Быть (не) одной

Если бы кто-то из знакомых когда-либо сказал Бетани, что она решится поцеловать кого-то кроме Рельба, то получил бы в ответ лишь короткий смешок и краткое «Не общайтесь со мной больше». Девушка слишком любила — забавное слово, услышанное в каком-то из английских пристанищ -его. Достаточно сильно, чтобы решиться на побег из дома, из всего ранее привычного мира — а после подобных приключений всегда приходит, вдобавок, еще и банальное уважение, не позволяющее решиться на подобную измену. Но кто же знал, что в конце концов они окажутся в этой богом проклятой огромной стране, живя друг с другом настолько близко, чтобы стать единым целым. Да, это была та самая любовь, которую испокон веков описывали в книгах — полное взаимопонимание с полувзгляда, забота, нежность… И полное, непоколебимое одиночество. О чем можно говорить с человеком, который становится частью тебя самой? Когда до Бэтти наконец доходит такая простая мысль, она уже не желая видеть или слышать чего-то еще. На автомате выполняя уже привычные действия — постирать-погладить-не умереть от чьего-нибудь башмака, девушка прокручивает в голове это фантастически жестокое слово «о-ди-но-чес-тво» и все больше и больше осознает его смысл. Муж смотрит этим фантастически грустным взглядом, прекрасно понимая, что сделать тут уже ничего нельзя. С Флимом они знакомятся совершенно случайно. Если точнее, он спасает Бетани от летящего на нее огромного, размером с небольшой участок, предмета (При ближайшем рассмотрении, оказавшемся всего-навсего книгой). — У вас вполне неплохая реакция, миледи, — улыбается этот странный парень со взъерошенной прической, подавая ей руку, а Бэтти не может оторвать от него взгляда — просто потому, что не видела незнакомых людей своего размера уже несколько лет. Первый раз они целуются через пять месяцев, три недели и пять дней когда настенные часы Мистера Свифта пронзительно, до отвратительного громко бьют восемь вечера. Если раньше девушка думала, что хуже и радостнее одновременно у нее на душе уже не будет — вот, нате, распишитесь, судьба в очередной раз сделала кульбит, приведя ее в совершенно чужие объятья. Чувство одиночество уходит, возвращая на первое место все ярче напоминающую о себе совесть. Она вгрызается под кожу каждый раз, когда Рельб пытается начать диалог обо всем происходящем, но останавливается на полу слове. И вот это, господи, по-настоящему страшно. То, что этот человек вписывается в атмосферу всего недо-общежития Бэтти понимает практически сразу. Разве не безумец решит выбраться, просто так, на улицу (Где даже трава выше его на голову), причем ночью, чтобы просто посмотреть на звезды? Она говорит об этом вслух. Однако, сумасшествие, похоже, заразно, ибо через пол часа Бэтани выбегает за ним следом с желанием если не забрать его, то хотя бы принести плед. Небо над Ирландией и правда фантастически красивое и именно под ним, спустя почти год со дня знакомства, Флим впервые говорит, что любит ее. Именно в том, самом неправильном из возможных для данной ситуации смыслов. Сейчас — самая пора сделать выбор, который одного из них на вечное, нескончаемое одиночество и… — Я тебе уеду, — шепчет Бэтти тихо, приобнимая его за плечи. А на утро с обычной улыбкой на губах готовит мужу завтрак даже не думая о судьбоносных разговорах. Болезни (или же совести?) требуется примерно месяц, чтобы взять над ней верх. Она не может не то, что встать — произнести что-то внятное. Флим всё так же успевает проводить время и с ней, и с Рельбом, только на этот раз умудряясь не совмещать эти два способа времяпровождения. Между теми двумя происходит что-то странное, что позволяет Бэтти дышать все спокойнее и спокойнее. А потом, в один из дней, когда непрекращающаяся лихорадка чуть чуть отступает, она чувствует такую легкость, что хочет смеяться несмотря на полное отсутствие голоса. Ей даже и не нужно знать наверняка, что происходит — она и так все прекрасно чувствует.

У них с мужем действительно много общего. Даже парень им нравится — причем, взаимно — один и тот же.