Сто шагов к тебе

Мы часто говорим, что живем в цивилизованном мире, с насмешкой оглядываясь на прошлое, надеясь никогда не вернуться в темные времена. Как часто слышим о торжестве прав и свобод человека, громко говорим о демократии и свободе слова. Но этот самый цивилизованный мир должен сгореть со стыда, когда сотни тысяч женщин и детей ежегодно попадают в оборот торговли людьми в самых разнообразных и диких формах. Нашей гуманности не хватает, чтобы остановить это, а знаний не достаточно, чтобы уберечь девочку из соседнего подъезда от коварного дяденьки, обещающего золотые горы. О какой цивилизации можно говорить, когда женщина до сих пор остается предметом, который можно продать и использовать, не считаясь ни с какими правами? Живя в своей уютной квартире, работая в теплом офисе, встречаясь на выходных с друзьями, мы думаем, что эта проблема настолько далекая, что нас не коснется. Тем не менее, Россия является одним из крупнейших центров происхождения и транзита женщин для сексуального и трудового рабства. В эту страшную пучину засосало мою родную сестру. Пять лет я считала ее погибшей, и вот сейчас передо мной сидел человек, который подарил мне надежду вновь встретить Риту. — Как?! Илья, как удалось напасть на ее след? Рита жива? Моя Риточка жива? — Ян, пока ни о чем нельзя говорить с уверенностью. Мы проверили данные по облавам на румынские бордели. Смогли проследить путь нескольких русских девушек, попавших в эту сеть не только от Абрамова. В общей сложности удалось выяснить про двадцать восемь девушек, но в живых остались лишь трое, — Горячев замолчал и отвел взгляд, причиняя невыносимую боль этим жестом. — Трое?! Илья, трое? — я обхватила его лицо ладонями и вновь повернула к себе, заставляя посмотреть в глаза. — Рита среди них? — Еще о нескольких мы не узнали. Про твою сестру ничего сказать не могу, — ответил он. Но пусть лучше так, чем убить последнюю надежду. — Но на след напал? Илюх, ты же не просто так приехал? — вмешался Алекс. — Нет, не просто так. Мы допросили всех трех девушек, они узнали Риту по фотографии и рассказали, что ее освободили во время одной из облав… — Освободили? Значит, она спаслась? Риточка… — во мне громыхало непередаваемое чувство радости, возникшее так же неожиданно, как самая сильная майская гроза, хотелось мчаться на край света за сестрой и было уже плевать на хмурый вид Горячева, на просьбы Алекса успокоиться. Дураки! Как можно успокоиться, когда речь шла о моей сестре. — Ян, Риту освободили и передали на попечение женщине по имени Мала. Она проживает в городке Пештера, — заговорил Горячев, вновь опустив взгляд. — Дело в том, что Мале передают тех, кто болен или ранен. Если можно так выразиться, чтобы облегчить последние дни… — Что?! — я отпрянула от мужчины, как от прокаженного. Как он смел отбирать у меня надежду после того, как сам подарил? Как смел топтать мою веру? — Родная, — Алекс сделал шаг ко мне, но я жестом его остановила. — Нет, Илья, ты не можешь… Не можешь так говорить! Что значит облегчить последние дни? Не смей говорить, что Рита умерла! Не смей! И я не понимаю, почему не связались с нашим посольством? Где, черт возьми, забота о наших гражданах?! — У Риты не было никаких документов, чтобы подтвердить гражданство. А заниматься дознанием никто не стал, просто потому что других забот хватило, — Илья тяжело вздохнул и, наконец, посмотрел на меня. — Как бы там ни было, в жизни Риты было что-то хорошее и после встречи с Абрамовым. — Но вы же не знаете доподлинно? Может быть, она поправилась? Может, ранения были не столь серьезны? — мыслительный процесс по крупицам вытаскивал из памяти обрывки фраз, брошенных Ильей, складывая их в картинку, о которой я мечтала, снова даруя надежду. — Нет, не знаем, но планируем лететь в Румынию и разыскать Малу. Предлагаю вам лететь со мной! — Когда вылетаем? Горячев был совершенно серьезным, и я верила, что он настроен не менее решительно, чем мы с Серебрянским. Конечно же, у меня не было сомнений, что я должна лететь в Румынию, а вот Алекс, напротив, засомневался: — Илья, думаешь, это правильное решение? Яне стоит лететь? Не лучше ли… — Нет, милый, даже не пытайся, — пусть Алекс говорил это ради меня, но я не могла допустить и мысли, что не использую возможность разыскать сестру. — Если Рита жива, то я первая, кто должен ее найти. А если понадобится моя помощь? Я лечу, и это не обсуждается! — Мы летим, — Александр взял меня за руку и переплел наши пальцы, давая почувствовать, что он со мной, но и без этого я знала, что мой мужчина не оставит меня. — Завтра в час дня у нас самолет, — сказал Илья, не сомневаясь в нашем решении. — Ваше отсутствие в стране нам будет на руку. Когда Абрамова арестуют, ему донесут, что вы свидетельствуете против него, и лучше вам держаться подальше. — Но потом мы вернемся. Я должен быть уверен, что Яне ничего не угрожает! — процедил Алекс, крепче сжимая мою руку. — Охрану я обеспечу, но и вам самим нужно будет беречься, — спокойно ответил Горячев, глядя в глаза моему мужчине, словно пробуя очередной гипнотический прием. — Мы должны будем сидеть дома? — уточнила я. — Под домашний арест вас никто не посадит, к тому же дело будет громким, и ваши имена обязательно всплывут, а после той шумихи… — Снова появятся журналисты, — докончила я за Горячева. — Не общайтесь ни с кем незнакомым, доверяйте только самым близким. Абрамов может захотеть от вас избавиться, поэтому будьте тише воды, ниже травы.

***

После полета на вертолете я не испытывала никаких эмоций на небольшом чартерном самолетике, хотя мое равнодушие к высоте было связано скорее с переживаниями по поводу Риты. Неизвестность пугала, и я не знала, что делать, если моя сестра действительно погибла. Потерять ее снова… Я не вынесу. Мы приземлились в небольшом аэропорту, откуда нас доставили в небольшой хостел. И как бы я ни сопротивлялась ненужному заселению, как бы ни рвалась скорее разыскать ту самую Малу, меня не слушали. — Нет, Яна, мы не теряем зря время, — раздраженно кинул Горячев, явно злясь на мои требования. Тем не менее, он быстро смутился и смягчился. — Я понимаю, как тебе хочется поскорее узнать о сестре, но нужно подготовиться к поездке. Мы не можем ехать на наших автомобилях, чтобы не напугать женщину. Если она помогает бывшим рабыням, то увидев наши джипы, решит, что мы сутенеры. Пока заселимся, нам подгонят местные машины. — Хорошо, Илья. Убедил, — вздохнула я. Хостел оказался небольшим трехэтажным зданием с рядом комнат на каждом этаже. На пару номеров полагался один санузел и слабое подобие кухни. Зайдя в нашу с Алексом комнату, в нос ударил едкий запах старости, смешанный с пылью нестиранного белья и отложениями каких-то насекомых. Казалось, что жить здесь просто невозможно, но было все равно. Алекс кинул на кровать дорожную сумку, но не решился доставать вещи. — Не хотелось бы, чтобы наше белье пожрали какие-нибудь тараканы, когда уйдем, — поморщился он, чем вызвал смешок Горячева. — Не привык к такому? А? — Илья похлопал моего мужчину по плечу и, скинув с себя футболку, стал умываться в кухонной раковине. — Нас и не в такие дыры заселяли.  — У ФСБ нет денег на нормальные отели? — я не удержалась от колкости, но Горячев не обратил внимания на мою усмешку. — Есть, конечно, но зачем тратиться, если мы и так перекантоваться можем. Работа такая. К сложностям должны быть готовы. Спустя час после заселения нам пригнали три подержанные машины, которые точно не должны были вызвать недобрые подозрения на румынских дорогах. Илья сообщил, что при подъезде к дому Малы, два сопровождающих автомобиля притормозят, а он, Алекс, я и выделенный нам переводчик пойдем к женщине. Дорога до Пештера заняла несколько часов, но я не знала, что мучило меня больше — нещадно палящее солнце или нарастающее волнение (не думала, что можно переживать еще больше). Это была моя первая поездка за границу, и, несмотря на то, что я всегда мечтала увидеть другие страны, сейчас все, кроме уменьшающегося на навигаторе маршрута, было безразлично. Сердце стучало сильнее с каждым пройденным километром, и вот две следовавшие за нами машины, отделились, а мы въехали на небольшую, выложенную когда-то давно камнями улочку. Наш оранжевый седан, казалось, с трудом пробирался между низеньких бело-серых домиков с красной черепицей. Где-то лаяла собака, откуда-то сбоку доносилась незнакомая речь и чей-то стариковский смех. — Приехали, — сказал Горячев и, выглянув в открытое окно, окинул взглядом двухэтажный слегка покосившийся дом. — Идем, — Алекс взял меня за руку и хотел открыть дверь, но я, не ожидая сама от себя, вдруг его остановила. — Мне страшно… — прошептала я ему, но Горячев услышал. — Ян, у меня оружие, ребята рядом, если что… — Я боюсь другого. Дай минуту. — Недолго, нельзя вызывать подозрения. Прикрыв глаза, я откинулась на спинку сиденья и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Нужно было настроить себя на то, что я могу там увидеть. Если Риты нет, надо быть готовой! Готовой! — Идем, — решительно сказала я и первая открыла дверь машины. Дверного звонка в доме Малы не было, и Горячев громко постучал. Мне показались вечностью те пару минут, пока мы не услышали за дверью шаркающие шаги, и чем громче они становились, тем громче отбивало чечетку мое сердце. — Бунэ зиуа, — произнес Стас, наш переводчик, когда на пороге появилась немолодая женщина в длинном черном платье и убранными под косынку седыми волосами. — Бунэ зиуа, — ответила старушка, прищурившись оглядывая нас, особенно внимательно всматриваясь в мое лицо. Она стала говорить что-то Стасу, видимо, пытаясь выяснить цель нашего визита, и тот как можно более дружелюбно ей отвечал. — Он спросил про Риту? — не выдержала я, обратившись к Илье, но старушка выхватив из фразы знакомое имя, удивленно его повторила. — Спроси про сестру Яны, — кинул Горячев переводчику, но тот не успел этого сделать, потому как Мала, схватив меня костлявой рукой, потянула внутрь. — Рита?! Вы знаете Риту?! Она здесь? У вас? — я тщетно пыталась что-то допытаться у женщины, но она не понимала меня, торопливо отвечая на румынском. — Рита… — произнесла она четко, — Аннушка. Аня. Анюта. — Да! Да, это я! Я ее сестра. Я — Анушка. Это я. Я била себя в грудь, доказывая женщине, что она говорит про меня, но Мала, словно не понимала, повторяя наши имена. Но ведь если она знает обо мне, значит, Рита ей рассказывала?! Значит, моя сестра была здесь, а, может быть, и до сих пор тут. К нам подошел Стас и снова стал что-то спрашивать у Малы на румынском, но она говорила бессвязно, сильно волнуясь, что наш переводчик сам не мог разобрать ее слов. — Аннушка, — женщина снова подошла ко мне и взяла за руку, — Аннушка. — Мала, вы знаете, где моя сестра? Рита! Рита у вас? — и плевать, что она не понимала русский, я чувствовала, что старушке подскажет сердце, ведь она поняла, что я — Аня. — Аннушка, — нахмурившись, она показала на темную дверь в конце коридора. — Что? Там? Там Рита? — дыхание перехватило, а в горле словно застрял ком. — Рита… Аннушка, — она снова указала на дверь, и я бросилась в ту комнату. Опрометчиво? Да. Нужно было идти вместе с Ильей и Алексом, но я не могла ждать ни секунды. Горячев, достав пистолет, помчался за мной, как и Алекс, только я первая распахнула дверь… Я не увидела сестру. Не увидела другую девушку, похожую на Риту. Со старой железной кровати, застеленной пожелтевшими от неоднократных стирок простынями, огромными зелеными глазами на нас смотрел ребенок. Маленькая годовалая девочка в вязанном платье и смешном чепчике, сшитом из какой-то старой взрослой одежды. — Аннушка… — сзади послышался гордый возглас Малы, и старушка протиснувшись между нами, совершенно не пугаясь Ильи с оружием, подошла к ребенку и взяла ее на руки, — Аннушка. Сотни мыслей проносились в голове, но поверить в них я не решалась. Ее зеленые глаза, светлые волосы, ямочка на подбородке, а еще то странное, необъяснимое чувство родства, возникшее сразу, как я увидела малышку. Мала поднесла ребенка ко мне и протянула, а малышка, словно чувствуя, что я не обижу, потянула ко мне ручки. Легкая тяжесть была настолько приятной, что, казалось, я никогда больше не смогу отпустить этого ребенка. — Рита, — нахмурившись, проговорила Мала и руками очертила свой живот, демонстрируя беременность, а потом указала на ребенка, — Аннушка. — Стас, переведите же! — не выдержала я, глотая слезы, которые катились по щекам, но до этого момента оставались незамеченными. — Это дочка Риты, да? Она назвала ее моим настоящим именем? Стас заговорил по-румынски, указывая то на меня, но на ребенка. Мала ему что-то отвечала спокойным, тихим голосом, также изредка поглядывая на нас. — Яна, это действительно дочка Риты, — сказал переводчик, — Мала хочет, чтобы ты осталась здесь с ребенком, а мы поговорим в другой комнате. — Почему? — растерянно спросила я, качая девочку, — она рассказала, где моя сестра? — Собирается рассказать, но хочет сделать это наедине, а ты пока понянчись с племяшкой. Сил спорить не было, и я молча проводила взглядом Малу, Стаса и Илью. Алекс подошел ко мне и, улыбнувшись, погладил по голове ребенка. — Поздравляю, тетушка, — ласково сказал он, — она очень на тебя похожа. — На Риту, — возразила я. — На вас обеих. Побудь тут, мы скоро вернемся. Люблю тебя, — он легко коснулся моих губ своими, словно опасаясь перейти грань целомудренности при ребенке, и пошел за остальными.

***

Из-за двери доносились громкие голоса Малы, Стаса и Ильи, Алекс, кажется, молчал. Я не вслушивалась в то, что они говорили, думая лишь о маленькой девочке, такой родной и любимой, о существовании которой каких-то полчаса назад я и не подозревала. У Аннушки была всего одна игрушка — вязаная куколка, которую она трепетно прижимала к себе, но все же иногда отрывая от груди, показывала мне. — Милая моя, скоро я заберу тебя домой. У тебя будет столько игрушек, сколько захочешь, — проговорила я, усаживая девочку к себе на колени и целуя в макушку. У меня не было опыта общения с маленькими детьми, да и вообще я не очень хорошо в этом разбиралась, но казалось странным, что в таком возрасте Аня все время молчит. Она была слишком спокойной для годовалого ребенка. — Анечка, ты теперь будешь жить в России. У нас много интересного, я буду водить тебя по Москве, у тебя будут друзья, а хочешь, заведем кота… Красочным калейдоскопом проносились перед глазами картинки нашего будущего. Вот я укладываю малышку спать. У нее будет самая красивая детская. Бледно-желтая. Говорят, для детей этот цвет в интерьере полезен. А вот мы с ней на детской площадке, она лепит куличик, а хулиганистый мальчишка его рушит, и Аня со слезами на глазах бежит ко мне. — Не плачь, Анечка. Мы сделаем новый, а Кирюша просто позавидовал. Не сердись. А вот я веду ее в школу. Банты больше головы, а из-за полуметровых гладиолусов малышку не видно, и Алекс никак не может найти удачный ракурс, чтобы заснять ее так, чтобы было видно личико. По вечерам мы секретничаем, и Анечка признается, что ей нравится Федя из параллельного девятого «Б». Я не замечаю как, но мы собираем нашу девочку на выпускной. Ей полезно развеяться после успешно сданных ЕГЭ. Теперь она почти студентка, с такими баллами ее точно возьмут. Моя Аня повзрослела совсем незаметно и выходит замуж. Красивое белое платье, туфельки на тонкой шпильке и фата. Как бы я ни упрашивала ее не торопиться, она меня не послушала и через пару месяцев сообщает, что ждет малыша. И я уже бабушка. Возвращаясь в реальность, я вдруг поняла, что уже давно улыбаюсь. Неужели здесь, в маленьком румынском городке, я, наконец, нашла счастье? Не просто надежду, но и уверенность в светлом будущем? Но улыбка сходит с лица, от осознания, что в этом будущем нет Риты. Мала до сих пор разговаривала с мужчинами, но мне не нужно их ждать, чтобы понять, что именно она им сообщила. Если бы моя сестра была жива, никогда бы не оставила ребенка.