Идти за тобой всегда

      Одиночество. Одиночество. Одиночество. Вот что представляет из себя мир. Даже если рядом люди. Даже, если они дружески болтают с тобой и похлопывают по плечу, и утверждают, что ты много для них сделал, и в благодарность дарят бесполезный для тебя хлам.       В окружении людей или среди пустынных городских развалин, ты одинок. Одинок, потому что в этом мертвом мире нельзя ни к чему привязываться. Слухи, бытующие в сто первом убежище, о том, что снаружи есть жизнь, оказались ложью. Здесь только смерть. Только смерть и одиночество.       То, что где-то тут она могла найти отца, казалось просто смешным. Разве что он сидит за ближайшим камнем и трясется от страха, как она сама.       Просидев так несколько часов, Хизер нацепила солнечные очки Джонаса, впопыхах схваченные «на память». Непонятно как люди переносили солнечный свет, если даже это серое небо так невыносимо режет глаза. Она посидела еще немного и еще, не в силах собрать должное количество храбрости, чтобы встать в полный рост и оглядеться. Вдалеке то и дело слышались взрывы и еще какие-то звуки непонятного характера. И вдруг послышалась песня. Бодрая песенка, вперемешку с жужжанием, очень похожим на жужжание робота. Песенка все приближалась и вдруг:       — Здравствуй, моя дорогая Америка!..       Ее первые дни вне убежища были кошмаром. Было страшно до тошноты. Она боялась всего. Боялась одиночества, боялась быть убитой, боялась убивать сама, боялась вкалывать себе стимулятор, боялась есть найденные остатки еды.        От выхода из стопервого убежища до Мегатонны можно добежать за десять минут. Хизер добиралась три дня. Точнее не добиралась, а отсиживалась в заброшеной развалюхе пустующего поселения Спрингвейл. Отсиживалась, привыкая дышать пылью, привыкая вслушиваться, привыкая к постоянному страху, постоянному напряжению, от которого каменеют все внутренности и тело становится чужим, привыкая быть одна.       Меня зовут Хизер.       Когда я носилась (тогда я еще не умела быть незаметной) по развалинам Вашингтона, выполняя поручение Тридогнайта насчет спутниковой тарелки, неожиданно обнаружила в здании исторического музея город гулей. Он оказался настоящим спасением для меня. К тому времени от удушающего страха я почти перестала соображать и бежала, сломя голову под аккомпанемент миниганов, мечтая забиться в какую-нибудь щель. И вдруг — на тебе! Дамочка с облезлым лицом спокойно сообщает мне, что прямо здесь, за дверью, утомленный турист, то есть я, могу найти кров и пищу. О как я была рада видеть этих гулей. Толпу вполне дружелюбных, хоть и уродливых, существ.       Не думала, что их может быть так много. Я еще не определилась тогда со своим отношением к гулям, но в тот момент решила твердо — гули мне нравятся! И уж точно, они мне нравятся больше, чем мутанты. Мне предложили осмотреться, спокойно предупредив о возможных последствия некультурного поведения с моей стороны. Я последовала совету и принялась осматриваться. Гули. Гули. Гули. Ни одного, как они говорят, гладкокожика. Кроме меня.        Я помню запах этого места. Помню все, что чувствовала тогда. Это трудно обьяснить, но мне кажется что город гулей постоянно издавал какой то монотонный, успокаивающий звук. Я редко где чувствовала себя в безопасности, но там почему-то сразу стало спокойно. Как будто я знала...        Маленькие магазинчики, со скромным ассортиментом (честно говоря, совершенно бесполезный хлам). Маленькая забегаловка, где после разговора с кассиршей я узнала, что она - приемная мать того самого Хари, из салуна Мориарти, первого, увиденного мной гуля. С моей точки зрения, ему приходилось туго в услужении у Мориарти, но я не стала говорить об этом. Хотя бы потому, что наученная горьким опытом, знала, что такой разговор закончится очередным поручением для меня. Доставить Харю сюда. Договорившись с Мориарти, о том, чтобы он отпустил своего гуля, за которого, конечно же, отвалил работорговцам целое состояние, а значит, взамен я должна буду совершить нечто, возмещающиее утрату запуганного бармена, который, к тому же, трогательно влюблен в проститутку Нову и, вполне вероятно, не захочет уходить, и так далее и тому подобное.        В общем, я сказала, что у Хари все в порядке, сняла комнату за десять крышек и отоспалась, как следует. Отдохнувшая, и даже почувствовавшая какой-то интерес к жизни, я отправилась бродить из помещения в помещение.       Я наткнулась на парикмахера! Гуля — парикмахера! Который, (о, чудо!) за бесплатно предложил мне свои услуги. Он пришел в такой восторг от моих волос, что я даже испугалась. Однако, моя просьба, обрезать все под корень, привела его в ужас, и он, чуть не плача, отговорил меня избавляться от такого «богатства». Однако длиннющие волосы за последний месяц стали для меня помехой, а не ценностью. И после нескольких минут препирательства, мы пришли к компромиссу. Он срезал все, что было ниже лопаток и соорудил мне сложную (и, на мой взгляд, несколько неуместную) прическу. Но, тем не менее, волосы больше не мешали мне. К тому же, он подарил мне старую, но хорошо сохранившуюся расческу и кучу шпилек, и взял с меня обещание заходить, если окажусь поблизости.       Немного ошалев, от собственного внешнего вида, я отправилась дальше.       Дальше снова был бар. «Девятый круг» — так он назывался. И я подумала, что наверное скоро и сама пристращусь к выпивке, если она хоть чуть-чуть добавляет красок этому миру. Решив занять столик в углу, я вдруг заметила в тени напротив стойки высокого человека в броне. Точнее гуля в броне. Мой взгляд сам собой зацепился за него. Потому что он не был похож на остальных. То есть, был, конечно, похож, ведь он тоже был гулем. Но до этого я не встречала ни одного гуля в хорошей боевой броне. И его лицо было не такое, как у остальных. На лицах всех, встречаемых мной, гулей вечно блуждало некое иронично-презрительно-снисходительное выражение. Этот же всем своим видом выражал угрюмое недовольство, и в то же время, готовность мирится со всем этим окружающим его дерьмом, ибо оно не имеет к нему никакого отношения. Он так резко контрастировал со всеми, обитающими здесь гулями, что я замерла, пялясь на него. Он стоял спокойно, сложив руки на груди, но ни малейшей расслабленности в его позе не было. Словно сжатая пружина. Я знала, что это значит. Я уже видела таких. Но ни Джерико, ни наемник Мойры Браун, не были так хороши. Я точно знала, что он не станет ухмыляться, как Джерико: «Детка, если хочешь, мы можем познакомиться поближе, но работать на тебя, уж извини…» Этот наверняка будет говорить только по делу.       Наемник. Заветная мечта слабой и трусливой девчонки.       — Эй, привет!       Гуль бросил на меня равнодушный взгляд.       — Поговори с Азрухалом.       — Что? — я подумала, что он принял меня за кого-то другого и попробовала прояснить ситуацию, — Я только…       — Поговори с Азрухалом! — раздраженно перебил он, и кивнул мне за спину. Я обернулась. За кассой стоял гуль в костюме, когда-то бывшем весьма представительным.       — Я Азрухал, — ухмыльнулся он, — Вижу, вас заинтересовал мой наемник, юная леди.       — Я просто подумала, что он такой же как я бродяга по пустошам, хотела поболтать, — мне было как-то не по себе.       — О, если вы только пожелаете, мисс, Харон может стать бродягой по пустошам, — снова ухмыльнулся гуль, показавшийся мне скользким типом. Я заинтересованно приподняла бровь.       — Услуга за услугу, - уже тише продолжал он, — Хочу избавится от конкурентов.       Его предложение показалось мне абсолютно неприемлемым. И дело было не в моральной стороне вопроса. Если бы Грета жила в одиноком домике посреди пустошей, я прикончила бы ее ради этого угрюмого высоченного наемника. Но убить ее тут, в городе гулей — это не реально. Тогда придется перестрелять и всех остальных, а у меня кишка тонка для таких финтов.       Я покачала головой и разочарованно вздохнула. Еще бы! Было бы странно, если бы получить его было так просто. Азрухал пожевал губы, поворчал что-то под нос и вдруг выдал:       — Две тысячи.       Я непонимающе молчала.       — Две тысячи крышек за контракт Харона.       У меня даже в голове загудело от такой суммы. Я бессмысленно заглянула в свой мешок с крышками, их там было меньше сотни.       Когда Азрухал рассказал мне о безусловной преданности Харона, я поняла, что ничего более подходящего для меня нельзя и придумать. Однако две тысячи крышек казались недосягаемой суммой.       В то время я подрабатывала, выполняя поручения Мойры Браун. Была ее подопытной зверушкой, девочкой на побегушках и, кажется, единственным человеком, готовым выслушивать ее безумные идеи.       Я не питала иллюзий насчет Мойры, не считала ее своей подружкой, несмотря на ее показное дружелюбие. Несомненно, она меня использовала. Но, в отличии от остальных, она самозабвенно старалась устранить все последствия своих надо мной экспериментов. Лечила меня, сшивала и даже, на свой лад, улучшала. К тому же, в добавок к оплате я получала от нее разные бонусы. К примеру, она дала мне несколько схем самодельного оружия.       В то время, произошло событие, изменившее мою жизнь на корню. Изменившее вообще все. Уничтожившее все мои планы и стремления. И после нескольких дней или недель пребывания в пустой бессмысленности, я вспомнила про наемника, стоящего две тысячи. И я выбрала это своей целью.       Так вот, я решила заработать на производстве пушек. У меня накопилось достаточно ломаного барахла и я верила, что дела пойдут неплохо. Казалось бы, все просто, берешь два неисправных автомата — получаешь один рабочий. Однако за месяц беспрестанного труда я выручила за свои поделки меньше пяти сотен. И, честно говоря, думаю, Мойра покупала у меня этот хлам только из жалости.       Меня постоянно преследовала мысль, что контракт Харона уплывет у меня из-под носа. Хотя, людей обладающих такой суммой на Пустоши, можно было перечесть по пальцам.       В общем, услышав от торговца-караванщика о сказочном Поинт-Лукауте, где полно сокровищ и возможностей, я долго не раздумывала.       И вот, после двух недель скитаний и мытарств, я вернулась на Пустошь, показавшуюся вдруг такой дружелюбной и уютной.       Никаких особенных сокровищ, кроме, разве что, панги, я на зловонных болотах не нашла. Но, пособив одному джентльмену избавить свой дом от нашествия чокнутых дикарей, я получила огромное количество трофейного оружия, большую часть которого продала тут же, торговцу на причале, внушавшем мне суеверный страх.       Эти две тысячи крышек достались мне такими усилиями, что наемник Харон уже казался самым ценным, что может быть в этом чертовом мире. И когда я, едва держась на ногах от усталости, ввалилась в «Девятый круг», видок у меня был еще тот. Бросив на стоящего в своем углу наемника безумный взгляд, я обвисла на стойке перед ухмыляющимся Азрухалом.       — Я знал, что вы вернетесь, мисс.