Быть матерью непросто, особенно, если твой сын — сложный подросток. И можно понять многое, на что пойдет женщина ради своего дитя, но порой материнский инстинкт переходит в ранг фанатизма. Вера Ивановна считала себя отличной матерью, ведь ради своего ребенка была готова на все, но так ли это было на самом деле? Она избаловала сына до такой степени, что он ни во что не ставил мать, издевался над ней, если глупые ребяческие прихоти не исполнялись.
Работая не покладая рук, практически без выходных, Вера Ивановна полностью содержала своего взрослого сына, который только и умел, что спускать ее деньги и вляпываться в передряги. Мой Алекс жалел свою секретаршу, но не мог переубедить женщину оставить в покое взрослого парня, чтобы тот приучался к самостоятельности. Не знаю как, но молодой человек задолжал Абрамову крупную сумму, а тот решил воспользоваться этим, чтобы завербовать Веру Ивановну.
С самого начала секретарша Алекса работала на Абрамова. Это она сливала нашему врагу информацию, она забрала у Виктора ключи от нашей квартиры до того, как он вернул их Алексу, и сделала дубликат. Никто не сомневался в такой ответственной сотруднице и сердобольной женщине. Поначалу она чувствовала угрызения совести, но прикрываясь тем, что она мать, Вера Ивановна заглушила вину и продолжила нам вредить. Апогеем ее сотрудничества с Абрамовым стало покушение на убийство.
После того, как нашего врага арестовали, лишили мощного покровителя и отобрали надежду на свободу, он заволновался. К тому же Абрамову сообщили, что мы с Алексом планируем свидетельствовать против него в суде и имеем неопровержимые доказательства его преступной деятельности. Единственный выход, который ему оставался — наше убийство. Абрамов предложил Вере Ивановне сделку, от которой она не смогла отказаться, и женщина решила нас отравить.
Я никогда не верила в мистику, но иначе как оберегом назвать случившееся я не могла. Вера Ивановна предложила нам отравленные булочки, и в другой раз я бы их обязательно попробовала, но в тот день кусок в горло не лез. Я чувствовала на шее тяжесть небольшого румынского крестика, заговоренного Малой, и это словно останавливало от опасного проступка. Вот только мой Алекс ничего подобного не почувствовал. Когда он лежал бездыханный на кухонном полу, мне казалось, что и меня покидает жизнь. Весь мой мир сфокусировался вокруг него одного, но это стало моей роковой ошибкой. Я отвернулась от Веры Ивановны, и женщина этим воспользовалась, ударив по голове пустой бутылкой.
Какое-то время я не приходила в себя, хотя слышала, как рядом копошились люди. Кто-то перевязывал мне голову, а потом переложил на носилки. Только оказавшись в карете скорой помощи, я открыла глаза.
— Вы меня слышите? Как вы? — обратился ко мне молоденький санитар, и я кивнула, — хорошо. Не двигайтесь. В больнице вас осмотрят. Все будет хорошо.
— А Алекс? Мужчина, что был со мной? — вопреки просьбе молодого человека, я заволновалась и попыталась подняться, за что получила неодобрительный взгляд.
— Мы пытаемся выяснить, чем накачала его эта женщина. Анализы взяли. Он в соседней машине, — ответил санитар и по-доброму улыбнулся. — Не переживайте, вернем к жизни вашего принца.
Алекса я увидела мельком, когда меня привезли в больницу. Ту самую, где лежала моя Анечка. И это было неспроста. О нашей госпитализации позаботился Илья. Именно он спас нас с Серебрянским и задержал Веру Ивановну. Горячев шел к нам, когда в дверях столкнулся с секретаршей Александра. Напуганная женщина бросилась наутек, а Илья рванул в квартиру, где и нашел нас без сознания. Он сумел быстро вызвать медиков, а пока те ехали, сам оказал первую медицинскую помощь. Что до Веры Ивановны, то далеко убежать ей не удалось и уже на следующей автобусной остановке женщину задержали.
Меня осмотрели, снова перевязали голову, дали обезболивающее и отпустили в палату. Только я не могла оставаться в неведении и, вопреки настояниям врача, пошла к Алексу. Не успела я дойти до нужного крыла, как в коридоре встретилась с Вероникой.
— Яна, как ты? Как голова?
— Нормально. Ты знаешь? — удивилась я, ведь никак не ожидала здесь встретить бывшую соседку Алекса.
— Боря готовится к переливанию. Я приехала с ним.
— Боря? Что случилось?
После той встречи, когда Ника и Борис пришли к нам с Алексом, чтобы извиниться за свои ошибки, мы больше не виделись. Я знала, что они вместе и даже открыли свой бизнес, но встречи с парочкой не искала, ведь знала, что Алекс этого не одобрит. Но Боря снова наладил дружбу с Ваней и Кристиной, от них и узнал, что Серебрянскому нужно срочное переливание.
— Кристина позвонила нам. Оказалось, что у Алекса редкая группа, и найти срочно донора не так просто, но ему повезло. Борька как раз подходит, — улыбнулась Ника и, подхватив меня под руку, повела к палате.
— Боря будет донором? — недоверчиво переспросила я. Не хотелось обижать Нику, но вспоминая его проблемы с алкоголем сложно было поверить, что он подходящий кандидат на переливание.
— Да. Я бы сама с радостью отдала свою кровь, чтобы как-то загладить вину перед вами. Хотя вы и простили, знаю, что все равно не вернуть вашего прежнего расположения.
— Ник…
— Ян, ты не волнуйся. Боря завязал с выпивкой. И он, и я уже давно не употребляли, так что для донорства подходим лучше других.
— Ты права, — грустно улыбнулась я.
— Видишь, какой плюс быть алкоголиком в завязке? Только позвонили, а мы уже готовы сдать кровь.
Глупая шутка, но я не смогла не рассмеяться. Я почувствовала искреннюю благодарность и Веронике, и Борису. Они оба начали жизнь с нуля, но груз прежних ошибок все равно давил. Этот поступок Бори важен не только для нас с Алексом, но и для него самого. Наконец, они с Никой смогут зажить с чистой совестью.
Навестить Серебрянского мне разрешили только к вечеру, правда, я наведалась к нему не одна. Мой бледный, замученный Алекс почти дремал, но улыбнулся, когда увидел нас с Анечкой.
— Привет, красавицы. Ян, что с головой? — повязку мне сняли, а рану обработали, но на лбу я получила ссадину бутылочным осколком и она была заклеена пластырем.
— Неудачная попытка со мной разделаться, — усмехнулась я и присела на стул рядом с Алексом, усадив Анечку на его койку.
— Мне не сказали, что ты пострадала. Илья говорил, что с тобой все в порядке, — он заволновался и попытался встать, но я его удержала.
— Даже не думай! Тебе надо сил набираться после переливания. Кстати, Борю надо поблагодарить. Они с Никой сразу приехали.
— Знаю. Я уже перекинулся с ним парой слов. Думаю, можем начать наше общение с чистого листа, тем более, что теперь к тебе могу не ревновать, — мужчина взял за руку Анечку, и она задорно засмеялась, отгоняя от нас все дурные мысли. — Так с головой что?
— Уже все в порядке. Вера Ивановна ударила бутылкой, когда я повернулась к тебе, но она женщина слабая, поэтому особого вреда не причинила.
— Не ожидал, что она…
— Да. Илья рассказал, что она достала яд в клинике, где работает. Это вещество идет на омолаживающие уколы, но в больших дозах смертельно. Мы были на волосок от гибели.
— Странно, что меня не убило. Я съел столько ее булочек, — нахмурился Алекс, и напомнил, каким вечно серьезным был до нашего знакомства. Я заулыбалась своим воспоминаниям, но он этого не понял. — Что такого веселого я сказал?
— Ничего, просто хмуришься, как раньше, — усмехнулась я. — А не умер ты потому, что Вера Ивановна плохо учила в школе химию. Яд, которым она пыталась нас отравить, белковый. При высокой температуре он разрушается, а твоя секретарша добавила их в горячие булочки, еще и в духовке подержала какое-то время. Вынь она их на десять минут позже, тебе вообще ничего бы не было.
— И тогда мы бы не узнали, что она работала на Абрамова. Я должен найти Виктора и объясниться, — решительно заявил Алекс, и тут я его поддержала.
— Завтра после полиции я наведу справки.
— Ты идешь в полицию? Для чего?
— Учитывая новые обстоятельства нашего дела, я должна снова дать показания. Тебя тоже вызовут, но позже. Пока ты на стационаре.
— Хочешь сказать, завтра меня не отпустят? Отосплюсь ночку и завтра буду, как огурчик.
— Не спорь. После отравления и переливания ты должен находиться под присмотром врачей. Тем более, больница неплохая, а ты тут не один, — я подмигнула племяннице, и она довольно хлопнула в ладоши, словно понимая, что теперь будет не одна.
— Только ради Анечки! — ответил Алекс, притягивая к себе малышку.
Меня недолго продержали в участке, благодаря Илье. Его же я попросила помочь разыскать бывшего помощника Алекса, чтобы извиниться за несправедливые обвинения. Друг обещал найти контакты Виктора, и я со спокойной душой помчалась в больницу к моим самым дорогим людям. Первым делом я пошла к Анечке, но не обнаружила племянницу в палате.
— Простите, а ребенок, который здесь лежит, на процедурах? — спросила я у молоденькой медсестрички, убиравшей бокс.
— Девочка? Она с отцом, — ответила девушка.
— Простите, с каким отцом?
— Молодой мужчина сказал, что Аня его дочь, и забрал ее. А что?..
Медсестра побледнела, а я была готова ее разорвать на месте. Перед глазами возникла пелена, и я уже не соображала, что делаю. Схватив ее за руки, я начала трясти девушку, требуя ответа, кто забрал малышку. Тысяча мыслей, одна страшнее другой, проносились в голове. Если Анечку похитили люди Абрамова, чтобы меня шантажировать? А если ей навредят?
— Куда этот человек унес моего ребенка? Куда, отвечай же?!
— Не знаю… Он сказал, что выйдет в сад подышать воздухом, и потом вернет девочку. Простите, я думала, это ее отец, — всхлипывая, проговорила медсестра, но ее жалкий вид меня не тронул.
— А документы почему не спросила? Ты в курсе, что у Ани нет отца?
— Я… я… не знаю. Он казался таким радушным. И девочка к нему тянулась.
— Казался… Думать надо! И это хорошая клиника?!
Я не желала терять время с медсестрой, когда моя Анечка могла быть черт знает где. Пулей вылетев из бокса, я стала набирать телефон Горячева. Руки тряслись, не попадая на клавиши. Вызов. Есть… Но короткие гудки. Черт! Сама того не замечая, я прибежала к палате Алекса. Сейчас он был мне нужен, как никогда. А у Ильи снова занято.
— Алекс, наша Анечка…
А наша Анечка задорно смеялась, глядя на то, как Алекс ходит по столу игрушечным медвежонком. Хотелось и плакать, и смеяться! Радоваться и задушить Серебрянского. Но главное, что малышка не пропала, правда, начать я решила с хорошей взбучки.
— Какого черта?! Я прихожу, а ребенка нет! Ты хоть представляешь, что я надумала?
— Родная, но ты сама хотела, чтобы я присмотрел за Анюткой, — весело заявил Алекс, кажется, совершенно не понимая, из-за чего я злюсь. Он смотрел на меня такими удивленными глазами, что если бы не малышка, я точно чем-нибудь бы запустила в нахала.
— Алекс, но я не знала, что ты ее забрал! Медсестра сказала, что… Подожди. Ты сказал, что ты отец Ани? — и, как роса жарким летним утром, злость моментально испарилась.
— Да, — серьезно ответил Алекс и отодвинул стул рядом с собой. — Иди сюда.
Я послушно прошла в палату и села рядом с Алексом. Почему-то я смущалась смотреть ему в глаза и просто отвела взгляд, но Серебрянского не устроило такое положение дел.
— Милая, посмотри на меня, — я подняла взгляд и тут же почувствовала, как щеки розовеют. — Ну, чего ты?
— Не знаю. Я не была уверена, что ты хочешь стать отцом для Ани, — честно созналась я.
— Малышке нужна семья, а кто может заменить ей родных родителей, если не мы? К тому же, я давно мечтаю о ребенке, а Анечка… Я уже ее полюбил. Да и разве мог не полюбить? Она так похожа на тебя!
— Но мы не знаем, кто ее родной отец. Тебя это не смущает?
— Я знаю, кто ее мать и кто ее тетя, а остальное неважно. Да и какая разница, чья в ней кровь? Родители те, кто растят и воспитывают.
— Ты прав… — на глаза навернулись непрошенные слезы, но я легко их смахнула и улыбнулась. — Значит, теперь мы мама и папа?
— Да, и должны решить, какую правду скажем Анечке, когда она подрастет. Не думаю, что ей стоит знать все подробности своего происхождения.
— Но я бы хотела, чтобы она знала, кто ее родная мать. Анюта нас полюбит, мы сделаем все, чтобы она не чувствовала себя сиротой, но она дочь моей сестры, и будет честно об этом рассказать. Да и потом, о нас с тобой сейчас трубят газеты и Интернет. Когда наша девочка подрастет, то может случайно открыть правду.
— Ты права. Мы должны огородить ее от разного рода сплетен и домыслов. А это можно сделать, только если она будет знать правду.
***
За окном шумел дождь, в стекло отчаянно бился мотылек или августовский жук, а в воздухе чувствовался слабый медикаментозный запах. Обычная больничная палата на этот вечер превратилась в дом: настоящий, наполненный любовью и нежностью, мечтами и надеждами, детским смехом и слезами счастья. Доктора разрешили мне остаться с Алексом, а Аню отдали нам под присмотр. Втроем мы учились быть семьей, часто повторяли заветные «мама» и «папа», сами смеялись сначала от смущения, а потом от радости.
— Родная, я отнесу Анюту в ее палату, наша дочка уже клюет носом, — забирая у меня из рук ребенка, сказал Алекс, но единственное, что я поняла, это слово «дочка», а когда захотела возразить, было уже поздно.
Пока моего мужчины не было, я перестелила простынь, взбила ему подушку и приготовила койку ко сну. Пусть так, но я хотела хозяйничать. Такая неожиданная роль матери была мне по душе. Этим вечером мы договорились с Александром, что расскажем Анечке правду о том, кто ее родная мама, а об отце упомянем лишь, что был порядочным человеком, но, к сожалению, умер. Пусть это будет не чистая правда, но так мы убережем нашу девочку от боли. Пройдет пару лет, и у Анечки обязательно появится братик. Мы с Алексом решили усыновить и мальчика, как только наши дела наладятся, а я не сомневалась, что теперь все пойдет в гору. Меньше, чем через месяц суд над Абрамовым, а, значит, и наша свобода.
***
В этом году бабье лето не пришло, не желая видеть клоунаду, что происходила в здании Московского городского суда. Виктор Абрамов, известная медийная личность, со слезами на глазах убеждал верховного судью в своей невиновности. Мерзко. Я не могла на такое смотреть и спрятала лицо на груди у Алекса.
— Все в порядке? — взволновался он.
— Да, просто не могу смотреть на этого урода, — прошептала я.
— Самое сложное впереди, но мы справимся!
— Знаю.
Захотелось поцеловать Алекса, чтобы выразить благодарность за его поддержку. Если бы не он… Прошедший месяц был непростым. И дело не только в частых вызовах в полицию, беседах с Ильей и Юрием Алексеевичем, но и в том, что вживаться в роль родителей оказалось непросто. Конечно, мы знали о бессонных ночах, сложностях приучения к горшку и прочему, но на практике все оказалось куда сложнее. У нас не было своих мам и пап, которые бы обучили родительским секретам, но когда мы совсем потерялись в домашних хлопотах, на выручку пришла Вероника.
У женщины за плечами уже был опыт материнства и, хотя с сыном так и не сложилось, Ника с радостью помогала возиться с малышкой. Они с Борисом не планировали своих детей, но оба любили проводить время с Анечкой, и я всегда была им рада, тем более, что с Алексом Боре и Веронике удалось наладить отношения.
Пока мы занимались семейными делами, на наших глазах разгоралась настоящая драма. Илья старался заслужить прощение Алины, но подруга оставалась непреступна. Постепенно ее баррикады рушились, вот только оборона продолжала держаться. Горячев сходил с ума, погружался в работу, а потом снова срывался к своей зазнобе. Конечно, она его простит, нескоро, намучив до невозможности, как он когда-то ее, но простит. Никто не сомневался в этом.
В то время, как с одной стороны нас разворачивалась драма, с другой мы наблюдали мирное семейное счастье. Кристина и Иван, глядя на все наши сложности, стали еще больше ценить друг друга. Было приятно видеть, как люди, которые столько лет вместе, продолжают любить и желать друг друга. Правда, Ваня ревновал Крис к работе.
Подготовка к выставке Лени Рифеншталь шла полным ходом. Мы уже до мелочей продумали экспозицию, а я составила текст каталога. Лена снова помогла с прессой, а Иван с фуршетом на вернисаж. Теперь оставалось ждать, что скажет искушенный московский зритель на выставку скандальной фотохудожницы.
— Ян… Яна, — Алекс легко коснулся моего плеча, и только тогда я заметила, что с головой ушла в свои мысли, — тебя вызывают.
Я подняла взгляд на пустующее место свидетеля, а потом на судью, неотрывно смотрящего на меня. Вот он, момент истины, когда я во всеуслышание заявлю о своем прошлом. Пока я шла к трибуне, спиной чувствовала ненавидящий взгляд Абрамова. Сколько раз за последний месяц я представляла этот миг, каждый раз, чувствуя непреодолимый, до дрожи в коленях и пересыхании в горле, страх. Но сейчас, когда все происходило реально, совершенно не боялась.
Поднявшись на небольшой постамент, я повернулась к обвиняемому. Он сидел, сгорбившись, понуро опустив голову, словно ждал не решения суда, а своей казни. Его жалкий вид придал мне силы, и я заговорила…
***
Суд над Виктором Абрамовым начался ранним утром, а окончился только к вечеру. За несколько часов выступили более десяти свидетелей, каждый из которых предоставил неоспоримые доказательства вины этого чудовища. Абрамова признали виновным по всем пунктам, по которым он проходил, и дали в общей сложности двадцать пять лет заключения в колонии строгого режима без права на досрочное освобождение. Конечно же, я считала, что для подобного преступника четверть века в тюрьме — слишком мягкое наказание, но, столкнувшись с нашим правосудием, была рада уже тому, что Абрамов получит по заслугам.
Из зала суда Виктора Абрамова увезли в тюрьму, а мы с Алексом отправились в ресторан праздновать окончание всей этой грязной истории. Вот только радоваться начали рано. Приехавший чуть позже Илья сообщил, что адвокаты Абрамова подают на апелляцию, а суд согласился сократить ему срок, если он даст показание против своих подельников в политических кругах.
— Он все равно сядет, но так потащит за собой политиков, что ему помогали, — старался успокоить меня Илья после того, как я в сердцах швырнула в стену пустой бокал, даже не подумав, что теперь платить втридорога.
— Он — сволочь, убийца! Ему и двадцати пяти лет мало, куда еще сокращать? — возмущалась я.
— Те, кто его покрывают — не лучше. Так мы сможем остановить и их.
— Нам снова нужно будет выступать в суде? — поинтересовался Алекс.
— Скорее всего, — вздохнул Горячев.
Но в суд нас так и не вызвали. В день торжественного открытия выставки Лени Рифеншталь Илье сообщили, что Виктор Абрамов покончил с собой. Каким образом у него в камере оказалась бечевка, и как ему удалось повеситься, не обратив на себя внимания охранников — история умалчивала. К сожалению, привлечь к ответственности политиков, получавших откаты от Абрамова, так и не удалось. Мы выиграли бой, но война продолжалась, и, пока в нашей стране существует коррупция, пока правоохранительные органы игнорируют сотни непонятных модельных агентств, куда обманом заманивают глупых девушек, за которых никто не может постоять, торговля людьми не перестанет быть ужасающе прибыльным делом.
По подсчетам Международной организации труда в настоящее время на планете незаконно эксплуатируется труд свыше двадцати одного миллиона человек. В то время, когда полиция и правительство не принимает радикальных мер, в наших силах уберечь близких от беды, распространяя информацию о подобной преступной деятельности.
Моей дочери исполнилось десять, когда я решила привлечь внимание общественности к проблеме торговли людьми. К этому времени наша с Кристиной фотогалерея превратилась в известный культурный центр, а мы с подругой смогли завоевать уважение, как серьезные галеристки. Но мне потребовалось восемь с лишним лет, чтобы решиться не только рассказать, но и показать свою историю.
— Милая, ты уверена? — в последний раз спросил мой супруг, хотя прекрасно понимал, что все уже решено.
— Да. Я должна это сделать. Ради себя, ради Риты, ради нашей дочери.
Я не спеша подошла к входной двери и повернула ключ в замке. Массивные двери галереи открылись, и прибывшие на вернисаж заранее журналисты, обгоняя друг друга, заторопились в залы, на стенах которых висели мои фотографии. Те самые, которые я делала, чтобы сохранить на пленке свою страшную историю. Но еще до прессы я показала снимки своим детям. Кроме Анечки у нас с Алексом был сын, его мы взяли из детского дома пять лет назад, и сейчас Антоше было семь. Они с Анюткой подружились и почти сразу стали, как родные, хотя оба знали, кто их кровные родители.
— Мама, а тебе сейчас больно? — взволнованно спросила Анечка, легко касаясь одного из моих шрамов, что выглядывал из-под ночной рубашки, когда я наклонилась к малышке, укладывая ее спать после успешного вернисажа.
— Нет, милая. Больше не больно. Твой папа спас меня. Благодаря ему мы все сейчас вместе.
— Когда я вырасту, буду таким же сильным, как папа, — гордо заявил Антон.
— Обязательно, сынок. Ты уже сильный, а когда будешь взрослым, то станешь еще сильнее папы.
Я поцеловала своих малышей, укрыла их одеялом и вернулась в спальню к любимому мужу. Алекс уже спал, он устал за день, ведь снова начал заниматься собственным бизнесом, который отнимал много времени и сил. Зато мы смогли перебраться в просторную квартиру, пусть и не такую шикарную, как была у Алекса раньше. Но роскошь нам была не важна, ведь ни за какие деньги мира не купить то, что было у нас — доверие, любовь, настоящее семейное счастье!
