Ai

— Чи… Так изящен на льду, изящен и легок в походке, изящен, легок и приятен в словах. Во всем так прекрасен. Элегантно скользящий по льду, очаровывая многих, не только женщин. И лежащий сейчас под ним, растрепанный, полуобнаженный, покрасневший и тяжело дышащий, но все такой же изящный и притягательный, очаровывающий не только женщин. Хочется снова и снова касаться его бледной кожи, оставлять красные отметины возле шеи и плеч и обжигать дыханием, только чтобы из его уст были слышны тяжелые вздохи, и чтобы произносил его имя раз за разом, не переставая просил еще и еще, касался его, обнимал и царапал раз за разом. — Пхичит… Таиландский фигурист ведь так небрежно и в порыве чувств подошел к молодому китайцу после соревнований в Пекине, заикаясь и постоянно вставляя предложения на тайском, жестикулируя, часто моргая. Он очаровал не только женщин, но и его. Не только выступлением, исполнением номера и профессиональностью, но и движениями и взглядом, характером, ведь они встречались не раз и даже считались друзьями. Собрав всю волю, наконец выдавил из себя фразу, закрыв глаза, краснея и говоря в полный голос. — Ватаси ва аната га ски дэс! Все это время смотревший чуть снизу вверх на него Хуанхонг не вымолвил ни слова, внимательно слушая и не перебивая. Но после последней фразы покрывается легким румянцем, смотрит в пол, втягивает голову в плечи и сжимает аккуратные, женственные ручки в кулачки, не зная, как правильно будет отреагировать, ведь Чи уже давно восхищается этим человеком. Все, кому не лень, смотрели разной реакцией на этих двоих: кто-то не понимал, ибо не знал японского, кто-то восторженно распахнул глаза, но большинство открыли рты в удивлении, смотря на этих двоих. Почувствовав на себе множество лишних глаз, китаец, так ничего и не сказав в ответ, хватает за запястье до сих пор жмурившегося фигуриста и ведет его куда-то в сторону, сначала просто подальше от посторонних глаз в неизвестном направлении, потом, сориентировавшись, по коридору, в раздевалку, которая на счастье обоим оказалась безлюдной. — И я! — только сейчас выпалил ответ семнадцатилетний, заливаясь краской пуще прежнего. Сейчас, тот же Хуанхонг, обнимает Чуланонта за шею, шепча тихое «да». Пхичит одобрительно кивает, целуя парня где-то за ушком и спускаясь к шее, по пути кусая за мочку, от чего Чи тихо пищит. Мужские руки лезут под кофту, чуть касаясь пальцами тела, от чего ощущения становятся еще более приятными, щекотливыми, желанными. Проводя пястью и пальцами по животу, таиландец поднимается наверх, как бы не нарочно цепляясь за соски. Без особого труда стянув со своего пассива футболку, фигурист продолжает одаривать его поцелуями, изредка оставляя багровый след, рукой расстегивая пуговичку и ширинку штанов. Китаец громко дышит, что-то мямля, иногда имя сейчас ведущего, то что-то по-китайски, вздрагивая от каждого прикосновения, каким бы оно не было. Обоих уже не волновали результаты с соревнования, кто на каком месте или кто лучше, а кто хуже выступил, сейчас это было не важно. На каком бы не был месте тот или другой, эти моменты они проведут вместе не смотря ни на какие обстоятельства. Словно по льду скользит по нежной коже живота, спускаясь все ниже к самому заветному и желанному. Стягивая резинку трусов, дотрагиваясь до перевозбужденной плоти и наблюдая за реакцией, Пхичит, сперва нерешительно, проводит языком от основания члена, ни на секунду не опуская черных глаз с Чи, который мычит от получаемого, нового для него, чувства, прикрывая похожие оттенком карие глаза. Поняв, что его партнер также находится в дымке ощущаемого кайфа, Чуланонт, выразительно причмокивая, впускает в рот теплую головку, обводя ее языком и задерживаясь на уретре, щекоча дырочку. Другой кусает пальцы, чтобы хоть как-то заглушить стон, но тщетно, слишком приятно, слишком. Старается заглотить весь, но и этого для Хуанхонга достаточно; уже не зная куда деть руки, с отпечатками зубов на пальцах, впивается в черные растрепанные волосы, которые еще недавно были идеально уложены, тянет к себе и впивается поцелуем в чужие губы, не давая другому и среагировать. Прикосновение губ полно нежности и грубого желания зайти дальше, чем сейчас, вместе создают прекрасный контраст чувств. — Давай... И слова достаточно... Никто не был готов, поступки на порыве чувств. Без подготовок, не предохраняясь, ночь обещала быть буйной и неудержимой. Не только пассив может выглядеть возбуждающим до мурашек по всему телу, темноволосый любовник, облизывающий средний и указательный пальцы, заставлял смущаться Чи больше за него, нежели за себя нынешнего. Темные глаза горели в полумраке комнаты, рот скривился в похотливой улыбке, а с пальцев, необычайно тонких для мужской руки, уже начала капать слюна. Нависая над младшим фигуристом, он заводит эти два пальца вниз, дотрагиваясь ими ануса, приятно холодными для колечка мышц, массирует, дразнит, аккуратно проникает внутрь, так же осторожно разводя на подобии ножниц. Смотрит на того, кто сначала пищит и отводит взгляд, цепляясь в простыню до побеления костяшек, потом, привыкнув, влюбленно смотрит на Пхичита с румянцем и громкими выдохами. Теперь уже и сам Чуланонт не может тяготить. Хуанхонг все так же с любовью и одобрением смотрит, кивает. Первый заход. Сдержанное мычание в плечо партнера. Второй, более резкий. Обжигание дыханием шеи. Третий и следующие уже вызывают привыкание к боли, уже чувствует удовольствие не один, а оба. Стон за стоном. Слово за невнятным словом. Так непристойно выглядит наполненный желанием продолжать кареглазый китаец. Открыв ротик, из которого вновь и вновь слышен пошлый звук, выпуская влажные облачка дыхания, смотрит на Пхичита чуть прикрытым взглядом, обнимает за шею и царапает спину, когда тот задевает простату. Уже не стыдясь, откровенно повторяет имя и просит удовлетворить его жажду чужого тела. Нет, не просто чужого, только тела принадлежащего одному единственному иностранному фигуристу, носящее таиландское имя Пхичита Чуланонта. Только он увидит его в таком свете. Даже на смуглой коже был виден проступивший в розовым румянец. Глаза поблескивали азартом, а развратный видок другого возбуждал и без того возбужденного. Входя, делая толчки более грубыми, от чего Чи раздает звуки на все помещение, тут же как можно сильнее зажимая рот руками, отпуская двадцатилетнего и мягко приземляясь на подушку, выгибается и стонет в руки, глядя теперь уже молящими глазами, на которых наворачиваются капельки-слезинки. Но тот, хоть и видит, но продолжает двигаться внутри с такой же силой и ритмом и теперь даже руки не могут сдержать стон, он все равно вырывается и эхом создает двуличие в виде удовлетворения и страха с переносимой, но болью. Терпеть долго не пришлось и через несколько толчков, задевающих чувствительную точку, через несколько пошлых звуков с обеих сторон, Хуанхонг кончает на живот, кончает на пару десятков секунд раньше, чем его партнер. Оба вздох во вздох дышат, не отводя друг от друга глаз. Больно, но китаец, красный от смущения и усталости, протягивает руки к Пхичиту, обвивая руками шею и кладя голову ему на плечо, проводя отдышку и гладя мягкие и гладкие черные волосы. Другой тоже обнимает последнего за талию, падая с ним в обнимку на мягкость перины кровати и счастливо улыбаясь. Отстранившись, Чуланонт запустил руку в светло-каштановые пряди, накручивая отдельный локон на палец и улыбаясь все той же улыбкой. Чи в ответ дарил ему ту же глупую любящую улыбку, довольно глядя на парня. — Ватаси ва аната га ски дэс... — тихо шепчет семнадцатилетний, но таиландец прекрасно разобрал этот шепот, смотря удивленно, но и умиляясь одновременно. Продолжая накручивать на палец локон, ставший милой кудряшкой, он широко улыбается и резко прижимает к себе смущенного от своих же слов фигуриста и без насмешки хихикая. — И я! — восклицает он в ответ.