Призраки

Билл знал, что безнадежно опоздал. Его рейс задержали, и это можно было принять за знак, если бы он имел время задуматься. Всю дорогу, пока добирался до аэропорта, пока летел из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, пока ехал в такси к отелю, пока принимал душ и переодевался, он всеми силами старался не думать о том, что делал. Движения на автопилоте, а в голове одна установка: не включать мозг. Не анализировать, не представлять, не спрашивать себя «зачем?»… Это напоминало сумасшествие. Ни один человек не назвал бы его нормальным в тот момент, когда он ставил свою подпись под злополучным соглашением. И целый месяц потом нервно хихикал каждый раз, когда представлял себе, что будет происходить в эти четыре дня. Вероятно, самые сумасшедшие четыре дня в его жизни. А теперь он стоял в студии ЛА, и последняя возможность спасовать исчезала. Замерев в дверном проеме памятником самому себе, Билл изучал спину в белой майке и затылок со стянутыми в тугой пучок темными волосами. Сердце предсказуемо билось где-то в горле, а в груди щемило. Увидеть его оказалось ожидаемо больно. А возмужавший мальчик, почувствовав взгляд, поднял голову от пульта, и Билл встретился в отражении стекла со взглядом теплых карих глаз. Негромкий голос прозвучал неожиданно ровно, не выдав ни крупицы настоящих эмоций. - Здравствуй, Том. *** Приветственные объятия Тома – разумеется, чисто дружеские – оказались внезапными и очень неловкими. Каулитц растерялся, его неслабо тряхнуло, и он почти минуту глупо простоял изваянием, пока его представляли другим участникам группы. Это было поражение по всем фронтам, мгновенная капитуляция. При всём желании, имея такую реакцию на ничего не значащее вежливое объятие, он не смог бы себя убедить, что в их встрече спустя семь лет нет ничего такого. Тем временем, очаровательная Мия приветливо поцеловала Билла в щеку, Георг крепко сжал его руку, и только Густав обнял старого друга по-настоящему тепло. - Рад тебя видеть. Билл искренне улыбнулся. В отличие от Мии и Георга, которых до этого он никогда лично не встречал, с Густавом его связывало старое знакомство. Он не знал, почему после разрыва с Томом прекратил все контакты и с Шеффером, но теперь Густав обещал стать его единственной поддержкой и отдушиной в эти дни. - Билл Каулитц, наконец-то добрался, - голос Широ заставил Билла резко обернуться. Он со смешанными чувствами посмотрел на человека, по чьей вине оказался здесь. Едва ли он будет ему благодарен за этот эксперимент над его нервной системой, скорее возненавидит к концу недели, и оставалось только выяснить, как сильно по шкале от одного до десяти. - Надеюсь, вы, ребята, сработаетесь, - нейтральная фраза, в целом адресованная ко всем присутствующим, была отдельно акцентирована дополнительными взглядами для Тома и Билла. Каулитц вздохнул. *** Предложение выпустить совместный сингл больше попахивало сумасшествием, чем хорошей пиар-кампанией, учитывая детали их с Трюмпером прошлого. Непонятно с какой радости им вообще пришло в голову пригласить именно его, Билла, и еще более непонятно, как они уломали Тома поддержать эту идею. Самим Биллом двигали отнюдь не рациональные мотивы. Девид, его собственный продюсер, активно распинался о внимании прессы и шумихе, избегая упоминания очевидных последствий, вроде заново рассмотренной под всеми углами истории их с Томом неудавшихся отношений. Билл только кивал в ответ на все увещевания, давая себя уговорить: зная, что его ждет сущий кошмар, он как мазохист желал испытать это. Что лгать, он не мог упустить шанс вновь увидеться с Томом. Работа началась около месяца назад. В группе Трюмпера никто не писал текстов, как правило они перекупались, либо нанимался человек, соединявший все их мысли и пожелания в стихи. Группа же, в основном в лице Тома, писала к ним музыку. В то время как Билл наоборот, все свои стихи сочинял сам. В этом плане их сотрудничество представлялось идеальным: на Каулитце текст, на Трюмпере музыка. Но если копнуть глубже, Том и Билл изначально представляли собой идеальный тендем, который и позволил им добиться известности. Так что стихи были заранее готовы, представления о подходящем аккомпанементе имелись, и работа в студии тут же вскипела. Как и на памяти Билла, большую часть обязанностей брал на себя Том, Билл и остальные в большинстве своем только выражали одобрение или неодобрение. Все было настолько нормально, что Билл даже подумал, будто все может так и закончиться: оба перегорели, и его ожидания не имеют оснований. Уже взрослые люди, в конце концов. И от этих мыслей становилось тоскливо. Каулитц вышел покурить, а когда минуту спустя следом за ним появился Том и они впервые за день оказались наедине, стало понятно: он чертовски ошибся. Напряжение и неловкость разлились в воздухе; Билл не знал, куда деть глаза и как успокоить громыхающее сердце, дополнительные импульсы по без того натянутым нервам пускали раздражающие щелчки зажигалкой над ухом. В какой-то момент, вздохнув, он поднес Тому ровный огонь на своей. - Спасибо, - выдохнул Трюмпер, подкурив не касаясь его руки, за что Билл был отдельно благодарен. Ему и прошлых объятий хватило за глаза. А Том, подняв на него взгляд, так и не отвернулся; в какой-то момент это стало просто неприличным. С тихим вздохом Билл слегка повернул голову и, наконец, заставил себя обратить внимание на Трюмпера, первый раз за несколько лет заглядывая ему прямо в лицо. – Как ты вообще? Вопрос срывается легко, в голосе искренний интерес и ничего от церемонной вежливости. Билл теряется. Он не ожидал чего-то настолько простого, и действительно не знает, что ответить когда-то такому близкому, но сейчас слишком далекому мужчине. Он пожал плечами. - Мне не на что жаловаться. С карьерой все нормально, сейчас даже есть время на личную жизнь, мама и отчим здоровы… А ты? Я слышал, скоро женишься. Билл оказался не в силах скрыть тот же интерес и надеялся, что Том окажется разговорчивее его. Послушать Трюмпра ему хочется больше, чем говорить о себе. - Да, но… не знаю, - Том нахмурился, знакомым жестом дернул языком кольцо в губе, вызвав у Билла улыбку, тут же потухшую. – Это идея Широ. Мы с Рейчел встречаемся три года и, вроде, уже можно… Свадьба назначена на март, после тура. Я, честно, не против, просто никогда не думал… - Что обзаведешься спутницей жизни в угоду карьере, - закончил за него Билл, понимая. В этом плане они всегда имели схожие идеалы. И хотя в прошлом не стесняясь продавали свои отношения, часто играя на публику, вместе они оставались, потому что сами так хотели, а не ради каких-то рейтингов. И как следствие, группа развалилась, когда у них возник кризис. Том согласно кивнул. - У меня совсем не так, - Билл отвернулся. Он годами заставлял себя не сравнивать свои новые отношения с Томом, зная, что это будет совсем разное, и теперь обсуждать с ним своих последующих мужчин… В этом было что-то совсем неправильное. - Он не из нашего круга, да? – Том задал вопрос, проявляя интерес к теме и вынуждая Билла отвечать. - Да, он… Брайан фотограф. Но снимает в основном пейзажи, так что неизвестный совсем. Мы и познакомились на какой-то выставке, куда меня привел… бывший. Билл заметил, как по лицу Трюмпера промелькнула тень. Тот, конечно, понял, что за эти годы бывших у Билла было достаточно. Он долго пытался найти замену главному мужчине в своей жизни, и усилия перестали выглядеть совсем жалкими только время спустя, когда в каждом встречном человеке он перестал замечать родные жесты, взгляды, выражения лица… Признаваться в этой слабости было вроде как стыдно, но с другой стороны – Том слишком хорошо знал его в прошлом, чтобы не понимать: по-другому и не могло быть. Но Билл все равно предпочел держать лицо – уж этому искусству за годы жизни под прицелом папарацци он научился. - У вас не идет разговоров о браке? - О, нет, - Билл тряхнул головой, быстро открещиваясь. – Мы всего пару месяцев как съехались, это уже достаточно серьезный шаг для нас. Внимательный взгляд Трюмпера без усилий был способен рассмотреть то, что Билл желал бы не показывать. Том глядел слишком глубоко, не собираясь отказываться от этой своей способности, и Билл, не выдержав, поежился. - Что? - А ты изменился. Билл снова пожал плечами, желая теперь уйти от разговора. Лимит его выдержки исчерпан. - Прошло много времени. Ты идешь? Том кивнул и, следуя его примеру, затушил сигарету. *** Как-то незаметно студия опустела. Первой убежала Мия, за ней ушли Георг и Густав, попытавшись забрать с собой Трюмпера, но, конечно, безрезультатно. Том продолжал работать на пульте, не снимая с головы наушники и совсем не обращая внимания на окружение. Ухода ребят он мог и не заметить. Трудно объяснить, почему Билл остался с ним. У него не было привычки сидеть по ночам на студии, тем более, когда работы для него не было. Но когда все ушли, мысли поехать в отель, пока здесь Том, не возникло. Наверняка верх взяла очень старая привычка ждать до конца этого трудоголика. Помнится, годы назад они запирались в студии на пару недель, питались только пиццами и газировкой, не делая различий между ночью и днем, и писали музыку, обращая это больше в дурачество, чем в работу, потому что в процессе очень много баловались, разговаривали и трахались. Иными словами, обнаружив, что принес два стаканчика с кофе вместо одного, Билл даже не удивился. Он листал комментарии под постами знакомых в инстраграмме в попытках скоротать время. Заходить на чужие страницы было интереснее, чем просматривать свою собственную: тысячи восторженных од были слишком однотипны. Он настолько ушел в виртуальную реальность, что легкое прикосновение к колену заставило его подпрыгнуть от неожиданности. Том, сидящий на корточках перед софой, на которой с ногами устроился Билл, смотрелся по-домашнему уютно. Будто ему не впервой будить почти задремавшего в ожидании Билла. Будто эта ночь одна из череды таких же, где они еще вместе и не удивляются почти семейной идиллии. Конечно, Трюмпер тоже совсем не был удивлен, обнаружив в темной студии Билла. - Спасибо за кофе, - негромкий голос органично вписался в почти интимную атмосферу. Билл заблокировал телефон, отбрасывая его в сторону, и потянулся, разминая затекшие мышцы спины. - Он остыл, да? Том чуть смущенно улыбнулся, признавая, что в очередной раз, сделав пару глотков, напрочь про кофе забыл. - Вставай, подброшу тебя в отель. Где остановился? - Не нужно, я такси возьму, отсюда далековато. - Не выдумывай. Уже сидя в машине, Билл отвернулся к окну, но совсем не обращал внимания на ночной вид некогда любимого города. Стоящая в салоне тишина совсем не напрягала, но с Томом хотелось говорить, пусть и о совсем неважных вещах. - А твоя невеста не будет возражать, что ты возвращаешься так поздно? Биллу нет никакого дела до безликой Рейчел, она даже ревности не вызывает, как обычная декорация вроде новой машины или дорогих часов на запястье Тома. И ему кажется, что и Трюмперу говорить с ним о невесте неинтересно. Однако это первое, что приходит Биллу в голову, и тема кажется безопасной. - Она привыкла. Чаще я вообще не возвращаюсь домой, когда мы пишем альбом. Том не сказал этого, но Билл догадался, что сегодня исключение сделано ради него, чтобы не заставлять спать на неудобной кушетке. Зря, Билл бы с удовольствием остался. - А я не помню, когда в последний раз возвращался со студии так поздно, - врал. Билл хорошо знал, что этот последний раз был еще с Томом, после записи их последнего совместного альбома. Они тогда еще пол ночи в машине трахались, так и не добравшись до квартиры. - Билл, - Том вдруг свернул к обочине, заглушил двигатель и повернулся к недоумевающему парню всем корпусом. Билл внутренне подобрался, только сейчас в полной мере прочувствовав, что он, черт возьми, с Томом, с тем самым Томом, наедине, в ограниченном пространстве. Иллюзия обыденности стремительно исчезала, и сердце забилось быстрее. Билл грезил этим человеком семь лет. Трюмперу разговор ни о чем, как с чужим человеком, пришелся не по душе. - Я не хочу делать вид, что ничего не было. После целого дня притворства, что все как обычно, Билл уже начал думать, будто этот разговор не состоится. Весь месяц до этого момента он грезил по ночам, как и о чем они будут говорить, но глядя сейчас в глаза Тому, понимал, что, в общем-то, обсуждать им и нечего. Даже если и остались вопросы (да что там остались, вопросов много, только ответы на них уже ни на что не могли повлиять), смысла задавать их нет. Билл понял, что он-то как раз хочет делать вид, что ничего не было. Так проще, чем вновь вскрывать себе едва стянувшиеся раны. - А что было? Мы встречались когда-то, но все уже давно в прошлом, - он как можно безразличнее пожал плечами. Тому его ответ не понравился. - Ты мне не чужой, Билл. - Мы не общались семь лет. - Это ничего не меняет. Каулитц вздохнул, разрывая зрительный контакт. На языке вертелась сотня резкостей, которые хорошо дали бы понять Трюмперу, как и насколько он ошибается, но Билл молчал. Несмотря на все причины, почему они уже давно должны были стать друг другу чужими, он сам чувствовал, как это странно: сидеть здесь с самым родным человеком на земле и вынужденно держать с ним дистанцию. - Если бы не мы, нас могли бы никогда и не вспомнить. Никто не узнал бы о нашей группе, о нас самих, кто мы, что можем. Именно потому, что мы с тобой когда-то встречались, сейчас мы там, где мы есть. Резонность слов Тома нельзя оспорить. Два амбициозных мальчишки начинали в провинциальном городке Германии, а оказались в самой свободной стране мира. Концерты, слава, фанаты… Том прав, все это не появилось бы, не сумей они выгодно продать свою любовь. Эта дерзость, эта открытость, эта страсть. Они подкупили сначала продюсеров, почувствовавших потенциал, а затем и молоденьких девчонок. Именно любовь открыла дорогу их таланту и амбициям и подарила билет в мир шоу-бизнеса. - Теперь мы те, кто мы есть, - эхом отозвался Билл, все еще избегая смотреть на Трюмпера. Когда его щеки коснулись горячие пальцы, он ощутимо вздрогнул и поднял изумленный взгляд. Том замялся, сразу убирая руку; казалось, он сам пожалел о порыве. - Прости. Просто это так странно – ты здесь, а мне нельзя тебя даже поцеловать. - А ты хочешь? – тут же выпалил Билл и прикусил язык. Вот этого спрашивать точно не стоило. Том ответил уклончиво. - Это кажется правильным. Каулитц закрыл глаза. Правильно… Что теперь было правильным? Том – это Том, рядом с ним действуют иные правила, порой откровенно сталкивающиеся с теми законами, по которым жило общество. Любое действие имело последствия в том мире, находящемся за пределами этой машины, в который рано или поздно им придется вернуться. Так что было правильным? - Наверно, мне не стоило приезжать. - Наверно, - эхом отозвался Том, и Билл ощутил острый укол обиды. Им больше не стоит поднимать разговор о прошлом – это просто слишком. Лживое безразличие единственное, что может спасти их от последствий этой встречи. - Может, мы уже поедем? – он выдохнул настолько устало, что Том, хотя и не хотел закрывать тему, послушался. Когда авто затормозило у ярко освещенного многоэтажного здания, Билл попрощался тихо и ушел, не оборачиваясь. *** На следующий день Каулитц не хотел появляться в студии даже сильнее, чем в первый раз. Быть рядом с Томом оказалось больно и прекрасно одновременно. Здравый смысл настаивал, что это просто отвратительная идея – снова привыкать к Трюмперу, но сердце отчаянно просило хоть немного теплых воспоминаний. Хоть немного напоминаний, что то заветное счастье в прошлом не было выдумкой больного воображения, что их любовь действительно существовала… Глупость. Сейчас они оба другие люди, прошло слишком много времени. Воскресить те дни не получится. Билл уверенно вошел в студию, снова получая поцелуй Мии, рукопожатие Георга, дружеские объятия Густава и неловкие - Тома. Когда его обдало жаром облаченного только в майку горячего тела, Билл крепко зажмурился на пару секунд и с трудом, но сдержал дрожь. А потом усиленно не замечает внимательный взгляд Шеффера. День оказался даже более сложным, чем первый, вероятно по той причине, что сегодня Билл уже понимал, что действительно находился рядом с Томом. С тем самым Томом, да! А ведь тот уже даже почти ему не снился… А еще теперь Билл точно знал, что не один в этой студии постоянно думал об их отношениях, постоянно вспоминал. Что не один чувствовал неловкость и не знал, куда себя деть. И от этого становилось только неуютнее. Больше наедине с Томом Каулитц не оставался и ушел намного раньше, с Густавом. В полупустой бар Билл вошел, обмотавшись шифоновым шарфом и в очках на пол лица, и только полчаса спустя вспомнил, что он в Лос-Анджелесе. Здесь если и не повезет встретить фанатов, то их будут единицы, а не целая толпа, и к встрече со звездой они отнесутся намного спокойнее. Было непривычно находиться в общественном месте без охраны. Сидящий напротив Густав беззаботно подначивал, и Билл не переставал улыбаться, чувствуя себя просто прекрасно. И только когда бармен поставил перед Шеффером вторую кружку пива, а перед Каулитцем второй коктейль, старый друг отодвинул в сторону шуточки, спрашивая серьезно: - Ну, как ты, Билл? - Отлично, - он попробовал улыбнуться, и Густав недоверчиво хмыкнул. - Вот уж ни за что не поверю, что присутствие Тома тебя не смущает. Я все видел сегодня утром, Каулитц, так что не ломайся, а рассказывай. Билл отвернулся, быстро теряя хорошее настроение, и, вытащив из коктейля трубочку, сделал несколько больших глотков. - Я так понимаю, ничего у вас не перегорело? - Дурак я, Густав, всю жизнь им буду. Делать глупости – это вот просто мое. - Жалеешь, что согласился приехать? - Жалею, когда думаю, что будет после, когда сингл мы запишем. Но если бы не согласился, жалел бы еще больше. Я просто должен был снова его увидеть. - А вы так и не пересекались с тех пор? Ну, после того как ты улетел в Париж. - Ни разу. Густав покачал головой, в который раз поражаясь кретинизму своих друзей. Любили друг друга без памяти, а расстались из-за такой глупости. - Я тогда костерил Трюмпера на чем свет стоит, заставлял ехать за тобой. А он, ну ты знаешь, упертый, считал, что это ты должен вернуться. И что вернешься, когда перебесишься. А ты… А Билл не вернулся ровно по той же причине, считая, что приехать к нему должен Том. Глупо, но они даже не расставались официально. Билл ждал, и Том тоже ждал, а в итоге прошло слишком много времени, и когда им велели собраться для дачи интервью, смертельно обиженный Билл не приехал. И тогда ни угрозы продюсеров, ни крики друзей, ничто не могло их вразумить, оба независимо друг от друга решили уйти из группы, даже контракт не выполнили, заплатив чудовищную неустойку. Слишком молодые, слишком гордые, слишком «умные». А в итоге будут жалеть до конца жизни. - Какая разница, кто виноват. Сейчас мы не вместе, - Билл отвернулся, давая знак бармену налить ему что-то покрепче. - Билл, - Густав подался вперед, глаза смотрели серьезно, в них сожаление и искреннее желание помочь. Билл протестующе качает головой. Ему не нужен совет, как все исправить. Слишком поздно, этим отношениям больше нет места, даже если у Тома, как у него, там еще не все остыло. И прилететь в ЛА стоило, чтобы понять это, чтобы окончательно похоронить в себе надежду на чудо и жить дальше. В реальном мире. И Густав промолчал. *** На утро Билл чувствовал себя разбитым, когда выбирался из машины со стаканчиком кофе в руке. Солнце палило нещадно, хотя по календарю стоял конец сентября, работоспособность нулевая, еще и Брайан решил устроить небольшой скандал на пустом месте. Улыбающийся Том перед входом в здание настроения не прибавил, а когда Билл понял, что ждет он его, то и вовсе захотелось развернуться, сесть обратно в машину и уехать. - Ты чего такой хмурый с самого утра? Привет. - Не выспался, - буркнул Билл. – Ты идешь? – из вежливости спросил он, открывая дверь, но накрывшая его пальцы ладонь заставила дернуться, отнимая руку и разливая часть кофе. Но Каулитц этого даже почти не заметил, сжимая ладонь в кулак и унимая непрошенную дрожь. Как влюбленная малолетка, честное слово! - Нет. И тебе там делать нечего, - сделал вид, что ничего не заметил, Трюмпер. - В смысле? – Билл настороженно отступил. - Ну, все, что требовалось, мы уже записали, завтра попробуем наложить аранжировку и выберем окончательный вариант. - А почему завтра? - Сегодня будут записывать соло Мии для пары других песен, там даже я не нужен. Билл нахмурился сильнее, ибо звучало неубедительно. К чему этот дневной перерыв, когда заранее обговаривалось, что Билл выполняет свою работу и отбывает? Было очень похоже на попытку его задержать, что не предвещало ничего хорошего. Каулитц сделал еще шаг назад. - Значит, я могу возвращаться к себе в отель. - На самом деле, у меня есть к тебе еще одно дело, поэтому садись в машину, - сделав приглашающий жест в сторону своего авто, Том отошел, но обернувшись спустя пару шагов, обнаружил, что Билл не сдвинулся с места. Он закатил глаза. – Да брось, Билл. Садись уже. Это не могло не быть плохой идеей. Билл посмотрел на стеклянные двери высотки, на зажатый в руке кофе, и, вздохнув, пошел к машине. Он снова оставался с Трюмпером наедине. Всю дорогу ехали молча. Путь лежал в центр, что Каулитц вычислил почти сразу, однако более конкретно говорить о цели их поездки не представлялось возможным. Билл ждал, что Том соизволит сообщить, что это такое за дело у него имеется, но тот молчал, вызывая резонные подозрения, что никаких дел на самом деле нет. Возмущению Билла не было предела, когда Том вдруг сбросил скорость, ибо этот район Каулитц неплохо знал, и был готов заложить свою обожаемую квартиру в Нью-Йорке, если целью Тома был не проклятый парк развлечений. - Что ты делаешь? - не выдержал Билл, разворачиваясь к Тому всем корпусом. Тот ответил ему удивленно вскинутой бровью. - Машину паркую. Билл раздраженно дернул головой. Лжец, все он понимал! - Что мы здесь делаем вдвоем? Какого хрена ты притащил меня на это чёртово свидание? Том усмехнулся, не скрывая вспыхнувшее довольное озорство в глазах. - Это не свидание, Билл. Каулитц закатил глаза, скрещивая перед собой руки. - Да ладно, а что тогда? Дружеская прогулка? - полным яда голоса прошипел Билл, и Том, закатив глаза по его примеру, выбрался из машины. - Думай, что хочешь. Я просто хочу провести с тобой время. - В этом и проблема, - Билл выскочил следом, догоняя и не позволяя оставить тему. - Я не понимаю, зачем это тебе. - Сказал же – хочу. - Ну а я не хочу! Если тебе плевать на последствия, это твое дело, но я в этом участвовать не собираюсь! - Билл… - Что? Немедленно увези меня отсюда, Трюмпер! Или нет, я лучше такси возьму. - Билл, прекрати истерить, - негромко, но твердо произнес мужчина, чем едва не довел Билла до белого каления. Он с подросткового возраста ненавидел, когда его называли истеричкой. Но от кровавой расплаты Трюмпера спасло следующее замечание: - На нас люди смотрят. Каулитц ощутил, как на него вылили ведро воды. Мигом подобравшись, он незаметно осмотрелся и почти сразу заметил метрах в ста от них пару девчонок с телефонами. Несколько смачных ругательств сдержать не получилось. Объясните, ну каким имбицилом надо быть, чтобы притащить его в настолько многолюдное место, которое к тому же является классическим местом для свиданий?! Да, в прошлом они ни раз здесь бывали, и всегда плевать хотели, кого могут встретить(и обязательно встречали) – папарацци или девочек с айфонами. Но тогда они были парочкой! А как теперь прикажете объяснять эту их вылазку? Гением быть не надо, чтобы понять, какие слухи о них теперь поползут. Проклятый Том, Билл не соглашался снова использовать их отношения для привлечения внимания. Не было больше никаких отношения, и такой пиар ему не нужен! Бросив еще один испепеляющий взгляд на Трюмпера, Билл вернулся в его машину. Девчонки и так уже засняли достаточно, уехав на такси, положение он бы не исправил. Трюмпер, сволочь, сумел же выбесить, и ведь даже не напрягался! Видимо, этот навык останется с ним до самой смерти. Когда Том опустился на водительское сидение, Каулитц одарил его ненавидящим взглядом, но язык за зубами удержал. Лишь когда они вырулили на трассу, его прорвало: - А почему не сразу в ЗАГС, Трюмпер? Предварительно обзвонив все известные газеты. Или пресс-конференцию не созвал? - Язва, - прокомментировал Том, покачав головой с улыбкой. – Я думал, тебе понравится. Раньше нравилось. - Повторю еще раз для особо развитых – я не горю желанием заниматься ностальгией. И спасибо огромное, что теперь из-за тебя все думают, будто у нас было свидании. Кому я буду объяснять, что выступал против этой вылазки? - Ты прав, никому. Но это было не свидание. - Признайся, ты сделал это специально. - На самом деле, нет. Мне тоже ни к чему огласка, я женюсь, помнишь? Об этом говорить Трюмперу явно не стоило. Билл остыл в один момент, вернувшись в настоящее, где такие семейные ссоры не имели права существовать в принципе. Женится он, ага. Тогда какого черта трахает мозг ему?! Несколько минут ехали в молчании, Билл смотрел в окно, чувствуя сильное желание сбежать не просто из этой машины, от этого человека, но и из этого города, поскольку хорошо знакомые ландшафты за окном настроения ни разу не улучшали, только усиливая тянущее чувство в груди. - Билл, а что ты имел в виду, говоря о последствиях, там, на парковке? – вопрос Трюмпера прозвучал неожиданно, и Билл долго молчал, не желая отвечать. - Запись этого сингла однажды подойдет к концу, и каждый из нас вернется к своей обычной жизни. Я не хочу снова к тебе привязываться, а потом снова страдать, - предельно искренние слова прозвучали тихо, в конце почти сойдя на шепот. Билл верил в то, о чем говорил, и не понимал, почему Том, всегда более рациональный, об этом не думал. Трюмпер поджал губы, не сводя глаз с дороги. - А раньше ты предпочитал жить сегодняшним днем. - Я изменился. Уже говорил об этом, помнишь? Остаток дороги ехали молча. Билл полагал, что Том все же прислушался к его просьбам и вез его в отель, но когда Трюмпер сменил направление, у него даже не осталось сил снова возмутиться, он только мысленно застонал от безысходности. Еще немного времени в обществе Трюмпера, и пусть сейчас это не приносит радости, по возвращении в Нью-Йорк, домой, он точно впадет в депрессию, бесконечно вспоминая ощущения его присутствия… «Какой же ты садист, Том!» Трюмпер припарковался у высотки, уходившей высоко в небо, на самом последнем этаже которой располагался шикарный ресторан и смотровая площадка с потрясающим воображение видом на даун таун. Здесь немногим больше девяти лет назад начался отсчет их жизни в роли артистов из Голливуда. Билл, наверно, никогда не сможет забыть, как они целовались там, наверху, в окружении звезд, и как оба не могли надышаться этим пропитанным выхлопными газами воздухом, тогда казавшимся самым сладким ароматом сбывшейся мечты. Ароматом бесконечного счастья. Они собрали группу в пятнадцать, в семнадцать начали встречаться, и оглядываясь назад, Биллу казалось что на крыльях той любви они с Томом летели все четыре года отношений, ни на миг не останавливаясь, потому что даже во времена редких ссор оставались счастливыми. Ведь никто из них тогда всерьез не думал, что это когда-то может закончиться, что они когда-то разлетятся в разные стороны. До сумасшествия влюблены. И это видел каждый. В том числе и Девид, опытный продюсер, узнавший об их существовании на очередном среднемасштабном конкурсе талантов. Эта энергетика подкупила его, и, завернув любовь в стильную обертку, он сумел продать их каждой юной извращенке в Германии. Так что через год они стали самой известной и, разумеется, провокационной из-за своей дерзости и ориентации парой в родной стране, а через два прогремели на всю Европу и улетели в вожделенную Калифорнию покорять Америку и писать новый альбом. Жизнь была сказкой. Тогда еще не шло речи о том, чтобы насовсем перебраться в штаты, но парни были заочно влюблены в легендарный Город Ангелов, а когда впервые попали на эту самую смотровую площадку, все стало предрешено. Вообще-то предполагалось, что из аэропорта юные звезды отправятся сразу в заранее арендованный дом, где их уже ждали Девид, Густав и кое-кто еще из команды, но Том и Билл не выдержали и выскочили из машины у первой попавшейся на глаза высотки, отправив водителя добираться с их чемоданами в одиночку. Они столько слышали об этом городе и теперь были здесь. Они были влюблены и счастливы, видели весь окружающий их мир в лучшем свете. Не существовало ни единого шанса, что Лос-Анджелес оставит их равнодушными. Этого и не случилось. Розовая дымка застелила глаза в тот же миг, как взгляд впервые зафиксировал открывшийся вид, который просто захватывал дух. Этот город стал идеальной сценой для их любви, идеальные декорации, идеальный антураж. Его магия дарила им вдохновение творить, его чары давали смелость быть теми, кто они есть, его энергетика мотивировала кричать всему миру о своей любви и помогала оставаться бесконечно счастливыми. Все он, легендарный Город Ангелов. Билл коснулся лбом прохладного стекла, не в силах выйти из машины и лицом к лицу встретиться с прошлым. - Том, ты издеваешься? – тихо произнес он, чувствуя, что даже дышать становится больно. - Почему же? Здесь отличная кухня, - Трюмпер даже не пытался убедительно делать вид, будто не улавливал, что происходило с Биллом. А Билл прекрасно понимал, что именно этой реакции Том и добивался. Крепко сжав в руке телефон, Билл стиснул зубы и заставил себя открыть дверь, на негнущихся ногах выбираясь из авто. Ну и что, что больно, так даже лучше. Может быть, если он пройдет через это, ему удастся выжечь неуместные чувства, что еще остались жить внутри. Тогда жить ему потом будет намного проще. В конце концов, если ему это удастся, от поездки в ЛА будет какой-то смысл, помимо любви к мазохизму, конечно. Всю дорогу до ресторана, в том числе пока поднимался в лифте, Билл упорно смотрел себе под ноги и игнорировал Трюмпера, а когда они, наконец, оказались наверху, сразу направился на ту самую смотровую площадку, оставив позади и недоуменную хостес, попытавшуюся предложить им столик, и оклик Тома. Плевать. Лишь прилипнув к стеклу, он остановился. И тут же едва не согнулся от острой боли, со всех сторон пронзившей сердце точно шипами. С высоты он видел даун таун как на ладони. Вон там они записывали свой третий – и последний – альбом, вон там перекусывали пиццой в перерывах, вон в том сквере несколько раз трахались, наплевав на все разумные доводы. Билл сейчас, скорее всего, даже сможет найти ту лавочку, и ни за что не отыщет то дерево. А вон в том здании расположен торговый центр, чтобы затащить Трюмпера в который ему пришлось ублажать его до самого рассвета. Кстати на счет рассветов, Билл и при всем желании сосчитать не сможет, сколько раз они с Томом наблюдали, как этот горизонт окрашивался в оранжевые краски, как небо приобретало сначала фиолетовый, а потом все более светлый оттенок. Пьяные, тусившие у очередных знакомых до самого утра, они встречали рассвет на крышах, балконах, террасах, лужайках, на пляже, однажды даже летая на дирижабли… Такие моменты остаются в сердце до конца жизни. Не столько из-за места, сколько из-за человека, в которого без памяти влюблен. Семь лет Билл жил теплом этих воспоминаний. Том был наваждением, прекрасным сном, увидеть который в действительности было неосуществимой, а позже даже запретной мечтой. А теперь этот человек здесь, совсем рядом, только руку протяни, и в то же время все также непостижимо далеко. От этого, пожалуй, даже больнее. Билл зажмурился, тряхнул головой и снова посмотрел на город, трезво, а не через призму воспоминаний. И не увидел ничего. Лос-Анджелес. Где-то там знаменитые буквы, складывающиеся в надпись «HOLLYWOOD», аллея славы и Беверли Хиллс. Огромный город, раскинувшийся в долине. Место жительства тысяч звезд, предел мечтаний для еще большего числа знаменитостей. Легендарный, вожделенный, неповторимый. Он утратил для Билла свое очарование. Стоя на том же месте, где стоял девятнадцатилетний Билл, Билл двадцативосьмилетний не видел ничего. Розовая дымка амбиций, мнимой свободы, влюбленности, спала. Теперь перед ним был просто город, жестокий и лицемерный, как любой мегаполис, а может, даже более безжалостный. Огромное небо, окружающее со всех сторон, больше не становилось причиной сбитого дыхания, а наоборот заставляло чувствовать себя неуютно. Билл впервые ощутил себя настолько потерянным. В памяти были живы счастливые воспоминания, связанные именно с этим местом. И поэтому то острое одиночество, что пронзило сейчас все существо, ощущалось так несправедливо ошибочно. Билл стал чужим этому месту. Чужим себе девятнадцатилетнему. Это было правдой и от этого было грустно. Но именно поэтому между ним и Томом ничего не могло больше быть, что бы Трюмпер для этого ни делал. Когда Том подошел, Билл не заметил, но мужчина стоял рядом с ним явно долго. Просто стоял, глядя на Каулитца, который смотрел вниз. Тишина не напрягала, но оба знали, что думают об одном, и в воздухе разливалась горечь. Все также прислоняясь лбом к стеклу, Билл повернул голову, с грустью глядя на Трюмпера. Тот отвечал ему спокойным, или даже скорее успокаивающим, взглядом, и Билл дернул уголком губ, как бы говоря «Я в порядке». Оттолкнувшись от ограды, он выпрямился. - Пойдем, покурим. Он больше не пытался избежать присутствия любимого, это потеряло всякий смысл. Курилка находилась с другой стороны здания, также на открытом воздухе, и там людей было даже больше, чем на смотровой площадке. Хотя, возможно, так только казалось из-за ограниченности пространства. К счастью, Билл знал, что если свернуть вправо и подойти к самому краю балкона, то там обнаружится небольшой выступ, незаметный из-за большого цветка. За годы ничего не изменилось, и Билл уверенно направился в ту сторону, как будто был здесь всего пару недель назад. Неизвестно, что двигало им, привычка курить именно там или привычка скрываться от посторонних глаз, но только оказавшись с Томом один на один в ограниченном пространстве, понял, как глупо было идти на этот шаг. Тем не менее, он молча похлопал себя по карманам в поиске сигарет, даже не попытавшись что-то исправить. И с досадой ругнулся, когда не обнаружил пачки. Трюмпер протянул ему свою. Курили в тишине, время от времени сталкиваясь взглядами. Билл устал от бесконечных мыслей и самоанализа, он просто наблюдал за Томом, не включая голову. Когда сигарета кончилась, он выбросил бычок и попросил у Трюмпера ещё одну. Тот снова протянул ему пачку. Билл не понял, что произошло, но в следующее мгновение что-то в нем перемкнуло, и он за запястье дернул мужчину на себя, впиваясь в его губы поцелуем. А ещё через секунду недокуренная сигарета Трюмпера полетела на пол, руки с силой сгребли рубашку у него на спине, а губы ответили с такой отчаянной страстью, что Билл задохнулся. Это было будто доза адреналина в остановившееся сердце. Билл бы закричал, если бы его рот не был запечатан. Эмоции снесли разум безкомпромисно. Каждое прикосновение порождало не просто импульсы, оно сотрясало все существо. Билла колотило как в лихорадке. - Том... Напористые, невыносимо сладкие поцелуи заставляли задыхаться от нехватки кислорода. Билл пропустил момент, когда Том успел развернуть его и вжать в шершавую стену, в прошлом уже оставлявшую красные следы на его спине, но вот скользнувшее между ног колено ощутил очень отчетливо. Он чувствовал возбуждение, своё и Трюмпера, но главным было даже не плотское желание, а тот невероятный кайф, что оба ловили, просто вжавшись друг в друга до предела. Это как глоток воздуха для тонувшего. Как первый звук для неслышащего. Как поцелуй для давно потерявших друг друга влюблённых. Билл умирал и возрождался ежесекундно. Он горел изнутри и не желал, чтобы агония прекращалась. Он мечтал умереть по-настоящему прямо сейчас, на пике блаженства, потому что ни одно мгновение уже никогда не будет так прекрасно, как это. Что-то стеклянное разбилось где-то совсем рядом и частично отрезвило обоих. Парни разорвали поцелуй, но ни один ни на йоту не расслабил хватку, не оставляя другому и шанса хоть немного отстраниться. Отпустить - выше человеческих сил. Глядя поплывшим взглядом в такие же дезориентированные карие глаза, Билл четко знал одно: его так не накрывало ровно семь лет. Том не спросил его мнения, ибо сделай он это, и все бы закончилось в ту же секунду. Никаких словесных определений их действиям, никаких решений. Это только наитие, инстинкт - именно такое оправдание будет у их поведения. Том просто потянул, а Каулитц покорно пошел, и оба отлично понимали, что направляются в один из номеров отеля, расположенного парой этажей ниже. И теперь, пока они быстро шли через полупустой в эти дообеденные часы ресторан, привлекая внимание своим шальным видом, спускались на три этажа вниз – пешком, по лестнице, не в силах стоять на месте, - все это время Биллу было так наплевать, что их узнают, что могут заснять на камеру, поползут даже не слухи, а вполне себе подкрепленные фактами новости о якобы воссоединении звездной пары. Все это было такой мишурой, неважной и второстепенной, словно весь мир рухнул, оставив в живых только его и Тома. Только тепло ладони Трюмпера имело значение – и ничего кроме. На кровать Билл рухнул от грубого толчка, даже не успев толком сообразить, что произошло. Но стоило ему сфокусировать взгляд на мужчине, как все встало на свои места; весь вид Трюмпера, начиная с горящего нетерпеливой жаждой взгляда и заканчивая его бесцеремонным поведением, кричал об одном - Том не остановится, даже если сюда сбегутся все репортеры Голивуда, а Билл кинется на него с кулаками или ударится в слезы, требуя прекратить это безумие, безжалостно крошащее их репутации. Но Трюмпер зря переживал - Билл пребывал в том состоянии, что сам бы уткнул носом в любую горизонтальную поверхность и грубо изнасиловал, невзирая на любое сопротивление. Без шуток - ни один спонсор, фанат или священник не нашёл бы способа оторвать дорвавшегося от вожделенного тела, от вожделенного человека. Билл как личность стремительно переставал существовать, на первый план выходило что-то животное, доминировала одна установка - секс. Брать и давать, клеймить, насиловать, заживо сожрать, если потребуется! Потому что "мое". Потому что "здесь". Снова. Наконец-то. Впечатать в себя грудью, сдавить до хруста в рёбрах, укусить не щадя - за шею, в горло. Каждый его надрывный выдох, хрип, стон - самый правдивый, эмоциональный, цепляющий трек, повторить который ни один из них никогда не сможет в студии за пультом. Это как яд, как наркотик, дающий такой кайф, что все дилеры могут удавиться от зависти. Это как добровольное самоубийство, когда умираешь, захлебываясь счастьем. Вырвать из груди сердце и вложить этот трепыхающийся кусок мяса ему в ладонь - так проще, чем не сойти с ума, перепутав самую сладкую мечту и самую абсурдную реальность. Билл кончил первым, тело просто не выдержало, сломавшись под напором таких желанных касаний, выражающих крайнюю необходимость, а еще бесконечный трепет и обожание. Тело достигло предела, но морально Каулитц ещё совсем не был удовлетворён. Разве можно ужать семь лет траха в какой-то жалкий час?.. В те несколько секунд, потребовавшиеся Тому, чтобы догнать его, сознание Билла слегка прояснилось. Он лежал, остро ощущая в себе толчки мужчины, вытрахивающего из него саму душу, смотрел в его затуманенные удовольствием глаза и понимал, не испытывая никаких лишних эмоций по этому поводу, просто как факт: это тот человек, которого он будет любить до конца жизни. Сколько бы других не было после него. Даже если расставшись завтра, больше никогда не увидит. До самого последнего вздоха Том будет жить в его памяти и его сердце, и ни одни силы мира не смогут этого изменить. - Билл... - протяжный выдох на грани слышимости, и Трюмпер замер, уткнувшись лбом ему в шею. Билл улыбался. Руки крепко сжимали давно утраченную любовь. *** Том. Возмужавший, повзрослевший морально, но все такой же невозможно родной. Они оба уже никогда не будут прежними, но Билл смотрел в его искрящиеся нежностью глаза и чувствовал себя снова двадцатилетним - счастливым и по уши влюблённым. Пухлые губы, тронутые теплой улыбкой, и ободок кольца - Билл мягко коснулся их большим пальцем. Как же этот пирсинг сводил его с ума - он даже себе такие дырки сделал, не получив от этого никакого удовлетворения, естественно. Почему-то именно губы Тома, украшенные подобным образом, обладали зашкаливающей сексуальностью - Билл хотел целовать его бесконечно. Не удержавшись, он убрал пальцы и повторил их путь языком, почти сразу, разумеется, оказавшись утянутым в полноценный поцелуй. - Билл, я... - глаза Тома смотрели в самую душу, и Билл выдохнул, слыша в голове эхо того, что не было произнесено вслух, но и так осталось предельно ясным. "...люблю тебя". - Всегда, - шепотом отозвался он, не отводя взгляд, и только когда Трюмпер снова его поцеловал, крепко зажмурился. Том. Самое главное, что было у него в этой жизни. Его суть, смысл, судьба. Встреча с ним определила всю его жизнь, без него Билла Каулитца не существовало бы. Каждое прикосновение ласкающих рук ломало изнутри – не потому что тело реагировало, хотя и оно отлично знало, где здесь источник живительной энергии, но потому что душа мучительно рвалась, желая слиться с ним, желая никогда не отделяться от второй половинки себя. Это сумасшествие. Это что-то совсем запредельное. Это, наверное, даже не любовь, ведь не называют люди любовью факт существования солнца на небе или земное притяжение. Так и Билл, простая истина, он существовал только потому, что на свете был он. Билл улыбался, к чему-то стремился, о чем-то мечтал. Рядом с ним научился. А так бы и жил совсем по-другому, и мечтал о другом. Том. Ну как такое возможно, чтобы вся жизнь до последнего мгновения, каждое решение, мысль, чувство было определено только встречей с одним человеком?! Только наличием этой любви? Билл давно не боялся, принял и смирился, научился жить – так, с этим знанием. И ни за что бы не согласился переиграть прошлое, отменить их знакомство, пусть даже и знал, что в итоге оно поселит эту тянущую боль внутри. Пусть в результате из-за Тома Билл уже никогда не сможет снова полюбить кого-то всей душой. А с тем, кого все же любит, никогда уже не сможет остаться. Их судьбы разошлись. Они не сумели сохранить то, что имели. А теперь, пусть Билл и мечтал раствориться в его руках, исчезнуть, навсегда оставшись с ним, в нем, одним неделимым целым, но жизнь продолжала окружать их. И сломать все, что каждый из них с таким трудом построил, ради призрака… Зачем? Ведь они уже научились любить на расстоянии, научились обходиться без. Пусть больно, пусть преследует ощущение неполноценности, пусть. Выть больше не хочется, напившись, уже не тянет говорить о нем, теперь это очень личное, принадлежит только тебе. Это – смирение. Это - когда чувства оставляют в прошлом. - Меня так невыносимо к тебе тянет. Сейчас я не понимаю, как вообще жил без тебя целых семь лет, - горячий шепот где-то в районе загривка пустил мурашки по всему телу, а когда шеи коснулись влажные губы, Билл был готов кончить. И ему потребовалось несколько глубоких вздохов, чтобы вернуть трезвость мыслям. - Сейчас я тоже этого совсем не понимаю, - признался он, но тут же продолжил, не позволяя себе и Тому снова утонуть в воплотившейся мечте. - Но ведь жили как-то, и даже вполне неплохо, - Билл не сделал попытки отстраниться, он не был настолько сильным, но в глаза Трюмперу посмотрел очень серьезно. - Том, скажи честно, зачем? - зачем позволил приехать, зачем отказался играть в бывших любовников, зачем спровоцировал все это?.. - Неужели ты правда хочешь все сломать, всю свою жизнь? Все, что ты сумел построить, как ты сказал, только благодаря встрече со мной? Том промолчал. Билл был того же мнения. Любовь – это сильный аргумент, но черт возьми, однажды они уже смогли выжить, это тоже о многом говорило. Том промолчал, и несмотря на все, в чем Билл сам себя убеждал, во что верил и что, в целом, было правдой, внутри него все равно что-то оборвалось. Конечно, он озвучил Тому чистейшую правду, и тот подтвердил, что они оба не готовы пожертвовать всем только ради любви, которую однажды уже сумели оставить в прошлом. Но это не мешало мальчишке внутри верить в чудо. Верить, что Том поспорит, скажет с геройской бравадой: "Плевать, что-нибудь придумаем, я тебя не отпущу!», и все действительно как-нибудь наладится. Но увы, подростковому авантюризму и наивному «как-нибудь» в их жизнях места не осталось. - Мы были молодыми, гордыми и глупыми. Сейчас я бы тебя ни за что не оставил. Прости меня, Билл. Том не сказал прямо, но Каулитц понял, и все встало на свои места. То, что было между ними сейчас - это просто закономерно. Каждый из них желал этой встречи, и Том вовсе не пытался его вернуть, как казалось и мечталось. Ведь Трюмпер тоже все прекрасно понимал. И от этого не было обидно. Было просто ровно в два раза больнее. Сегодня одинаково расставленные приоритеты разводили их разными дорогами. Две чаши весов, на одной "хочу", на другой "надо", а они больше не дети, чтобы верить, будто эти чаши можно уровнять. Во "взрослой жизни" желания особой роли не играют, так просто ничего не делается. У Билла его сольная карьера, куча контрактов, пиар-кампания продумана на пару лет вперед, а еще бойфренд, отношения с которым стоили немалых усилий. У Тома аналогичная ситуация. Они живут в разных городах, имеют разный круг общения и у обоих такие графики, что едва ли их будет возможно совместить хотя бы частично. Они уже не могут бросить все и начать заново, не во второй раз. И не смогут изредка видеться, доводя друг друга до сумасшествия в периоды частых и долгих разлук, сводя что-то по-настоящему чистое и сильное к обычному траху просто потому, что ни на что другое не останется время. Зачем пачкать этим светлые чувства? В их нынешней жизни эти отношения неуместны, как ни больно это признавать. Прошлое больше не воскреснет, ведь все, что казалось вечным - безвозвратно утрачено. Судьба не терпит отказов от ее даров, и редко когда позволяет все переиграть. В их случае - точно нет. - И ты прости меня, - Билл отвел глаза, и что-то такое, видимо, отразилось на его лице, что дернуло вмиг нахмурившегося Трюмпера спросить: - Ты жалеешь? Что приехал? Билл не сразу нашелся с ответом. Он точно знал, что не мог упустить подвернувшуюся возможность увидеть бывшего любовника, но вот стоило ли потакать этой слабости?.. - Нет, не жалею. Но думаю, это все равно была ошибка. - Почему? - Потому что я и потом не пожалею. Но воспоминания сведут с ума. Будет больно. Очень. - И ты не хочешь этого? Почему? - Билл непроизвольно выгнул бровь, как бы спрашивая, понял ли сам Том, какую чушь сморозил? Кто в здравом уме захочет страдать? Том пояснил: - Я чуть не сдох, когда понял, что потерял тебя. С тех пор больно всегда, и я уже не представляю себя без этого чувства. Оно напоминает мне о тебе, боль напоминает. Билл подумал немного и вынужден был признать, что да, они с Томом, очевидно, не в здравом уме. Том коснулся его щеки. - Мне нужно было увидеть тебя еще раз, чтобы жить дальше. Ты - любовь всей моей жизни. Билл закрыл глаза, не зная, как снова заставить себя дышать. Вокруг сердца продолжали скручиваться силки, сдавливая сильнее и сильнее. Лежать вот так, зная, что вы оба в курсе о тикающем над ухом таймере вашей последней близости, это как оставаться в квартире, когда за окном гремят взрывы, рушатся здания, гибнут люди, это апокалипсис и закат цивилизации. А вы просто ждёте, не пытаясь спастись, когда накроет лавина неизбежности, и последние минуты такие спокойные, родные стены дают иллюзию безопасности, как никогда ложную, в руках бокал вина и сигарета, а в шею тычутся тёплые губы любви... Последние минуты, растягивающиеся длинной в целую вечность. Они точно сумасшедшие. *** Билл хотел участвовать в модном показе. Увидеть мир высокой моды с изнанки, поработать с известными дизайнерами, пройтись по подиуму в сумасшедшем наряде. Да, он перегорел уже спустя пару недель и не остался в Париже на совсем - все же душа у него лежала к музыке. А теперь, спустя годы, его интерес к дизайну выражается только в создании экстравагантных нарядов для выступлений. Но тогда - о, какая это была мечта. Долгими ночами Билл сначала винил Тома, потом себя, затем снова Тома, бесконечно пытаясь понять, кто был неправ в их ситуации. Трюмпер знал, как сильно Билл увлекся модой, и приглашение от известного француза-дизайнера значило для него больше, чем оказалось возможно представить. Такие шансы повторно не выпадают - или по-крайней мере Билл свято в это верил в то время. Но упусти он тогда эту возможность, едва ли когда-нибудь смог бы простить Тома, даже если через время каким-то чудом снова получил приглашение стать участником показа такого уровня. С другой стороны ожившей мечты оставались Лос-Анджелес, Том и группа. Приглашение пришло слишком внезапно, перед этим они уже отгуляли свой отпуск, выходил новый альбом, ждали съемки пары клипов, тьма интервью и фотосессий, тур. Промо было целиком распланировано, едва ли даты концертов не опубликованы. Каулитц понимал, что поступает некрасиво, но к тому моменту они уже 4 года изображали из себя крутых звезд, и шоу-бизнес приелся. Билл, свободолюбивая и творческая личность, искренне верил, что всю эту работу можно отложить еще на пару месяцев, чтобы попробовать нечто капитально новое, набраться идей. А Том наотрез отказывался с ним соглашаться: на составление графика ушло очень много сил, времени и ресурсов, а теперь, когда план уже был готов, Билл желал все перенести на неопределенный срок! Они поругались. Каулитц улетел, получив какое-никакое согласие продюсера. Сколько эмоциональных излияний творческих натур пришлось пережить бедному Густаву! С одной стороны причитал телефон: Том откровенно плевал на мнение Билла, он из эгоизма не хотел понимать, что мода для него – та же мечта, какой была музыка, и выпал такой шанс ее воплотить! Билл не мог отказаться от проекта, когда работу с группой, пускай и с большими проблемами, но можно было отложить. Даже их продюсер это понял. А когда звонок, наконец, завершался, приходил Том и не менее горячо возмущался, что Билл несерьезно относится к их работе. Музыка – главное в их карьере, и она всегда должна стоять на первом месте, а не уступать мимолетным капризам. Том ждал, что Каулитц одумается и вернется к работе. Билл ждал, что Трюмпер поймет его и приедет поддержать. Оба остались на своих местах. Даже сейчас, когда его карьера совсем не связана с модой, Билл не считал тот свой поступок неправильным. Да, сейчас он бы так не поступил, но тогда посетить тот показ было для него жизненно важным. И он не жалел, что поехал – жалел, что ума не хватило потом помириться. Даже спустя пару месяцев, когда от обиды буквально трясло(а может, трясло от осознания, что теряет Тома, но тогда он этой причины не понимал), Билл не смог наступить на горло гордости и вместо демонстративного ухода из группы просто позвонить любимому человеку и сказать, что скучает. Тогда он, конечно, надеялся, что Трюмпер прибежит его отговаривать, будет просить прощения, он милостиво его даст и они благополучно забудут об этом инциденте. И совсем не ожидал, что Том не просто согласится с ним, но и сам все бросит. В конце концов, из них двоих эмоциональным и поспешным на необдуманные решения был именно Каулитц. Ему можно было такое заявлять. А Том… если такое сказал он, значит это не истерика, это, черт возьми, реально взвешенное решение. То есть Трюмпер больше не хотел работать с безответственным Биллом. Да что там работать – вообще иметь хоть что-то общее. Тогда Каулитц обиделся ещё раз и сильно разозлился, ещё не понимая, что это - конец. А когда понял, что примирения у этой ссоры так и не будет, прошло ещё полгода и он обнаружил себя занятым работой над сольным проектом. А Том... да черт его знает, что Том, но судя по тому, как отчаянно Билла обнимали, он тоже раскаялся в решении "не иметь ничего общего". Вот они и не имеют, ага. Ничего, кроме проклятой любви друг к другу, которая никак не вписывается в повседневные реалии. И теперь каждый из них обязан не мешать другому идти своим путем. Никакие сожаления и попытки искупления больше не принимались - виноваты оба, обоим жить с этим. Либо не жить, тут уж каждый сам для себя решает, сломаешься под гнетом собственных ошибок или найдешь стимул держаться. В любом случае, третьих вариантов не дано. Третьи варианты остались там, в глупые 20 лет. *** Билл и Том провели в постели весь день и всю ночь, а утром следующего дня – хотя честнее будет сказать ближе к обеду – отправились в студию, только вдвоем, прогнав всех остальных, и уже совсем не думали, как это выглядело со стороны. Никто из группы или стаффа все равно не стал бы распускать язык, а у них и так оставалось постыдно мало времени, чтобы надышаться друг другом на жизнь вперед. В студии они весь день работали над песней, вместе, совсем как в юношестве смешивая музыку, дурачества и поцелуи. Том сидел за пультом, Билл его всячески отвлекал, и одному Богу известно, как они сумели добиться идеального звучания такими темпами всего за день. Но песня была готова, а Билл написал продюсеру и Брайану, что работа идёт тяжело и он задерживается ещё на сутки. Целые сутки. Много это? Мало? Билл сглотнул, убирая телефон в карман, и грустно дернул уголками губ, когда вокруг его талии обвились родные руки. Стало тепло, так тепло, как бывает только дома. Складывалось ощущение, что все семь лет Билл постоянно мерз, но даже не знал об этом. И только снова сравнив, понял. И только снова сравнив, заметил, что в кольце этих рук чувствует, ведет себя, даже думает по-другому. Как будто до этой встречи и не жил вовсе, вместо него с миром контактировал кто-то другой. Как будто спал до этого момента, а теперь - проснулся. Но ненадолго. Этот Билл, настоящий или наоборот уже фантомный, существовал только в тепле любви Томаса Трюмпера. Биллу бы чувствовать себя счастливым, упиваться этим скоротечным временем, но не получалось. Мысли отравляли, не оставляя надолго. И Билл, повернувшись, смотрел в глаза своей любви и слышал где-то глубоко под кожей свой собственный скулеж. Как ребенок, запертый в темной комнате, от которой выбросили ключ. Ему не выбраться, ему страшно, обидно и больно от несправедливости и одиночества. Но спасения не будет. Он сам загнал себя в эту ловушку. С горьким комом в горле Билл потянулся к губам своего мужчины. Сласть нежного поцелуя не могла перебить эту горечь, как не могли убраться прочь мысли о завтрашнем дне. Как невыносимо хорошо сейчас и как невыносимо тоскливо будет потом. В голове вспыхивали яркими картинками и стремительно гасли несбыточные мечты. Они уже никогда не станут вновь семьей... А ведь когда-то имели общие цели, мечты, общую жизнь, одну на двоих - до старости. Так каким образом так получилось, что все, казавшееся таким настоящим, таким важным и неизменным, рухнуло? А ведь они могли бы заменить друг другу весь мир. Если бы... но не сложилось. Но не сложилось. Оставался ровно один день. *** Вещей у Билла было относительно немного. Общим решением стал вывод, что Тому ехать в аэропорт не стоит - ни к чему посторонним видеть их сентиментальные прощания. Прощаться предстояло здесь, у дверей гостиничного номера, снятого Каулитцем еще по приезде в Лос-Анджелес. Пара сумок уже стояли у стены, паспорт и билет не забыты, у черного выхода ожидала машина. Пришло время выходить. Билл стоял, крепко прижимаясь к мужчине, обхватив его руками за шею, закрыв глаза и касаясь горячего лба своим. Сердце стучало быстро, у него и у Тома тоже, дыхание мешалось в воздухе. Билл, наконец, совершенно ни о чем не думал, и это были самые длинные минуты в его жизни. И они были прекрасны, до конца пропитанные умиротворенностью. - Билл, - шепот Трюмпера опалил губы, он промычал в ответ что-то вопросительное. - Тебе пора или опоздаешь, - в голосе слышалось едва заметное сожаление. Конечно, Том предпочел бы, чтобы Билл опоздал, но допускать это было совсем безответственно. Нельзя больше тянуть, и так задержались до последнего. Билл медленно открыл глаза. - Да, ты прав, - помедлив еще пару секунд, он коротко прижался к любимым губам и разомкнул руки; хватка на его спине тоже ослабла, позволяя отстраниться. Он подхватил одну сумку, сразу вешая ее на плечо, другую взял в руку, проверил наличие телефона. От помощи портье пришлось отказаться, чтобы не терпеть в эти минуты присутствие посторонних поблизости. Билл взялся за ручку двери, снова посмотрел на не сдвинувшегося с места Тома и, помахав ему на прощание, вышел. Вмиг отозвавшееся болью сердце удалось каким-то чудом проигнорировать. Первые два шага дались легко, третий и четвертый с трудом, а пятый сделать Билл не смог. Сзади так и не послышался хлопок двери - Трюмпер стоял в проеме, глядя ему в спину. И Каулитц плюнул, бросил сумки прямо посреди коридора и бегом вернулся, заталкивая мужчину назад в номер и прижимая к стене. Поцелуй напоминал насилие, но насилие обоюдное. Они сцеплялись языками, руки скользили под одеждой, сдавливая до синяков, и непрерывно потирались друг об друга бедрами. В какой-то момент Том дернулся, меняя их местами, и Билл оказался зажатым между горячим телом и стеной. Он с готовностью развел колени, впуская Трюмпера еще ближе, и когда ладони опустились ему на задницу, забросил ноги мужчине на поясницу. Том подтянул его выше. Беспорядочные поцелуи покрывали лицо, в то время как в задницу упирался зажатый джинсой член, Билл крепко сжимал в одной руке роскошные темные волосы, а другой цеплялся за плечи мужчины. Голова шла кругом, накатывающее возбуждение заставляло кожу гореть в жажде прикосновений. Он запрокинул голову, подставляя шею под жалящие поцелуи, и тяжело выдохнул. Перед глазами плыл потолок. Билл ударился головой об стену, затем еще и еще. - Все, все, Том, все, хватит. Трюмпер послушно замер. Его сорванное дыхание Билл ощущал в районе ключицы. Каулитц медленно разжал ноги, пытаясь вернуть себе точку опоры, и ладонь, до того крепко сжимавшая его бедро, пришла в движение, помогая. В четыре руки они быстро вернули Биллу подобающий вид. Пока еще стоя у стены, не поднимая глаз, Билл медленно облизнул припухшие губы, пытаясь сростись с этим вкусом. Том умопомрачительно целовался. Да он вообще все делал идеально, сверхчеловек, мать бы его. Билл снова, не удержавшись, коснулся любимых губ в поцелуе, чувствуя улыбку Трюмпера. Нырнув под руку, Билл быстро ушел, подхватил в коридоре свои сумки и почти бегом приблизился к лифту, нажимая на кнопку. Он повторял про себя как мантру, что все правильно, они оба с этим справятся, нужно только перетерпеть, и они никогда не пожалеют о принятом в эти дни решении. О той ошибке, что сделали годы назад - да, но не о случившемся сегодня. Лифт пришел, Билл успел сделать шаг, а затем услышал сзади свое имя и, только повернувшись, снова оказался впечатан в тело Тома. Тот просто обнял, прижимая к себе за плечи так невинно, будто держал в руках дорогого друга, а не любовника. И Билл, бросив вещи, сцепил руки у него за спиной и уткнулся носом в изгиб шеи, втягивая в себя аромат дорогого парфюма, едва заметных ноток пота и того, что являлось запахом самого Тома. - Прости. Это в последний раз, честно. Так глупо, напоминало девчачью мелодраму. Пара влюбленных никак не могут расстаться. Только в отличие от историй, пропитанных сахарным хэппи эндом, в их случае оба знали, что уйдя, Билл уже не вернется. И именно поэтому отпустить было так сложно. - Спасибо тебе. За все. Том поморщился. Билл сам знал, что прозвучало слишком категорично. Как будто на этом месте наступал самый абсолютный конец истории, и выйдя из этого отеля, Билл оставит все чувства в прошлом. Но ведь это не так. Ни один из них не оставит. Они будут жить с ними. И жить счастливо, как полагается. Билл в последний раз посмотрел в глаза Трюмпера, попытался улыбнуться и получил такую же неуверенную улыбку в ответ. А затем приказал себе отвернуться, в третий раз подхватил сумки и вошел в лифт. Противная сигнальная музыка прекратилась, створки двери соединились и кабина двинулась вниз. Остановился Билл уже у самой машины, чувствуя, что задыхается и не может сдвинуться с места. Последняя черта, последний шанс повернуть назад и плюнуть в лицо жизни, окружающей действительности. Что в сущности есть их карьеры? Еще до него сказали: любовь половины мира едва ли сможет утешить, когда ночью лежишь в постели в одиночестве*. Но… Билл глубоко вздохнул, пытаясь отвлечься от боли, что рвала в клочья сознание; у него даже перед глазами все было покрыто бесцветной дымкой. Только привычка держать лицо, въевшаяся на уровне подсознания, помогала, и Билл рассеянно кивнул вышедшему ему навстречу водителю - да, он в полном порядке, - а затем на негнущихся ногах сделал последний шаг и забрался в машину. Лишь когда дверь закрылась, преследовавший его взгляд Тома пропал. Стало немного легче, но теперь внутренняя дрожь угрожала перерасти в реальную, и Биллу пришлось прикладывать чудовищные усилия, чтобы продолжать сидеть спокойно. Он был даже рад присутствию чужого человека – останься он сейчас один, и его бы накрыло лавиной эмоций. А так был хоть какой-то стимул подавлять в себе неуместные переживания. Всю дорогу нервные пальцы крепко сжимали телефон; Билл невидящим взглядом смотрел перед собой. Один знак, Том. Позови еще один последний раз. И они подогнут под себя весь мир, сделают невозможное. Всего один знак, Том… Но телефон оставался спокойным, и когда машина приехала в аэропорт, Билл его выключил. Время ушло. Перелет показался совсем не долгим, хотя Каулитц никак не старался отвлечься – он не спал, не слушал музыку, не смотрел фильмы, даже, казалось, не думал ни о чем, только бездумно глядел в иллюминатор. Что-то в нем окончательно умерло в эти часы – возможно, остатки детской веры в чудо. На земле Билл снова включил телефон, механически набрал сообщение Брайну, сообщая, что вернулся. Номер Тома – новый, выучить его Билл еще не успел – отправился в черный список, на всякий случай, хотя Каулитц и так знал, что ему никогда уже не позвонят. Дорога до дома заняла минут тридцать, Билл успел поговорить со своим продюсером, и откровенно послал его, когда тот во второй раз спросил, действительно ли он в порядке, а то голос, видите ли, странный. Надо будет потом извиниться. Здесь в Нью-Йорке все ощущалось настолько обыденно и привычно, что это успокаивало и раздражало одновременно. Билл, мыслями прибывающий все еще в объятиях своей любви, пока не хотел окончательно выбираться из этой трясины. Еще немного этих мыслей, пожалуйста. А потом он позволит рутине помочь ему справиться. Но переступив порог родной квартиры, он окончательно почувствовал, что все кончено безвозвратно. В этих отношениях была поставлена окончательная точка, которую они так и не вывели семь лет назад. Теперь каждый из них на своем месте. Все правильно. И бросив вещи на пол, Билл медленно сполз по стене, утыкаясь лбом в колени и, наконец, тихо всхлипывая. Всего один момент слабости, а потом он снова будет сильным и довольным жизнью. Ну а пока… Билл выл в голос, проклиная себя, и Тома, и чертову судьбу, что свела их и привела к такому итогу. Его любовь, его вдохновение, его сущность. Том. Самый главный человек, без которого не существовало бы ничего. Пришло время его отпустить.

Эпилог. Два месяца спустя

Альбом вышел на прошлой неделе. Как Билл и полагал, вопросов об их с Трюмпером личной жизни и подробностях пятидневного времяпровождения было больше, чем вопросов о сингле. "Почему вы расстались?", "Во время совместной работы у вас не возникало неловких ситуаций?", "Не появилось ли у вас желания попробовать еще раз?". И кто только утверждал вопросы этого интервью? Билл не хотел врать и отвечал по возможности честно, хотя пришлось очень много увиливать, чтобы не ответить прямым текстом: "Мы оба все еще влюбленны и почти три дня только и делали, что трахались". Хотя в результате на вкус Билла все равно получилось что-то вроде: "Да, мы бы хотели начать все заново, но не можем". Хотя возможно, ему так только кажется, и непосвященной человек ничего не поймет. Билл вздохнул, достал из сумки пачку сигарет и закурил. С Томом они так и не связывались, разумеется. И он понятия не имел, что тот отвечал на эти вопросы об их прошлом. Все дела решались через менеджеров. Но зато с Густавом на этот раз удалось сохранить связь: Шеффер обещал появиться на дне рождения Билла в следующем месяце, перед началом их тура. Альбом, кстати, имел хорошие продажи, а наибольшую популярность получил бонусный трек, как и ожидалось. Их продюсеры говорили о паре концертов, на которых Билл мог бы выступить вместе с группой, но когда он отказался, никто не стал спорить. Скорее всего, и с другой стороны, от Тома, пришел такой же отказ. Теперь, вспоминая Лос-Анджелес, Билл ощущал только тоску. Правильную и естественную тоску по прошлому, по тем дням, что уже никогда не повторятся. Время ушло вперед, и попытки его вернуть бесплотны и жалки, это нужно просто принять. Тоска – это нормально, она дает знать, что ты до сих пор жив. И вполне способен творить новые воспоминания. Совершенно другие. Но тоже яркие. Сзади появился Девид, заканчивающий разговаривать по телефону. Едва он освободился, Билл заговорил, не давая продюсеру открыть рот: - Пусть вырежут все, что я наговорил о Томе. - Как раз хотел предложить, - кивнув, Девид вернулся назад в здание, а Билл отправил Брайану сообщение, что едет домой, докурил сигарету и, дав сигнал водителю, сел в машину. Знакомые аккорды заставили Билла оторваться от пролистывания ленты в инстаграме. Водитель потянулся переключить волну, зная, что Каулитц не любит слушать свои песни, приевшиеся на студии и сцене, но в этот раз артист помешал ему. - Оставь. Вслушиваясь в музыку, Билл возвращался мыслями к интервью и Тому. Том. Они отдали друг другу большее из того, что могли - свою молодость. И Билл никогда не сможет его забыть. Он и не хочет забывать. Каждая пережитая эмоция лежит в основе его нынешней личности. Том был главным человеком из всех встреченных Биллом в этой жизни. Пускай не вместе. Билл может не знать, где Том, кому улыбается и кого обнимает при встрече, может не знать, какие мысли его занимают и что сегодня он очень устал, может не слышать новый музыкальный мотив в числе первых и не целовать за кулисами, желая удачи. Всего этого не будет, но... Но Том где-то есть, живет и дышит, у него все хорошо. Его жизнь полноценна, в ней нет места Биллу, но это и не важно. Они могут жить по отдельности, независимо, самостоятельно, и оставаться при этом все еще способными переживать счастье. Все хорошо. Это нормально. Просто... Том. "Ты всегда будешь частью меня".

09.01.2017 - 25.06.2017