Рудич

— Успокойся. Ничего тут не сломано, наоборот даже — она исправна. С этими словами Антон вручил Вадиму ноут в руки, уверив, что все нужные программы установлены, а веб-камера настроена. — Какого хуя тогда вот тут горит эта ерунда? — Вадя не собирался униматься, тыкая пальцем в горящий кружок около камеры. — Она меня бесит днем своим светом. Че тогда будет ночью, а? — Что, а не че, — устало поправил Антон. — Возьми любой стикер и заклей огонек, раз он тебя так бесит. Парень на несколько секунд замолчал, пока Вадим не выкинул очередную глупость: — Боже, Вадя! — Че? — непонимающе спросил друг, пальцем елозя по тому самому огоньку. — Тебе подарили новый компьютер. Ты только что ел запеченную курицу руками, не помыл их, а теперь лапаешь технику. Жалостливо глядя на хорошенький ноутбук, Антону хотелось прижать его себе, забрать от загребущих лап друга-свинтуса. — Ой, бля. Я его помою — не ссы, — заверил Вадим, на что Антон только вздохнул и прикрыл глаза. «Помоет, ага. Засрет его крошками, а потом будет ныть, что клавиатура заедает», — про себя подумал Антон, но не решился озвучить эту мысль вслух. В конце концов, выдержкой его друг не отличался, а вот ростом под метр девяносто похвастаться мог. Как мог и врубить затрещину за такие слова. Собственная сохранность была дороже чужих вещей. Антон помалкивал, молясь, чтобы этот ноутбук прослужил Вадиму хотя бы год, а не как прошлый — две недели. Тогда Вадим, насмотревшись крутых фильмов, приучился не по-человечески выключать компьютер, а каждый раз звонко захлопывать крышку. Оно-то ладно. Такое небожеское отношение ноутбук мог бы вытерпеть и полгода, но Вадя не просто хлопал, а откровенно хуярил. Ноут предпочел испустить дух, чем терпеть все это. Разбираться тогда, ясное дело, во всем пришлось Антону. Получасовая лекция из его уст о вреде хлопанья ноутбуков принесла плоды — своеобразные, но плоды. Вадя потупил взгляд, буркнул: «Вот я еблан», — и пообещал больше так не делать. Вообще, Вадим был из тех людей, которые на чужих ошибках не учатся от слова «совсем». Антон с этой особенностью друга был знаком не понаслышке, поэтому, скрипя зубами, позволял ему наступать на грабли, дабы этот громила осознал свою оплошность. Порою Вадиму приходилось наступать на грабли дважды, зато с матами и психами он навсегда запоминал урок. Вот и сейчас Антон знал: пусть лучше Вадя заляпает экран, а когда от жирных пятен перестанет различать текст на мониторе — поймет наконец. Как бы Вадим не удивлял, а порою даже раздражал — Антон не злился на него. Пусть для кого-то Вадя был слишком простым, прямолинейным, для него он оставался надежным и, самое главное, верным другом. Именно таким, который в периоды душевного упадка не будет размусоливать и делать настроение еще хуже. Молча похлопает по плечу, принесет бутылку водяры почти непьющему Антону. Заставит силой выпить, а потом и рассказать, что случилось. На удивление, именно это и помогало Антону, хотя этого он никогда вслух не говорил. Этого и не требовалось. *** Вадим злился. Матерился сквозь сжатые зубы, сдерживаясь, чтобы не разбить чертов ноутбук. Метался на своей кровати, вертел проклятую технику, надеясь, что от большего количества переворотов, она волшебным образом заработает. Хотелось швырнусь эту вещь куда-нибудь подальше — в стенку желательно. Но белобрысый котелок Вадима еще соображал. Немаленький уже — батя, как в былые времена, уже не расщедрится и новый компьютер не подарит. "Ты уже большой мальчик", — скажет маманя, а Вадя, как нашкодивший кот, опустит голову в пол. Упаси Боже Вадю от таких выносов. Он не выдержит такого промыва мозгов еще раз, но и на новый ноутбук денег у него нет. Безвыходная ситуация. Даже несмотря на то, что за два года пользованием чудо-техникой (два года, мать вашу! Для него это рекорд), Вадим мало-мальски научился в нем разбираться. Ну, как разбираться. Он не тыкал на рекламу, вроде "хотите увеличить достоинство? Стоит лишь каждый день втирать...", хотя и хотелось. Не нажимал больше на подозрительные ссылки и научился ставить разные пароли на сайтах. Так вот, даже с этими превосходными умениями Вадим не сможет его починить. Да и что говорить о починке, когда даже не знаешь, что чинить надо? Вадим вот не знал. И ладно, будь только врагом Вади мигающий экран. Так нет же! Уже неделю как тот огонек не горел красным светом. Не будь Вадим загребущим, не заметил бы даже. Но во время просмотра порнухи или сериала он любил теребить не только своего дружка, но стикер, что услужливо спасал от бесящего мигания. И каково было удивление парня, когда он все же отодрал бедную наклейку, что огонек-то все, концы отдал. Вадим добросовестно пытался что-то настрикать в настройках, но когда на весь экран выскочило красное окно, то с перепугу вырубил ноут и не подходил к нему до вечера. Потом решил, что вебкой он по сути не пользуется — к черту ее. Так думал парень, пока вдруг мама не позвонила и не сообщила радостное известие: они с отцом завели скайп и теперь могут разговаривать с любимых сынком по интернету. Признаться, что камера неисправна, Вадим не смог. Буркнул в ответ маме, что жутко доволен, но в ближайшие две недели у него нет свободного времени. На том конце провода посыпались вопросы: мать спрашивала, не переутомляется ли сын, хорошо ли кушает, а потом вовсе забыла о скайпе. Вадьке приходилось тихо смахивать пот со лба с мыслями: "Хух, пронесло". Пару недель назад Вадим не стал бы даже заморачиваться по этому поводу. Попросту пошел бы к Антону, кое-как объяснил, что не так с компьютером и потом наблюдал за тем, как друг кропотливо возится с техникой. Подождал бы пару-тройку часов или день-два — максимум, в зависимости от поломки. Это неважно, в любом случае Антон бы помог. Пару недель назад! От невыносимой досады сверкнув глазами, Вадя вспомнил недавнюю ссору с Антоном. Моменты проскальзывали перед глазами, точно это произошло вот-вот, стоит руку протянуть, как он опять попытается положить ладонь на напряженное плечо друга. Отчего напряженное — Вадим до сих пор не понимал. Как и не мог разобрать, какая муха укусила друга в тот злосчастный день. Словно сейчас Вадим ощущал, как та неделя выдалась для него слишком тяжелой и загруженной. То проблемы на учебе, то вывихнутый палец, а потом осознание, что его вдруг потянуло на парней. Нет, несильно так, но это ошарашило тогда парня, который всегда любил сиськи. Побольше, поокруглее. Вадя думал, много размышлял, мол, как так? Пытался разобраться в себе, разложить все по полочкам, но мысли вихрились, ускользали, отчего он мучился от головных болей. Ясное дело, для него так переживать было в новинку. На дурную голову он даже собирался поговорить об этом с Антоном, помня о бисексуальности парня. Но потом отшил эту мысль, убедив себя: «Я же еще не точно пидор. Нужно подумать». И он думал, с каждой минутой понимая, что просто путается в чувствах. Ведь он все так же продолжал любить округлое женское тело, грезил о Настьке со второго курса. Тогда почему он не мог унять нервную дрожь, когда замечал не менее округлую задницу, но парня? Причем, бывало, даже незнакомого. Этого Вадька не мог понять, как ни пытался. И в этом он, наверное, завидовал Антону, который даже не скрывал своей ориентации. Как только они начали общаться, тот заявил Вадиму: «Вадь, я люблю и парней тоже, но это не значит, что я хочу каждого прохожего. Просто знай и потом не удивляйся, если у меня в квартире найдешь мужские семейники, а не женские стринги». Тогда Вадя подавился воздухом, не веря в слова друга, переспросил: — Т-ты педик что ли? А в голове тогда не укладывалось: парень с парнем? Да кто куда и кому вставляет? Потом Вадим все это представил и от увиденного пугливо уставился на Антона. — Мне неприятно, когда ты так говоришь, — как-то отстраненно ответил Антон, отводя взгляд к потолку. К непониманию Вадима примешалось чувство жгучего стыда. Все-таки называть Антона пидором он не хотел — просто вырвалось. — П-прости, — Вадя замялся, а потом едва смущенно спросил, пытаясь показать свою толерантность. Правда тогда он еще этого слова не знал. — Тох, и ты это, любишь парней? И прям туда друг-другу вставляете? Стой-стой, вставляешь ты или тебе? Поток вопросов не прекращался, а Антон нахмурился. Его не прельщало отвечать на такие интимные вопросы, тогда еще обычного приятеля. Но потом он понял, что злиться на Вадима бесполезно — едва заметно улыбнулся и ответил: — А тебе это зачем? Попробовать хочешь или для общего развития? — сказал в шуточной форме, надеясь поубавить пыл Вадима. Вышло. Детина в теле большого рослого человека заткнулась, потупила взгляд. — Да я… Ты че. Я же тебя поддержать хотел… Ну, это, твое дело типа, мы все равно можем общаться. На такую откровенность Антон лишь шире улыбнулся и ощутил, как с души упал не камень, а флер тяжести и недоговоренности. Пусть Вадим и не целиком понимал его, но принимал таким, как есть, со всей своей распростертой душой. — Спасибо, Вадим, — легко поблагодарил Антон. За понимание, за честность. В ответ Вадим серьезно кивнул, точно сейчас произошло жертвоприношение богам, а не обычный каминг-аут. Потом все с той же невозмутимой миной и сведенными к переносице бровями продолжил: — Тох, только можно ты мне не будешь рассказывать, ну, как спишь с парнями? Просто я, конечно, не брезгую, но… не будешь рассказывать? Наблюдая за такой почти детской реакцией, Антон едва не засмеялся, но сквозь улыбку выдавил гнусавое: — Не буду, Вадь, не буду. На том они и порешили. Теперь к предыдущим воспоминаниям, когда уже Вадим почуял в себе семя пидорства. Он понимал, что, наверное, единственный человек, который его поймет — Антон. Но откровенно стеснялся признаться самому близкому другу, все еще помня, как назвал того педиком. Вроде бы по дури, да и Антон этого уже не помнил наверняка— Вадя все равно не мог пересилить себя. Сам не понимал, почему так. Самым оптимальным решением для Вадима стало просто и быстро проверить: встанет ли у него на парня. Ничего лучше, чем притащить едва знакомого мальчика-одувана домой, он не нашел. Врубил на ноуте расслабляющую музыку и попытался успокоиться. Удалось нескоро, но все же. Спустя время Вадя уже не забивал голову переживаниям — не до того было. Мальчик, имени которого он не знал, был опытным: почти полностью заглатывал немаленького дружка Вади, одновременно подготавливая себя. Вадим видел, как тонкие пальцы рыжего — а он был натуральной бестией с кучей веснушек по всему телу — скрывались в его заднице, слышал хлюпающие звуки и ощущал умелые губы на своем члене. И сказать, что ему не понравилась ночь — откровенно солгать. Не было хуже или лучше, чем спать с девушками. Вадиму было так же хорошо мять задницу парня, как и грудь молодых красавиц. Одно только это осознание показало ему, что он, если и не гей, то бисексуал. Не сразу и не легко далось ему просто смириться со своей ориентацией, еще сложнее было признаться в этом Антону. Именно Антону — больше некому. До каждой мелочи он помнил, как с вискарем пошел к другу, как полный уверенности и перегара постучал в дверь. Собирался отвести Антона на кухню, посадить на стул и выложить на духу все новости. Даже представлял, как Антон будет над ним смеяться, а потом все равно обнимать. Все разрушилось, когда дверь ему открыл хмурый друг, на лице которого расцветали синие круги под глазами. Явно грязная футболка, растрепанные волосы и помятый вид, точно он несколько дней не спал и не выходил из своей квартиры. Вадиму оставалось открыть рот в немом изумлении и тут же его захлопнуть, когда хриплый, несвойственно грубый для Антона голос спросил: — Чего приперся? Ответить удалось не сразу: Вадим запинался, тянул гласные просто потому, что был не готов к такому радушному приему. — Ну? Не тяни уже, — раздраженный Антон. Вадиму оставалось прикусить губу: уж слишком друг казался другим. Злость была видна невооруженным глазом. Почему-то Вадим затылком чувствовал, что зол друг на него, но усердно не мог понять из-за чего. — Я поговорить пришел, — как-то неуверенно протянул Вадя, ощущая себя маленьким провинившимся ребенком под этим прожигающим взглядом. Он хотел, надеялся, что заскоки Антона не продлятся долго. Мол, сейчас побесится, остынет и впустит его в квартиру. Жаль, что у Антона были другие планы. Вадиму оставалось палить искривленные губы и прищур — Антон не отвечал. Стоял на пороге своей квартиры, не впуская Вадима, но и не закрывая двери. Точно он думал: стоит Вадиму заходить или нет. Для последнего ответ очевиден: впускать, ведь он не сделал ничего такого, за что на него можно было так презрительно смотреть. Но Антон, несмотря на все надежды Вадима, не впустил. Помялся на месте, бросил короткое, не очень уверенное: — Я не хочу с тобой разговаривать… — замялся опять, но лишь на мгновение, и добавил: — И не знаю, или вообще захочу. Просто пока не подходи ко мне. Обидные слова, но Вадим не смог обидеться, особенно когда услышал последнее, жалостливое, отчего сердце екнуло. — Хорошо, Вадь? Дверь захлопнулась перед его носом, оставляя Вадима в красноречивом неведении. Хотелось во всю глотку закричать: «Что здесь происходит?!», хотелось тарабанить в дверь, хотелось вытрясти из Антона всю правду, но Вадим не смел. Перед его глазами еще стоял тот настоящий и уставший Тоха, который будто сгорал изнутри. Бесило, что он не мог ему помочь. Злило, что Антон ничего не объяснял. Коробило, что причиной всего этого мог быть он. Домой Вадим шел в одиночестве, где потом и выпил любимый виски Антона. Отчего-то дорогой и качественный алкоголь не приносил ни радости, ни удовольствия, лишь оставлял влажную горечь на языке. В тот день Вадима мучила бессонница и единственным другом был телефон, который он почти не выпускал из рук. Надеялся, что Антон позвонит, хриплым ото сна голосом попросит прийти к нему и просто все расскажет. Вадим готов был забыть про то, как его откровенно послали, лишь бы эта недоговоренность больше не висела на душе мертвым грузом. Но Антон не позвонил. Ни на следующий день, ни через неделю. На звонки Вади тоже не отвечал, в институте сторонился его, пытался опустить взгляд в пол, когда Вадим цеплял его глазами в звучной толпе. Тут к гадалке не ходи, его, Вадима, открыто игнорировали, а он и знать не знал почему. Честно пытаясь серьезно поговорить, Вадим каждый раз натыкался на сухую стену нежелания Антона. Тот лепетал, что занят, когда Вадя подлавливал его после пар и чуть ли не силой вынуждал выслушать. Антон его не слышал, да и не хотел слушать. Тогда Вадим, имеющий какую-никакую гордость, прекратил попытки. Внезапно понял, что не хочет долбиться головой в стальную дверь. Просто бесполезно. И если Антон не хотел дружить с ним, а хотел полностью разорвать некогда крепкие узы, Вадим был просто не в силах мешать этому. Пусть и не гений, но даже Вадим знал, что насильно мил не будешь. И как бы он не желал общаться, как раньше, этому в одночасье стало не бывать. *** Ноутбук пришлось нести в ремонт. Выслушав минутное объяснение мастера, что не так с ноутбуком и сколько его придется чинить, Вадим внезапно вспомнил об огоньке и спросил: — А с вебкой что делать? Почему огонек не горит? На Вадима посмотрели как на умалишенного. Мастер скосил глаза на злосчастный огонек, точно не веря словам Вадима, и переспросил: — Вы об этом, что ли? — Ну, да… — неуверенно протянул Вадя, сам начиная сомневаться в своих словах. — Так он и не должен гореть. Если вы не включали камеру, а она почему-то горит, значит кто-то очень интересуется вашей жизнью. — В смысле? — не понял Вадя, ощущая себя редкостным болваном. — В прямом смысле, — пробормотал мастер, явно уставая от Вадима. — Наблюдали за вами значит. Последнее, что помнил Вадим, как он замер на месте, а потом все в тумане. Как осознал, кто за ним все это время наблюдал исподтишка, как в груди вспыхнула необъятная злость, как зачесались кулаки и как добежал до дома Антона — всего этого Вадим не помнил. Зато понимал, что хочет просто размазать бывшего друга по стенке за такое предательство. *** Удары в эхом отдавались в ушах. Антон жмурил глаза от каждого нового толчка за дверью и втягивал голову в шею. И ладно бы то, что по ту сторону Вадим не щадя дубасил по двери своими медвежьими ручищами, больше всего пугали его слова, переходящие в крики. В этот момент он напоминал Антону дикого зверя, которого охотник ранил, но не застрелил. Этим горе-охотником был Антон. Теперь приходилось прятаться в своей однушке и надеяться, что дверь достаточно прочная, а выдержка Вадима — нет. Только некогда лучший друг будто не знал усталости: продолжал угрожать сквозь преграду, мутузя ее. Антону вдруг захотелось увидеть ладони Вадима, которые были наверняка красные. Один из немногих раз в жизни, когда Антону было по-настоящему страшно и стыдно. Стыд был более выражен: он прекрасно осознавал свою вину. Но даже знай он в прошлом, чем вся его авантюра закончится, все равно бы провел ее. Знай, что ему придется сидеть на грязном входном коврике под дверью и молиться за свою жизнь, но он все равно бы тайком следил за Вадимом. Откровенно пялился на поджарое тело без футболки в экране собственного ноутбука, на хмурое и серьезное выражение лица, когда друг что-то искал в интернете и почти не моргал. На то, как скользит тяжелая ладонь Вадима по его члену во время дрочки. Как сейчас Антон помнил в подробностях: запрокинутая голова, светлая челка на лбу, которую Вадим то и дело сдувал, приоткрытый рот в немых стонах и пересохшие губы от частого дыхания. Белесые разводы на ладонях друга, которые он тут же бежал смывать, и собственная сперма на пальцах Антона, когда тот кончал от одного зрелища. Контрастности придавало понимание, что он занимается поистине плохими вещами: следит за лучшим другом и нарушает закон. Только поделать ничего с собой Антон не мог. Вся катастрофа «любовь к Ваде» началась с признания Антона. Человеческая простота Вадима и открытость поразили его, привыкшего к негативной реакции, стоило заикнуться о своей любви к парням. Антон видел всю неуверенность и удивление в словах, взглядах и действиях приятеля, но от этого где-то внутри разгоралось тепло. Вадя, переступая через общепринятые стереотипы, пытался его понять и принять таким, какой он был — двинутым на технике парнем с плохим зрением и «неправильной» ориентацией. Это старание Вадима привлекало больше, чем чужие понты и лживые обещания. Поначалу общение было чисто дружеским, но все полетело к чертям, когда Антон понял: все, попал. Бесповоротно и с дуреющей головой от одного только запаха Вадима, от которого пахло персиками — тот постоянно их ел независимо от поры года и цены на фрукт. Антон же персики не любил, но это не мешало ему чуть ли не мурчать от их запаха, когда Вадим подсаживался ближе, спрашивал очередную глупость, пока он сходил с ума. Приходилось притворяться, что у него есть пассии, пока Вадим рассказывал ему о той самой Настьке, которая его уже месяц динамила. Скрывать ревность оказалось сложнее, но разум был сильнее — Антон понимал, что никаких прав на Вадима у него нет. Да и вряд ли будут. Все, что он делал: качал головой и соглашался, какая Настька сучка, раз не замечает Вадима. А на деле даже не сучкой, а сукой был Антон. Воспользовался незнанием друга в области техники, обвел вокруг пальца и больше года в угоду своим желанием следил за Вадимом. Ненависть к себе от ужасного поступка никогда не проходила, но вместе с ней росла любовь к Ваде. С каждым чертовым днем Антон хотел обнять Вадима крепко-крепко и никуда больше не отпускать: ни в институт, ни к Настькам. А поначалу ведь думал, что Вадим временная симпатия, что скоро вся эта канитель пройдет, как затянувшаяся простуда. Антон еще никогда так не ошибался. Высокая пучина по имени Вадим затягивала Антона все глубже. Казалось, еще немного — он попросту не сможет дышать от сковывающих ребра невысказанных чувств. Даже с двухдневной щетиной и мутными разводами на одежде, когда Ваде было лень закинуть ее в стирку, он нравился Антону. Это начинало походить на бред. Хотя, это было настоящим сумасшествием. Взять одну только слежку, за которую сейчас Антону заслуженно грозили пиздюли. — Антон, мать твою, будь мужиком и открой дверь! Антон был мужиком, но открыть дверь не решался — боялся. Боялся не столько разукрашенного лица от синяков, сколько смотреть Вадиму в глаза после того, как тот узнал постыдную правду. А если придется все объяснять, нужно будет рассказывать о влюбленности, которая, к слову, даже за время их обоюдного молчания не остыла. — Не открою, — почти пропищал он, надеясь, что Вадим уйдет. Плюнет на него, на камеру и просто забудет. — Я дверь выломаю, — уже откровенно рычали по ту сторону двери. Наверняка Антону стоило усмирить Вадима, напомнить о соседях и его громком голосе, который тревожил весь подъезд. Но Антон этого не сделал: рот судорога сковала, не позволяя и слова сказать, лишь губы сжались в тонкую полоску. За дверью тем временем не унимались: смачно стукнули по ней, явно ногой, и проговорили: — Я, блять, не шучу. Ты хоть понимаешь, что следил за мной гребанный год? Антон?! Антон понимал. Слишком хорошо понимал, за что винил и ненавидел свою слабость перед Вадимом. Хотелось зареветь, но в глазах было сухо. — Да понимаю я! — уже не выдерживая, прокричал Антон в ответ. — Что, хочешь отпиздить? «Конечно, хочет», — тут же подумал Антон — любой бы на месте Вадима захотел. Даже самому Антону хотелось хорошенько съездить себе по лицу — инстинкт самосохранения не позволял. Стуки в дверь прекратилось, и раздалось слишком спокойное для Вадима: — Просто скажи: нахуя? «Потому что сохну по тебе уже хрен знает сколько. Потому что не могу смотреть больше на других парней, представляю вместо них тебя. Потому что не могу дотронуться», — хотелось прокричать, но сил не было. — А если не объяснишь, то, Антон, блять, почему ты вдруг внезапно прекратил? А вот это Антон мог объяснить. Вадим, который на дух не переносил его рассказов о парнях, кривил губы, стоило в висящем диалоге Антона вконтакте увидеть переписку с мужчиной, а не девушкой. Именно этот Вадим привел в дом парня, развлекался с ним всю ночь. В тот вечер Антон впервые за долгие годы сознательной жизни плакал. Ревел, точно девчонка, жевал одеяло и продолжал смотреть на силуэты тел на кровати Вади: обзор на нее был хороший. Уж рыжую копну и член между худых ног Антон видел отчетливо, как и довольную рожу Вади, когда тот вбивал тощее тело в матрас. Это казалось самым настоящим предательством. Мало того, что Вадим врал ему о своей ориентации, так еще и смел делать вид, будто ему это неприятно. Говорить с Вадимом не хотелось ни на следующий день, ни потом — Антон ощущал себя брошенным щенком, которого приручили к лотку и миске, а потом вдруг заставили хлебать воду из лужи. Хотелось банальной правды. Чтобы, прежде чем ебать незнакомого ему парнишу, Вадим хотя бы признался в своей ориентации. Но он не признался, а Антон не смог больше нормально общаться с Вадей. Постоянно видел перед глазами те самые развратные картины, хотя сам был в этом виноват — никто не просил его подглядывать за Вадей. Противоречивость собственных мыслей, тупая ситуация, в которой была огромная доля вины Антона делали свое дело — он запутался в конец. Не понимал: то ли он так не привлекал Вадима, что тот, зная о ориентации Антона, предпочел другого, то ли Вадим воспринимал его исключительно как друга. Если последнее правда, то почему тогда не рассказал? Окончательно запутавшись, Антон в одночасье вдруг прекратил следить за Вадимом. Просто потому, что было невыносимо больно каждый день терзать себя этими мыслями и наблюдать за Вадимом. Он решил: если прекращать общение, то полностью и бесповоротно. А вот как Вадя узнал правду, Антон даже сейчас не мог понять. Все это время он не сказал ни слова, пока Вадя ждал, стоял за двери, постукивал по ней тихо, явно пальцами. — Антон? Голос его уже не был таким злым, а вот нервозность Антона никуда не делась. Сглотнув вязкую слюну и сжав руку для уверенности, он приговорил тихо, чтобы один Вадя за дверью услышал, а не все соседки-старушки: — Давай я открою — ты меня отмутузишь заслуженно и уйдешь, хорошо? Не понимая ничего, Антон говорил на полном серьезе. Хотелось прекратить эту пытку, а получить по заслугам — самый быстрый способ. Не дождавшись ответа, он подскочил на месте, дрожащими руками повернул замок и нажал на ручку двери. Вадим, не давая ему и слова вставить, тут же впихнул Антона в квартиру, схватил за шкирки и прошипел: — А теперь рассказывай, Тох, я заколебался ничего не понимать. — Я просто идиот, который зачем-то следил за лучшим другом, — почти не дрожащим голосом соврал Антон, хотя идиотом считал себя на полном серьезе. — Давай ты не будешь заливать, — Вадим казался таким серьезным, а его рука на воротнике рубашки Антона сжалась еще крепче. — Ты же не тупой — никогда не делаешь ничего просто так. Зачем? Под этим напором Антон неожиданно сдался — так просто и быстро. Вырвался кое-как из железной хватки, отступил назад, вглубь квартиры, распростер руки в стороны, словно признавая свое поражение, и произнес откровенные слова: — Да потому что я и правда идиот, влюбленный в тебя идиот. Это ты хотел услышать? — в голосе сочилась откровенная насмешка, но в первую очередь над самим собой и своими чувствами. А Вадя остолбенел, приоткрыл рот, точно не веря словам Антона. — Тох, — Вадя сглотнул и продолжил: — Ты ж не шутишь?.. Да конечно, бля, не шутишь. Как долго? Вопросы звучали холодно, но Антон видел, что Вадим был откровенно ошарашен его словами. Хотел узнать поподробнее, и Антон не отказывал ему в этом: все равно хуже быть уже не могло. — Почти сразу после знакомства, — говорил он четко, разве что в глаза Вадиму не смотрел. — А почему не сказал? Все это время Вадя стоял в прихожей, не решаясь пройти внутрь, особенно сейчас, когда Антон обрушил на него признание. — Сам вспомни, как не хотел, чтобы я тебе говорил о парнях. А тут я бы заявился к тебе и такой: привет, я тебя люблю. — Я бы… — ответа Вадим не нашел. — Вот именно, Вадь, — обреченно вздохнул Антон — беседа зашла в тупик. — Это ты выходит… Видел меня и того парня? — наконец дошло до Вадима. Антон только прикусил губу — обида, до этого мирно таившаяся внутри, грозилась вырваться наружу, расплескаться на Вадима нервными волнами. — Я не хочу об этом говорить, — огрызнулся Антон, включив защитный механизм — грубость. — А я хочу, — настаивал Вадя. — Хочу поговорить обо всем: почему ты меня игнорировал столько времени, например. И Антон не выдержал. — Серьезно, что ли?! Я тебе только что сказал, что втрескался в тебя по уши, как думал, гребанного натурала, а ты оказывается парней пердолишь. При этом мне врешь, что ты натурал, — Антон не кричал, но подрагивающие руки и плечи выдавали его — еще немного, и он мог сорваться. На выдохе прикрыв глаза, Антон серьезно глянул на Вадима, который, казалось, подошел к нему на пару шагов. — Что, до сих пор не понимаешь, почему я тебя игнорировал? — вопрос на грани безнадеги: Антон будто кричал, но Вадим упорно его не слышал. — Теперь понимаю, — буркнул Вадя. Опомниться Антон не успел: Вадим подошел слишком быстро. Схватил крепко-крепко за запястье и заговорил: — Я на тебя пиздец как обижен за сраный огонек. Но ты тоже молодец, Тох, вроде не тупой, а поговорить так и не додумался. Я, блять, проверял, почему у меня вдруг стало вставать на парней, а тебе собирался об этом сказать в тот самый день, когда ты чуть мне нос дверью не прищемил. Или ты хочешь сказать, что я каким-то магическим образом должен был догадаться о твоей любви? Напоминание, что его любовь больше не секрет, резануло внутренности, но откровенные слова Вадима заставляли Антона плавиться. Даже железные пальцы на его коже не ощущались так больно. Чувствовался лишь собственный идиотизм и запах персиков. — Даже не верю, что такая мутотень происходит со мной. Как будто хуевый сон, а я все не могу проснуться, — продолжал Вадим, а Антон как никто другой понимал его. Понимал, хотел высказать все навалившееся, но выдавил жалкое: — Прости. И не удержался. Уткнулся лбом в сильное плечо Вади. В который раз понял, какой он тупой, а Вадя, пусть и простой, но разумный. Именно разумный: умеющий решать все просто, но правильно, без лишней суматохи. Это он, Антон, настроил вокруг себя интриг, от них же потом и страдал, отсекая все пути Вадима к разрешению этой цепочки конфликтов, недоговоренности и секретов. — До сих пор любишь? — спросил Вадя, позволяя Антону дальше вдыхать его запах. — Угум, — не стал отрицать Антон, лишь зажмурил глаза до белых бликов. — Ну и че делать с этим будем? — буднично спросил он, точно покупал хлеб в магазине. Благо, отметил Антон, что Вадя полностью остыл. Если бы Антон знал только знал. Знал, что нужно делать, не было бы всей этой карусели, на которой и его, и Вадины нервы знатно потрепались. — А вообще, я же в тот день и правда проверил свою ориентацию. — Ну и что напроверял? — наконец сам успокоившись, спросил Антон и попытался отстраниться от Вадима. — Не дергайся — я все еще зол на тебя, — с этими словами Вадя обнял Антона, прижимая к себе ближе. — Я не гей, но би точно. Или как там это у вас называется. Антон только дыхание задержал, надеясь на лучшее. Смог выдохнуть ошарашено, когда Вадим подарил ему надежду: — Я тут че подумал. Если я с тем рыжим смог, то почему с тобой — нет? Тебя я знаю больше, да и доверяю. Только, Тох, никаких больше камер. Узнаю — удавлю. Антону оставалось лишь кивать. Впервые его отчитывал Вадим, а не наоборот. И не сказать, что Антон был не согласен со словами друга. *** Как принято описывать, Антон и Вадим не сразу начали встречаться. Вадим был попросту не готов так сразу и с наскоку в голубой омут, а Антон прекрасно это понимал, поэтому не торопил друга. Первый месяц их общения под названием «больше, чем друзья, но еще не любовники» ограничивался поцелуями и стояками, с которыми каждый справлялся в одиночку. Имевший достаточно опыта за плечами, несмотря на невзрачную внешность, Антон был вовсе не против помочь Ваде, но как видел его испуганный взгляд — останавливался. Лишь откровенно не понимал происходящего в душе Вадима. Почему он так легко смог переспать с парнем в день первого знакомства, а его боялся, точно ядерной войны? Однажды даже не выдержал, так прямо в лоб и спросил: — Вадь, ты чего боишься? — Да не боюсь я, — нахмурился Вадим, — просто ты ж не на одну ночь, а типа как на долго. Не хочу я облажаться, короче. От вида здорового Вади с заметным румянцем на щеках у Антона сама по себе расцвела улыбка. До ушей такая, довольная, словно он выиграл машину — как минимум. — Знаешь, по тому, какой был довольный под тобой тот рыжий, я не думаю, что ты облажаешься, — попытался подбодрить он Вадима. — Иди ты, — незло бросил Вадя, хотя было заметно, как слова прибавили ему уверенности. И еще какой, раз с того времени он не только пытался принимать активное участие в поцелуях, но и сам перенимал инициативу. Тогда Антон и узнал, как любит Вадя кусаться — следы с плеч сходили долго, а в душе напоминали о жарких вечерах, когда они доходили до взаимной дрочки. Самое главное: Вадя перестал тушеваться и сдерживать себя. *** — Презервативы взял? — сразу спросил Антон, стоило Вадиму разуться после улицы и войти в комнату. — Да, — четко и громко выговорил Вадя. Он прошел в центр комнаты, кинул упаковку презервативов на диван и принялся раздеваться без лишних разговоров: темно-синяя водолазка без горла, кожаный ремень и ширинка на джинсах. Когда Вадим принялся их стягивать, Антон заботливо поинтересовался: — А как же выпить для храбрости? — и улыбнулся, наблюдая за реакцией. Вадя взглянул на него косо, мол: «Че ты мелешь, Тоха?». — Серьезно сейчас или придуриваешься? Я бухло не тащил с собой. — Конечно, серьезно. Я вообще не трахаюсь на трезвую голову, разве не говорил? Улыбка на губах Антона становилась все шире и ярче — Вадя легко просек, что над ним просто шутят. Потом Антон мог лицезреть грозно надвигающуюся на него фигуру с расстегнутой ширинкой. Вадя встал меж его разведенных ног, что ширинка парня утыкалась аккурат в лицо Антона. Тот же, точно издеваясь, смотрел наверх, в глаза Вади. — Чего раздраженный такой? — попытался успокоить и положил свои ладони на Вадины бедра. В ответ Вадим тяжело вздохнул, точно убил кого-то, и выложил правду: — Яйца сегодня побрил. Мало того, что чуть себе все не расцарапал, так еще и непривычно. Антон не удержался, засмеялся тихо, утыкаясь лбом в низ живота Вадима. Потом сквозь едва сдерживаемые порывы смеха спросил: — Зачем? — Я подумал, что когда ты мне будешь отсасывать, то тебе не понравятся мои заросли, — немного смутившись, но тут же взяв себя в руки, ответил Вадя. — А я разве буду тебе отсасывать? — задорно спросил Антон, не прекращая своих манипуляций с бедрами Вадима: смял крепкие ягодицы сквозь жесткую джинсовую ткань. — Ну да, — уверенное, — Я же тебе буду. В этот раз спорить Антон не стал. Раз тут такой аргумент, то отсасывать придется. Он напоследок улыбнулся уголками губ и ничего Вадиму не ответил. Еще раз смачно сжал в руках задницу Вадима и потянул джинсы вниз — до самых колен. Прижался щекой к вкусно пахнущему паху — Вадя явно не один час проторчал перед этим в душе — и лизнул низ живота, гладкий и напряженный. Над ним Вадим глухо выдохнул, а когда Антон обхватил еще мягкий член сквозь ткань трусов, зарылся пальцами в его темные волосы. А Антон не принимался за активные действия, лишь раздразнивал взвинченного Вадю, заставляя его член наливаться кровью, натягивая тонкую ткань. Вадим не выдержал, тихо простонал его имя: — То-ох. Вот тогда Антон сдался. Высвободил член от тканевого плена, обдал вздутый венами орган дыханием и лизнул головку на пробу, точно леденец. Теперь Вадя натянул в пальцах чужие волосы, прижал голову Антона к самому паху, без слов прося о большем. Антон не стал ему отказывать: полностью облизав член несколько раз, он обхватил его губами и медленно, тягуче так, погрузил в глубину рта, не забывая о зубах. Делать минет Антон умел, что и демонстрировал: если кончиком языка забраться в отверстие уретры, Вадя с шумом выдохнет, если до основания пропихнуть в самую глотку — протяжно застонет. Порою Антону казалось, что он больше наслаждается процессом, чем Вадим, бедра которого мелко подрагивали. На последний секундах Вадя жестко толкнулся в его рот, заставляя Антона глухо закашлять от выплеснувшейся спермы и ощутить руками на бедрах Вади его дрожь. Облизывая губы и сглатывая горькую тягучую жидкость, Антон хорошенько шлепнул Вадю по поджарой заднице. — Охуенно, — будто в забытье выдохнул Вадя, не находя больше слов. — Я так, наверное, не смогу. — Тут главное практика, — поспешил его заверить Антон, который почему-то только сейчас ощутил собственный стояк, который не скрывали свободные домашние штаны. — Моя очередь, — отмерев, внезапно произнес Вадя и толкнул Антона на кровать. Не слушая пререканий, стянул с офигивающего Антона штаны вместе с трусами. Провел ладонями по ногам, напрягшимся икрам и притянул друга за них к себе ближе. Антон даже пискнуть не успел. Порадовался только, что сейчас он в линзах — очки бы давно от таких скачек слетели. В чем их главное отличие, Антон понял, когда Вадим без лишних слов и лобызаний попытался сразу насухо заглотить его член. Антона можно было назвать плавным, Вадима — резким, поэтому последний из-за своей поспешности закашлялся и на секунду отстранился от паха Антона. — Ну и кто так делает? — больше переживая о Ваде, чем о части своего тела, поинтересовался Антон. — Щас фсе бутет, — по примеру Антона, облизывая его член, пробурчал Вадя. Антон только запрокинул голову — приятно. Вадим учился быстро. Уже через пару минут мог наполовину заглотить, чем приносил дрожь по всему телу Антона, которая разнилась с мелькающей мыслью «зубы!», когда Вадя забывался и причинял ему дискомфорт. В такие моменты Антон вскидывался бедра на кровати, стараясь уйти от неприятных касаний, но жесткие руки удерживали его на месте, а Вадя с глазами кота из Шрека и его членом во рту говорил: — Пхасти. И на такого Вадима Антон просто не мог сердиться. Откидывался на подушку и доверял ему. Не стеснялся в выражении эмоций: стонал, когда было невыносимо хорошо. Втягивал живот, когда ко рту Вади присоединялись его руки на бедрах, животе, сосках и плечах. Все-таки не у одного Антона была бурная сексуальная жизнь — у Вадима не было опыта только в минете, но никак не ублажении партнера в постели. — Смазка где? Голос Вади вывел Антона из сладкого транса, заставил приоткрыть глаза и пробормотать: — Под подушкой. Он поднял затуманенный взгляд на друга и заметил одну важную деталь, о чем тут же сказал заплетающимся языком: — Носки сними. — Зачем? — Рудич! По фамилии Антон называл его редко и в крайних случаях, когда знал, что ничто другое не сработает. — Снимаю я, снимаю. Че орешь-то. После этого Антон остался доволен. Возбужден до предела, но тем не менее чертовски доволен, особенно когда Вадим обратно вернулся к нему. Первые два пальца вошли легко: перед этим он сам себя растягивал и подготавливал долгие часы в душе, напевая какую-то попсовую песню. От воспоминаний почему-то запылали щеки, а не от того, что он лежит с распростертыми ногами перед Вадей. Тот с энтузиазмом ребенка растягивал его, не жалел смазки, а когда нашел простату, едва не завизжал от восторга. Завизжать, правда, ему не дал застонавший Антон, который наконец подал внятный голос: — Давай уже — прекрати тянуть. Для Вади это стало спусковым крючком. Тут же щедро влил прозрачную жидкость прямо в растянутую дырку Антона, у которого от такого действа пальцы на ногах поджались, и мягко подхватил его под бедра. Чмокнул Антона в кончик носа и будто смущаясь своего порыва, скрыл лицо на груди друга. Антон только сжал губы, притянул лицо Вади ближе к себе, и поцеловал, тут же ощущая, как в него входят. Медленно, тягуче, явно беспокоясь о его состоянии. Больно не было — лишь непривычное жжение и ощущение постороннего предмета. Только Антон этот «предмет» не считал посторонним. Зажмурился и резко подался бедрами навстречу, отчего услышал над ухом шипение, перерастающее в стон: — Что ж ты творишь… Больше Вадя не говорил: после пары медленных толчком вбивался в Антона по-настоящему. Вытрахивал из него стоны под разными углами и в различных позах. Антон терялся в ощущениях. Метался на подушках и уже не помнил, как сам оказался на Ваде. На пробу вильнул бедрами и, оставшись довольным, уперся ладонями в Вадину грудь. Пальцами задел напряженные соски и резко приподнялся, тут же опускаясь под стоны в унисон — его и Вадима. Теперь была его очередь выбивать из этого большого и крепкого тела хриплые стоны — Антон старался. Настолько, что в процессе флера дикого возбуждения и натяжения член выскальзывал из растянутой и покрасневшей дырки. И ладно бы дальше продолжить — Вадя сразу лез в нее пальцами, растягивал в разные стороны, буквально открывая Антона. Стеснения не было, было лишь желания увидеть, как это смотрится со стороны: такой завороженный Вадя, который пальцами давил на простату, и он сам, совсем бесстыдный, с капельками пота на ключицах. Жаль, что у Антона в комнате не было зеркал. Кончал Антон, когда Вадя сзади вбивался в него, вдавливая своим весом в кровать. Он еле смог приподнять дрожащую задницу и просунуть кулак под себя — потом уже помог Вадя. Подхватил его за талию, не позволял разъезжающимся коленям Антона вновь уложить парня пластом на кровать. Жесткой и влажной ладонью обхватил член Антона, задвигал рукой в такт своим движениям. От тумана в голове Антон еле соображал, на последних секундах мог только поскуливать от ритмичных и резких толчков. Кончил протяжно, с силой сжимая Вадима мышцами — тут же услышал рычание явно довольного парня. Без сил повалился на кровать, ощущая влагу внутри себя — Вадя тоже кончил следом. Хотелось улыбнуться, но у него не было сил даже на это. Тяжелым дыханием Антон выдавал свое полусознательное, но жутко довольное состояние. Красные щеки, влажный лоб и блестящие глаза — малое из того, что мог сказать сейчас о себе Антон. Рядом лежащий Вадя был не лучше: раскинулся сзади него звездой и довольно улыбался. Только когда перевел дыхание, выдал: — Ну и че я раньше этого боялся? — Идиот потому что, — едва выдавил из себя Антон, вновь заходясь тяжелым дыханием. *** Больше десяти минут отходить от секса было для Антона в новинку. В голове проносились моменты недавнего секса и от этого у него сладко поджимались пустые яйца. Они так и не встали с кровати, не пошли и не приняли душ. Как самые настоящие свиньи продолжали лежать в пропахшей сексом кровати, а Антон в придачу с подсыхающей спермой на теле и внутри себя. Нарушил тишину Вадя. Пододвинулся вплотную к спине Антона, положил ладонь на чужое бедро и спросил: — И как это, когда тебя… Ну того, в зад? Антон бы засмеялся, но сил до сих пор не было. Оставалось ластиться под чужими неспешными касаниями и отвечать: — Разве по моим стонам ты еще ничего не понял? Вадя стушевался, сжал пальцы на коже Антона, но выдавил невнятное: — Ну-у… — Постой, — внезапно прозрел Антон. Повернул голову к Вадиму, натыкаясь на ясный взгляд серых глаз. — Если ты тоже хочешь попробовать снизу, то я только за. Ты главное не бойся. Вадя, казалось, даже не думал о страхе. Лишь глаза загорелись детским восторгом и не менее довольный и надеющийся голос: — Правда? Прямо сейчас? — Ва-адь, сейчас я устал, — не врал Антон. Ему казалось, что из него выжали все соки — он не представлял, как еще переживет еще один раунд. Ему бы до душа добраться без приключений. — Но, бля. Тох, пожалуйста, — почти взмолился Вадя, превращаясь в самого настоящего ребенка. Антон только простонал тяжело, но сдаваться не собирался: — Уста-ал. Вадя замолчал. Перестал водить рукой по его коже, и Антон внезапно ощутил дикий холод. Захотел вмиг повернуться к Ваде, прижаться крепче, обхватить его руками, а еще лучше закинуть на него ногу. Повернуться ему не дали: Вадим снова навалился на него и прошептал на ухо, прижимаясь ладонью к животу Антона: — Можно я тогда тебя… Ну того? Это «ну того» уже не смешило, а имело конкретный подтекст. Антон, не веря словам Вади, спросил, точно обреченный на казнь: — Ты серьезно? Но его уже не слушали. Чужая рука перехватило его под грудью, а вторая приподняла ногу. Тихий шепот дал понять, что Антону не сбежать: — Ты лежи-лежи, Тох, я тихонько. В него входили сзади, раздвигая и до того растянутые мышцы. С громким выдохом Антон подумал об одном: "Когда только Вадя успел возбудиться?". Но это уже не имело значения: новая порция возбуждения подступала к измученному телу, и Антон осознал, что тихо ну никак не получится.