"You will be the deаth of me".

Война в самом разгаре, а она смеется. Нет, не так. Они все смеются. И он тоже, что уж там. И пускай сейчас где-то в тридцати минутах стандартного для шиноби бега от этого места их односельчане сражаются не на жизнь, а на смерть — пускай. Все слишком выдохлись, их отряды особенно, телом, а главное — духом. Возможно, именно по этой причине Пятая сделала распоряжение дать им увольнительную одновременно и на один день, естественно. Угли в костре были незаметны из-за ярких всполохов пламени, ведь Чоуджи неустанно подкладывал аккуратные поленья не менее аккуратным «колодцем». Как же, котел с кипящим маслом должен прогреваться равномерно, иначе сочные тэмпура выйдут вовсе не сочными, а друзья, всецело положившиеся на Чоуджи в данном серьезном вопросе, окажутся недовольными, и ночь будет испорчена. На самом же деле всем было глубоко плевать — шиноби проглотили бы не жуя даже обугленные ломтики, а Сакура смеялась. Наруто застывал взглядом на ее широкой, какой-то ненормальной среди окружающего хаоса, улыбке, и чувствовал жуткую усталость во всем организме. Внезапно разалевшиеся губы смыкаются в каких-то словах, и Наруто встряхивает головой — не спать! А Сакура ерзает на бревне, не зная, куда деть руки, потирает ладони о коленки в нетерпении. — Ну, все, моя очередь! — наконец выпаливает она, дождавшись всеобщего внимания, и одним толчком ноги разворачивается на сто восемьдесят, оказываясь спиной к кругу.  — Что ж, отлично, Сакура, закрывай уши, — Ино подскакивает со своего места, но напрасно, худощавые пальцы уже имитируют беруши весьма достоверно. А Ино и не думает опускаться обратно на поваленное дерево, все заражаются задором её и той интонацией, с которой она начинает предлагать идеи, — заговорщицкой.  — Кого загадаем? — спрашивает Тен-тен, подаваясь ближе к костру, шурша ельником, и насмешливым взглядом скачет по лицам шиноби. Расположившийся рядом Шикамару окончательно выпадает из игры, опускаясь спиной на колючие ветки, и закуривает. Никто не против, ведь сегодня даже табак пахнет по-иному. Костром. Хината застенчиво теребит пальцами прядь волос и кажется, серьезно погружается в раздумья.  — Наруто, — как бы между прочим предлагает Сай, а на его лице та самая кривая линия рта, по которой невозможно точно определить настроение — то ли заинтересованность, то ли издевка. Наруто всего передергивает. Чтобы Сакура-чан отгадывала его?! Черт, нельзя ли придумать чего получше?  — Давайте лучше Хинату! — слишком громко выдает он, и все дружно склоняются над безмятежной фигурой Сакуры. Сакура, болтая в воздухе ногами, мурлычет под нос себе какой-то чрезвычайно незатейливый, но все-таки фальшивый мотивчик. Молодежь с облегчением выдыхает и вся, без исключения, осуждающе косится на Наруто, а младшая Хьюга заливается румянцем, осознавая, наконец, что шиноби назвал именно ее имя.  — Нет уж! — не в меру гиперактивная Ино тыкает своим маленьким пальчиком прямо в нос Наруто, неприятно надавливая на него, как на кнопку автомата с мороженым — шалость песочно-куличного периода, унесенная с собой в подоспевшую юность. — Тебя загадываем. Отличная идея. — Саю.  — Окей, ребят, только никто не палится, как в прошлый раз, — подает голос Киба, предупредительно поднимая руки и выставляя их ладонями вперед.  — Пф, кто бы говорил. Все вздрагивают — Шикамару, оказывается, еще не спит. Киба хочет что-то возразить, но Ино прерывает его намерения решительным взглядом, от которого Наруто демонстративно сглатывает, дергая кадыком. Распевающую про себя Сакуру тормошат за плечо, и та мгновенно подпрыгивает на месте, разворачиваясь блестящими глазами к костру. Ее веселый взгляд скользит, цепляется за взгляды прочих, уютно устроившихся у огня, скорее делая вид, что изучая, чем действительно анализируя. Когда зеленые глаза останавливаются, нет, скорее задерживаются на нем, на Наруто, он молится о том, чтобы не опустить веки на больший период времени, чем следует, и не выдать себя с потрохами. Зря, ведь Сакура не читает мысли.  — Ну… — ведущая нетерпеливо дергает плечами, — как вы можете описать этого человека? — и перед тем, как Чоуджи откроет рот, опомнившись добавляет, — только, чур, не поддаваться! — и, замерев, вслушивается.  — Хм, — Чоуджи волнуется, опасаясь не найти нужного слова, но еще больше боится протянуть свою очередь дольше необходимого, однако на удивление легко выдыхает, — добрый. Окружающие одобрительно кивают головами, и лишь Киба чуть кривит губы, но ему можно. Сакура махнула кистью, мол, продолжайте, доброта не показатель, особенно на войне, особенно среди своих товарищей.  — Симпатичный, — цокнув языком, замечает Ино, даже не бросив случайного взгляда на Наруто. А тот чувствует, как краска вспыхивает на щеках и забирается на уши. Ему хочется прикрыть рот рукой, но он мучительным усилием воли одергивает себя. В глазах Сакуры читается удивление — это уже интереснее. Ясно, что речь идет именно о шиноби, а не о куноичи, но чтобы Ино вот так спокойно отмечала привлекательность парня на людях, обыденно, хотя… Сакура идет по второму кругу, всматриваясь в лица. Киба прыскает со смеху, утыкаясь носом в густую шерсть на загривке Акамару, а Наруто внезапно решает поправить молнию на голенище сандалии. Он скончается от инфаркта, если сейчас посмотрит на нее, а если еще и она подозрительно уставится, то мир просто распадется на миллионы разрозненных атомов. И какого черта Ино решила, что он «симпатичный»? Хината покраснела чуть меньше, чем обычно, или просто блики света выгодно играли на ее щеках, но в голосе ее звучала мягкая решительность, будто она и минуты не сомневалась в выбранной черте характера.  — Целеустремленный. Тонкие указательные пальцы пружинисто столкнулись подушечками, а Киба, мученически закатив глаза к небу, подпер кулаком подбородок. Все же слушать приятности о сопернике, пускай и товарище, оказалось не самой легкой задачей. Сакура склоняет голову от одного плеча к другому, все так же едва заметно болтая ногами, и явно пытается соотнести упомянутые характеристики в единый образ. К числу фрагментов несобранного пазла добавляются: самоуверенный, веселый, справедливый, непредсказуемый. И лишь финальный комментарий Инузуки замыкает цепь органично, вминая неподходящие кусочки разрозненными краями друг в друга, разглаживая абстрактное полотно. «Бака!» Сакура, будто вынырнув из раздумий, резко дергает подбородком и, прежде чем успевает обосновать про себя вспыхнувшую внезапно догадку, выкидывает вперед руку — ее палец подобен смертоносному оружию, устремлен точно промеж глаз.  — Наруто! — восклицает она, и все дружно разочаровано вздыхают, пытаются корить Кибу за якобы очевидную подсказку, и вкратце начинают обсуждать приведенные в игре ассоциации, устанавливая их достоверность. А Наруто смотрит на нее непонимающими глазами, на то, как она поднимается с поваленного бревна и направляется к нему, а сам ломает голову, не выдало ли его собственное «нормальный». Сакура откровенно веселится, легко толкает его в плечо, принуждая подвинуться, и усаживается рядом, так, что ему кажется будто слишком близко. А потом долгим, немигающим взглядом расплывается в переплетении огненных лент, пожирающих поленья, и словно специально дает дзентюрики возможность полюбоваться ее профилем с тонким, чуть вздернутым носом, тень от которого презабавно падает на ярко очерченную линию губ. И вдруг резко оборачивается, игриво сверкнув зелеными глазами, смеясь, произносит:  — Симпатичный ты наш. Наруто шлепает себя ладонью по лбу и уже не знает, как согнать с лица румянец. Сакура — зачем она так? Но шиноби уже приступают к другому развлечению — «пианино». Глупо и по-детски, но не в их возрасте, когда коленки внезапно становятся чересчур чувствительными к прикосновениям рук противоположного пола. Наруто вздрагивает, когда на его ногу с хлопком приземляется ладонь Сакуры и странно дергается, когда на другой ощущаются пальцы Сая. Тот сидит с невозмутимым выражением лица и даже не пользуется возможностью изучить подушечками гладкую кожу между краем юбки и сетчатыми чулками Яманаки, что в принципе вовсе не удивительно для бывшего члена корня. А вот Наруто весь изводится, когда его ладонь накрывает острую коленную чашечку и умоляет богов о том, чтобы рука не вспотела от волнения. Но ему сегодня везет, и он даже не вылетает с первого кона. Нет, ему просто нереально фартит — во время примененный маневр и пальцы Сая чиркают самыми кончиками по темной материи штанины. Без этого напрягающего прикосновения дышится намного легче. Но как бы не так. Потеряв основной раздражитель в лице, а точнее, кисти Сая, дзентюрики окончательно сконцентрировался на двух положениях: острой коленке Сакуры и на ее же тонких пальцах на своей ноге. Следующий кон прошел спокойно, разве что… Наруто и подумать не мог, что хлопать напарницу по ноге будет занятием из наипростейших, за то ждать целых две минуты пока очередь снова дойдет до него — мучением. Коленка у Сакуры узкая, маленькая, выпуклая и гладкая. В бликах огня кожа на ней кажется особенно нежной, и блондин ловит себя на том, что его кисть незаметно съезжает вниз, а ладонь так удобно и правильно накрывает аккуратную кость. Но Сакура, к счастью, не замечает. Или делает вид, что не замечает. А их осталось всего четверо. Он со своей напарницей и Киба с Шино. Киба остро реагирует на каждое движение, готовясь тут же передать ход соседу, а странный Абураме просто поддается дикой энергетике сокомандника. Наруто чувствует вызов в вертикальных зрачках Кибы и невольно принимает его, напрягаясь всем телом. Пф, какая-то детская игра, а они снова раздувают конфликт. Будто бы им здесь стычек мало. А Сакуре хорошо. Она смеется легко, игриво, несильно прихлопывая ладошкой по штанине Наруто, вроде и вовремя, но уже опасно, заставляя рядом сидящего шиноби нервно постукивать пяткой о землю, ожидая прикосновения, а сама забавляется пустяковым противостоянием. И Наруто тоже ей улыбается, в секундных передышках между ударами по ноге противника, естественно. Соревнование заканчивается быстро — сначала сливается Шино, а затем и Киба, обругивающий свою соскользнувшую кисть и дрянной материал узумакивских тренировочных. Сакура сдается сама. Ее удивительно некстати разбирает смех, она что-то неясное брякает Ино и, давясь забавными нотами, сгибается пополам, комично прижав руку к животу. Одну руку. Вторая — все еще покоится на его колене. Гоготом взрывается все их небольшое собрание и только Наруто не может расслабиться. Она просто забыла убрать руку? Минуту спустя она оборачивается. Господи, Сакура, что ты делаешь, зачем так смотришь, зачем улыбаешься так тепло?  — Сегодня твой день, Наруто, — она несильно склоняет голову к плечу и мягкие, да, он уверен — мягкие, губы растягиваются к милым ямочкам, обнажая белые аккуратные зубы. Он вздрагивает, когда ее недлинный ноготь слегка царапает его колено сквозь жесткую ткань брюк, и едва успевает опомниться, чтобы выдать свое фирменное «хе-хе» в придачу с нелепым почесыванием затылка.  — Правда, здорово, что мы можем вот так вот собраться и просто расслабиться, несмотря на весь этот хаос? — Наруто уже было заволновался, но вторая часть предложения сказана так спокойно и естественно, что даже удивительно. А тем временем ее палец начинает медленно, плавно двигаться, словно размешивая густую сладкую нугу, и вырисовывает затейливые спиральки на его ноге. Наруто бросает в жар. Боже, что она вытворяет? Он просто не в состоянии что-то членораздельное ответить, лишь сглатывает подкативший к горлу ком напряжения и дергано кивает головой.  — Как же давно мы так не собирались, верно? — Сакура на мгновение чуть подается вперед, будто надеясь разглядеть в голубых глазах нечто более глубокое, чем изумление, но отстраняется снова, мурлыкнув под нос себе какую-то глупую и бессмысленную шутку, только ей одной и понятную. — Академия, миссии, такие же посиделки у костра, тёплая ванна… Ммм, как я по всему этому соскучилась. — Она потягивается, сильно прогибаясь в спине, у неё вообще перегибистая фигура, что сейчас особенно заметно — на её оголившейся пояснице ладони было бы чрезвычайно комфортно, и шиноби поражает очевидная догадка — да она с ним флиртует. Да ну, Сакура с ним? Пф! Но щеки уже горят, а Сакура вновь обращает на него свое внимание. На него. А как же Саске?  — Наруто, — тянет Сакура, надувая губы, канючит по-детски, — когда все это кончится? Я так устала. Он уже не верит ни во что, ведь строптивая напарница не просто не колотит его, а, устало вздыхая, кладет свою голову ему на плечо. Розовые непослушные и слегка колючие на концах пряди щекочут подбородок, и Наруто чувствует, как щекотка расползается ниже, по шее, на ярёмную впадину, куда еще достает прозрачный ночной воздух и, к ужасу, начинает подкрадываться к животу. Наруто не знает, куда деть руки, да что уж там, он вообще старается не дышать, чтобы светлая голова на его плече покоилась смирно, но от этого становится только хуже — от нехватки кислорода грудная клетка расширяется резко, и шиноби пытается схватить ртом как можно меньше воздуха — какой-то замкнутый круг. Нерешительно дрогнув, его левая рука осторожно ложится на молочно-белое плечо, он все еще боится быть слишком близко, а Сакура удобнее устраивается, утыкаясь носом в смугловатую шею. Горячий воздух обжигает кожу, напряжение мелкой дрожью овладевает телом. Сакура, кажется, говорит что-то, но все его существо свелось до чувствительного участка на шее. Господи, как же хорошо! Наруто лихорадочно взглядом обводит местность — черт, неужели никто не видит, что здесь сейчас с ним происходит? Нет, не видят. Его рассеянного внимания хватает лишь на то, чтобы отметить всеобщую усталую сонливость — половина компании присоединилась к Шикамару и мирно посапывает на лежаке. Киба горячо втолковывает что-то темному силуэту звучным шёпотом, и Неджи размеренно беседует с фигурой, до которой всполохи теплого света не достают. Их никто не видит. И странная тягучая смелость, не спонтанная, а всё-таки осторожная поселяется в его сознании. Его рука легко скользит по обнажённому плечу, предплечью и, поравнявшись с локтём, соскальзывает на отчётливый изгиб талии. Сакура находится в какой-то прострации, должно быть серьёзное переутомление дало о себе знать. Она мурлыкает неразборчивые фразы, тихо хихикает — настолько, что если бы не дурманящее дыхание на собственной шее, ласкающее кожу неровными толчками, Наруто и не догадался бы. Под огрубевшими подушечками пальцев контрастом ощущается неприкрытая кожа — кофта задралась совсем немного, ровно на незначительную полоску в три сантиметра от пояса юбки, но Наруто этого хватает, чтобы глубоко вздохнуть и закусить изнутри нижнюю губу. Его пальцы сами собой ныряют под алую ткань и нетерпеливо проводят по нежной горячей коже взад-вперед, пробуя на ощупь. Сакура в забытье, вот в чем дело. Она приглушённо взвизгивает и чуть разворачивается всем корпусом, на этот раз утыкаясь носом повыше деревянного погона с символом Узумаки, и цепляется обеими руками за видавшую виды куртку шиноби. Она зажмуривает глаза — он это представляет, так бы она сделала, и расслабляется, натягивая на себя иллюзорное одеяло Морфея. Одернувший ладонь Наруто снова возвращает её на место, на этот раз позволяя себе по-хозяйски положить её на поясницу с двумя аккуратными ямочками. Сакура сонно вздыхает и мягко, но не грациозно, оттого, что по-детски, потягивается, заключая шею шиноби в кольцо своих рук. И снова ее теплое, но удивительно обжигающее дыхание задевает его кожу, и он впервые здраво осознает свое желание ощутить не только согретый её легкими воздух, но и мягкие упругие губы, а может быть, даже и смешную остроту зубов на взволнованно пульсирующей жилке.  — Ты такой дурак, Наруто! — внезапно усмехается она и все еще по-усталому лениво, но целенаправленно поднимается с места, высвобождая его из плена своих рук. Шершавая разгорячённая ладонь легко выскальзывает из-под свободной кофты, а Наруто ошарашено вперивает взгляд в разминающую мышцы девчонку. Она все это время соображала? И позволяла ему такое? Да что уж там — Себе такое позволяла?! Сакура улыбается задиристо, провокационно, и демонстративно отряхивая подол юбки, кидает через плёчо «Спокойной ночи». У него в голове каша. Тело все еще бьет сладкая дрожь, на шее еще горит участок кожи, а он глупо пялится на гордо выпрямленную спину, на симметрично сведенные лопатки и примечательно задравшуюся на пояснице майку. С треском надламывается в костре полено, выбивая едва заметную искру, которая тут же растворяется в общем игрище цветных языков пламени и случайно отражается в потемневшей глубине голубых глаз. Ему полагается сейчас молча стиснуть зубы, выдохнуть пару раз глубоко и потереть напряженно пульсирующие виски, и скорее забыть странное поведение обожаемой напарницы — подумать о дохлых котятах, например. Но сегодня в Наруто что-то определенно ломается. Он решительно вскакивает с места, неуклюже спотыкаясь о раскинутые в стороны ноги Шикамару, и, выругавшись про себя, мученически тяжелым бегом устремляется за скрывшейся между еловых ветвей фигурой. Сакура шагает вяло, подбрасывая носками сандалий иссушённую палящим солнцем отмершую траву, и смотрит себе под ноги, не особо переживая насчет правильности направления. Что творится сейчас у неё в мозгу, известно лишь с физиологической точки зрения. Она врет себе, что устала, и правдиво утверждает, что хочет спать — ни на что другое её просто не хватает. Возможно, именно поэтому она оказывается не в состоянии распознать или хотя бы заметить направленные звуки за своей спиной, и когда в её плечи впиваются горячие пальцы, она лишь удивлённо раскрывает рот. Твердые руки сжимают чуть сильнее, но чётко чувствуют болевой порог, не ударяясь в крайности, и смыкаются под грудью — ещё не пошло, но уже не безобидно. Сакура мычит вопросительно, невольно прижимаясь спиной к теплому крепкому телу, и ощущает, как собачка металлической молнии болезненно царапает открытую кожу спины.  — Что это было, Сакура-чан? — она не сразу узнает его голос, такой хриплый и влажный, он вибрирует у самого её уха. Тело откликается запоздало, и она без всякой задней мысли закидывает голову ему на плечо, в попытке разглядеть отзвуки необычного поведения в эмоциях. Она утыкается своим острым носом в расчерченную лисьими усами щеку и внезапно ахает, когда руки жестче обхватывают ребра.  — Что? — Сакура не испугана, нет. Действие её нейронов словно замедлено нахлынувшей еще у костра усталостью — Наруто просто становится препятствием на её пути к холодному спальнику, а ей не нужны препятствия, она и сама десять раз остановится по дороге цели. — О чем ты вообще? Я спать хочу, отпусти, мешаешь. Отмахнуться не удается, даже вялый жест рукой не срабатывает, а на что-то большее сейчас она не способна.  — Это я у тебя хочу спросить, Сакура-чан, — сейчас в его голосе звучит нечто знакомое и привычно-детское, что, чего уж лукавить, раздражает Сакуру, — зачем ты заигрывала со мной тогда? Он не смотрит ей в глаза, он не смотрит даже на её лицо. Наруто вперивает немигающий взгляд в пожелтевшие игольные листья остывшей от солнечного жара криптомерии. — Пф, — она фыркает чуть ли не против своей воли, медленно и тяжело разворачивается в неопасных тисках его рук, и, кажется, нагло на него смотрит, — с чего ты решил, что я с тобой заигрывала, бака? Наруто бы и содрогнулся от подобного тона своей напарницы, но не сейчас.  — Я все понял, не отнекивайся. Даже Я понял, Сакура-чан.  — Да прекрати ты уже, «чан-чан-чан-чан-чан-чан», — раздражение вспыхивает остро, и Сакура корчится перед самым носом, в запале приподнимаясь на цыпочки, грозно сдвигая брови на переносице, — не в детском саду уже. Бесит!  — Ого, даже так, — он, и вправду, удивлен, склоняет свою голову, касаясь лбом широкого лба Сакуры, но потом, словно промахнувшись, соскальзывает к уху, задевая скулой скулу, — СА-КУ-РА. Он шепчет её имя, кажется, в сам слух. Горячий воздух касается мочки и, отразившись влажной волной, обласкивает раковину. Она замирает, борясь с навязчивым желанием дернуть плечом к подбородку, но вместо этого роняет голову на собственное, дальнее от Наруто плечо, открывая гибкую молочно-белую шею. Случайностей не бывает, а Наруто уже давно смирился с мыслью, что сегодня всё неправильно. Он с таким же трепетом смотрит на неё, стиснутую в его же объятиях, возможно именно поэтому не может накинуться на нее вот так сразу. Его прямой чуткий нос сначала приближается к выпирающей повыше плеча косточке и втягивает в себя запах гладкой восковой кожи от заметного бугорка кости до впадины трапециевидной мышцы, утыкаясь кончиком в основание шеи. Сакура слегка вздрагивает и вздыхает звучнее, чем следовало бы. А Наруто все еще не может коснуться её так, по-особенному. Шероховатые подушечки пальцев невесомо повторяют проделанный носом путь, играючи раздражая ровную поверхность кожи, и очутившись на плотном материале кофты замирают в нерешительности. Наруто обращает на нее внимательный взгляд, но та смотрит куда-то вниз, её не до конца опущенные ресницы подрагивают. На щеках разливается яркий румянец и это лучшее, что он видел в своей жизни. Плоский короткий ноготь подцепляет красную ткань и плавно стягивает вниз. Наруто сам выдыхает тяжело, в черную лямочку спортивного лифчика и, отпустив Сакуру совсем, касается ладонью пылающей щеки. Сакуре не хочется на него смотреть, но синхронное движение больших пальцев по узким скулам не оставляют выбора. Она приподнимает ресницы с трудом, будто после сна они приклеены к нижним векам, и глубоким разомлевшим взглядом всматривается в лицо сокомандника. Прочитать в потемневших до сапфирового глазах нечто определенное кажется невозможным, и она сдается без боя. А Наруто если не жадно, то чересчур внимательно изучает женское лицо в своих ладонях — он пытается запомнить все, каждую деталь без исключения, каждую черточку, родинку, линию. Внутри разливается, плещется сладкое трепетное тепло, и он, не выдерживая, касается огрубевшей кожей пальцев пухлых податливых губ. Сакура все еще смотрит на него, тихого и немного взволнованного, несколько отрешенно, но все-таки. Его палец скользит по нижней губе, ощущая малюсенькие вертикальные складочки, чуть надавливает где-то в середине, словно проверяя на мягкость. В конце пути, уже ближе к уголку, рука его вздрагивает, а большой палец, слегка дернувшись, ощущает на себе теплую влагу слюны. У Сакуры нижние зубы довольно ровные, пускай и не настолько, как верхние, но такие же белые и аккуратные — не в тему отмечает дзентюрики. Взмахнув ресницами, Сакура не удивляется будто бы этому инциденту, лишь замечает — Наруто ждет её реакции. Она поджимает губы, его палец чуть продвигается вверх, собирая на себе больше теплой влаги, и замирает. Где-то чувствуется приятный солоноватый привкус, но ей отчего-то произошедшее не кажется пошлым, она даже не будет сейчас ничего анализировать. Она поцеловала подушечку его большого пальца. Необычно, но Наруто хватает, чтобы возбудиться. Он притягивает девушку к себе ближе, почти не наклоняясь сам, за скулы, за ровной формы нижнюю челюсть, и напряженно сглатывает невольно образовавшуюся слюну — Сакура видит, как дергается выразительный кадык, натягивая смугловатую кожу. Дзентирюки уже имел опыт в поцелуях, пускай и не богатый, и речь сейчас идет не о глупом недоразумении с учиховским отпрыском с укладкой под луковицу — отчего-то на миссиях, выбираемых эро-санином, Наруто пользовался странной в своей закономерности популярностью. А вот Сакура была нецелованная. Только Богу одному известно, о чем думает она в этот момент, сильно ли икается Саске-куну или же мысли вообще покинули сейчас ее многострадальную голову, но когда до жара горячие жесткие губы сталкиваются с её, она лишь зажмуривается и хватается пальцами за края расстегнутой рыже-черной ветровки. Он и сам смыкает веки. Его пальцы скользят по ее щеке, заправляя за порозовевшее ухо несколько прядей. Сначала просто касание, но он долго не выдерживает, шумно втягивает носом воздух и сминает припухшую влажную губу девушки своими сухими, чуть обветренными. Сакура пошатывается, сильнее комкая в руках водоотталкивающую материю куртки, и не проявляет активности, лишь позволяя делать напарнику то, что тому вздумается. Его удерживаемая из последних сил медлительность трещит по швам — Наруто уже беспорядочнее целует её, надавливая губами на губы, иногда будто пощипывая, заставляя разогретую кровь сладко пульсировать под тонкой кожей, прерывается на секунду, позволяя им обоим глотнуть кислорода, облизывает свои пересохшие губы и снова целует чужие, более податливые. Голова немного кружится — Наруто еще не залезал к ней в рот, а их соприкосновения такие мокрые. Сакура замечает, как одна рука оставляет ее ухо и съезжает вниз, по изгибу позвоночника, между лопаток, задевает участок неприкрытого задравшейся кофтой тела и, поколебавшись с мгновение, опускается ниже. Его ладонь осторожно ложится на ягодицу, и Сакура тут же о ней забывает. Вдох. Он снова замедляется, словно вытягивая поцелуй за поцелуем. Сакура едва приоткрывает глаза, собственные ресницы еще никогда не мешали ей так сильно. Они оба замирают — Наруто все это время смотрит на неё. Сакура вспыхивает до ушей, ей нужно отдышаться, определенно. Всё это странно, должно быть, сон, вызванный банальным недотрахом.  — Сакура. — Она вздрагивает, его голос расползается теплыми волнами где-то между мочкой и примечательной жилкой на шее. — Поцелуй меня. Обхваченная обеими руками за талию, она оказывается прижатой к телу напарника. Он чуть тянет ее на себя, заставляя приподняться на носочках, и, надавив на поясницу, почти впечатывает низ её живота в свой. Господи, как там жарко! У нее мысли путаются, что вообще сейчас между ними происходит? Где тот задира, сидящий вечно как заноза в пятой точке и звавший ее на свидания исключительно в гастрономических целях — поесть рамена? Она, кажется, вовсе не узнает его, хотя ей и стоило догадаться. Асексуальные мальчики никогда не стали бы применять технику перевоплощения для воссоздания соблазнительных девиц.  — Поцелуй меня, — снова просит он, хотя сам уже пробует на вкус сахарную кожу её шеи. Рука, задержавшаяся на талии, снова спускается к копчику, и широкая ладонь накрывает ягодицу, отодвинув в сторону материал декоративной юбки, слегка сжимает на ней огрубевшие пальцы. Сакура рвано вздыхает. Другая его рука ложится на затылок, короткие ногти разделяют земляничные волосы на пряди, заставляя ее под давлением отклонить голову назад. Чтобы не упасть, она хватается за его плечи. Начав с легких прикосновений, теперь он забирает тонкую кожу в рот, выпуская наружу влажной и пылающей. Язык Наруто настолько горячий, что Сакура даже не вздрагивает, когда он, мокрый, но все-таки несколько шершавый ощущается отчетливо. Она, кажется, постанывает, когда Наруто прикусывает кожу у основания шеи, когда мнет пальцами упругую ягодицу, заставляя пошло оттопыривать зад, когда ощутимо тянет за волосы, принуждая выгибаться ему навстречу. Перед глазами прозрачные световые шары, шероховатая ладонь пробирается под кофту, поглаживая спину, осторожно обходит эластичный край шорт, лишь провокационно задевая — еще рано. Она вся тает, горит изнутри, горит снаружи. Её тонкие, даже не скажешь, что тренированные, руки обвивают в меру накаченную шею, нос утыкается в ключицу, почти не скрытую сетчатой майкой. Она задыхается и в приступе неизвестной горячки беспорядочно и влажно целует открытый участок плеча, заметную лунку яремной впадины. Кожа горячая и чуть солоноватая, ей в голову приходит осознание: Наруто — мужчина. Она сама запускает пальцы ему в волосы и, совсем как он, оттягивает их, разве что сильнее. Он чуть слышно шипит, но все же отрывается от ее тела. Та на секунду замирает, окунаясь своим взглядом в его глаза, и страстно впивается губами в четко очерченный узкий рот. Наруто едва постанывает, снова заключая ее лицо в свои ладони, и без театрального приглашения проталкивает свой язык в чужой рот. Так скомкано и упоительно, что в первое время Сакура даже не в состоянии сконцентрировать чувства на этом поцелуе. Сладко, тянуще, мокро. Он покусывает ее губы, массирует своим языком её язык, задевая небо или иногда зубы. Его руки задирают на животе её красную майку, гладят спину, беззастенчиво трогают попу. В один момент воздуха, забираемого носом, становится недостаточно, и, с трудом отделываясь от выносливого напарника, Сакура разрывает поцелуй. Нитка слюны растягивается от него к ней на пару сантиметров и рвется, забрызгивая микроскопическими невидимыми каплями нижнюю губу. Сакура дышит в воротник его куртки, а Наруто, не в силах играть больше со своим желанием в прятки, сквозь лайкровые шорты напарницы прикасается к ее промежности. Сакура вздрагивает, несильно упирается ладонью в натренированную грудь, но конечности бьет крупной дрожью — пальцы соскальзывают, задевая ногтями мышцы пресса. Живот шиноби напрягается так резко, почти конвульсионно, что заметно. У Наруто плавится мозг — хоть бы она дотронулась там, чуть ниже. Он нетерпеливо приподнимает одну ногу Сакуры за колено и закидывает себе на бедро, до предела вжимаясь в девичье тело. Его руки жадно шарят по её бедрам, спине. В уши впивается противный визг молнии — кофта Сакуры расстегнута и сломанными крыльями свисает на локтях. Сакура дышит тяжко, щурясь и судорожно выпуская воздух сквозь зубы, когда Наруто старательно вылизывает её шею. Она прижимает его голову ближе к себе, но как только скрытый до этого под одеждой крестец обдает вечерним холодом, резко вцепляется пальцами в светлые волосы, сильно оттягивая назад.  — Тшш, — он кусает ее несильно за плечо. — Тише.  — Наруто! — взвизгивает Сакура, когда чувствует, как вместе с шортами съезжает её белье. — Остановись! Наруто шепчет что-то неразборчивое, покрывая поцелуями подбородок и щеки Сакуры, и лишь сильнее прижимает к себе любимое тело. Все те чувства, от которых он ежедневно отмахивался, как от назойливой мухи, наконец впились ему в сердце исступленным оголодавшим оводом. В ушах стучит кровь, пульсирует в жилах от мозга до сердца, а нос режет сладковатый женский запах. Не просто женский, а слегка приторный — так пахнет Сакура.  — Наруто, мать твою! — Сакура толкает широкие плечи, но он, кажется, этого не замечает. — Мне нельзя! Лишь спустя мучительно долгие несколько секунд он чуть ослабляет хватку и ничего невидящими синими глазами пытается сконцентрировать взгляд на раскрасневшемся лице. Что она вообще такое городит? А главное сейчас. — У меня эти дни… ну, понимаешь? — она хмурится и смущенно отводит взгляд. Нифига. Нифига Наруто сейчас не понимает.  — Эм… тут в двух шагах озеро есть...  — Нет! — она топает ногой, перебивая его и скидывая с себя обжигающее руки. — Сегодня мы и так перешли грань. Грань? Какую грань? Он что, снова в академии, на уроке стереометрии? Его тело горит, а руки трясутся, а он тупо стоит и пялится на то, как подруга натягивает на плечи кофту, сверкая металлической собачкой молнии, как поправляет задранную им же юбку, приглаживает торчащие в разные стороны волосы.  — Спокойной ночи, бака, — ворчит как старуха, а сама вся красная, до коников ушей, до пылающих засосов на шее. Наруто первое время смотрит ей в спину, а потом, не выдержав целое стадо вражески настроенных мошек перед глазами, прикрывает рукой веки, поворачивая к лагерю. Так, спокойно, друг. Нужно всего лишь найти подходящие кусты и хорошенько отдрочить. А завтра ты будешь так же, как и всегда, нести какую-нибудь чушь, а еще лучше — пойдешь косить вражеских ублюдков. Черт, то, что могло сейчас случиться… Нет, не так — то, что почти случилось… Хе-хе… Наруто рассмеялся сам себе, почесав разнывшийся от усилий напарницы затылок. Да уж, в обычное время он бы полгода звал её на свидание, и может быть, на попытке пятьсот третьей она бы дала согласие. И они пошли бы в Ичираку, естественно, и счет бы пополам разделили, потому что он — неудачник и спустил бы деньги за день до знаменательной даты на какой-нибудь очередной супер-рамен-комбо. Потом бы — после встречи, скажем так, шестой — он бы мялся у нее перед домом, надеясь завершить вечер — О, Ками-сама! — поцелуем! И может быть, ему бы подфартило, и он украл бы у неё клевок в щёку без особых потерь. Но какие обжимания, какие засосы, какие стоны? Пф… Наруто, глубоко вздохнув, поковылял к своей палатке. Похоже, поонанировать перед сном было действительно не самой плохой идеей…