Давай я помогу

Чарльз кормил близнецов почти до двухлетия. Он любил ссылаться на рекомендации Всемирной организации здравоохранения о пользе длительного естественного вскармливания, а Леншерр, руки которого и так-то редко допускали до священной, вечно укрытой одеждой для сохранения тепла груди любимого омеги, менялся в лице с присущей ему маниакальностью при очередной лекции своего профессора. — Позволь я… — Эрик, нет! — мгновенно закрывался Ксавье, в голову которого явно било нерастраченное молоко, едва его альфа тянулся к нему. И поскольку Ванда отказалась от груди самостоятельно всего неделю назад, а Пьетро, практически не отставая от сестры, заснул сегодня без традиционного прикладывания в собственной кроватке крепким детским сном, Чарльз решил, наконец, что пора завязывать. Эрик не настаивал, но его прожигающие взгляды на набухшую и тугую грудь супруга говорили сами за себя не первую неделю. — Давай я помогу, — хищно улыбаясь, продолжил Леншерр. — Эрик, нет, — Чарльз ещё выше натягивал на себя любимый тёплый плед с изображением шахматной доски и мягкими кистями на углах. — Я бы мог, — голос любовника звучал хрипло и настойчиво в тишине их спальни под сопение явно неголодных малышей, — помочь тебе немного расцедиться. — Только до облегчения, — утомлённо согласился Ксавье, откидываясь на подушки и вновь начиная свою бесконечную лекцию о теперь уже правильном завершении грудного вскармливания. — Если переусердствовать, то молока снова придёт больше и возможен лакто… Оооо, — сорвалось с губ омеги, когда альфа с треском разорвал на его груди бесформенную растянутую майку, ставшую извечной преградой от глаз, рук и губ законного мужа. Эрик, мягко удерживая одной ладонью грудь, успевшую налиться, но больше не интересовавшую ни одного из близнецов, жадно припал губами к чувствительному соску второй и, несильно сдавив ареолу, почувствовал наконец во рту тот вкус, которого был лишен с самого рождения детей… Сладкий… Ни на что иное не похожий… Бесподобный… Молоко тут же заструилось и из второго соска, словно сама природа откликнулась на горячие прикосновения рта. — Мы бы могли решить это цивилизованно, — практически бесшумно выдохнул Чарльз в макушку своего голодного альфы, начавшего тереться лицом о влажные потоки, уделяя внимание попеременно каждой груди, слизывая, целуя, дыша тёплым, мягким телом любимого. — Никаких таблеток, прекращающих лактацию! — словно прочитав мысли своего телепата, откликнулся Леншерр, подняв взгляд на раскрытого и смущённого действом Чарльза. — Они же… — он провалился в стон, чувствуя мягко сжимающие прикосновения пальцев альфы, облегчающие один из поздних, последних приливов. — Изменят твой запах и поведение, — подхватывая лекцию своего профессора, договорил за него Эрик, сворачивая в удобное ему русло, — а я хочу насытить себя твоими гормонами, раз уж детям они больше не нужны. Я долго ждал. Я заслужил, — голос его становился всё более строгим и напряженным, руки уже немилосердно мяли, касались, заявляли свои права… Леншерр, перевернувшись на спину, утянул за собой омегу, устраивая того на своих бёдрах, заставляя притереться задницей к собственному возбуждённому члену, скрытому тонкой тканью пижамных штанов: — Так о чём ты говорил мне? — с усмешкой спросил он у поплывшего Чарльза, стягивая с плеч супруга разодранную длинную майку, оставляя того бесстыдно обнаженным, текущим и вожделеющим. Тот качнулся, притираясь, и попробовал что-то буркнуть про находящихся рядом детей, борясь из последних сил с природным магнетизмом любимого альфы, на что удостоился ответа, что близнецы точно спят, а с завтрашнего дня так и вовсе переедут из их спальни в детскую, раз с ночными кормлениями и кормлениями вообще они несомненно завязали. — Завязали ведь? — альфа с нажимом уточнил у омеги, приспустив собственные штаны ровно настолько, чтобы сразу вторгнуться в раскрывшееся для него тело по самый корень. Чарльз, забыв обо всём, лишь успел сжать губу зубами, чтобы случайно не разбудить рвущимся стоном малышей, и склонился к губам альфы за поцелуем, приподнимаясь на естестве Эрика ровно настолько, насколько позволяли его руки, сжимавшие ягодицы омеги практически в железном захвате. Молоко, срываясь с сосков, капало на грудь Леншерра, и это заводило альфу как никогда прежде. Он позволил рукам блуждать по любимому телу, от губ мужа спускался поцелуями вниз, напрягая шею, давил на затылок, понукая слушаться себя, несильно, но весьма ощутимо тянул за волнистые тёмные локоны омеги, чтобы пить его, чтобы слизывать, наслаждаясь прежде запрещённым, постоянно скрытым, но по-животному притягательным. Ксавье дернулся, уходя от излишне чувствительного прикосновения зубов к соску, Эрик понимающе отпустил его, позволяя выпрямиться прямо на своих бедрах и кончить, закинув голову назад, чувствуя как на его груди сперма Чарльза мешается с каплями его же молока. Он дождался финала сокращений омеги, устало рухнувшего на его грудь, смешавшего этим движением свои соки, и через несколько резких фрикций, излился в разнеженное оргазмом любимое тело, не переставая водить бедрами, сжимаясь, заполняя собой до последней капли.