август 2011 — ноябрь 2016
Часть 1
11 ноября 2016 г. в 08:33
Удар был настолько сильным, что я умудрился упасть на пятую точку.
Сидя на прохладной, рыхлой земле, я буквально ничего не понимал, я был полностью потерян, попал в какой-то совсем чужой и далекий туманный мир. Но в этом мире я пробыл недолго. Всему приходит конец, и уже через мгновение я оказался в своем отчем мире. Алый ручеек брызнул из распухшего носа.
Повторный удар пришелся в грудь. Я упал на спину, дыхание перехватило. Мне стало стыдно и даже обидно от осознания того что меня использовали как примитивную боксерскую грушу, и я попросту не мог этому как—то противоречить.
Мой противник уже был готов запрыгнуть на меня и добивать как дичь. Но тут ко мне вернулись силы. Не столько сколько хотелось бы, но все же для того чтобы парировать удар в челюсть было достаточно. Противник схватил меня за шею, и стал душить. Тут силы действительно окинули меня. Ничего кроме того, чтобы держать врага за его цепкие руки я сделать не смог.
Черная пелена застлала глаза, и все что я увидел последним, это было страшно удивленное лицо моего противника.
Через мгновение по лицу ударила мягкая, но сильная ладонь.
Открыв глаза, я прищурился, свет ударил по глазам. Надо мной стояли мои старые и преданные друзья: Макс, Лиля, Костя и Эля. Как я понял Эля меня, и била по щекам, так ее прекрасное округлое лицо смотрело на меня почти в упор.
Как они нашли меня в этом глухом бору, я понять не смог.
— Очнулся! — воскликнул Макс.
— Ну как видишь! — ответила, подчеркнув очевидное Лиля.
— Ты в порядке? — мягким дрожащим голосом спросила Эля. Я кивнул.
Эля явно мне симпатизировала, так как ее частые флиртовые улыбки при встрече со мной, и игривые взгляды говорили сами за себя. Хоть мы с ней особо не общались, а до лагеря мы вообще были друг другу никем, хоть и учились в одном классе, но она смогла найти общий язык с Лилей, от которой Эля узнала обо мне практически все. С Лилей же мы знакомы еще с первого класса, довольно серьезная девчушка. В школе она будто антропофоб, постоянно отрешенная, замкнутая. Но стоит ей выйти за пределы школы, и оказаться в своем дворе, так навязчивое мнение о ней разу улетучивается.
Время летело. Дни капали как вода из крана, что не туго затянут вентилем. До конца отдыха в лагере оставалось всего ничего, это радовало, и, в этот же момент, огорчало; хочется побыть здесь еще пару недель. После отдыха следовала как полагается учеба. Как быть—то теперь? Целый год «пыток» со стороны учителей; издевки от верзил—одноклассников… В классе я являлся неким отщепенцем, но не таким запущенным, так как у меня были друзья, те же Макс и Лиля. Но те не могли вступиться за меня, первый из-за своих скудных физических показателей, вторая же, явно по половому признаку. Что ни говори, но я являюсь не конфликтным парнем, и решение дел кулаками не моя стезя. Что можно сказать и о Максе, тот вообще, в хорошем смысле слова, заучка.
— Да, я в порядке, — после долгой паузы вдруг ответил я, — А где тот урод, с которым я…
— В своем блоке, — перебила меня на полуслове Эля, — Он тебя, конечно, хорошо потрепал, но ты тоже не из робкого десятка, — с усмешкой произнесла та, — представь, выбил ему три зуба!
По поводу выбитых зубов оппонента я ничего не сказал, только скривил гримасу, что могло значить «Больно, наверное».
Лагерь находится недалеко на юге от Бердска, ближе к Улыбино. Сам лагерь располагается на берегу Новосибирского водохранилища, ну, или в простонародье — Обское море. Недалеко, километрах в трех-четырех находится небольшой порт, прямо рядом с маленьким поселком Сосновка. Туда — в порт — некоторые бегают ночью, и по возвращении говорят, что небо там особенное, не так как везде. Другие же утверждают, что там ничего такого особенного вовсе нет — байки все это. Небо едино. Ночь сменяется утром, день — вечером. Хочешь или не хочешь, но так везде. А может быть, красота тех краев меняет небо, и даже все вокруг? Может быть, может быть! Но все же хочется верить мечтателям. Я там не был — смелости не хватало.
Элю я знаю еще с первого класса, и какой красавицей она была в начале, такой и осталась. Возрастом она была чуть младше меня на пару с лишним месяцев. Ее глаза просто сводят меня с ума: большие, голубые, с длинными ресницами, так и думаешь — сейчас полетит, как в той старой песне. Носик как у младенца, маленький блестящий. Губы немного пухленькие; так и веет от нее радостью да позитивным настроением.
— Может, наверное, пойдем? Темнеть уже начинает, — побеспокоился, показывая на небо Макс.
И правда, небо темнеть начало прямо на глазах.
По прибытии в лагерь мы обнаружили что вожатые начали копошиться, что больше походило на панику. Что случилось, и куда все бегут? Эля оглянулась, и вдруг приказала:
— Бегом, там что—то происходит!
— Я пойду спрошу у вожатого, что случилось, — предложил я.
— Быстрее сюда, за мной, — Подбежал к нам Андрей. — Пошлите что покажу. Вы просто охренеете.
— Что вообще происходит? – фальшивым фальцетом взвизгнула Эля. – Говори!
— Сейчас все сами увидите, — продолжал Андрей. — Только не пугайтесь, ладно?
— Что, все так серьезно? — Вступил в разговор я. — Если ты нас хочешь развести, — я начал угрожать. — Получишь в морду. Понял?
— Ты за кого меня принимаешь? Когда это было? Все, хватит разговоры разговаривать, идем.
Андрей повел нас с Элеонорой через всю прогулочную площадку. Макс с Лилей и Костей решили остаться, покрутив пальцем у виска на предложение Андрея.
В воздухе веяло паленым деревом. Где—то из глубины леса разносились непонятные звуки. Я обернулся, по площадке бегали вожатые, с крыльца здания спускался директор — Эльдар Владимирович, и пытался успокоить молодых вожатых и не менее напуганных детей, потом он крикнул:
— Сохраняйте спокойствие, дорогие! Скоро приедет автобус, и увезет всех домой!
Когда он произнес последнюю фразу, я отвернулся и стал следить за идущим впереди Андреем, я подумал: «Похоже, все серьезней, чем я думал. Думал, что—то загорелось, что может даже море вышло из берегов, и времени у нас осталось всего ничего».
Пройдя через лес от лагеря примерно через полчаса нам открылась невероятная картина: по противоположному берегу вдали — близ Борового — лес охвачен огромной стеной красного пламени; дальше, северной стороны моря, парили истребители, явно не наших ВС, нет, наши такие самолеты не используют, это возможно Америка. Да точно, это Американские самолеты, я не могу их перепутать.
Раньше, в классе третьем—четвертом, я с упоением увлекался самолетами, мечтал стать летчиком, как Александр Покрышкин; изучал каждый самолет по книге, которую мне подарили в Новый год: четыреста семьдесят две страницы, и каждую страницу я изучил досконально и от самого первого в истории человечества до самого новейшего самолетов.
Совсем недавно Америка начала конфликтовать с Россией, Русские войска отправились в Америку с боевой задачей, чтоб близ Нью—Йорка произвести блокаду. Тогда Американцы пострадали довольно серьезно, так как Америка ничего не производит, а пользуется только импортной продукцией, после этого между Россией и Америкой мирный договор уже не подействует.
— Это что конец света? — со слезами спросила Эля.
— Нет, это война, — ответил я дрожащим голосом.
Я оцепенел. Не мог сдвинуться с места. Ноги, руки — все налилось свинцом. Пальцы свело, ноги дрожали, я пытался что-то сказать, но в горле встал ком.
Тушь на глазах Эли растеклась от слез.
— Похоже это конец. Город горит. У меня там ведь родители, — Андрей встал на колени, и начал громко рыдать. У меня ведь тоже там родители, и у Эли. Из девяти парящих над поверхностью моря самолетов, отделился один, он спикировал в нашу сторону с бешеной скоростью. Андрей посмотрел на несущийся самолет, и, заикаясь, проорал:
— Вот черт, он прямо на нас летит. Бежим! — что было мочи прокричал Андрей. Душераздирающий рев двигателя «CF—18» раздался над нашими головами. Мы стремительно развернулись и побежали в сторону лагеря.
Бежать было тяжело, легкие работали на пределе. Пару раз я умудрился запнуться об выпирающие из земли корни. Было понятно, что тот самолет, который пролетел над нами, был головным. За тем самолетом полетели и остальные, выпуская на землю боевые ракеты.
Один из снарядов прогремел в паре десятков метров от нас. Больно ударило по ушам. Эля упала на землю, я тут же помог ей подняться, и мы рванули дальше.
Андрей немного отстал от нас, только минуты через три он нас нагнал, и даже сумел перегнать.
Бежать становилось еще трудней. В горле першило, левый бок начало колоть.
— Быстрее, быстрее бегите, — подталкивал я, — Еще немного осталось... Немного.
Эля стала чаще падать, что довольно сильно нас тормозило, но я не упуская ее из виду пытался всякий раз помочь подняться. Мы выбежали из леса, и увидели что лагерь, и все вокруг полыхает рыжим огнем.
Было больно на это все смотреть. Повсюду лежали разорванные тела детей и вожатых. Клубился черным дымом обещанный автобус. От нашего корпуса остались щепки, да головешки.
Недолго думая я произнес:
— В порт, скорее, — я похлопал загнувшегося пытающегося отдышаться Андрея по плечу, и тот принялся идти быстрым шагом вглубь леса. Я посмотрел на Элю, а она следом посмотрела мне в глаза, потом я ей медленно и тихо произнес: — Надеюсь, мы доберемся до порта живыми. Мы должны были оказаться вместе с теми, кто находился в лагере. Они, наверное, погибли быстро. Жаль Костю, Макса и Лилю. Но мы сейчас должны уйти отсюда. В порте мы найдем лодку, и уплывем к родителям, разыщем их, и уедем из города, — я обнял Элю, прижал к себе. Он плакала. Я ободряюще похлопал ее по спине, — Ну все, идем.
Андрей уже был далеко от нас, но надеюсь, нам удастся его догнать. Бор наполнился огнем, после чего по всему периметру распространился дым. Возможность дышать была единичная, а вот видимость — нулевая. Дальше вытянутой руки я не видел, слава Богу, Эля была в зоне видимости. Ноги кричали от боли, возможность идти — не то что бежать — стремительно уменьшалась.
Дышать было невыносимо, я задыхался. В глазах потемнело, и я свалился навзничь.
Перед глазами плыло утреннее небо, охваченное густым черным дымом.
— Боже мой, как ты меня напугал! — перед глазами образовалось лицо Эли, испачканное в саже.
Где мы находились?
Поднять голову оказалось сложной задачей. А поднять туловище — невыполнимой. Но поняв, что мне требуется помощь, мне подсобил Андрей.
Мы плыли в обычной лодке, на веслах работал какой-то старик. Явно он был рыбаком, так как на носу лодки лежала удочка и контейнер.
— Живой, — ухмыльнулся старик, — Ты здорово напугал свою девчушку.
Элеонора прижалась к моему плечу головой, и тихо плакала.
Сколько я был в отключке — неясно.
— Тебя пару часов не было, — будто прочитав мои мысли подытожил Андрей.
Истребителей в небе я не наблюдал, видимо они ретировались. Ночное небо озаряло адское пламя пожара. Была пустая тишина, лишь бьющиеся о лодку волны разгоняли ее.
Вдруг темное небо разогнала ослепительная вспышка. Затем раздался дрожащий гул. И меня обдало горячим воздухом. Лодку повело набок едва не перевернув. А полыхающий лес будто раскидало в стороны.
— Этого я и боялся, — сквозь гул едва слышно произнес старик, — Они поставили точку в этой войне.
Мы медленно удалялись против тихого течения Обского моря, с тоской смотря на полыхающее небо.
Из-за горизонта поднималось алое солнце. И в моей голове стояла лишь одна мысль: теперь никогда не будет так как прежде. Они лишили нас детства лишь выполняя приказы своих военачальников, поддавшихся животным инстинктам, уничтожив моих родителей, и детей чужих.
— Домой больше нельзя, — тихо осведомил нас старик, — Там смерть.