Я так давно родился, Что слышу иногда, Как надо мной проходит Зеленая вода. А я лежу на дне речном, И если песню петь — С травы начнем, песку зачерпнем И губ не разомкнем.
Башня и её тень довлели над Империей и всем континентом, защищая и контролируя и просто контролируя — ведь договор о защите был заключен с одной-единственной династией, той самой, которой была дарована метка первого контракта. Той самой, из которой вышел самый первый маг. Той самой, благодаря которой маги вообще существуют. Той самой, что раз от раза пробуждает память Мердиса и не дает ему позабыть. Той самой, благодаря которой он начал считать эти воспоминания действительно своими. Башня стала для него домом за прожитые десятилетия — он с ней сроднился. Было ли тому виной тело [Короля], находящееся поблизости, или же дело было в тех кристаллах, целые друзы которых впервые выросли из крови и которые постепенно поглотили большую часть иссохшего тела? Они ведь только поначалу начали покрывать тот схрон — и для всех стало сюрпризом появление первых друз у подножия башен… Кристаллы росли незаметно и все же однажды скрыли под собой белый камень стен. И с каждым метром, покрывшимся кристальным слоем, Мердис все лучше ощущал Башню и меньше тратил усилий на сотворение магических кругов. Хоть части не сравниться с целым — но все же Мердиса по праву называли великим магом. Но что стоит его сила рядом с былой мощью существа, которого можно было по праву называть богом? И что бы ему сказал на это брат?Я так давно родился, Что говорить не могу, И город мне приснился На каменном берегу. А я лежу на дне речном И вижу из воды Далекий свет, высокий дом, Зеленый луч звезды.
В какой-то момент Мердис понимает, что устал от любого вида политики. Что ему больше неинтересно вникать в интриги аристократов, которые его поначалу интересовали, потом забавляли, а теперь стали абсолютно безразличны. Что ему безразличны тихие войны за влияние и возвышение в самой Башне. И Первый Мастер постепенно, поколение за поколением, отстраняется от непосредственного участия в политике, давая больше свободы действий подчиненным Мастерам и совету организации в выборе решений. Он становится последней инстанцией, тем, чьи слово и воля могут с легкостью перечеркнуть все решения. Но усталость от этого не проходит, и Мердис продолжает искать способы развеяться и вновь ощутить себя по-настоящему живым… Он полюбил смотреть на Столицу — с высоты птичьего полета город удивительно красив. Но и она всего лишь узница клетки, сотворенной барьерами Башни. Не знающая внезапных нападений демонов по ночам или даже среди бела дня, чем грешат отдаленные городишки, которым не повезло существовать на стыке магических полей или до которых просто добирались не в меру наглые твари. Просто кем бы они были, если бы позволили демонам резвиться рядом со своим собственным домом? Мердис прикрывает глаза и глубоко вдыхает, стремясь распробовать первые осенние нотки в воздухе. Он тоже пленник и раб Башни, хоть и зовется и является её главой.Я так давно родился, Что если ты придешь И руку положишь мне на глаза, То это будет ложь, А я тебя удержать не могу, И если ты уйдешь И я за тобой не пойду, как слепой, То это будет ложь.
Мердис уже устал ждать. [Брат] начал казаться давним, почти позабытым сном, припорошенным пылью множества прошедших лет. Сном, который принадлежал даже не ему самому, но который он принял как свою память и свое прошлое. То немногое, что есть лично у него. Ведь Первый Мастер Башни хоть и обладает большой властью, но пленник своей цитадели. Пока еще он может без опаски покидать ее стены, пусть и сильно теряя в возможностях, но однажды не сможет и этого — сила заканчивается и однажды тело, опутанное цепями в подземелье Башни, рассыплется в прах. Этот день все ближе, хоть до него и долгие годы по меркам людей. И столь желанная встреча… она тоже ближе. К нему давно пришла уверенность, что [его] он увидит, когда смерть уже будет холодить своим дыханием затылок. Когда источник будет отдавать последние крохи магии, [он] не может не прийти и не проститься окончательно с тем, кого называл [братом]. Мердис надеется на это. И потому дозволяет попытки создать [обряд]. Потому что [он] не может не обратить на них внимания. Не может не заинтересоваться происходящим… А его время стремительно утекает последними горстями песка, отмеряя оставшийся ему срок. Остается только ждать и ничем не показывать своего странного нетерпения. Он привычно растягивает губы в искренней улыбке. Улыбается так, как его научили когда-то давно. Мердис-ним. Улыбнитесь. Разве вы не великий спаситель людей?