Hellfire

      Князь ЛаКруа всегда был существом сдержанным. Иначе он никогда не смог бы править сородичами. А то, что он именно правил ими ни у кого не вызывало сомнения. Долгие-долгие годы он шел к своей цели, устраняя все препятствия. Сколько их было — тех, кто осмеливался идти против него? Сотни, может, тысячи? ЛаКруа уже давно перестал считать. Идти по трупам стало слишком привычно. Что значат какие-то мошки для того, кто восседает в башне Вентру? Благородный и всесильный князь, правящий железной рукой. Милосердный и справедливый.       Но в эту ночь он не был похож на того ЛаКруа, которого привыкли видеть его сородичи. Вампир метался по башне, его глаза горели гневом такой силы, что немногочисленные приближенные опасались даже просто оказаться в поле его видимости.       — Тремерская сука! Такая же мерзкая, как и весь ее гнилой клан! — Шипел сквозь зубы мужчина, вышагивая перед огромным мраморным камином, — Я сотру ее в порошок! Она будет молить меня о том, чтобы я подарил ей окончательную смерть! — Пытаясь сдержать злобу, мужчина вцепился рукой в барельеф камина. Голова мраморного льва под его пальцами разлетелась пылью.       Всего несколько часов назад все было по-другому. Он был велик, враги дрожали от одного его имени, слуги трепетали под его взглядом. Но потом в его покои ворвалась она. Птенец Тремер. Новообращенная, которой он столь милостиво сохранил жизнь. Она вошла без стука, не поклонилась и, глядя в глаза, бросила ему в лицо свой отказ искать Анкарский Саркофаг. Да, говорила она, как всегда, учтиво и спокойно, но с той едва уловимой насмешкой, которая так выводила князя из себя. В ее глазах, таких же льдисто-серых, как и у самого ЛаКруа не было страха, не было подобострастия. Изабелл говорила с ним так, будто это она — его королева, а он — лишь ничтожный прислужник, который дерзнул осквернить слух монарха своим голосом.       Ярость опалила князя, но он не подал виду.             — Ты отправишься на Элизабет Дейн и найдешь для меня Анкарский Саркофаг, — произнес он властно, вплетая в каждое слово магию подавления.       — Нет, — уголки губ Себастьяна едва заметно дрогнули.       — Нет?       — Нет, — и больше ничего. Тремер развернулась к выходу, ее темные волосы хлестнули по воздуху, но ЛаКруа казалось, что это ее безразличие хлестнуло его по лицу.       — Если ты сейчас уйдешь, твоя жизнь может несколько осложниться в ближайшее время, Птенец.       — Прощайте, князь, — она даже не удостоила его взглядом.       И теперь, наконец, оставшись в одиночестве, Себастьян мог дать волю своему гневу. Он кипел в нем, словно адская лава, пожирая изнутри. Больше всего на свете он хотел заставить Изабелл подчиниться. Неважно, сколько времени на это уйдет, но он заставит Тремер смотреть на него так же, как все остальные. Он сломает ее.       — Как?! Как она могла противостоять моей силе? Как могла так унизить меня?! — Мысли бешеным потоком проносились в голове вампира, — Штраус… — Наконец пришло осознание, — Он наверняка дал ей какой-то амулет, который позволил так легко сбросить мои чары!       Еще никогда в течение всех долгих лет своей не-жизни Себастьян не хотел кого-то уничтожить настолько страстно. Кажется, он даже начинал понимать Цимисхов, которые получали болезненное удовольствие от чужих страданий. Даже мысли об Анкарском Саркофаге ушли на второй план. Нет, они не исчезли — слишком уж долго ЛаКруа шел к исполнению своего плана, но в эту секунду перед его глазами была лишь алая пелена, а в ушах звучал лишь ненавистный голос Тремер, заставляющий все нутро переворачиваться. Возможно, причина столь сильного чувства была в том, что ЛаКруа слишком долго не чувствовал вообще ничего, кроме жажды власти. Возможно, что это Зверь требовал своей кровавой платы, а Тремер лишь подвернулась под руку. Или дело было в том, что никто еще не был с Себастьяном столь дерзок, но он ощущал внутри себя столько ненависти, столько желания заставить Тремер страдать, что просто не мог думать ни о чем другом. А это мешало его планам. —       Я найду ее! Я найду ее, даже, если мне придется сжечь этот город дотла! — Прошептал он и демоны шептали вместе с ним.