Лимонная косточка

      Они сидели по щиколотку в воде и громко смеялись, как будто разом сошли с ума. Зимнее солнце радостно блестело, отражаясь в спокойной глади ручья. И ничего никого не могло волновать, только заразительный смех летел над заснеженными верхушками елок. Снег сваливался с них и таял. Еще вчера шел дождь, но наутро солнце сменило тучи и принесло с собой чувство большого и очень ответственного счастья. Юрий чувствовал, как это счастье теснится у него в груди и застывает на кончиках пальцев. Счастье переполняло.       Минами прищурился на солнце, как довольный котенок, опустил руки в ледяную воду. Пальцы приятно закололо. По ручью плыли веточки и льдинки, а камни, на которых они сидели, покрывались тонкой корочкой льда. Тепло. Над головой чирикали какие-то сонные пташки, по небу лениво носились белые-белые облака. — Какая теплая у тебя зима, — восхищенно проговорил Минами, подставляя лицо лучам солнца. — Это не зима, это лето, — возразил Плисецкий, качнувшись на камне. По ручью проплыл одинокий зеленый листик, вмерзший в кусочек льда. Юрий подхватил листик и мощным броском вернул на берег, — Просто холодное. — Я так люблю твое лето! — Минами подпрыгнул и взлетел. — А я люблю тебя, — пробормотал Юрий, но так тихо, что сам себя не услышал.       Капли студеной воды радостно взвились в воздух, оседая на плечах, коленях, падая в воду и растворяясь там среди миллионов таких же. Кендзиро завис в воздухе в нескольких сантиметрах от воды и снова рассмеялся, воздевая мокрые руки к небу и солнцу. Блестящие брызги поднялись и, переливаясь странноватым блеском, звонко рассыпались, ударившись о дно ручья. Разноцветные пряди фигуриста весело ерошил ветер, трепал расстегнутый ворот рубашки, мокрой снизу. Минами переполняло большое, необузданное счастье, которое заставляло его взлетать как можно выше.       Плисецкий поднялся, не замечая колких камней под ногами и множество другого мелкого мусора, скопившегося на дне ручья. Когда Минами взлетал, они становились одного роста, и Кендзиро даже мог заглянуть в зеленые глаза Юрия, ища там что-то. Никогда ничего не находил, потому что наступал момент, когда приходилось закрывать глаза и прекращать поиски — они всегда заканчивались холодным поцелуем. — Почему ты летаешь? — этот вопрос был вечен, также как и цепкие руки, сжимающие плечо Минами. Кендзиро только улыбнулся, впрочем, как и всегда. — Я проглотил лимонную косточку.       И все. Одна простая косточка, проглоченная когда-то далеко в детстве — по ошибке, без всяких желаний и намерений, и уже почти десять лет Минами летал от переполнявших его эмоций. Летал и просто так, когда очень хотелось дотронуться до облаков, или дотянуться до верхушки какой-нибудь ели. Это было так просто, как встать утром с постели — Минами любил летать, и иногда приносил на землю маленький кусочек облака.       Облака были пушистыми на ощупь и мокрыми, когда Кендзиро пытался потрогать их рукой. Они никогда не сдавались без боя, и часто проливались дождем. Минами возвращался домой до нитки вымокшим, но с трофеем — ватным кусочком облака. Неделю облако висело над его кроватью, а затем таяло, и ничто не могло ему помочь.       Юрий тоже глотал косточки, почти всякий раз, когда они встречались в лимонах. Но то ли лимоны были испорченными, то ли косточки попадались не те, взлететь никогда не получалось. Плисецкий пробовал все — чаще целовал Минами, отмокал в ледяном ручье в середине лета, прыгал с невысоких обрывов и глотал, глотал эти дурацкие кислые косточки. Минами напоминал ему кислый фрукт — такой же солнечно-желтый, вызывающий ненастоящую, фальшивую улыбку, больше похожую на гримасу. Юрию все же нравились лимоны. — Э-хе-хей! — крик звонко прокатился по ущелью и затих в елях. Минами помахал проплывающим облакам рукой и обернулся к мрачной фигуре, сидящей на камне, — Сыграем в слова?       Минами протянул Плисецкому руку, все еще мокрую и холодную. Он пробовал поднимать Юрия в воздух, но никогда не получалось, видимо неправильные косточки тянули вниз и не давали летать даже с чьей-то помощью. Сейчас он и не думал, что получится, но попытаться стоило. Попытки никому еще не навредили. Юрий схватился за протянутую кисть, притягивая Кендзиро к себе. «Сыграем». — Хор, — произнес Минами, вновь уставившись на солнце. Вот бы долететь до него, посмотреть хоть одним глазом, что там, на солнце. Может, там растут большие, бескрайние поля апельсинов? — Ансамбль, — хмыкнул Юрий. — Апельсины, — отозвался Кендзиро, принимая правила странной игры. Это точно не «слова», хотя, что еще, кроме слов? — Крылья, — кивнул Плисецкий, рывком поднимаясь. Ноги неприятно заскользили, фигурист сжал руку Минами, — Я победил, спускайся.       Минами рассмеялся, демонстрируя аккуратный клык у правого уголка губ, и опустился на руки Юрию, запрокинув голову. Перевернутый мир сиял теми же красками, только в нем все было наоборот — доброе казалось злым, яркое серым, белое черным. И в нем на солнце были пятна, а люди летом изнывали от жары. Плисецкий склонился к лицу Минами, вглядываясь в его глаза, будто спрашивая позволения посмотреть на мир так, как он смотрит каждый день.       Мир Минами искрился всеми цветами радуги, но он бережно хранил его и никому не позволял смотреть. Никому, кроме Юрия. Кендзиро пообещал показать ему свой мир, но только тогда, когда тот найдет нужную косточку и взлетит. Сам, без всяких подсказок и поисков. Ведь тот самый лимон может быть где угодно, нужно просто верить и ждать. Минами потерся носом о ледяной нос Плисецкого и спрыгнул с его рук в воду. Юрий пошатнулся и едва не упал в ручей.       Минами фыркнул и потянул его на дно. Плевать, что промокнет одежда, что будет холодно и больно — все равно. Плисецкий лег на устланное мелкими камнями дно, сквозь тонкий слой воды смотря на высокую синь. Кендзиро улегся на него, крепко обхватив руками, прижался ухом к его груди. Сердце уже давно не билось, а может, Минами просто не умел его слышать. — Я отыграюсь, веришь? — спросил он, заглядывая в загадочные русские глаза. — Верю, — Юрий прищурился, разглядывая небо. Синее-синее, глубокое и манящее. Оно давило, больно кололо привыкшие к морозному воздуху легкие. Все было так плохо, что становилось смешно и чувство необъятной глупости не отпускало.       Они сидели на камнях, по щиколотку в ледяной воде и разговаривали о странных вещах. Они смеялись, как последний раз в своей жизни, потому что это и был их последний раз. Все катилось в тартарары, падало и разбивалось, но Минами смеялся, и Юрию становилось смешно. Кендзиро держал его руку, сжимая худые пальцы в своей теплой ладони.       Плисецкий резко встал, раскинул руки и вдруг взлетел, решительно тряхнув головой. Лучи солнца приятно скользили по волосам, сливаясь с желтыми прядями. Минами тут же поднялся в воздух и повис рядом. Отзвук смеха все еще витал где-то очень близко. Юрий улыбался, потому что мог летать. Кажется, он проглотил лимонную косточку.