Иные

Будь осторожен пока ты не наказан! Пока твоего горла не коснулась моя жажда... Можешь считать меня злодеем В мире извращений С возвращением ледяные люди С возвращением!!! Но нет меня уже никто не исправит! но НЕТ меня любовью не переплавить! Рассвет перечеркнёт всё эти грани! Но нет какой я есть никто не узнает Soltan "Тёмный попутчик" Если бы Коити Сакакибару спросили, отчего мертвецы всегда злые и постоянно убивают, он бы только пожал плечами и усмехнулся. Это было то чувство, которое не отпускало его: наслаждение чужой смертью, как раньше он наслаждался жизнью. Правда, когда он был живым, это ощущение было тусклым и приглушённым, словно свет свечи в тёмной комнате. Слишком он был болен. Да и после смерти болезнь нет - нет, да и подкашивала его. И это его удивляло. Разве что память души, которая проигрывала его болезнь, словно давно зажёванная плёнка в старой кассете. После того, как отец выслал деньги, и в его комнате в городке Ёмияма установили новенький телевизор, и он просмотрел первый сезон сериала "Американская история ужасов", он многое понял. Ему даже стало страшно, будто сценаристы узнали его настоящую историю и выставили на всеобщее обозрение. Только всё было иначе. И у него, как у живого мертвеца, оказалось куда больше возможностей, чем у призраков Дома-убийцы. Он не был прикован к одному лишь зданию, а только к этому городу. Мог влиять на воспоминания людей, и эта игра казалась ему заманчивой до невозможности. Куда лучше тех настольных игр, в которые он ребёнком играл со своей тётей или с красавицей Идзуми Акадзавой. Разумеется, та этого не помнила. Его удивляло и даже напрягало то, что она кое-что всё-таки помнила. И узнала его, когда он появился в классе 3-3. Дорога в ад - вот что такое этот класс. Его, кстати, всегда удивляло, почему никто так и не додумался до самого простого пути для снятия проклятия: уничтожение самой школы. Ведь всегда можно было бы построить новое здание. Или даже ради такого важно дела, как спасение своей никчемной жизни, перестать учиться. Но нет, все будущие жертвы, как жертвенные же бараны, отправлялись на бойню. И это его несказанно веселило. Правда, беспокоило то, что все мертвецы так или иначе пропадали после выпуска. А то было бы весело, если бы они собрались в одну большую банду - и "мочили" всех, кого видели. А то все остальные классы были освобождены от проклятья. И ученики, если не являлись родственниками будущих жертв, ходили свободно и умирали по своей воле. После воскрешения ему пришлось убить Мисаки Мэй. Просто потому, что она могла бы его выдать из-за своего особенного глаза. Он пошёл за ней из лифта и задушил её прямо в коридоре, а потом оставил её тело на той же каталке, в том же отсеке, где лежал труп её сестры-близнеца. Впрочем, потом ему подумалось, что вряд ли бы Мисаки спасала учеников, которые сделали её изгоем. Разве что наблюдала бы. Но у него не было выбора. Требовалось изменить воспоминания остальных, чтобы те его не вычислили. Ведь однажды один из учеников случайно убил мертвеца - и проклятье потеряло силу раньше конца года. Он узнал эту информацию от библиотекаря, который когда-то был классным руководителем, создавшим прокол между реальным миром и адом. Поддержавшим легенду о том, что умерший в пожаре идеальный ученик, хороший друг и спортсмен, жив. Коити казалось, что рано или поздно тот придёт к бывшему учителю и скажет спасибо. На языке мертвецов это означало: "Сдохни ужасной смертью прямо сейчас!" Мёртвые не могут быть добрыми. Они убивают, хотят этого или нет. А ему хотелось. Всегда хотелось. Морально он умер тогда, когда убивал свою милую тётю Рэйку. Из хорошего и слабого мальчика, инфантильного и доброго, стал убийцей. Она этого не ожидала, когда милый тринадцатилетний племянник пригласил её прогуляться возле реки. Она ведь не знала, что ночью он умер от очередного приступа болезни, не успев позвать на помощь. Погиб в своей комнате, захлебнувшись кровью в лёгких. Один. Отец был в Индии, занимался своими делами, забывался. Отгораживался и закрывался в себе, будто его скорбь служила оправданием и давала разрешение вести себя как угодно. Коити, в отличие от остальных мертвецов, прекрасно знал, что умер. Но так хотел жить, чтобы... Тогда он не знал, зачем. Не понимал, что мертвецы всегда злые и желают живым смерти. Из зависти, злобы, отчаянья. Женщина так радовалась, что ему стало лучше! И предлагала всё же заглянуть в больницу, на всякий случай. А потом он достал нож и как следует повеселился. Ведь быстрая и лёгкая смерть - это неинтересно. Учитывая, как мало времени у него осталось. Лишь год. А потом он сбросил покорёженное тело прямо в реку. И его скрутил приступ из-за которого его направили в местную больницу. Как раз перед началом учебного года. И его это страшно бесило, ведь болезнь, которая терзала и так мёртвое тело, забирала у него время, отведённое на игры. Впрочем, приятная медсестра составила ему компанию. А потом пришли представители класса - и красавица Идзуми внезапно вспомнила его, когда пожала ему руку. Это заставило его буквально вспотеть под больничной пижамой. А вдруг бы она разрушила его легенду о том, что он, якобы, недавно вернулся из Токио? А в полиции заговорили о маньяке, которому нравилось резать молодых и красивых женщин. И развлекаться с ними... по-всякому. Когда нашли тело молодой женщины в реке. Коити улыбался, лёжа на больничной постели. Представляя, как смакуют подробности разные... извращенцы. А ему нравилось играть на публику. Когда-то он мечтал стать актёром. Обязательно известным, стать героем женских сердец в романтических дорамах и героических фэнтези. А стал героем мистической, готической истории. Медсестра словно бы напрашивалась. Красивая и молодая, весёлая и легкомысленная, но заботливая и добрая, она любила работать допоздна, когда лишь свет ламп разгонял застоявшуюся, провонявшую кровью, тьму. Было так просто придти к ней в кабинет и запереть за собой дверь, пока женщина хлопотала возле электрического чайника, чтобы напоить его чаем и пожурить за то, что он встал с постели. Кажется, он стал виртуозом долгих пыток. Он лишь жалел, что пришлось заткнуть ей рот - ему нравились крики. Но большие карие, раскрывшиеся в муке глаза, в которых отражалось его перекошенной лицо, вознаградили его за это маленькое неудобство. А потом он перетащил труп в лифт. Чтобы кому-то, кто его вызовет, повезло наткнуться на окровавленный и почти расчленённый сюрприз. Идзуми видела, как он убивал тётю. Мэй тоже. Идзуми тогда кинулась к нему, но скатилась по обрыву и потеряла сознание, ударившись головой о камень. А Мэй находилась на другом берегу. Впрочем, ему было легко изменить им память, а потом он разобрался с Мэй, ещё не покидая клиники. Впрочем, больница всегда казалось ему подходящим местом для кровавых убийств. В любых компьютерных игрушках в жанрах ужасы, которые он обожал, чаще всего фигурировали клиники, правда, заброшенные. Но Идзуми ему хотелось оставить на сладкое. Слишком уж красивой она была, и явно влюбилась в него. Ему хотелось напугать её посильнее, сказать ей о том, кто он, перед тем, как начать привычные развлечения, горячившие кровь, делавшие его по-настоящему живым и вдохновенным. Когда мёртвая Мисаки Мэй пришла в класс, когда его представляли, как новенького, он разозлился и перепугался, что уж там говорить. - Это нечестно, сучка, тварь, - шепнул он ей после урока, едва дождавшись перемены и затащив её на крышу. Впрочем, она не сопротивлялась... почему-то. - Это я мертвец, поняла?! Это моя вотчина, моё игровое поле! Чего ты вылезла из своей могилы и припёрлась сюда?! - Успокойся, ковбой, - слабо улыбнулась ему черноволосая бледная девочка. - Я не стану тебе мешать. Я хочу смотреть. Можно? - склонив голову, она посмотрела на него почти с обожанием, с надеждой, что он не обманет, не предаст. Будто он стал её любимым или кем-то важным. - Ладно, - он пожал плечами. А что ему оставалось? В конце концов, Мэй могла отвести от него подозрения, так как выглядела очень странно и неприятно. Одна эта её повязка с искусственным глазом под ним чего стоила! Любой бы заподозрил сначала её, а потом уже и его. Особенно, если смотрел фильм "Звонок". - Ты не обязан всё делать самостоятельно. Я даже удивилась, отчего тебе в голову пришёл такой бред, - она уставилась на стадион, где занимались физкультурой незнакомые им школьники из другого класса. - Всё будет происходить само по себе. Ну, как в фильмах "Пункт назначения", - с равнодушным, даже пугающим спокойствием резюмировала она. - А мне просто нравится это делать, - прошептал он, склонившись к ней и ощутив, как она напряглась всем телом, а потом расслабилась и даже опёрлась на него, будто давая ему волю. - Но тебя могут убить. Даже мы смертны, - тихо произнесла Мисаки. Ветер встрепенулся, взметнув в высь чёрных воронов, будто запустив камни в потемневшие, грозовые небеса. - Мы так и так умрём после выпуска, - Коити сжал её хрупкие плечи. - Я не принуждаю тебя участвовать в моих... забавах. Просто не мешай. Девушка с неестественно белой кожей и чёрными волосами, лишь подчёркивающими бледность, развернулась в его объятиях: - Я же сказала, что хочу смотреть! Они остались после уроков - через несколько дней - и Юкари тоже замешкалась. Он заманил её в пустующий класс. Мэй стояла на стрёме, возле двери, но смотрела, не отрываясь. Коити был рад, что хоть советы не давала. Конечно, он сперва заткнул Юкари рот. Когда ему в голову пришла свежая идея, Юкари была ещё жива, хоть и по её глазам было видно, что она мечтала о смерти, молила о ней. И он медленно насадил её горло на кончик её же зонтика. А потом сбросил с лестницы. Без одежды. - Тебе нравятся только девушки? - спросила Мэй с таким видом, будто они говорили о погоде. Или обсуждали нечто давно наскучившее, серое, будничное. - Ты считаешь меня извращенцем? - заломил он брови. - Я считаю, что надо попробовать всё, - философски пожала она плечами. - Хотя лично мне не хочется убивать. К Идзуми они пришли в гости, когда её семьи не было дома. Было видно, что девушка не доверяет им, но всё же сама впустила их в дом. Ей он рот не закрывал. И она умоляла его, стоя на коленях, истекая кровью, обнажённая. Говорила, что помнит его, что любит. А потом просто кричала, пока не сорвала голос. - Тебе понравилось? - спросил он у Мэй, когда они вымылись в ванной уже мёртвой девушки, чтобы очиститься от крови, которая попала и на Мэй. - Слишком быстро. Человеческое тело такое хрупкое. Хотя она долго держалась. Если бы моя сестра смогла продержаться чуть дольше, чтобы я успела подарить ей куклу на день рождение, а не положить на каталку в морге... Но да, мне понравилось. Однако несколько раз ей едва не удалось вырваться. Ты дал ей несколько шансов расправиться с тобой. Но эта глупая так ими и не воспользовалась. Наверное, правда, любила тебя. И не верила, что ты сделаешь с ней то, о чём рассказал. Это твоя новая фишка: сначала рассказывать, а потом делать? - Неизбежность пугает сильнее. Мне нравится, когда они боятся... и кричат. Когда всё закончилось, они стояли и смотрели на горящее здание школы. - Сознайся, ты хотел убить всех, - шепнула Мисаки. Коити смотрел, как на её коже тают отблески красного, и жёлтого, и оранжевого. - Ну, что ты! С парнями не так интересно, хотя я потренировался несколько раз. - Ты слишком спешил. - Приходилось. Это пламя, взбесившиеся ученики. Мне пришлось знатно побегать и хорошо потрудиться, чтобы урвать себе последние жертвы. - Было забавно, когда ты защищал и отбивал от сошедших с ума от ужаса учеников их жертв, чтобы присвоить их себе. - А помнишь их глаза, когда они оставались с нами наедине и осознавали, что с ними будет? Они заговорщики переглянулись. К ним неслышной тенью скользнул библиотекарь. - Хотите нас убить, господин библиотекарь? - насмешливо заметил Коити, оборачиваясь к нему. - Лучше подождите немного, год уже почти закончился. Вам и руки марать не придётся. - Я опоздал, - тот рухнул на землю, словно подкошенный, мотая головой, отчего его снежные волосы растрепались. Раздался назойливый звук полицейской сирены и сирен пожарных машин. Крыша школы обвалилась. В небо взлетел сноп искр, сделав его синеву, нашпигованную звёздами, ярким и праздничным, словно после запуска фейерверков. - Возможно, сегодня всё закончилось окончательно, - неожиданно для самого себя заметил Коити. Ему почему-то хотелось утешить мужчину. - Школа-то сгорела. Тот лишь завыл на одной ноте.