Кое-что не меняется

Бежать было совершенно бессмысленно, но они бежали, не разбирая дороги. Вернее, это Петька не разбирал дороги, а Анька, как оказалось, по сторонам всё-таки смотрела: она вдруг резко затормозила, схватив его за руку, и крикнула: — Стой! И тут же снова побежала, но уже в другую сторону. Петька понёсся за ней к, как он теперь понял, музею Великой Отечественной войны. — Думаешь, у него нет денег на билет и его не пустят? — попытался пошутить он. К счастью, он так запыхался, что Анька не услышала. До него запоздало дошёл её план: найти оружие получше их мечей, которые хороши против мелкой нежити, но никак не против того, кто за ними гнался. Они понеслись в первый зал, а женщина на входе, попытавшаяся было остановить безбилетников, вдруг застыла и с ужасом уставилась на что-то позади них. Петька оборачиваться не стал, но звон разбивающейся стеклянной стены музея был достаточно красноречив. — Танк! — завопила бедная женщина, тоже бросаясь прочь. Танк, значит. Вот как обычные люди видят Змея Горыныча. Ведь куда проще поверить, что во время репетиции парада съехал с проспекта танк, чем что в музей ворвался один из тех, чьё существование отрицается уже тысячи лет. — Не действующий, — простонала Анька, пиная гранатомёт; Петька, точно так же забраковавший ещё один, в отчаянии похолодел. В самом деле, откуда в музее действующая военная техника? Клару бы сюда! У дочери Святовита выстрелило бы даже незаряженное оружие, но не всем же рождаться детьми бога войны. А Горыныч уже просунул в зал одну из голов и клацнул зубами, довольный тем, что его обед попытался скрыться в таком хрупком убежище и сам себя загнал в тупик. Они с Анькой умчались в следующий зал, слыша, как трещит очередная стена, и лихорадочно забегали взглядам по очередным экспонатам. Ничего! И вдруг сзади раздался страшный вопль, а за ним грохот. А потом всё стихло. Петька и Анька настороженно переглянулись. Петька подумал было, что это завлекающий Горынычев манёвр, да вот только не относился он к особо умным тварям, да и без всяких манёвров они уже были у него в кармане. Осторожно подойдя к двери, Петька выглянул в предыдущий зал. Горыныча там не было. Разлом в стене был, озадаченно теребящая косу рыжая девчонка была, а Горыныча как корова языком. — Рая? — изумился Петька, уже безо всякой опаски входя в побитый жизнью зал. Девчонка обернулась и, увидев его, радостно вскрикнула. Это и правда была Рая. — А где?.. — начал было он, но у возникшей за его спиной Аньки возник вопрос поважнее. — Кто это? — сурово спросила она. — Рая? — обернулся к ней Петька. — Она из наших. Ну… почти. — Он замялся. Анька нахмурила брови и повернулась к Рае. — Чья ты дочь? — Не-не, — та замахала головой и руками, — я не полукровка. — Значит, ты рассказал смертной про наш мир? — прошипела Анька. В такие моменты Петьке не очень нравилось с ней рядом находиться. — Она видит Навь, — сказал он. — И засекла, как я с букой сцепился. Анька изумлённо уставилась на Раю. — Серьёзно? — Ну, — сказала та, — я погуглила немного с нашего прошлого разговора, но всё равно не сильно въехала. Явь, Навь, Правь… Я думала, — повернулась она к Петьке, — что ты мне всё объяснишь. Но ты мне не позвонил, хотя обещал! Теперь они обе на него уставились. Петька лихорадочно соображал. — Тут Змей был, — вспомнил он. — Такой, с тремя головами. — А, да, — кивнула Рая. — Его закоротило. — Чего? — Он стену расхреначил, и из неё провода торчали. Я решила, что не повредит познакомить их поближе. — Ты… ты же могла… — Я Аня, — сказала вдруг Анька. — Дочь Мокоши. — О! — воскликнула Рая, протягивая ей руку. — Классно! Мокошь я знаю. Не то что всякие ящеры. — Не надо, — поморщился Петька. — Папе не нравится, когда шутят. Что он, виноват, что его папу зовут Ящер? Этим смешно, а он, между прочим, Пётр Ящерович. Хорошо хоть не по паспорту. Анька, впрочем, не смеялась. Она и в первый раз не смеялась, потому что славянскую мифологию знала прекрасно, и про бога морей Ящера тоже знала, ещё до знакомства с Петькой. Она вообще умная была. Толковая девчонка. Воображала только. Рая закатила глаза. — Может, сходим отметим? — предложила она. — Что отметим? — не понял Петька. — Ну, что я убила Змея Горыныча! — воскликнула Рая. Она вся сияла от счастья. — Ты его не убила, — сказала Анька, поморщившись. — Он вернулся на Смородину. — Смородину? — Рая непонимающе нахмурилась. Анька вздохнула. Но не могла она оставить человека в неведении, что есть, то есть. — Горыныч стережёт Калинов мост, — пояснила она. — Через реку Смородину. Чтобы мёртвые не выбрались из Нави. Навь — мир нежити. В том числе духов, которым положено оставаться за Смородиной. Но Горыныч… неусидчивый. Вечно сматывается и носится по Яви. Но до конца ни он, ни другая нежить из Нави вырваться не может, поэтому, даже когда они здесь, обычные люди их не видят по-настоящему. И ты не должна. — Мне нравится их видеть. — Рая пожала плечами. — И, оказывается, бабушкин домовой в моём детстве был настоящий. А все говорили, что я его придумала. Ну так что, пойдём сядем где-нибудь, вы мне всё расскажете, а? Анька открыла было рот, но Петька её перебил. — Мы сейчас не можем, — сказал он. — Если Горыныч смотался с поста, наверняка кто-нибудь вырвался. Это может быть кто-нибудь опасный. Нам нужно… ну. Обезвредить их. В другой раз. Я тебе позвоню. — Ты и в прошлый раз так говорил! — Ну, я потерял твой номер. Рая продиктовала ему свой телефон, и он сделал вид, что забивает его: на самом деле номер как был, так и остался в телефонной книге. Краем глаза он отметил, что Анька странно на него смотрит. Не поймёшь, по-хорошему или по-плохому. С ней никогда не поймёшь. Они разошлись, и Анька насмешливо фыркнула: — Как будем обезвреживать? — Ну… — Петька смутился. Вообще-то он был бы не против пообщаться с Раей, но завтра им с Анькой нужно было возвращаться в Лагерь, где всегда полно народу, а ему вроде как хотелось… ну. Провести вечер с Анькой вдвоём. По-дружески. Типа того. Только он понятия не имел, как бы ей об этом сказать. — Ладно. — Она посмотрела на часы. — Мне пора вообще-то, надо кое-что уладить до отъезда. — А. — Он сник. — Ну ладно. Увидимся тогда завтра? — Он смотрел не на неё, а в сторону проспекта, где застопорился парад и милиция носилась, пытаясь понять, что за танк — а по некоторым показаниям самолёт — протаранил музей и таинственно исчез. — Ну, — протянула Анька, — сегодня вечером будет салют. Может, сходим? Он так резко к ней повернулся, что потянул шею. Она отвела взгляд. — Я имею в виду, — сказала она, — толпы людей, вспышки в небе… наверняка нежить это привлечёт. Нам же нужно… обезвреживать. Теперь она старательно на него не смотрела. Он моргнул. — Да, — кивнул он. — Да, ты права, точно. Так, э, где встретимся? Может, э… перекусим сначала? Не драться же на голодный желудок. Она повернулась к нему и расплылась в улыбке. — Да, — сказала она. — Конечно. Ему нравилось, когда она улыбалась. Особенно если она улыбалась ему.