so yellow curtains, then?

- Это… - Исак почти складывает губы, чтобы сказать «ужасно», но Эскильд смотрит на него предупреждающим взглядом. - …ладно. Это своеобразно. Старший парень фыркает, раскладывая на его кровати желтую ткань. На солнце она выглядит особенно ярко, переливаясь под его руками. Он только что вернулся из своего отпуска в Барселоне, где провел почти две недели (пока Исак пытался смириться с сентябрьскими ливнями, осенней депрессией и тестами по всем предметам сразу). Видимо, Эскильду надоело смотреть на его кислое лицо в Скайпе, и он решил привезти ему своеобразный сувенир – отвратительные желтые шторы. Чтобы хоть как-то «привнести красок в его серые будни». Не то чтобы это могло поднять ему сейчас настроение, но Исак решил, что небольшие перемены ему не помешают. Даже если они касаются только цвета штор в его комнате. Даже если эти шторы будто бы сшиты из детских кислотно-желтых дождевиков. Ладно. В конце концов, ему не хочется расстраивать Эскильда. Потому что расстраивать Эскильда – это преступление против человечества. *** Ровно через три дня, в пятницу, он сидит в столовой со своими одноклассниками, залипнув взглядом на списке литературы. Две ночи подряд он выполнял задания на лето (потому что летом ему было слегка не до этого), так что к середине дня он чувствовал себя неспособным сконцентрироваться даже на простейшем разговоре. Чтобы хоть как-то отвлечь мозг от результатов недосыпа в виде хаотичных мыслей, он считает, сколько раз Магнус произносит имя Вильде в течение разговора. Он сбивается на цифре восемь, потому что видит высокого блондина. Он сбивается и думает «Охренеть». Нет, серьезно, из всех взбудораженных мыслей в его голове остается только «Охренеть». Потому что кто-то хорошенько смешал Леголаса с Джеймсом Дином, всунул получившемуся гибриду в руки учебник немецкого и выпустил в столовую пройтись перед носом Исака, цепляя его взгляд. Ладно, может, все было не так. Но Исак думает, что этот парень красивый. Эскильд говорил, что гетеросексуальные парни могут думать про других парней, что те красивые. Поэтому он смотрит на него, пока незнакомец стоит в очереди, пока он пишет кому-то в телефоне, пока он пьет вишневый сок и листает учебник. В этом же нет ничего странного, правда? *** «Хорошо, может быть это немного странно, - думает Исак, когда они сидят на диване в квартире Эвена (так, оказывается, зовут этого Леголаса-Джеймса Дина) и слушают последний альбом Kings of Leon. – Странно в хорошем смысле». Они знакомы уже полторы недели в режиме "привет-пока", а сегодня Исаку взбрело в голову поехать домой на автобусе, на котором он обычно никогда не ездил. Как результат – он встречает в автобусе Эвена. Старший великодушно соглашается купить Исаку пиво в соседнем супермаркете, и они (честно) разошлись бы после этого по разным улицам, но по странному стечению обстоятельств Эвен не находит паспорта в своей сумке. И как окончательный результат всего этого – Исак сидит в его квартире и рассматривает развешанные на стенах рисунки. На самом деле, он рассматривает их вдвое меньше по времени, чем самого Эвена. Они курят травку (Ева бы его убила) и разговаривают о всяких мелочах. Исак чувствует себя таблеткой аспирина, которая, шипя, растворяется в стакане воды – примерно так, как он растворяется в Эвене. Хорошо, он спишет эту метафору на действие марихуаны. Все свои нынешние чувства он спишет на действие марихуаны. Так уж и быть. Он испуганно дергается, когда слышит звонок в дверь. Эвен подрывается с места, чтобы посмотреть, кто пришел, пока Исак прокручивает в голове предположения о том, кто бы это мог быть. Будет жутко неловко, если это родители Эвена, потому что в комнате витает запах травы, а на столе стоят пустые бутылки из-под пива. Но, возможно, будет еще более неловко, если это его девушка. Он же не говорил, есть ли у него девушка. Он ровно минуту вслушивается в голоса в коридоре и в гул собственного сердца. А потом Эвен запирает дверь и возвращается к нему. Один. - Сосед попросил убавить музыку, - виновато улыбается он, проводя рукой по волосам. – Готовится к экзамену. И такой вариант развития событий устраивает Исака более чем. *** В пятницу они сбегают с вечеринки, которую устроила девочка из их школы (кажется, её зовут Эмма, и Исак знает о ней только то, что она похожа на Натали Портман). Эвен тащит его в кинотеатр, где они оказываются единственными зрителями в громадном зале. Потому что люди в здравом уме явно не придут сюда вечером в пятницу, чтобы смотреть слезливый испанский фильм с субтитрами. Но они с Эвеном – это другая история. Их лица расписаны флюоресцентным фломастером, поэтому Исак периодически отвлекается на Эвена, рассматривая ярко-розовые полосы на его щеках. Хорошо, дело не только во фломастере. И даже не в том, что он кислотно-розовый. Они искренне смеются над сценой, где убивают главную героиню – и нет, не потому что они жестоки. Героиня явно переигрывает, строя гримасы и размахивает руками, но Исак все равно чувствует себя последним засранцем. Потому что, ну, это ужасно – смеяться, пока кого-то убивают, даже если убивают в дешевом фильме. Через пятнадцать минут Исак признает, что Эвен безнадежно испортил его вечер этим отвратительным фильмом, и что ему придется из кожи вон вылезти, чтобы хоть как-то реабилитировать ситуацию. А потом – Эвен его целует. Зарывается пальцами в его волосы, чуть прикусывает его нижнюю губу и не может сдержать улыбки, когда Исак его обнимает. По экрану идут бесконечные титры на испанском, в голове у Исака идет нескончаемый поток мыслей на норвежском. - Считается? – спрашивает Эвен, когда экран гаснет. «Чертовски да», - думает Исак. *** Они наконец-то заходят в его комнату, преодолев квест под названием «пройди десять метров, не разбудив Эскильда». Исак бесшумно запирает дверь, пока Эвен стягивает насквозь мокрую футболку – чертов ливень застал их врасплох, оплакивая несчастную героиню испанского фильма за всех тех зрителей, которые могли бы сидеть в кинозале. Эвен смеется над чем-то своим, пока Исак роется в шкафу в поисках чего-то, во что бы старший мог переодеться. - Такое ощущение, что мы приняли душ. Или искупались в бассейне в одежде, - говорит Эвен, когда Исак протягивает ему футболку и спортивные штаны. - Я бы точно не стал сейчас купаться в бассейне, - фыркает Исак. - Почему бы и нет, - Эвен пожимает плечами и залезает под одеяло. У него ледяные руки, и в любом другом случае Исак на автомате бы отодвинулся от него подальше – но только не сейчас. Сейчас Исак хочет прижать его ближе к себе, лежать с ним под одним одеялом и целовать до самого рассвета. Даже если до рассвета всего полтора часа. *** - Мне иногда кажется, что жизнь – это фильм, а мы – режиссеры своей жизни. Понимаешь? - Да. Но, вообще-то, я не согласен с этим. - Нет? - Нет. Меня больше привлекает мысль о параллельных вселенных. Мир такой огромный, и, может быть, в нем бесконечное число параллельных миров. И есть, например, какой-нибудь, где другие Исак и Эвен также лежат на кровати в комнате, но что-то немного иначе. Например, другой цвет штор. Эвен поднимает глаза и видит те самые уродливые шторы, который Эскильд привез из Испании. Он усмехается, снова опуская взгляд на Исака. - Не смейся надо мной. Мой сосед решил, что в моей жизни слишком мало ярких красок, - морщит нос Исак. - Я не смеюсь. Мне нравится желтый. «А мне – ты» - на самом деле Исак чуть было не произнес это вслух. И последнее, о чем думает Исак перед тем, как Эвен снова его целует – было бы круто, если бы у них все сложилось. В том числе и в той вселенной, где шторы совершенно другого цвета.