть на польском, – не унимается Ройс. – Ты же ничего не поймешь, – убеждает его Роберт, слегка повеселев. – Ой, думаешь, я хочу вслушиваться в текст? Вспоминается глупая песенка из рекламы, в которой недавно снялся поляк. В ней мало смысла, да и музыки тоже толком нет. Роберт не попадает в треть нот, но ему, в целом, наплевать на это, он не стесняется своего пения. Подумаешь, тихий вой доносится со стороны леса. – Тебе стало полегче? – спрашивает Левандовски, заканчивая импровизированный цирк. – Ну во всяком случае, ты старался, – смеется Марко, и Роберт понимает, что хоть как-то, но помог парню отвлечься, – тебя там ещё не потеряли? – Да кому я нужен на ночь глядя, – отмахивается Роберт, – ложись спать, утро вечера мудренее. Тебе нужно отдохнуть. Левандовски ждет в ответ что-то едкое вроде: "Дебил, я и сам знаю!", но Марко сейчас, кажется, не способен плеваться ядом. – Спокойной ночи, – тихо отвечает Ройс, – прости, что я тебя так загрузил. Роберт смотрит на часы – стрелка уже перевалила за двенадцать. – С днём рождения, Марко. – Хе, ты сегодня первый, – на легком подъёме Ройс заканчивает разговор. С грустью вздохнув, Роберт толкает дверь в номер. – Что-то случилось? – спрашивает Войцех, приметив странное состояние друга. – Да так, ничего, – спокойным тоном отвечает Левандовски и вымучивает улыбку, – агент по ерунде побеспокоил. И в сущности – с самим Робертом всё в порядке, он жив, здоров и полон сил – только вот тело бьёт мелкая дрожь и телефон из рук вот-вот вывалится. «Только бы не начал приставать с расспросами...» Войцех оправдывает его ожидания – видимо, сам устал за день. Трудно заснуть, когда знаешь новость, от которой мир разорвётся только завтра. Провалявшись с полтора часа, Левандовски достает отложенное на крайний случай снотворное. Всю ночь напролёт ему снится пустынный морской берег.***
Когда Роберт узнает, в каком отеле им придется провести ближайший месяц, ему хочется засмеяться в голос. La Baule. Ból. Боль. Как мило. При Марко об этой нелепой игре слов лучше не упоминать. По пути во Францию Левандовски замечает, что все сборники уже разбились на компании или парочки, а он как-то упустил момент этого распределения. У молодняка свои интересы, и за пределами тренировочного процесса они проводят время своей компанией. Войцех постоянно возится с Крыхой, и эти двое вообще никого кроме друг друга не замечают. Енджейчик, кажется, находится повсюду, потому что его идиотский смех звучит всегда и везде. Зато хоть операторов на себя отвлекает, даря остальным минуты приватности. А ещё Роберт смотрит на Кубу с Лукашем с плохо скрываемой завистью. Сладкая парочка «Твикс», не иначе, наглядеться друг на друга не могут. К ним приклеился Фабьянски, и вроде как общаются они все вместе, но вратарь всё равно кажется капитану лишним. Левандовски прекрасно знает, что значит быть третьим в их компании. У Кубы и Пищека особые отношения. Роберт это ещё в Дортмунде заметил. Вообще, Левандовски даже теоретически не относится к той группе людей, которая может кому-то завидовать. У него в жизни есть всё – в самом прямом значении этого слова. Однако, Роберт смотрит на Лукаша и Кубу, воркующих на соседнем ряду в самолете – и понимает, чего ему в этой жизни не хватает в данную секунду. Кого, если быть точнее в формулировках. Не то чтобы одиночество не входит в его планы, но этакая отстраненность сокомандников слегка задевает. Гордые птицы высокого полёта вроде Левандовски, так, конечно, считать не должны. Местечко для базы сборной, конечно, выбрали очень тихое и красивое – то что нужно, для размеренной подготовки к матчам – поле тренировочное недалеко, погода прекрасная, да и океан тут как тут... Роберт выходит на балкон своего номера, и одинокий морской берег – тот, что из сна, – оживает перед его глазами.***
Северная Ирландия приходит внезапно. Последние приготовления к турниру проходят для Левандовски будто бы на автомате – тренировка, прогулка, приём пищи, – всё по чёткому расписанию, составленному тренерским штабом. Особой строгости нет, но Роберт руководствуется правилом: "Шаг вправо, шаг влево — расстрел". Отправить в корзину такой потенциал сборной непозволительно... Хотя со сборной-то на деле всё в порядке. Настроение перед началом турнира отличное, атмосфера в команде весёлая, планы перед чемпионатом не иначе как наполеоновские. А с капитаном проблема. Капитан не может справиться с выходками собственного сознания. Мысли о Марко и его состоянии деструктивны. Левандовски прекрасно это осознает и гонит их из головы при первой же возможности. Однако... одно воспоминание цепляется за другое, третье, четвертое, пятое, и им нет конца. Не поведи он себя так неосторожно, не думай он только о себе – а может быть, и не было бы травмы. А может быть, Марко не лежал бы сейчас на обследовании, а бегал бы по французским футбольным полям и смеялся. «В этом нет твоей вины...» – твердит Левандовски его внутренний голос, но поляк продолжает невольно истязать себя. «Ты не имеешь права думать о нём в такой важный момент!», – укоряет себя Роберт, пытаясь собраться перед матчем в раздевалке. Капитан не должен терять над собой контроль. Капитан не имеет на это права. Иначе что из него за лидер такой, который со своими нервами справиться не может... А уж самобичеванием горю не поможешь. Речь перед матчем Левандовски произносит от сердца. – Кто выиграет матч? – кричит Роберт, окидывая взглядом столпившихся рядом сборников. Рука на руке, один за всех и все за одного. – Польша! – гремит в ответ хор двадцати с лишним голосов.***
Шестнадцатого июня под Парижем Германия и Польша расходятся миром. Этот матч напоминает последние классикеры – разве что гимны сборных звучат перед началом встречи. Остроатакующая игра, опасные моменты у обеих команд, невероятные сейвы вратарей... и итоговые нули на табло. Бесплодные старания. Силы покидают Роберта вместе с финальным свистком. Радость результату – не очередная маска, сборная действительно постаралась на славу, и разве что случайность не позволила им выиграть. Мир царит на поле после матча – дружеские объятья, заранее обговорённый обмен футболками, обсуждение моментов... Слишком уж много соприкосновений имеют эти сборные, слишком часто судьба сводила их в поединке. Роберт старается не думать о том, что одного немца-таки не досчитались на газоне Стад-де-Франс, но у него не получается. После обязательного выражения благодарности болельщикам Левандовски устало плетется в сторону подтрибунных помещений. Вот оно как получается – полгода назад они списывались с Марко после жеребьевки Евро, говоря о том, что судьба за них. А судьба не за них. В коридоре Роберту удается поговорить с Подольски и Хуммельсом – поляка так и подмывает спросить, как там Марко, но Левандовски сдерживается, – подобные беседы не приведут ни к чему хорошему. Польский Матса ужасен, но Роберта это не сильно волнует, пусть себе выпендривается дальше. Обменявшись парой добрых слов со Швайнштайгером, Левандовски, наконец, попадает в раздевалку, где уже давно гремит музыка. Роберт никак не может узнать трек, хотя мотив знаком, голова гудит после вымотавшего в конец матча… но вот начинается припев, и всё становится на свои места. Под эту песню мир сходил по ним с ума – отклики во всех социальных сетях взрывались одной и той же картиной. It's been a long day without you, my friend... Этот день затянется на пару месяцев при самых оптимистичных прогнозах. ...and I'll tell you all about it when I see you again. Роберт обязательно ему всё расскажет. We've come a long way from where we began… Страшно подумать, пятый год пошёл. ...oh, I'll tell you all about it when I see you again. Будет ли встреча скорой, неизвестно, но… Роберту хочется надеяться на лучшее. Усталость опьяняет, музыка опьяняет вдвойне. Эхом в голове звучит разговор с Ройсом двухдневной давности: – Это какая-то магия, что ты с Польшей ни одного матча не сыграл? – Простое совпадение, – фыркает Марко, – Только вот не надо мне сейчас предъявлять, что я боюсь вашу сборную. Роберт усмехается. Бояться-то Ройс не боится, вот только фатум, как нарочно, решает за него. Встрепенуться заставляет короткое замыкание в микст-зоне. Роберт на автомате дает послематчевое интервью, как вдруг слышится резкий треск по всему помещению и резко начинает мигать свет. Очнись, придурок, хватит пребывать в беспробудной тоске! В дороге Левандовски снова погружается в мысли. Да и будь Марко на этом Евро, они пересеклись бы разве что на Стад-де-Франс, посмотрели друг на друга в коридорах стадиона, улыбнулись бы синхронно. Обнялись после трудовой ничьей, каждый бы отпустил по шуточке. Может быть, даже посидели вместе в раздевалке. А ещё судьба могла их здорово наказать, заставив разыгрывать друг с другом трофей в финале, и Роберт потом не принял бы любой исход встречи. А может, оно и к лучшему?..***
И вроде бы всё отлично – семь очков, ни одного пропущенного мяча, второе место в группе с действующими чемпионами мира – да и то лишь по дополнительным показателям. Играем дальше!.. Роберт шагает по холлу отеля, в руках колонка, из которой разносятся стройные рэп-куплеты. Роберт даже зачитывает в такт. По левую руку идет Войцех, а Лукаш из команды "Łączy Nas Piłka" снимает всё это на видео. Океан шумит за окнами… Релакс как он есть. А внутри сидит непроходящая тревожность, которую ничем не выскоблишь, не уберёшь. Марко уже неделю не выходит на связь. Левандовски чаще обычного проверяет телефон – а вдруг что?.. Фраза «Хуже быть не может» только притягивает к себе ещё большие неприятности. Последнее, что Роберт слышал о непутёвом немце – тот где-то со своей благоверной на отдыхе. Дня три-четыре назад поляк видел в ленте Инстаграма фото – Марко обнимал Скарлетт на побережье какого-то тропического острова. Лицезрея эту сцену, Левандовски испытывал весьма странную смесь чувств – умиление вперемешку с бешенством. Он долго не мог пролистать ленту дальше, пока Аня внезапно не вырвала его из плена мыслей: – А они хорошо смотрятся вместе. Роберт и не знает как реагировать – он, по сути, почти что ребенок, пойманный на проступке. Слишком долго и внимательно рассматривал снимок. – Согласен, – буркнул Роберт и выдавил из себя улыбку. Марко сейчас на каких-то далёких островах, и, кажется, ему так хорошо, что он даже не отвечает на звонки. Левандовски не перестает думать об этом ни на секунду, так что даже сон проходит стороной. Роберт просыпается в четыре утра по собственной воле – потому что видеть кошмары уже сил нет. День его наполнен разными делами и нет свободной минутки, чтобы вздохнуть и загрустить. Но в последние мгновенья перед сном Роберт думает, как все могло бы быть по-другому, и это отправляет насмарку весь его предшествующий труд. А уж что приходит в сновидениях... Лучше и не вспоминать. Чтобы отогнать от себя ночные ужасы, мужчина спускается проветриться на улицу, благо напротив отеля находится протяжённый песчаный пляж. По утру у воды прохладно, ветер разгулялся вовсю... Роберт накидывает на голову капюшон, оставляя кроссовки на берегу, так чтобы волна не могла их достать, и медленно начинает заходить в воду. Слишком много тревожных мыслей, пора нажимать на “Reset”. Если то, что не получается у тебя, получается у всего состава – не стоит беспокоиться. Главное – команда. В сознании Роберта всегда хорошо приживались установки. Демонов в голове не победить, но с ними можно попробовать договориться. Когда в кармане толстовки начинает вибрировать телефон, Роберт думает, что у него начались галлюцинации. Спохватились в расположении сборной? Да не успели бы. А кому понадобилось звонить в пять утра по центральноевропейскому... Высветившееся имя заставляет почти что уронить мобильник в воду. – Спишь? – пьяным голосом бормочет Марко Ройс на том конце провода. – Ну как слышишь, нет, – отшучивается Левандовски, чувствуя эмоциональный подъем. – Я тоже, – вздыхает Марко, он не то что слегка выпил, судя по всему, на отдыхе он весьма перебрал с алкоголем. Роберт даже не знает, что у него спросить, потому что что-то адекватное от парня сегодня услышать не получится. – Я скучаю. Роберт улыбается во все тридцать два – где там хваленая Скарлетт, ау? Марко все равно продолжает ему звонить. Хоть и сегодня его действия наверняка спровоцировал алкоголь... – Эй, ну, может, промямлишь там что-нибудь вроде "а я без тебя", "соскучился не могу", "затрахался от тоски совсем", ну? Роберт смеется в голос. – Да чё ты ржешь-то, дебил? Кто из них больший дебил, Левандовски бы поспорил. Марко начинает тараторить, насколько позволяет заплетающийся язык, однако вся его тирада прерывается коротким и спокойным: – Я волнуюсь за тебя. Когда он возвращается в номер, вдоволь наговорившись с Марко обо всякой чепухе, то видит, что Аня ещё не проснулась. Да и вообще никто не заметил его отсутствия, даже полусонная девушка с ресепшена. Морской берег теперь не кажется Роберту таким одиноким. Теперь в океане видится свет маяка.***
Когда Крыховяк реализует в послематчевой серии решающий пенальти и Швейцария остается позади, Роберт думает, что им теперь и море по колено, и весь чемпионат по плечу. Однако за самоуверенность приходится платить очень дорого и очень скоро. Португалии Левандовски забивает самый быстрый гол турнира – он даже не успевает опомниться после прозвучавших гимнов, а трибуны уже взрываются криком. Всё идет как по маслу, тактика тренера срабатывает – быстрый гол, отход в оборону, изматывание соперника, глядишь, и здравствуй, полуфинал... Но Португалия отвечает. У поляков на это заготовлен свой план действий – при возможности реализовать выход в контр-атаку и тянуть до пенальти. Роберт не припоминает команды, которая дважды подряд выиграла бы серию пенальти, но успокаивает себя тем, что его сборная готова стать первой. И зря. Роберт заранее знает, что Куба промажет. Мысль проскальзывает случайно – не забьет, и всё. Помирать, так с музыкой, ошибаться, так герою нации, не меньше. Сказка заканчивается в тот самый момент, когда все вокруг хотят продолжения. И конец у сказки отнюдь не счастливый, как по канону, а вполне жизненный и жестокий. Только начинаешь верить в некое подобие чуда – а тебя раз, и о землю, и два, и три, чтоб в облаках душа не витала. В какой-то момент Роберту хочется заплакать, будто бы он семилетний мальчишка, которого после просмотров не взяли в футбольную школу. Он проснулся – но слишком поздно, он сделал всё, что было в его силах – но этого оказалось недостаточно. И надо же, как интересно получилось... Матч можно занести в актив, Левандовски забил свой первый мяч на турнире и блестяще ударил с точки, а вот команда-то проиграла. Телефонный звонок Марко снова становится спасением. – Ты думаешь, что упустил единственный в жизни шанс, но это не так. Ты же Роберт Левандовски, у тебя всё получается, – Марко произносит эту фразу с такой уверенностью, будто это одна из аксиом геометрии. А Левандовски очень трудно признать, что сегодня он – Роберт, который не смог. – Без тебя не получается. Роберт не врёт и не бросается красивыми словами – Марко видел, что творилось с поляком на Чемпионате Европы. Они могут начать длинную дискуссию на тему взаимовлияния – но, зная друг друга, не начинают.***
Роберт не до конца осознает свои действия. Вот он провожает Аню на три дня в какой-то мотивационный лагерь имени её самой – а вот он уже сидит в самолёте. Между этими событиями всего-то два с половиной часа, два смс: «Ты сейчас в Дортмунде?» – «А где ж ещё?», и пара кликов по экрану – купить билет и заказать такси. Роберт Левандовски проснулся с утра, позавтракал и решил улететь в другую страну. А почему бы нет? Марко встречает его в аэропорту на машине – "Пока Вы были во Франции, я получил права!" – и везет далеко за город, подальше от хранящих драгоценные воспоминания, мест. По прихоти Ройса они прячутся в почти нетронутых зарослях прямо у берега водоема, разваливаясь вдвоём прямо на траве. На все возмущения Роберта – «А вдруг заметят!» – Марко отвечает спокойным: – Да кому мы в этой глуши нужны? Действительно, не нужны. Левандовски не может насмотреться на Ройса, тот будто снова изменился в лице, снова… повзрослел ещё на несколько лет после пережитого. Марко не восстанавливался. Его собирали по частям. – Когда ты приступишь к тренировкам? – Я не знаю. – То есть, даже примерные сроки восстановления? – Я не знаю, когда я смогу выйти на поле с уверенностью, что я не сломаюсь спустя десять минут игры. Неделя, две, лишний месяц простоя. Врачи не говорят ничего определенного… а мне, если честно, уже ничего не хочется. Если Ройс все два месяца пребывал в такой глубокой апатии – Левандовски даже сложно представить себе весь масштаб трагедии. Рядом всё это время были друзья, девушка, – но вот он, Марко, открывается перед ним сейчас и в тоне его голоса за это время ничего не изменилось. Да и пьяный звонок посреди ночи не свидетельствовал об излечении... – У меня не было такого раньше. Ты постоянно чувствуешь боль. Будто ты либо не в своем теле, либо оно уже изломалось, износилось настолько, что восстановительные программы не помогают. А может, у нас врачи плохие. Я не знаю, что за хрень, честно. Взгляд у Марко тёплый, добрый, точно он сейчас не делится своей болью с Робертом, а рассказывает о том, как хорошо прошел его отпуск на Ибице. Роберт знает, что у Марко внутри – излом. И от этого слегка потряхивает. Хотя... если и от Левандовски сейчас пойдет негатив, Марко совсем замкнётся. Ему огромных сил стоит держаться спокойным. – А мюнхенские врачи? – Да отправляли меня уже к ним, господи, Вольфарт же наш сборник… Не надо про врачей вообще. Роберт не представляет, как можно пережить столько ударов судьбы и продолжать беспечно улыбаться. Кажется, что Марко сейчас рассыпется. Если не гладить его по волосам, не поддерживать тактильный контакт, он исчезнет. Роберт его не отпускает. Пальцы уже давно хозяйничают в послушных прядях, поляку это служит своеобразным успокоением. Я тебя чувствую. Ты рядом. С тобой всё в порядке. Можно больше ничего не говорить, слова только портят отношения. А тишина приносит с собой спокойствие, которое ищут они оба. Берег этого рурского водохранилища кажется поляку красивее всей бесконечной Атлантики. – Может, нам не стоит… – бормочет Роберт в губы Марко, когда они возвращаются в пустую квартиру Ройса и, наконец, дают себе волю. – Не заставляй меня чувствовать себя совсем ни на что не годным, – роняет слова Марко, забываясь в поцелуях. – Прекрати нести бред, – прерывает его Левандовски, заставляя посмотреть себе в глаза, – я не хочу быть причиной твоей очередной травмы. Ройс безмолвно расстегивает ремень на джинсах поляка, никак не реагируя на его слова. – Марко, послушай... – Я, – рука медленно сползает по туловищу, – хочу, – опускается на резинку трусов, – тебя, – скользит под тканью, – сейчас, – наконец, добираясь до члена. А глаза у этого бесстыдника такие невинные-невинные, что хочется закричать в голос. – А ты не хочешь? – заключает немец, загоняя Роберта в тупик. – Глупый вопрос, – у Левандовски вырывается нервный смешок. – Действительно. От проникновений кричит Марко так сильно, будто это его последний раз.***
Последний коридор Вестфаленштадиона впервые кажется Роберту настолько узким и тесным. Стены так давят, будто бы вот-вот сомкнутся и от игроков двух лучших немецких клубов ничего не останется. До матча остаются считанные минуты, нервное напряжение нарастает. Стадион спел «You'll never walk alone», и в голове Левандовски запустился обратный отсчёт. «Думай об игре, думай об игре, думай об игре». Роберт чувствует, как его сбивают с ног, навалившись сзади. Левандовски с трудом удается удержать равновесие. – Прости, не заметил, – оправдывается Марко Ройс, – на лестнице споткнулся. Роберту кажется, что его глаза закатываются прямо в мозг. – Ну чего ты, – смеется Ройс, – мне уже и запнуться нельзя? Нагло врёт, это Роберт понимает по интонации – всё немец видел, толкал специально, обозначая свое присутствие. «Как будто бы тебя можно забыть». Дружеские объятия затягиваются, и Левандовски радуется, что в этот момент их никто не снимает. Пожелав удачи своей команде, Марко отправляется на трибуны, а Роберт – прямиком на поле, и им снова на девяносто минут приходится быть врагами.***
С двадцативосьмилетием Марко поздравляет Роберта ближе к вечеру. Телефон оживает прямо во время фотографирования именинника с праздничным тортом. – Всё-таки успел, – ехидничает поляк. – Ну я старался, – отшучивается Ройс, произнося заранее заготовленное подобие поздравительной речи. – Ты не хочешь приехать на вечеринку через неделю? – Да не впишусь я в вашу польскую компанию, ясное дело, – отнекивается Марко. – А как будто я только с поляками общаюсь, ну... – Хорошо-хорошо, я подумаю, успокойся. Роберт довольно улыбается, в очередной раз получая своё. Марко не приезжает. – Меня не отпустили врачи. – Что-то с тренировками? – В общем, что-то пошло не так, – Ройс тараторит, пытаясь собраться с мыслями, а Роберт с трудом осознает услышанное, – я не знаю, в чем конкретная причина, но все становится только хуже... В следующем матче, – так уж случилось, не повезло Казахстану, – Левандовски хочется просто-напросто убивать.***
Агрессии для поддержания жизни хватает ровно до того момента, как снова раздается телефонный звонок. По неловкому молчанию немца Роберт понимает всё. – Всё-таки до зимы? – До зимы, – говорит ему Марко, и его слова забивают последний гвоздь в крышку гроба с ожиданиями поляка. А на голой злости далеко не уедешь, и она постепенно начинает пожирать Левандовски изнутри. Не дает играть в полную силу. Не дает даже дышать свободно. Когда в нем начинает сомневаться тренер, это уже не просто сигнал SOS, это набат. С каждым проваленным матчем Роберт медленно теряет веру...***
...а как только он приезжает в стан национальной сборной, совершенно внезапно приходит облегчение. Приходит из ниоткуда, когда кажется, что по последней надежде уже отгремел похоронный марш. Приходит свет. И снова – по телефону. – Я сегодня провел полноценную тренировку с командой, – Марко улыбается на том конце провода, это заметно по голосу, – ну как, с остатками команды, но врачи сняли все ограничения. – Ты сейчас не прикалываешься надо мной? – Если бы я хотел приколоться, я сказал бы, что женюсь. – О-о-о-очень смешно! Громко звенит идиотский хохот, по которому Роберт так сильно соскучился. – А как же неоптимистичные прогнозы? – Перестраховка. Меня же не выпустят на поле прямо завтра, постепенно наберу форму на тренировках, а там и первый матч. Эти черти мне столько нервов попортили своей страховкой!.. Хет-трик Роберта в ворота датчан, наконец, случается не вопреки, а благодаря. Удачный день, иначе и не скажешь, мяч будто сам идет в ноги!.. На девяносто пятой минуте провального матча с Арменией Левандовски замыкает на дальней штанге навес Кубы со штрафного, принося команде победу в столь важное время отборочного цикла. В этот момент Роберт чувствует, что ему снова под силу сворачивать горы.