Сокровище Вестчестера

Комната была обставлена богато и с очень большим вкусом - в ней было зеркало, стул и даже кровать, тяжелые красные бархатные шторы с кистями свисали с самого потолка и опускались прямо до самого пола, тянулись, струились и скрывали за собой наружный, погруженный в темноту мир. Обои были покрыты замысловатым золоченым узором, изображавшем цветы и рыцарей в старинных кальчугах, диваны и кресла были обтянуты дорого выглядящим бархатом, везде вокруг были книги (все таки это было в библиотеке). В камине потрескивает огонь, разъедая ветвистые сучья дров, пробираясь в них и освещая помещение тусклым, ущербным, но все еще делающим объекты видимыми светом. У юноши в синем кардигане есть вкус, он очень любил дорогие красивые вещи и красивых людей, особенно он любит мужчину, сидящего напротив в кресле и улыбающегося своей широкой акульей улыбкой, крутящего в воздухе шахматную фигурку. Ксавье проигрывает (умышленно) и теперь должен выполнить похотливое желание своего партнёра в партии и по жизни, которое сам юноша разделял и готов был выполнить со стоном наслаждения, сорвавшимся с губ, когда Леншерр властно его поцеловал, стоило Чарльзу только опуститься ему на колени. - О, мой дорогой! - он обвил его руками за шею, прижимаясь со всей страстью и жаром, скопившимся внутри за долгую шахматную партию, потому что играли они несколько часов, обсуждая разные умные вещи, касающиеся школы, политики и даже отношений. Отношения Ксавье заботили больше всего, потому что они через многое прошли вместе, но всё равно остались вместе - им было суждено влюбиться и остаться рядом навсегда, несмотря на маленькие проблемки, сваливающиеся на их головы стадионами. Теперь всё было хорошо, они спали в одной кровати, застеленной шёлковым дорогим бельём ручной работы, и громко трахались не только глубокой ночью, но и днем, смущая учеников. Иногда Эрик считал, что Чарльз ведет себя слишком, как баба, но все равно любил его, как только акула может любить своего любимого, помягчевшего в боках книжного червя-профессора, сидящего день и ночь за литературой о генетике в библиотеке, и которого надо было поднимать и силком нести в постель, чтобы там разложить на шикарных простынях и выебать, насадив на большой и толстый член. Член, который так любил Ксавье - около трех дюймов в обхвате, покрытый крупными венками, с набухшей красной головкой, которая растягивала тесное кольцо мышц профессора, принося волны радости и наслаждения. Сейчас Чарльз уже мечтал об этом члене, облизывая свои по-шлюшьи красные влажные губы, и Лэншэр уже видит по его лицу, о чем думает его профессор. Эрик лукаво ухмыльнулся: его сладкий широкобедрый партнер уже завелся. Он медленно поднялся, покрутил бёдрами, махнул тазом, подставил округлый зад, по которому Эрик его тут же звонко шлёпнул и Чарльз захихикал, закусывая алые губы. Профессор продолжал крутиться, демонстрируя все любимые Леншерром места, снимая кардиган, расстёгивая рубашку, трогая себя за соски и поглаживая округлый мягкий животик, усыпанный созвездиями веснушек, какие были вообще на всём его теле, даже на ногах. Чарльз чуял, что у Эрика стоит, как пульсирует его член в штанах и как драгоценнейший предэякулянт впитывается в ткань его штанов, а этого допустить никак было нельзя. Наконец, полуголый и возбуждённый Ксавье томно оседлал колени высокого мужчины с акульей усмешкой, и усмехнулся ему в лицо, прижимаясь к нему всем телом и потирая свой пах о его пах, чувствуя его сильнейшее напряжение, налитую стоящую эрекцию под тонкой тканью костюмных брюк, что сжимала их тела. Эрик, недолго думая, расстегнул его ширинку, не прикоснувшись к ней, потому что точно знал, что Чарльзу это безумно нравится, как его член приветливо высовывается из ширинки, истекая сочным нектаром от предвкушения скорого удовольствия. Леншерр совсем стащил с него шерстяные штаны - профессор будто специально не носил трусов, видимо, чтобы не тратить время на лишние телодвижения, а сразу отдаться в любимые сильные руки партнёра, и взял его член, чтобы подразнить и заставить Ксавье стонать еще громче и тот взвыл от нетерпения. Сам Эрик раздеваться не собирался, он резким быстрым движением расстегнул свои бежевые брюки, обнажая крепкий истекающий орган. Чарльз похотливо облизнулся, он бы хотел взять его член по самые гланды, счастливо сосать его долго, усердно, пока сам не кончит несколько раз, и сглотнуть сперму, чтобы надолго запомнить сладко-кислый вкус любимого человека. Он трепетно обхватил двумя ладонями большой сладкий член как у племенного породистого жеребца и сказал: - Трахни меня, Леншерр! - гортанно воскликнул Чарльз. Тот ухмыльнулся и разведя ноги телепата в обе стороны, Лэншер, прицелившись, точно ввел член в самый центр, в тугой источник невообразимого наслаждения, куда, металлокинетик был уверен, мечтает попасть любой из мужской половины учеников школы. Леншер видел, как хищно смотрят на Чарльза Алекс, Шон и вся их мудацкая компания - наверняка, шушукаясь за профессорской спинкой, строят планы, как засадить симпатичному телепату по самые налитые спермой яйца. Эрик их проучит когда-нибудь - вырвет металлический прут из забора и сожмет паршивцам гениталии, пригрозит им ножом, а пока он, не желая отвлекаться, вернул свое внимание партнеру, который, сладострастно постанывая, как раз покорно принимал член до самого основания и обнимал любовника ногами. Эрик погладил коленку телепата, заросшую пушистыми шерстяными волосами, и поцеловал ее в коленную чашечку. Леншер испытывал невыразимую нежность, когда видел своего профессора таким: раскрытым, принимающим, тесно сжимающимся вокруг его немаленького органа. Чарльз любя называл своего любовника жеребцом - и правда, его стать, его жар и выдержка в сексе напоминали об этих прекрасных, длинногривых и грациозных животных. Леншерр, смеясь слушая рассуждения своего профессора, всегда добавлял, что Чарльз наверняка имеет в виду его член - крупный, практически лошадиных размеров, который с удовольствием бы приняла в себя любая уважающая себя задница. Задница Ксавье была что надо - белая, пушистая, сочная, что ее было приятно сжать в руках, что металлокинетик и делал. Тискал ее во всех комнатах Вестчестерского поместья, не стесняясь ни взрослых, ни детей - пусть все, все видят, что Чарльз Ксавье, молодой соблазнительный оксфордский профессор, шлюха с порочными губами и бирюзовыми глазами, принадлежит только ему. От Чарльза уютно пахло шерстью и сладким чаем, и Эрику это нравилось - он принюхивался, как тигр, как дикое животное, напрыгивая сверху на беззащитную голубоглазую лань. От Ксавье пряно пахло потом и предэякулянтом, кожей и Эриком Леншерром, одним очень удачливым немецким металлокинетиком, отхватившим себе лакомый кусочик наслаждения на просторных вестчестерских землях. - А, а, аааа! - в экстазе кричал Ксавье, чувствуя, как раздвигаются тугие стенки кишки под весом члена партнера. Было особенно приятно, когда Леншер ударил головкой в то самое заповедное местечко, где Ксавье даже стесняется трогать себя сам - член разил точно в цель, выбивая из профессора крики восторга и радости, наслаждения и благоговейного ужаса оттого, как хорошо его знает его любовник, как точно направляет свой член наружу и внутрь. - Ты мой, Чарльз Ксавье, только мой, - хищно кричит Эрик, приближаясь к пику страсти, понимая, что недолго осталось времени, прежде чем он изольется в это сладкое, тугое отверстие - оно было тугим несмотря на то, что они трахались по нескольку раз в день, а иногда даже в душе, расположенном в другом крыле поместья, около комнаты Шона. Анус пульсировал, чувствуя приближение оргазма металлокинетика, а сам вышеупомянутый металлокинетик сгорал от страсти чуть повыше, чувствуя, как его сердце колют мириады крошечных кинжал - оно разрывалось от страсти и любви к одному мягкому телепату с замашками филантропа (будь он неладен). - Ах, Эрик, - умоляюще простонал Чарльз - он с трепетом чувствует, что его оргазм тоже приближается, вырастает откуда-то изнутри него, вырывается наружу, к любовнику. Грязные разговорчики всегда заводили его, а Эрик знал, что сказать, чтобы ублажить своего жадного и вечноголодного до ласок телепата. До Эрика у Ксавье почти не было секса, ну как, был, но очень паршивый, чисто механический и скучный, но с приходом Лэншэрра все изменилось. Теперь Чарльза трахали долго, много и качественно, каждый день, 7 раз в неделю, 375 дней в году (а в високосные даже на день больше). Чарльз кричал, падая на дно оргазма, сжимая колечком мышц член партнера, и утянул его за собой, в глубины чистого, незамутненного удовольствия, где они лежали, усталые и потные, обнимая друг друга и утыкаясь друг другу в плечо. Эрик тихо стонал, отходя от такой яркой кульминации, и покрепче обнял выебанного телепата поперёк тела. Они остаются сидеть в кресле, разгорячённые и довольные, как наевшиеся сметаны коты, Эрик остаётся в Чарльзе - в его уютной растраханной заднице, полной его спермы, а Ксавье остался сидеть на своём партнёре, устало и слабо обнимая его руками и ногами, положив голову ему на плечо. Профессор замурлыкал, потираясь носом о шею, облачённую в черную ткань водолазки, а Эрик гладит его мягкую задницу, по памяти вырисовывая узор ярких рыжих веснушек, усыпавших любимое тело. - Я люблю тебя, Чарльз, - нежно прошептал Леншерр, улыбаясь во все 32 зуба. Чарльз требовательно и ненасытно подвигал бёдрами и они повторили.