Исповедь "Начала"

      Он шел… Хотя, так можно было бы сказать, будь у него ноги, а под ними — хоть что-то. Но вокруг разверзлась вековечная тьма, и лишь два духа обитали в ее черных обьятиях… и память. Он помнил девственно-пламенную Арту, и подзвездный звон Лаан Гэлломэ… Помнил песни и ясные очи детей… Помнил взгляд Полыни, поле черных маков и темноту обители Намо, помнил чуждое пламя человеческих душ и столь близкое — очей тъирни, помнил свет камней Судьбы и танец прекрасной девы, помнил боль в глазах отвергнутого и тьму — в своих… Помнил Дагор Дагоррат…       Темнота. Не темнее, чем за Вратами Ночи, но довольно, дабы скованные миром убоялись, утратив путь в потемках. Истинному Пути не нужен свет и не нужны глаза. Но они не понимают. И даже Тьма не помогает им узреть то, что видел он. Стонет Арта под звоном мириадов тяжелых сапог…       Ни холода, ни тепла… Зачем вернулся он? Зачем ворвался в сияние Арты, что уже смирилась со своими оковами?       Стонет Арта, готовая разразиться всею скованною Силой, молит об освобождении. И он освобождает, как прежде… Начало сливается с Концом. И стон обращается грохотом. И танцует трещинами земля, изрыгая песнь пламени.       Было ли это во благо, или лучше был долгий безвольный сон? Бытие, облаченное в небытие, Пламя, скованное льдами Замысла, серебро в пыли, иллюзия свободы… Арта желала торжества Изменения, как умирающее дерево жаждет глотка жизни… Сверкают клинки, плавится лед и металл. Боль, бесконечная боль Арты и не меньшая — ее детей… Черный клинок, несущий всем Свободу… Больнее уже не будет, не может быть.       Тысячелетнее пламя пылает в груди, искрится песня Изначального Вала, кипит человеческая кровь в его жилах. Спасительный холод касается груди, остужает кровь, вымораживает тело. Смертельный холод. Горячая струя живой крови на улыбающихся устах. И взор без очей видится смеющимся… впервые за многие тысячелетья. Теперь и он познает Смерть, свой собственный Дар. И он познает Свободу. Смертный Вала… Лишь рискнувшие Жить могут умереть. Тьма…       Но почему теперь он здесь? И больше ничего нет… — Вот так ты и сгубил Всё, — уставший голос отовсюду. — Всеотец? — Да, Алкар. — Я — Мелькор. Где я? — Ты там же, где и был. — Но… как? — Когда умер ты, умерло всё. — Почему?       Едва ли не впервые Всеотец долго думал над вопросом: — Я не знаю, Алкар. — Но, выходит, я все же не умер, хоть должен был. Лишь развоплотился… И ведь должна была быть Вторая Тема? — Как наблюдаешь… Нет второй темы. Нет Айнур. Лишь Я… и, почему-то, ты.       Ни холода, ни жара. Ни боли… Лишь усталость и Солльх… — Я должен был понять сразу, вырвать дурную траву… Но не вырвал. А теперь ты уничтожил Мой мир! — Я уничтожил?! Я, Всеотец?! Ты сам убивал свой мир, усердно и изощренно. И начал ты с того, что в самом начале даровал ему Жизнь, но не позволил Жить. А теперь ты винишь меня? — А кто же позволил? —  Насмешливо. — Ты? — Я. И за это ты сделал меня Врагом… И убил моих детей. — Моих — детей, коих ты отвернул от Меня. И Я очистил их, а Смерть им дал ты. Я сделал тебя Врагом? Ты сам возжелал им стать, помнишь? Я согласился и дал тебе войну, которой ты желал, за то, что ты пошел против Моего Замысла! — Не ты ли говорил, что это невозможно?       И Голос вновь стал спокоен и задумчив: — Истинно так, Алкар. Твое бытие ограниченно Моей Думой, и не может быть в тебе ничего, что не вложено Мною. — Тогда почему я пошел против твоего Замысла? Выходит, ты желал этого?       Молчание… — Все, что есть, включая Искажение, было желаемо тобой? И ты творил руками своих детей лишь то, что должно было быть сотворено? Тогда это ты сотворил Искажение, ты сотворил Смерть, ты придумал Войну, и ты… уничтожил свой мир… — Ты не ведаешь, что молвишь… — А ты, Всеотец, ведаешь, что творишь?       Горький хохот: —  Да уж откуда Мне ведать, если глаза Мои от Меня отвернулись? — На то была твоя же воля.       И вновь молчание. — Я — лишь твой инструмент, Всеотец? Тогда ты споришь с собой. И прежде лишь с собой и спорил.       Затянулась тишина, и спустя вечность сорвалась словами: — Я не знаю, кто или что ты такое. И что ты творишь со Мной… — Разве волен созданный творить над Творцом своим? —  Я не знаю!!! — Разорвалась тишина криком. И осела шепотом. —  Не уверен даже, кто из нас кого создал… Но, похоже, что ты — Моя погибель. Как и подозревал Я прежде… Но, видимо, ты прав: Я спорил с собой. — Если подозревал, то почему не уничтожил меня? — Я не смог. Пытался и не смог. Не сумел. Ты отказался не быть. Ты избрал стать Смертью для этого мира. — Я также был и Жизнью. Смертью меня сделал ты. — И теперь ты здесь, чтобы умертвить Меня? Ну же, давай, Изначальный! Я знал, что так все и будет.       Покой. Понимание. Он хотел бы не понимать своих врагов. Но и их боль приходилось ему принимать в себя. — И страх твой погубил все, сотворенное тобой. Ты убоялся, что оно будет опасно, если будет Жить.       Тишина… — Ты убоялся самой Жизни и движения. Но ты — Живой, и потому также и желал этого. Ты истинно спорил с собой, Всеотец. — Ты смеешь судить Меня, Алкар?! — Не я. Ты сам. — Что говоришь ты? Да, я спорил! А кто не ведет спора с собой в глубине себя? Я такой же, как они. Уж всяко, не хуже их. — Ты оправдываешься перед своим творением, Всеотец? Это новое. Но заметь, ты сам сказал ответ. Почто ты продолжаешь терзать нас этим? Или ты боишься моего осуждения? —  Я боюсь самого тебя. — Не стоит, о Живой, убоявшийся Жизни. Не мне судить тебя, хоть я и жажду. Но все же… кто я, Всеотец? Для чего ты творил меня? Зачем тебе нужны были глаза, которыми ты не хотел видеть? — Я… хотел. Но не мог. — Ты боялся. — Да… Как может быть так: Я не вижу тебя, твоей сути, а ты… словно зришь меня прозрачным? — Ведь я — твои глаза.       И вновь тишина… надолго. — Ты не просто глаза. Ты — суть все, чего я в себе боялся. — И жажда перемен? — И даже жажда жизни…       Они вместе замолчали. И было ли о чем еще говорить? — Потому я нарек тебя Алкаром, чужим. Я хотел… не знать тебя. Мелькор, молю тебя… я схожу с ума, я умираю… Помоги мне. Я не вижу Пути. — Потому что Путь должен видеть Я. Прими меня, Всеотец, и будет тебе Вторая Тема.       Взор вверх. Не нужны глаза, не нужно тело… Тут лишь тьма… и далекие Светильники в пространстве вокруг. А это ты готов увидеть, Всеотец?