I will never let you slip away

Я так не хочу снова засыпать один. И плевать, что в тот день у нас была всего одна ночь вместе, а потом ты снова вернулся в свой город. А я, разрушенный одиночеством, вернулся в свой. И снова эта холодная постель, снова одному пить кофе по утрам, снова чувствовать всепоглощающую тоску. Снова притворяться, быть активным человеком, жить работой, улыбаться и говорить, что все в порядке. Но какое там в порядке, если ты не тут, если ты не рядом, если возможность уткнуться носом в родную шею представится не сейчас, не через неделю, возможно, даже не через месяц? Что прикажешь с этим делать? Как прикажешь с этим существовать? Потому что я не знаю. И поэтому утопаю в работе, поэтому буду работать в новогоднюю ночь, потому что ни одна сотня бокалов шампанского с сожжёнными клочками бумаги не поможет мне осуществить одно единственное желание: прижаться хотя бы на секунду к любимому телу, сдерживая нервный вздох, и попросить больше никуда не уходить. Потому что больше так невозможно жить, и ты это знаешь. Мы всё это знаем, мы всё понимаем. Помнишь, как узнал, что нас зовут на неожиданные съемки в Москву? Помнишь, что тогда чувствовал? И я помню. Словно тюремщик пообещал отпустить на волю на несколько дней. Словно отдал ключи от цепей на шее и позволил снять их с себя, чтобы наконец вдохнуть полной грудью. Помнишь, как закончился в легких воздух при виде друг друга, и мы почувствовали это так ясно, будто разделили одно дыхание на двоих. Будто при встрече становились единым целым, позволяли насытиться друг другом на месяцы вперед. Потому что иначе никак, иначе сложно, иначе больно. Помнишь, как дрожал мой голос, как подбадривал ты меня перед съемками? Чтобы хотя бы на несколько часов я мог успокоиться, чтобы были силы дождаться драгоценных минут наедине. Что убивало нас сильнее? Ожидание или необходимость ждать, чтобы обнять близкого человека? Было невыносимо думать и о том, и о другом. Зато после, когда съемки подошли к своему логическому завершению, мы наконец смогли остаться вдвоем. Помнишь, как прижимая к себе до хруста в костях, ты прошептал "я скучал"? И услышал в ответ грустный смешок, потому что кому, как не мне, это знать, чувствовать, понимать. Помнишь отель, сбитое дыхание в коридоре, легкие, но требовательные поцелуи? Кровать, мятые простыни, удовлетворенные улыбки? А на утро две чашки кофе на кухне, объятья, боль, рейс на Воронеж и тихое "я не прощаюсь"? Ты всегда заканчиваешь на позитивной ноте, словно я вернусь в Петербург, а в квартире меня будешь ждать ты. Но этого не случается, никогда не случится. И эти границы, в которых приходится существовать каждый день, медленно убивают. Медленнее никотина, но намного больнее. Потому что каждое утро, когда моя рука хватается за пустоту на другой половине кровати, внутри что-то умирает. И я знаю что где-то там, за тысячу километров, ты так же разочарованно выдыхаешь, когда по утрам возвращаешься в суровую реальность. Сейчас у нас нет ничего. И все же, мы еще живы.