Insomnia

Гарри Поттер устал. Пятый курс высасывал нервы и силы не хуже дементоров. События Турнира, ничуть не потускневшие в памяти, растущая угроза в лице Волдеморта, травля Министерства и странное поведение Дамблдора доводили до белого каления, так что Гарри взял за правило иногда выбираться в Выручай-комнату и громить всю мебель, которую услужливо создавала магия комнаты. Он почти не отдыхал. Днем гриффиндорец с головой уходил в учебу, пытаясь найти необходимые для борьбы знания, раз уж директор решил его игнорировать. По ночам приходили кошмары. Сначала это были его личные сны — смерть Седрика тяжелой виной легла на плечи, а последующий фарс с дуэлью как никогда остро заставил понять, насколько низки его шансы выстоять против сильнейшего Темного мага своего времени, за которым, к тому же, стоит армия Пожирателей. А потом Лорд, видимо, узнал об их связи и решил использовать ее на полную катушку, превращая каждую ночь в увлекательное путешествие по средневековым пыткам, которые перемежались с навязшим на зубах коридором из Отдела Тайн. По пять раз просыпаясь среди ночи от кровавых видений, Гарри понимал: надолго его не хватит — рано или поздно он сорвется. И тогда уставший разум пришел к безупречно логичному решению. Волдеморт хочет свести его с ума во сне? Тогда он просто не будет спать. Первая ночь далась тяжело, организм жаждал получить хоть немного отдыха, пусть даже он будет прерываться кошмарами. Но Гарри, окружив кровать пологом непроницаемости, зажег Люмос Максима и углубился в написание эссе по зельям, иногда отвлекаясь, чтобы встать и размять затекшие мышцы. Днем, как ни странно, он чувствовал себя достаточно бодро и даже сварил более-менее сносное зелье, заслужив «удовлетворительно» от Снейпа и потрясенные взгляды гриффиндорцев. Однако через два дня бодрость бесследно испарилась, и концентрироваться на чем-то стало гораздо сложнее. Чтобы не уснуть, Гарри чередовал ночные занятия — одну ночь он проводил в библиотеке, выискивая полезные чары — боевые, лечебные, диагностические, — а вторую отрабатывал в Выручай-комнате. Голова болела почти постоянно, зелья облегчали его состояние лишь на время. Зато бодрящие, которые Поттер стащил из больничного крыла, отлично помогали справиться с замедленной реакцией и сонливостью. Гарри решил, что он даже может смириться с головной болью, если в остальном все будет по-прежнему. Однажды ни с того ни с сего к горлу подкатил ком, и Гарри едва успел добежать до туалета, как весь съеденный обед вернулся наружу мучительными спазмами. Рон с Гермионой встревоженно крутились вокруг и настойчиво приглашали посетить мадам Помфри. С большим трудом удалось убедить их в том, что ничего страшного не случилось, просто сказывается напряжение. С этого момента каждый раз, когда снова накатывала тошнота, Гарри начинал мерно глубоко дышать, стараясь оттянуть спазм. Иногда удавалось избежать свидания с унитазом, иногда нет, но скрывать свое состояние от друзей получалось довольно успешно — маскировочные чары, уверенный голос, и даже Гермиона списала все на нервы, не пытаясь лезть с советами и рекомендациями. С каждым днем в груди росло и ширилось темное, злое раздражение, выливавшееся внезапными вспышками на тех, кто не вовремя оказался рядом. Из-за этого Гарри постарался по возможности сократить общение с друзьями, стискивая зубы и до крови прикусывая язык, чтобы сдержаться. Но когда под руку попался Малфой… На грандиозную маггловскую драку сбежались посмотреть все, кто оказался поблизости. Они сцепились зло, яростно, нанося друг другу мощные удары и стараясь причинить как можно больше боли. Воздух разрывали стоны, рычание и мат, по коридору поплыла волна сладкого, душного запаха крови, подогревая бушующий адреналин. Никто даже не пытался разнять их, справедливо опасаясь быть погребенными под клокочущим клубком из рук-ног-зубов и беспрестанно сыпящихся ударов. На шум примчалась Амбридж, которая вклинилась в яростный шум схватки тонким визгом ногтя по стеклу. Подоспевший Снейп, не долго думая, зарядил Ступефаем в драчунов, после чего их, наконец, удалось растащить в разные стороны. Малфой отмазался — впрочем, как всегда. «Это все Поттер виноват, накинулся на меня как бешеный. Его надо изолировать!» — этих слов оказалось достаточно, чтобы получить в наказание отработки у розовой жабы на месяц и лишить факультет пятидесяти баллов. Все попытки объяснить, что хорек сам нарвался, были объявлены клеветой, а сам Поттер назван «бессовестным лгуном». Когда Гарри осознал, в чем именно заключается отработка Амбридж, то с трудом подавил желание вцепиться министерской твари в горло. Но… Он и так уже отличился, раздувать еще больший скандал не хотелось, и отважный гриффиндорец принялся выводить собственной кровью: «Я не должен лгать». С каждой линией, врезающейся в кожу, сознание все плотнее окутывал туман. Боль отошла на задний план, и Гарри с мазохистским упоением выводил строчку за строчкой, завороженный танцем кровоточащих порезов. Они изгибались алыми змеями, негромко шипели, погружая в транс, пробовали языком кожу ладони и расползались вверх по руке тонкими лентами. Если прислушаться, можно было даже понять, о чем они шипели. С-ссс-сильнее. Глубш-шш-ше. Га-ааар-ри… — Хрю-хрю! Гарри поднял глаза. На него смотрела пухлая, мохнатая свинья с огромным нелепым бантом на толстой складчатой шее. Свинья нетерпеливо сопела. Шевеление розового пятачка было настолько забавным, что мысль о том, каким образом в Хогвартсе оказался этот зверь, не задержалась в тяжелой мутной голове. — Мистер Поттер! — взвизгнула свинья. Она говорящая? Гарри удивленно моргнул. Розовая тварь начала терять очертания, плавиться, выворачиваясь наизнанку и сминаясь, как пластилин. Преотвратное зрелище. Гарри еще раз моргнул. Над ним стояла Амбридж, которая смотрела на него со странной смесью брезгливости и жадного внимания. — Д-да? — вопрос получился хриплым и невнятным, будто горло забыло, как издавать звуки. — Думаю, на сегодня вам хватит. Придете через два дня в это же время. Гарри встал. Постоял немного, пока комната не перестала кружиться, а дверь, кокетливо взмахнув кованой ручкой, встала на место. — Мистер Поттер, я сказала, вы можете идти! Покиньте мой кабинет! — визжащей дрелью ввинтился в мозг ненавистный голос. И Гарри пошел. Ноги увязали в густом желатиновом полу, так что каждый шаг давался с большим трудом. Наконец, свинья… точнее, Амбридж, осталась позади, и Поттер перевел дух, утирая дрожащей ладонью липкий пот. Возвращаться в общую гостиную не хотелось — что угодно, лишь бы не выслушивать причитания Гермионы и бестолковое ворчание Рона. Ноги сами принесли на Астрономическую башню — в благословенную тишину и прохладу, которая смогла немного разогнать назойливых мух, что роились вокруг третий день. Время застыло, настигнутое шальным Ступефаем, только снег за окном все шел и шел, неподвластный чарам, укутывая собой весь мир, стирая реальность и оставляя бесконечное белое нигде. Которое оказалось разбито вдребезги стремительным появлением большого черного ворона, который приземлился прямо перед Гарри, вырывая того из оцепенения. — Поттер! Что вы здесь делаете? Решили увести свой факультет в глубокий минус? — Наверное, в таких перьях тепло… — вяло пробормотал Гарри, борясь с желанием прикоснуться к густому оперению сердитой птицы. Ворон озадаченно склонил голову к плечу. — Поттер? Вы больны? Наконец, Гарри окончательно сбросил с себя сонную заторможенность. Тут же в груди поднялось глухое бешенство — какого черта?! Он стоял тут, никому не мешал, никого не трогал, а чертов Снейп и здесь до него добрался. Дел у него других нет, что ли? В тишине отчетливо скрипнули зубы — Поттер изо всех сил давил в себе жужжащий рой яростных ругательств, что толпились в спазматически сжавшемся горле. Не говоря ни слова, Гарри развернулся и покинул башню, всей кожей чувствуя на себе обжигающую сталь снейповских глаз. С той ночи этот взгляд преследовал его, стекал расплавленным металлом за шиворот в Большом зале, во время уроков капал горячими каплями на макушку. Это злило, раздражало и доводило до белого каления. Взвинченный до предела, Гарри умудрился поругаться даже с друзьями и теперь на обеде сидел один, нахохлившись мрачным и тощим галчонком — еда уже почти неделю вызывала стойкое отвращение, так что весь рацион сократился до пары тостов за завтраком и нескольких листьев салата на ужин. Отработки с Амбридж не улучшали самочувствия, и порезанную руку Гарри теперь все время держал в кармане, замотанную бинтами. Кровавая надпись ныла днем и ночью, сливаясь с головной болью в слаженный садистский дуэт, так что даже маскировочные чары плохо справлялись с задачей. Еще через пару дней Макгонагалл осторожно поинтересовалась, все ли в порядке. Поттер вяло кивнул и заверил, что все нормально, просто очень много навалилось. От мадам Помфри, также взволнованной его состоянием, гриффиндорец ускользал с поистине слизеринской ловкостью. Что им за дело до его дел? Он всю жизнь справлялся сам, от взрослых никогда нет толку — вечно спохватываются, когда уже слишком поздно. Друзья с возрастающей тревогой следили за ним, но подходить не решались, — когда Рон сделал осторожную попытку примирения и спросил о самочувствии, Гарри метнул в него ботинок и проорал, чтобы его оставили в покое. Учиться по ночам стало невозможно — информация не только не откладывалась в памяти, но даже читать учебник не получалось — буквы расплывались и издевательски менялись местами, стекали по страницам вниз и разбегались во все стороны, как тараканы. Так что Гарри просто бродил неприкаянной тенью по коридорам под мантией-невидимкой до самого рассвета, не осознавая толком ни где он находится, ни куда идет. В одну из таких ночей внезапно отказали ноги — противная дрожь, сопровождавшая последние несколько дней, вдруг достигла своего пика, почти переходя в судороги, а потом ноги просто подогнулись, и тело мешком осело на пол. Мантия-невидимка сползла и скомкалась, Гарри полностью стащил ее и засунул во внутренний карман мантии. Воздух загустел, вязкой смолой заполняя легкие и делая каждый последующий вдох невыносимым. Желание закрыть глаза и больше вообще никогда не дышать нестерпимо свербело старательным короедом, который неутомимо прокладывал все новые и новые ходы под кожей, прогрызал кости, зудел так, что Гарри совершенно не заметил, как расчесал руку до крови. — Поттер! Льдистый голос январской метелью разогнал танцующих вокруг химер и заморозил кожееда, вырвав из обкусанных губ облегченный вздох. Гарри поднял чугунную голову и прищурился, разглядывая нависшую над ним тень. Зимний человек казался знакомым, но откуда он знал его — вспомнить никак не удавалось . — А… ыв… — Поттер нахмурился, пытаясь заставить бессмысленный хоровод звуков сложиться в нужное сочетание. — В-ыв… Вы к-ктооо? — наконец, буквы удалось собрать так, как надо. Человек вздрогнул и удивленно распахнул глаза — такие же черные-черные, как смола, которая булькала в легких. Черный… Зимний… — Сев-ве-ее-еруссс? — радостно выдохнул Гарри, довольный тем, что удалось вспомнить имя. Тонкая рука схватила за подбородок, стараясь приподнять голову, но Гарри со сдавленным криком отшатнулся — прикосновение ошпарило жидким азотом и растеклось по лицу ледяной коркой. Поттер испуганно закрылся руками, стремясь уйти от болезненного контакта. Когда в свет факела попало его расчесанное до мяса запястье, Северус шипяще выдохнул. — Ты можешь встать? — метель улеглась, будто ее и не было, и теперь голос обволакивал вельветовым пледом, стекал по горлу теплым шоколадом. — Н-не нза… знаю… Гарри честно попытался. Ему удалось протащить себя по стене вверх и принять более или менее устойчивое положение. Но на этом силы кончились. Снейп снова вздохнул и осторожно протянул ладонь, прикоснувшись к плечу и проверяя реакцию. В этот раз Поттер не отшатнулся — боли не было. Одно неуловимое движение, и мальчик обнаружил себя парящим в воздухе, удерживаемый на весу удивительно сильными руками. Его прижали покрепче и куда-то понесли. Теплая ткань под щекой успокаивала, уговаривала закрыть глаза, нашептывала колыбельные. — Нет… нет-нет, нельзя спать, нет, — Гарри всполошился, завозился, пытаясь выбраться из убаюкивающих объятий. — Нельзя, он достанет… во сне… он найдет… — Тихо! Он тебя не достанет, — шикнул вельветовый голос. Вскоре мерная качка прекратилась, дохнуло полынью и теплом, а Поттера сгрузили на мягкий диван, приветливо обнявший своего гостя дружелюбными подушками и любопытными подушечками. Хорошо… Тепло… Откуда-то из глубины сумрачной комнаты раздался негромкий перезвон склянок, и вскоре перед глазами вновь появилась черная-черная мантия. Северус взял в ладони поврежденную руку и принялся бережно втирать в нее пахучую мазь, которая с тихим шипением уничтожила отогревшегося в тепле кожееда. Затем он занялся второй рукой — окровавленное «Я не должен лгать» на бледной прозрачной коже заставило метель в черных глазах зло и яростно взвыть. Гарри облегченно вздохнул, когда непроходящая боль исчезла под уверенными мягкими прикосновениями. — Поттер, можешь ответить на пару вопросов? — Снейп говорил негромко и медленно, чтобы его слова дошли до вялого сознания. — Проп-порбую… — Гарри нахмурился, пытаясь выговорить сложное и верткое слово, но Северус не позволил ему отвлечься, коснувшись щеки и заставляя смотреть себе в глаза. — Как давно ты не спишь? — Мммм… — время давно потеряло для мальчика значение, но Снейп спрашивал, и он попытался вычленить из того «никогда», в котором пребывал, отдельные дни. — Две нед-дели? — неуверенный в правильности подсчета, Гарри перевел взгляд на Северуса, который терпеливо дожидался ответа. — Две недели… — эхом повторил Снейп. — Еще немного и я от тебя отстану, хорошо? — Поттер кивнул. — Ты говорил, что во сне он до тебя доберется. Кто «он»? — Лорд, — при воспоминании о кошмарах Гарри задрожал. — О-оон нас-сылал кошмары… Пытал… Смеялся… Нич-чего не мог…помогало, — мальчика трясло, воспоминания уродливыми химерами выползли из темных углов, протягивая когтистые багровые лапы. — Шшшш, тише, — Северус успокаивающе привлек к себе трясущееся тело, укрывая от монстров темными крыльями мантии. — Я понял, можешь не продолжать. Зелье сна без сновидений не помогало? — Н-нет. От него не мог порс… проснуться… — А те порезы? «Я не должен лгать»? — Снейп предполагал, откуда они могли взяться, но надеялся ошибиться. Едва слышный дрожащий голос уничтожил его надежду: — Амбридж. Северус прикрыл глаза, гася вновь вспыхнувшую ярость. Он убьет ее. Отравит так, что ни одна экспертиза в мире ничего не обнаружит — или он не Мастер зельеварения. Но это потом. Сначала нужно заставить поспать измученного, находящегося на грани мальчишку. Раз уж он единственный в этой школе, кто может реально что-то сделать, а не бесконечно поить чаем и задавать глупые вопросы. Чертовы наивные гриффиндорцы, которые не понимают, что «все хорошо, я справлюсь» — и есть крик о помощи. Отчаянный, безмолвный крик того, кто всю жизнь полагался только на себя и не знает, не умеет иначе. Крик, который может увидеть и понять лишь тот, кто сам прошел через пренебрежение и жестокость. За время коротких размышлений Поттер немного успокоился. Северус растормошил его, с тревогой отмечая холодную кожу и почти бессознательное апатичное состояние. Если в ближайшее время ребенок не заснет, все может обернуться очень и очень плохо. Зельевар призвал из лаборатории небольшую пузатую склянку с прозрачным содержимым. — Тебе нужно это выпить, слышишь? Давай, Поттер, — Снейп откупорил крышку и поднес флакон к губам. — Что это? — Оно поможет уснуть. — Нет! — испуганно вскинулся Поттер, но Северус тут же прижал его к себе, обездвиживая. — Тшшшш. Успокойся, Потт... Гарри, ну же. Это не зелье сна без снов. Это моя личная разработка, оно не позволит кошмарам проникнуть в твой разум. Все будет хорошо, я обещаю. Гарри заглянул в глаза Снейпа, отчаянно желая и одновременно боясь поверить. Черный обсидиан успокаивающе мерцал, пряча на дне искорки зимней вьюги — сейчас ей не место, она здесь не нужна. — Правда? — едва слышно прошелестел Поттер. — Да, — уверенно ответил Снейп, вливая в покорно приоткрытый рот зелье и наблюдая за тем, как почти мгновенно закатились зеленые глаза, а дыхание начало выравниваться. Зельевар поудобнее устроил мальчика, взъерошил растрепанные волосы, невесомо огладил воспалённый шрам. — Все будет хорошо, — повторил Северус, неосознанно потирая предплечье, где вот уже несколько месяцев пульсировала Черная метка. Правда ведь?