Глёг, пожалуйста

— …на пятнадцатое число ожидается малооблачность, температура воздуха едва ли доползет до отметки в плюс десять, атмосферное давление в пределах нормы, днем северо-западный ветер два метра в секунду… Пена капала на холодный пол. Неожиданный вздох эхом отразился от холодных серых стен и потонул в ванной. Триста пятьдесят головоломок для досуга. Свыше тысячи пятисот страниц. — Сделай погромче. Тысячи пятисот и пяти. Тсукишима не возражает. Он только снимает очки, чтобы протереть краем футболки запотевшие стекла. Терпит внимательное разглядывание, после чего тянется к приемнику на полочке и прибавляет громкости. Голос ведущего ударяет ему в ухо. Парень бухается обратно на кучку грязной одежды около ванной. Прожигает взглядом стену. У них все нормально. У них все совершенно нормально. В норме. — …вечером температура упадет всего на два градуса, а восточный ветер два метра в секунду будет… — Глёг, пожалуйста. Щелчок пальцами. Кей заученными движениями, от автоматизма которых уже даже передергивало, открыл бутылку, стоящую рядом, и с такой неконтролируемой агрессией плеснул последнее пойло темного цвета в граненый стакан, что большая часть попала на его белую футболку. Триста головоломок для тупиц. Все нормально. Порядок. Куроо поджал губы, сдерживая хихиканье. Он прикрыл рот ладонью. Трещины по апофегею безразличия. Тсукишима не смотрел на него. Стена брала весь удар на себя. Казалось, что очки скоро расплавятся от молний, что парень метал взглядом. Бутылка дрожала в руках. Темно-красные капли расплывались на белой футболке. Пара ярких пятен в сетке клеток. Флегматизм в красном. Алым по синему. На пару страниц. — Ты такой дурачок. Чтобы приготовить глёг, нужна бутылка красного вина. Когда Куроо в первый раз попросил Кея об этом, тот даже толком не расслышал вопроса. Подумал, что это очередная несмешная шутка. Сейчас он рассмеется. Вот сейчас. Тсукишима долго смотрел на Тетсуро, ожидая, что тот скажет хоть что-нибудь, может быть повторит вопрос еще раз, но все, что делал этот полоумный, так это улыбался. Улыбался так, как не улыбался больше никто. Так, что хотелось закричать и влепить ему по лицу. По горизонтали. Пятое, шестое, третье. Буквы-буквы. Сканворды, кроссворды, судоку, кейворды, китайские сканворды, филворды. Квадратная сетка. В картинках. Стрелочки. Цифры. Пассивный-активный словарный запас. Дисфория. Лудоман. Софизм. Пофигизм. Пофигизм. Больше пофигизма. Тсукишима выводит кривые буквы на бумаге. Листает страницы. Латинский квадрат девятого порядка. Он решает судоку и выжимает из себя максимум, расписывая английские буквы вниз по клеткам. Горизонталь. Вертикаль. Диагональ его перечеркнутой агрессии. — …завтра ожидается повышение температуры воздуха до двадцати градусов. Ветер южный, один метр в секунду, а влажность… — А кем ты хочешь стать, Тсукки? Кей заставил себя отвлечься на пару секунд от сканвордов и судоку и повернуть голову, чтобы посмотреть на парня. Тот лежал в ванной, буквально тонул в слоях пены и все еще ждал ответа на вопрос. Странно, вроде он был максимально серьезным, но врезать ему все равно хотелось. Кажется, его лицо просто было таким, что руки чесались ударить, и это даже вне зависимости от наличия на ней противной гримасы. Кей моргнул. Куроо моргнул в ответ. — Пилотом. — Серьезно что ли? — Нет. Он снова стянул очки и протер их краем футболки. Чтобы приготовить глёг, нужна водка. Можно было гордиться такой терпеливостью. Настоящая выносливость. Когда он смирился с бесконечной дуростью его соседа по комнате и в первый раз зашел в ванную, Куроо уже делал себе усы из пены. Максимум увлеченности. Минимум серьезности. Взгляд блондина метнулся от выпирающих ключиц, покрытых капельками воды, к белой бесформенной куче пузырьков над верхней губой, а потом дошел и до прилипших к голове темных волос. Он закрыл дверь. Открыл дверь. Закрыл. Открыл. Чтобы приготовить глёг, нужен кардамон. Парень бухнулся на кучу белья рядом с ванной. В руках у него была толстая книженция. Триста сканвордов. Судоку для чайников и не совсем. Он в ожидании уставился на Куроо. Тот улыбался, двигая верхней губой. Усы развалились окончательно и потекли по подбородку. Блондин рефлекторно закрыл глаза, когда снежок из пены полетел ему в лицо. Брызги пены по диагонали. Один, пять, шесть, четыре… Тройки в строчке не хватает. Двух в квадрате. Он вздохнул. Снова снял очки и протер их о край футболки. — Ты для этого меня попросил с тобой посидеть? Терпение на максимум. Спокойствие зашкаливает. По лицу анархии. К чертям ваш хаос. Тсукишима молодец. Тсукишима мощь. Тсукишиме, вообще-то, наплевать. У Куроо есть странные привычки. Он ест черт знает что: смеси из самых разных блюд, трехслойные бутерброды и бургеры из таких ингредиентов, что лучше даже и не знать вообще, спать будет спокойнее. Он очень долго чистит зубы. Ненавидит мелодию на звонке Тсукишимы. Вообще ненавидит много мелочей, вроде магнитика на холодильнике или одной цветной кружки. О, ах да. А еще не может принимать ванную в полном одиночестве. Ему… Как он там сказал? Скучно? Верно, да. Невообразимо скучно. Кей протянул брюнету стакан. Тот сначала принюхался, подозрительно поглядывая на блондина, потом попробовал напиток, обмакивая в него кончик языка. Один осторожный глоток, и он уже сидит, вовсю причмокивая и щурясь, стараясь разобрать вкус до самой последней детали, будто там было, что разбирать. — Ты сахара много положил, да? Сколько ложек? — Ты сказал три с половиной, я и положил три с половиной, — Кей скрестил руки на груди. — Разве я сказал три с половиной? Ладно, хорошо, ошибся. Давай одну с половиной. — Я не буду тебе больше сюда чай таскать. — Пожалуйста. Тсукишима выхватил кружку. Спокойствие. Мощь. -…ближе к вечеру малооблачно, температура воздуха будет около шестнадцати градусов. Небольшой дождь и… Чудовище, убитое Тесеем. «Отец» предложения. Хвалебная речь. Сердце города. Кей поправляет очки, осторожно выводя косые буквы. — Веселая музыкальная пьеса. Восемь букв, — Кей постучал кончиком ручки по губе, думая. — Куроо? — Водевиль. Тсукишима хмыкает. Стоит опасаться людей, которые кажутся имбецилами, но таковыми не являются. Восьмерки не хватает. И они торчали в ванной каждый выходной. Вот так вот, вместе. Со сканвордами, судоку, приемником, чаем и глёгом. Кей никак не оправдывал это. Даже не пытался. Куроо просто попросил, а Тсукишима просто сделал. Так у них все и было. Куроо предложил, Кей согласился. Куроо пооткровенничал, Кей поддержал. Куроо влюбился, вот так вот, сдуру, и Кей почему-то не отставал. Просто. У них все было слишком просто. Тсукишиме все еще казалось, что они придуриваются, хотя обычно он сразу чует, если есть какой-то подвох. Куроо же казалось, что Кей согласился на все просто от нечего делать. Просто. Тройка в квадрате. Они просто живут вместе. Кей просто сидит с ним в ванной и терпит дурацкие просьбы и вопросы, пытаясь решить несколько головоломок. Куроо просто наблюдает за Тсукишимой двадцать четыре на семь. Такое бывает. Совместные пробежки. Завтрак. Обед, иногда. Ужин. Просмотры кино. Они просто целуются пару раз на пару дней. Больше, чем пару. Иногда. Понарошку. Нечего делать. Самообман и глупую слепоту, как полное нежелание принимать собственные чувства, еще никто не отменял. К некоторым вещам привыкаешь. — Ты для малолетки какой чай принес? — Что не так? — Он же совсем не крепкий. Посмотри, какой цвет не насыщенный. А? Глянь, — Куроо ткнул пальцем в стакан. — Сам такое пойло хлестай. Тащи саму мать крепкости чая. Я тебе тут не размазня. Хочу крепкий мужицкий чай. Тсукишима выхватил кружку. Терпение. Чтобы приготовить глёг, нужен коричневый сахар. — Ты коллекционировал что-нибудь в детстве? — А тебя учили задавать нормальные вопросы? — А ты веришь в судьбу? — А ты умеешь молча в ванной сидеть? — Поменять мнение — это слабость или сила? Тсукишима быстро приспосабливался. Куроо далеко не был похож на человека, который легко согласится на выдвинутые условия, если они его не устраивают. Проще привыкнуть к нему, чем переубедить. Кей привык на третью неделю. Идеальный кусочек к пазлу. Он сумел отшлифовать свою форму так, чтобы избежать конфликтов. Мощь. — Дрянь. — Если скажешь, что слишком крепкий, я… — Слишком крепкий. Тсукишима выхватывает кружку. Тсукишима выливает её содержимое прямо в ванну. — Дерзко, — Куроо прокашлялся, прочищая горло. — Пилот. — Захлопнись. Чтобы приготовить глёг, нам нужна гвоздика. — А какой твой любимый месяц? У Тсукишимы было полно дел, на самом деле. Но все, что он делал, это торчал в ванной. Сидел с парнем, которому, вроде как, уже девятнадцать лет, и который совершенно точно должен справляться с такими вещами в одиночку. Нет, ему же вдруг понадобилось что-то еще, стало чрезвычайно необходимым, чтобы ему скрасил компанию сосед по комнате. Такие придурки не выживают, ей богу. Но этот почему-то мало того, что выжил, так еще и поступил в один из самых престижных университетов страны. Умник под прикрытием усов из пены. Сказал бы кто это пораньше — Кей даже зариться на это заведение не стал. А так он поступил, и даже оказался в числе лидеров по баллам. Вот удивление, проблем не было ни с чем, кроме жилья, а свободное местечко поблизости оказалось как раз лишь у одного старого знакомого Тсукишимы, у которого, кстати говоря, почти мания на раздражающие привычки и дотошные вопросы. И у которого с какого-то черта преогромная ванная. Тсукишима о многом жалел. Все, что ему оставалось делать, это сидеть с девятнадцатилетним придурком, который делает себе усы из пены и пускает пузырики. — Потри мне спинку. Канючит. Тыкает мокрой мочалкой в плечо. Тсукишима прибавляет громкость на приемнике. Не отрывается от судоку. -…облачно, температура воздуха пятнадцать градусов. Ветер северо-восточный четыре метра в секунду… Куроо считал, что нет ничего такого в том, чтобы потереть спину мочалкой ему, обычному девятнадцатилетнему парню. Кей считал, что его друг идиот. Он знал, что такое бывает. Он знал, что и не такое бывает. Чтобы приготовить глёг, нам нужен изюм. — Больно, не так сильно три. — Ладно, — Кей лишь вздохнул на бессмысленную жалобу и надавил сильнее. На бледной коже после мочалки кроме мыльных разводов начали оставаться и красные полосы. Пофигизм десять из десяти. Тсукишима, на самом деле, обладал немыслимыми привилегиями, хоть и сам этого не до конца понимал. Он просто уже привык к тому, что ему позволялось видеть Куроо в хлам, Куроо сонного, и даже Куроо грустного. И вообще, ему позволялось видеть прическу брюнета, когда та была не в лучшем виде и выглядела довольно жуткой, будучи развалившейся от воды и прилипшей к голове. Мало того, так он мог еще и запускать пальцы в эти мокрые волосы. Перебирать влажные локоны. Трогать. Трогать. Он мог торчать около Тетсуро, когда тот был совершено обнаженным. Тсукишима везунчик. Тсукишима мощь. Тсукишиме, вообще-то, наплевать. Он старается игнорировать довольное урчание Тетсуро, пока втирает шампунь в темные волосы и намыливает голову парня. Чтобы приготовить глёг, нам нужен инжир. — У тебя очки потеют. — Тут душно. Куроо стягивает очки Кея. Блондин моргает. Тетсуро не моргает в ответ. -…вечером облачно, ветер западный, три метра в секунду… Тсукишима травится запахом шампуня. Он даже уже не может толком разобрать, каким именно ароматом ему заложило нос. Принюхивался, пока не почувствовал что-то отдаленно походящее на цитрусы. Он ненавидел цитрусы. Зато быстро привыкал ко всему. — А тебе идет, — Куроо ухмыльнулся. Тсукишима поджал губы, хмурясь. Он взял протянутую ему мочалку и принялся тереть ею мокрое тело Тетсуро с еще большим усилием. Теперь это вызывало сдавленные шипения со стороны самого брюнета, который был слишком упрямым, поэтому выхватил мочалку из рук друга не сразу, а только через несколько минут мучений. Тсукишима почти привык к тому, что ему постоянно приходится терпеть такого соседа. Он почти привык к сгоревшим завтракам каждое утро и к комплиментам. Постоянным перегибам палки и спонтанным поцелуям. Глупым вопросам и неожиданным приступам нежности. Дурости. Нежности. Куроо заставлял подпевать, если вдруг начиналась музыкальная пауза. Кей в такие моменты пытался задушить в себе навязчивое желание утопить радиоприемник в ванной. — Ты что, совсем чай не умеешь заваривать? — Куроо пихнул кружку обратно в руки Кею. — Ладно, хорошо. Черт с ним, с чаем. У меня есть идея получше. Тебе понравится. Ты видел бутылку, которую я сегодня принес? — Да. — Тащи сюда. — Что это? — Глёг, — парень махнул рукой. — Не парься, попробуешь обязательно. Чтобы приготовить глёг, нужна цедра апельсина. Тсукишима ненавидел, когда свои просьбы, больше похожие на приказы, Тетсуро озвучивал наглым и насмешливым тоном, а потом все для полноты картины еще и щелчком пальцев разбавлял. Сломать бы за такое руки. А ведь он все равно делал. Ему будто было нечем заняться. Будто он только и думал, на что же потратить свое драгоценное время. Сидеть в ванной и вдыхать мыльные пузыри, кашлять и чертыхаться, отбирать очки, чтобы они не грохнулись вдруг в воду, раз за разом приносить бутылку с глёгом и недостаточно идеальный чай для слишком идеального придурка. Решать судоку и буравить тяжелым взглядом потолок. Потеть. Дремать временами. Он понять не мог, почему сил хватало на то, чтобы ходить туда-сюда, выполняя поручения идиота в ванной, но никогда не было сил на то, чтобы просто взять и закрыть эту дверь, а потом не вернуться обратно. А потом еще и вещи собрать. И уйти. Окончательно и бесповоротно. — Сделай погромче, Кей, я же попросил. И сейчас он сидел. Просто сидел. Закипая. Бутылка глёга дрожала у него в одной руке, наполовину полный стакан в другой. Запах напитка ударил в нос. Мокрая футболка прилипла к телу. — Громче, Тсукки, — брюнет выхватил стакан из рук блондина. Тот с глухим стуком поставил пустую бутылку на плитку. Стянул запотевшие очки. — Тсукки? Бойся гнева терпеливого человека. Так вроде говорят? Нет, вы что, он совсем не злился. Совсем-совсем. Парень вдруг встал. Медленно. Можно было услышать его тяжелое дыхание, пробивающееся через хруст пены. Кей быстро приспосабливался. Жаль лишь, что не ко всему. Коллизия. Он вдруг пнул ногой пустую бутылку, настолько неожиданно, что Куроо даже подскочил, а глёг из его стакана закапал в ванную. Это было больно, это было необдуманно, но Кей нашел в себе силы сжать зубы, чтобы не замычать от неприятных ощущений. Бутылка отлетела к стене. Тсукишима медленно поднял руки, хватаясь за воротник футболки. Темно-красные пятна срывались в пену. Куроо и забыл, что набрал полный рот глёга. Стакан норовил бухнуться в воду. Кей стянул верх и бросил его в кучу с грязной одеждой. Запах глёга забился в нос. Звякнула пряжка ремня. Глазастые морские звезды пялились на блондина с занавески противного синего цвета, пока он стягивал с себя домашние штаны. — …днем температура поднимется до двадцати одного градуса. Ветер юго-западный со скоростью…. Белье Тсукишимы полетело в кучу с одеждой. Он пялился на морские звезды, не на Тетсуро, прожигающего взглядом его спину. А вообще, скорее всего не только спину. Парень перекинул ногу через бортик ванной. Глег потек из приоткрытого рта Куроо. Он почувствовал, как костяшки чужих ног ткнулись ему в бока, когда блондин попытался вытянуть ноги, при этом упираясь лопатками в холодный бортик. Теплая вода обжигала всего секунду. По всему телу, даже по коже под водой, побежали мурашки. Волосы встали дыбом. Тсукишима выдохнул. Он прикрыл глаза. Говорят, что терпение — прекрасное качество. Жаль только, что терпения Кея на некоторые вещи совсем не хватает. Алые пятна в пене. Перечеркнутое двухсотое судоку на полу. А может и не жаль. Когда он сидел на куче с бельем, смотреть можно было куда угодно. На чертовы занавески с этими глупыми разноцветными морскими звездами, на одну единственную тусклую лампочку в комнате, от которой уже ныли глаза, на дверь, на пол, потолок. Почему-то когда Тсукишима сидел в ванной, смотреть получалось только на Куроо. — …на этом все по погоде на неделю. Перейдем к новостям спорта. Хочу объявить результаты последнего… Кей смотрел на него упрямо, впитывая все оттенки удивления во взгляде брюнета. Вода вот-вот должна была политься за бортики ванной следом за густой лавиной пузырей. Четверки не хватало в третьем квадрате. Он не заметил. Парень поднял руку. Щелчок пальцами. — Глёг, пожалуйста. Стакан выскользнул из рук Куроо и бухнулся в воду.