Страсть желаний

Как и в любое другое утро, кочку встревожил громкий звон будильника ровно в пять тридцать утра. Селезень с темноватым оперением зеленого цвета ударил кулаком по кнопке хронофора и с помощью песни разбудил лучшего кряка, который нежился в своем гнездышке. — Пора вставать, мой утеночек! Сегодня особенный день! — говорил перевозбужденный от радости. — Дык-дык! Я уже в нетерпении! — пухляш спрыгнул со своего уютного уголка на пол и подскочил от радости. Воскресенье было идеальным днем для похода в Центральный кряк-парк на пикник, которого утята давно ждали. Они переоделись в привычную одежду и приступили к подготовке. Блондин отправился на кухню готовить бутерброды, а низенький приятель начал складывать в корзину тонкий, небольшого размера коврик. Он идеально лег в корзину и дожидался момента присоединения прочих принадлежностей для похода. — Хей, Шлеп, ты там скоро? — спросил Быдыщ, заглянув на кухню. — О, я как раз закончил! — Шлеп упаковывал еду в салфетки. — Не забудь взять… — малыш не договорил, ибо друг его перебил: — Я уже взял, не парься! — худощавый улыбнулся и надел на плечо электронную гитару. Бутерброды устроились в корзине, составив компанию подстилке. Утята запрыгнули в ракетный грузовик, заняв свои места. ШлепШлеп, как и всегда, взялся за длинные рычаги, готовясь наклонить один из них вперед. — Пристегнись, Дыщка! Я в настроении немного потрюкачить! — проговорил он, уже готовый сдвинуться с места. — Дык! — Быдыщ пристегнулся к хлебоподобному мягкому сидению. Ремень перекрывал пол его тела. Малыш достал свой ноутбук, включив его. На экране появилась полная карта всей Прудонии, где красным подсвечивался парк. Утенок проложил самый короткий маршрут и показал его своему другу. — Ага… Я понял! — тощий кряк дернул за рычаг, и грузовик сорвался, словно пес с цепи. Пилот тут же принялся к экстремальному полету. — Юху-у-у! — кричал он. Адреналин закипал в крови, дополняя ее, как основная составляющая. Утята обожали перевороты, спирали и извилины, по траектории которых летательная машина стремилась вперед с огромной скоростью. Именно благодаря ей всем известные кормильцы быстро добрались до места назначения. Грузовик с треском, капотом вниз, врезался в землю. Лицевая часть машины погнулась, а из внутренней части что-то задымилось. Кряки выпрыгнули из ракетного грузовика со счастливыми лицами. — Это было здорово, Шлеп! — восхитился пухляш. — Сегодня отличная погода. К тому же мы, наконец, добрались! — зеленоглазый парнишка вздохнул свежим воздухом. — Здесь так спокойно… — Согласен, но солнце не дает мне покоя! Слишком жарко! — Быдыщ помахал рукой перед собой, приоткрыв клюв. — Не дуйся, пошли в тенек! — вытянутый блондин улыбнулся и отправился к дереву, что стояло неподалеку. От него отходила большая тень; участками лучи солнца падали на ярко-зеленый травяной покров, едва просвечиваясь сквозь полупрозрачные кувшинки. — Идеально! Не жарко совсем. — Быдыщ благодарно посмотрел на Шлепа. — Все для тебя. Пора бы обустроиться, — темно-перьевой утенок расстелил покрывало близ дерева и оставил корзинку на краю. Лучшие кряки устроились на смятом участке. Шлеп оперся спиной о толстый ствол дерева, взяв в руки гитару и согнув ноги. Одну из них он закинул на другую, подергивая ступней в кроссовке. — Что мне сыграть для тебя, Дыщ? — спросил блондин. — Удиви меня! — младший напарник сел в позу лотоса и взял один бутерброд с корзинки. — Как скажешь, — утенок настроил пару струн и положил свои руки на гитару. — Эту песню я хочу посветить тебе. Прошу, дослушай ее до конца. — Хорошо! — Быдыщ с интересом смотрел на своего друга. — Кхм… В парке мы, чудесный день. Сидим вдвоем, мечтаем. Играть тебе совсем не лень, нас охлаждает тень…. — начал петь Шлеп. Ноты, аккорды, каждое слово выходили прямиком из его сердца. Музыкант пел со всей отдачей, а маленький его друг слушал и вникал, иногда не понимая, зачем были спеты исключительные строки. — … Мы друзья, друзья навеки, но я… тебя… люблю… — Шлеп покраснел и отвернулся, зажмурившись. Гитара замолкла, а половинка бутерброда, откусанная Быдыщем, вывалилась прямо изо рта. — Я, наверное, не расслышал…, что ты сказал?.. — спросил малыш, непонимающе взглянув на тощего кряка. — Ничего, — селезень сильно смутился и прикусил губу. — Ты врешь! Что ты спел в последней строчке? — Быдыщ занервничал, пытаясь выдавить хоть слово из уст приятеля. — Я сказал, что л… люблю… — старшая хлебоутка сделала глоток, отложив гитару в сторону. Кряк подполз на коленях к пухлячку и взял его маленькую ручку в свои ладони. — Я люблю тебя, дружище. — Любишь?! Как друга… — Быдыщ отвел взгляд в сторону. Его улыбка медленно спала. — Нет, я люблю по-настоящему, — твердо подтвердил свои слова Шлеп. — Быть не может! Ты нагло врешь мне! — малыш вырвал руку из ладоней лучшего друга. — Как ты можешь любить меня, если ты бегаешь за этой тупой уткой Дженни?! — Ну… — тощий утенок не договорил, ибо низенький кряк его перебил. — Погоди, я не закончил! Почему ты говоришь мне все это?.. Ты… ты же не знаешь, что чувствую я! — глаза малыша наполнились слезами. Он отвернулся и судорожно вздохнул. Шлеп удивился. Пернатый аккуратно и легко положил руку на плечо партнера: — Да, я не знаю, что ты чувствовал до этого, но… я бы хотел узнать. — Последовало ожидание. Быдыщ промолчал, вытер навернувшиеся слезы и повернулся лицом к другу. — Это совсем не интересно. Спой еще одну песню. — Не убегай от ответа, Дыщ, — Шлеп не делал лишних телодвижений, чтобы не испугать собеседника. — Я не хочу говорить об этом. Лучше спой! — пухлячок улыбнулся. — Ладно, — высокая утка ответила тем же. Молодой владелец водительских прав взял гитару и начал играть безобидные, веселые мелодии, которые помогли парням развеяться. Быдыщ снова заулыбался и радостно слушал, наслаждаясь каждой нотой. Кряки перекусили, посмеялись со смешных до слез историй, которые они рассказывали друг другу. Листва шелестела благодаря легкому потоку ветра, каждая травинка по очереди наклонялась вперед, создавая мнимое зрелище волны; цветы покачивались из стороны в сторону, иногда роняя микроскопические частицы пыльцы. Кусты, папоротники и кувшинки идеально гармонировали с окружающей их обстановкой, как и толстые стволы зеленых кувшинковых деревьев. Природа парка сочетала в себе все виды и перебором это назвать нельзя, ведь каждый листок, каждый разгульный ветерок украшал сию картину на фоне городских равнин. Глядя на дома позади парка, можно было почувствовать движение городских дорог и куда-то стремящихся жителей. Напряжение, получаемое в душных лабиринтах между высокими зданиями, могли снять лишь тихие остаточные участки живой природы. Утята не нашли бы лучшего места для отдыха. Кувшинки, раскрывшиеся над отдыхающими и создававшие легкую, безмятежную тень, располагались по направлению ветра. Старший кряк не удержался и лег на спину, чтобы рассмотреть каждую кувшинку в отдельности, и пристально — голубое небо, что просачивалось сквозь них. Круглому утенку тоже стало любопытно, и он улегся другу на живот, наблюдая за его интересом к происходящему. — Я бы пробыл здесь вечность, — сказал худощавый. Послышался глубокий вздох, который почувствовал малыш под собой. — Без тебя здесь делать нечего. Ой!.. — Быдыщ закрыл свой клювик, будто бы сказал что-то запрещенное. — Ты прав, даже такая красота не заменит моего утенка. И все-таки… почему ты убегал от моего вопроса? — Шлеп посмотрел пухлячку в глаза, возлагая надежды на ответ. Быдыщ не выдержал его взгляда и опустил хрустали, слабо сжимая в руках короткую футболку. — Н-ну… я… — Прошу, ответь! Я так хочу услышать, что ты скажешь! Хочу исправиться, ведь… — сказанное блондином прервалось в связи с тем, что низенький кряк перебил его снова: — Ты никогда меня не слушал. Все время гоняешься за своими интересами, а на меня не обращаешь особого внимания, — Быдыщ замкнулся в одной позе от смущения. — Именно поэтому я хочу выслушать тебя. Слишком уж долго мне слепили глаза ошибочные чувства, — зеленоглазый умиротворенно смотрел на лучшего кряка. — Тогда каково будет твое мнение о том, что мне нравится наблюдать за тобой? Восхищаться каждым твоим шагом, каждым взглядом. Когда ты смотришь на меня, все тело переполняет невыносимое чувство, может даже приятное, а когда касаешься, внутри происходит взрыв…. — кругленький парнишка скрестил пухленькие, короткие ножки и незаметно улыбнулся. — Хах… так глупо. — Совсем нет! Чувствую себя обманутым. Все это время я гнался за любовью, которая, как оказалось, была рядом. Ох, крошечки, прости меня, Дыщ! Я был так слеп… Простишь меня? — селезень нежно положил свою ладонь на блестящую щечку пушистика. По светло-зеленым перьям пробежались легкие мурашки, а правая рука утенка благодарно легла поверх ладони с темно-зеленым оперением. — Давно простил. Я знаю, что для тебя важно, поэтому подавляю свои бессмысленные желания, — протяжное неловкое молчание. Зашелестели кувшинки, и зашумели папоротники. — Я хочу нагнать утраченное…. Быдыщ фон Дыщ Берсукович первый, я, будучи старшей хлебоуткой, объявляю, что отныне мы пара! — произнес храбро утенок. — Официально?.. Ты же не делаешь это только потому, что я хочу? Все должно быть настоящим, а не так… — младший собеседник смутился сильнее и неловко уткнулся Шлепу в грудь. Внутри него все сжалось. Малыш долго ждал этого момента, момента признания, но он не понимал, с какой целью были сказаны те строки, правдивы они или ложны. — Я докажу тебе, что люблю! Мне важно, чтобы ты поверил, ведь я говорю искренне, — так же неуверенно говорит тощий. — А как же Дженни?.. — Быдыщ не решался поднять свои глаза. — А что с ней?.. Знаешь, после ее недавнего отказа… я… немного… сдался. Но тогда я стал обращать внимание на окружающие вещи. Пригляделся к тебе повнимательнее, и увидел что-то необычное… Ты всегда так восхищался мной, а я не замечал, дурак. Охваченный чувствами, я был слеп и глух, как старушка миссис Фурфл. Хоть она не слепая и не глуха, — блондинистый кряк вздохнул. — Прости, я не умею говорить сладкоречиво. Быдыщ, набравшись храбрости, приподнял взгляд и улыбнулся: — А по-моему красиво… Тебе не нужно ничего доказывать больше, я верю, — глаза засветились от счастья и легкого смущения. — Ну, эм, и что дальше? Чем занимаются пары? — вопрос прозвучал неуверенно, ведь малыш еще никогда не был в отношениях с кем-то. — Всяким, — поступил ответ, — но чаще всего они целуются… Утята покраснели и отвели глаза в разные стороны. — Ха-ха… это забавно, — Шлеп не знал, как продолжить, — не думаю, что мы… — однако ему и не пришлось. Все его мысли, слова и смущения прекратились в один миг. Клювик пухлячка без предупреждения соприкоснулся с вытянутым, более окрепшим клювом. Блондинистого кряка ошарашила внезапность. Перья едва заметно распушились, встав дыбом от пробежавшихся по телу мурашек. Зрачки застыли на месте, едва заметно дрожа, а пальцы рук выпрямились, словно иголки у ежа. Кряку потребовалось фора длиной из мгновений. Шлеп закрыл глаза и принял поцелуй полностью, легко положив руку Быдыщу на затылок, а затем приблизив его к себе. Хлебоутка первого поколения изначально была уверена в своих действиях лишь на половину, но теперь, когда Шлеп принял его подачу, он восполнился решительностью. Розоватый язычок едва коснулся второго растерянного набора вкусовых рецепторов. Рослая утка с трудом понимала, что нужно делать дальше, но вскоре его язык рефлекторно потянулся навстречу первому. На подобии переплетения нитей, органы вкуса терлись друг о друга, обмениваясь бело-прозрачными, «жидкими паутинками». Каждый норовился обследовать самые труднодоступные углы, что они и делали в промежутках между своими «объятьями». Прохожие, проходили мимо, удивлялись такой страсти и улыбались, удаляясь обратно в неизвестном направлении, но парням было наплевать на все, их переполняло желание продолжать. Потребность воздуха смогла прервать пристрастия. Меж влажными языками протяжно протянулась слюна, которая разорвалась из-за ветра и пропала. — Быдыщ… — Да?.. — малыш отвечал с опаской. — Это было потрясающе! — Шлеп обнял утенка двумя руками. — Тебе, правда, понравилось?.. — пухлячок засветился от того, что его обожателю пришел по вкусу поцелуй. — Еще бы! Такого я еще никогда не ощущал! Ты лучший кряк во всем мире! Для пушистика похвала была невыносимо приятной для восприятия. Быдыщ улыбнулся зубками и зарылся клювиком в оперение напарника. — С тобой приятно проводить время, — Шлеп сменил позу и лег на бок, аккуратно усадив низкорослого, неокрепшего селезня. Тот мило посмеялся; щечки порозовели от прикосновений рук. Оставшееся часы отдыха утята потратили на дружеские разговоры и разглядывание друг друга в новом свете. Время пролетело незаметно для обоих. Солнце уже готовилось скрыться за горизонтом. — Смотри, Дыщ, закат! — тощий восхищенно показал на небо. — Здорово, но из-за домов мы его не увидим, — грустно ответил второй. — Ничего страшного! Взглянем на него с более высокого места! — Шлеп сложил подстилку обратно в корзинку и на скорость подхватил гитару. — Побежали к ракетному грузовику! — Дык-дык! — младшая хлебоутка побежала вслед за напарником. Грузовик дожидался возвращения хозяев, томясь весь день на одном месте. Кормильцы добежали до быстролетной машины, запрыгнув в салон и наспех забросив вещи в багаж. Мотор загудел с поворотом ключа, и трехоска взмыла в небеса. Полет выровнялся и утихомирился. С такой высоты можно было узреть Уткоград в целостном составе. Вдалеке виднелся густой лес с толстыми деревьями и плотной листвой, где обычно селятся совы. В облаках за туманом располагалась единая, и самая лучшая столовая Прудонии, где всегда обедают жители планеты, в том числе и хлебоутки. Мистер Качала всегда рад новым посетителям, которые готовы отдать свои деньги за обед. Кувшинки умиротворенно плавали по поверхности пруда, создавая блестящие на солнце бегущие кольца. Камыши медленно и незаметно покачивались на предвечернем ветру. Вода блестела ярко-желтым медовым цветом, ослепляя белыми бликами. Небо приобрело желтые, рыжие, фиолетовые оттенки, которые плавно переливались меж собой, создавая новые, необычные цвета. — Так красиво… — восторгался Быдыщ с наплывшими слезами. — Знаешь, что мне напоминает этот закат? — спросил Шлеп у своего проводника. — Что? — малыш удивился вопросу. — Твои глаза. Когда ты радуешься, у тебя они светятся, как та вода. Ты, наверное, не замечал, но сегодня я успел это заметить, — блондинистый кряк улыбнулся, не отрываясь от дороги и управления. — Глаза?.. здорово…. — Дыщка покраснел и отвел взгляд в сторону. — Я польщен. Ярко-красное солнце медленно зашло за линию горизонта. — Как же все-таки круто иметь такой клевый ракетный грузовик и такого друга, как ты! Хотя, мы уже больше, чем друзья, — говорит пилот. Младший парнишка покраснел еще сильнее от смущения. Грузовик ускорился с нажатием на педаль газа и вскоре влюбленные кряки добрались до своей кочки, врезавшись своим транспортом в хлебоподобные двери просторного гаража. — Отличная посадка, Шлеп! Как и всегда. — Быдыщ выпрыгнул из грузовика, одинаково приземлившись со своим другом на бежевый пол. Утята поспешили к лифту, который всего за пару секунд мог доставить своих посетителей в холл просторной кочки. Парни забежали внутрь и нажали кнопку, которая отвечала за активацию и подъем кабинки. — Потрясный был день! — радостно подпрыгнул Дыщ. — Он еще не закончился, — поправил речь пухлячка тощий кряк. — Разве? Дома нечего делать. — Я бы так не сказал. Мы можем посмотреть какой-нибудь фильм, сделать жареного мини хлеба и укутаться в теплый плед! — Шлеп на секунду замолчал. — Я наверно замечтался. — Мне нравится! Давай посмотрим ужастик про цыпленка! — кругообразный утенок воодушевился. — А ты не испугаешься, как в прошлый раз? — спросил с легким смехом опекун. — Нетушки, нет-нет! — воскликнул Быдыщ. — Хах, ты у меня смелый утенок! — тощая хлебоутка взяла малыша на руки и пощекотала клювом его по животику, ероша светло-зеленые перья. Утеночек засмеялся и зашевелил ручками: — Ха-ха! П-перестань! Мне же, мне же щек-котно! — Ты такой пушистый! — Шлеп обнял напарника покрепче, а затем отпустил. Двери лифта, наконец, открылись. — Я приготовлю хлеб! — округлый парнишка побежал на кухню. — Жду тебя на диване! — крикнул рослый кряк вдогонку. Его задачей было добыть теплое одеяло и диск с фильмом. На втором этаже, в шкафчике, около голубой кровати, хранилось покрывало приличной длины. Утенок взял его и положил на край кровати в поисках диска. В это же время маленький кряк нарезал хлеб кусочками, и, положив их на сковороду, оставил жариться до хрустящей корочки. Через пару минут с верхнего этажа послышались радостные крики: «Нашел!». — У меня тоже почти все готово! — ответил на крик поваренок. Шлеп сбежал вниз по лестнице с диском в руках и пледом на плече. Быдыщ, заметив его, побежал наполнять миску кусочками жареного хлеба. На кухне раздался глухой и громкий стук о днище глубокой посудины. Маленький кряк радостно побежал в гостиную комнату. — Ты как раз вовремя, Дыщ! Устраивайся поудобнее, — взрослая хлебоутка вставила диск в дисковод под телевизором и уселась на диване с пультом в руке: — Ну что? Не передумал еще? Пушистик накрыл себя одеялом. — Я готов! Шлеп улыбнулся. — Хорошо, тогда давай смотреть! — он нажал на кнопку пульта и телевизор заработал. Высокий утенок устроился поудобнее на диване, укрывшись одеялом и приобнял малыша. Ребята увлеченно смотрели фильм, протягивая хлебные кусочки. Кино набирало свои обороты и в сюжете начали появляться страшные, пугающие и жуткие моменты. Утята одновременно вздрагивали и боялись. Лишь соприкосновения рук помогали им успокоиться и понять, что дома они совершенно одни, без всяких монстров и прочих паразитов. *** Конец фильма вызвал ужасающие крики. Утки вскочили на диване и крепко обняли друг друга, прижавшись. У Быдыща перья встали дыбом. — Он такой страшный! — закричал он испуганно. Испуг пухлячка заставил забыть Шлепа о страхе: — Все хорошо, я здесь с тобой. Тебе незачем волноваться. — А что, если этот страшный монстр придет сюда? За нами?! — круглая утка начала оглядываться по сторонам. — Не бойся, я ни за что не дам тебя в обиду… Быдыщ посмотрел высокому кряку в глаза и немного успокоился. От испуга в крови поднялся уровень адреналина и внезапный всплеск эмоций. На каждой десятой минуте утята вспоминали, как сильно они любят. Веки блондина чуть опустились, и вытянутый клюв потянулся ко второму. — Что ты… — послышался невинный детский голосок. — Тише… — рука со стройными продолговатыми пальцами нежно коснулась клювика пухлячка. Темно-зеленые глубокие глаза задрожали. Шлеп ободряюще улыбнулся и с уверенностью поцеловал Быдыща в клюв. Тот с облегчением закрыл глаза и отдался в руки старшего напарника. Поцелуй был такой же, как и в первый раз. Младой обладатель водительских прав медленно опустил партнера на диван; он навис над утенком. — Быдыщ… — Д-да? — светло-зеленый кряк недопонимал, что собирается делать его пара. Лидер в голубом одеянии нежно просунул пальцы меж маленьких и слегка кругленьких пальчиков. Коротенькие ручки легли на мягкую подушку. — Я хочу попробовать сделать кое-что. Что-то новое и незнакомое ни мне, ни тебе. Это то, что может сделать приятное. Шлеп опустился еще ниже, соприкасаясь грудью с животом пухлячка. Пальцы малыша слабо сжали стройные костяшки в ладони. Он начал догадываться, что имеет виду напарник: «Неужели он хочет… Неужто такой уродец как я заслуживает его худого и стройного тела? А мои глаза разве имеют право так долго глядеть в его бесконечные, словно трава на золотистом лугу, глубокие очи? Мое некрасивое тело, низкое и круглое не может принять его… Так много мыслей, но как мне сказать об этом?..» Быдыщ отвел свой взгляд в сторону, грустно припустив веки. — Ты не хочешь, да? Я, наверно, поспешил, прости… Рослый кряк хотел убрать руки от малыша, но тот остановил его. — Нет! Я не не хочу. И ты не поспешил, просто… Разве я заслуживаю твоих ласок и соприкосновений? Я маленький, толстый и бездарный утенок, я… — селезень с темноватым оперением прикрыл говорящий клювик: — Для меня ты самый-самый лучший. У каждого есть свои недостатки, но в тебе их так мало, что я их совсем не замечаю! Ты мой маленький комочек радости, самый любимый малыш на всем белом свете! Скорее, это я не заслуживаю твоего внимания после всего, что было раньше! — И ты, правда, хочешь?.. — Быдыщ застыл в ожидании скорого ответа. Стройная рука ползком проникла под белую рубашку, ероша светлые перья. Прикосновения вызывали легкие мурашки. Ладонь холодила, но в то же время вызывала теплую приятность, прожигая загадочной страстью. — Да. Я очень хочу, но без твоего согласия я не буду иметь права... — едва дрожащие пальцы, не доходя до основания перьевого покрова, касались пушистых кончиков, которые щекотали непринужденностью. «Не могу поверить, что он согласен! Если бы он узнал все, о чем я думаю, может, это случилось бы раньше?» — проговорил утенок про себя, но тут же ответил: — Можешь делать со мной все, что захочешь. Я не буду против. Разрешение будто освободило взрослого кряка от цепей и придало легкости. Шлеп благодарно улыбнулся и приготовился к своим последующим решениям. Вторая рука присоединилась к первой под белоснежной разглаженной рубашкой. Они, как два близнеца, скользили по перьям, раздвигали их под собой и оставляли едва заметные лохматые дорожки. Быдыщ чувствовал каждое прикосновение и пытался наблюдать за обожателем. Высокий кряк аккуратно снял с круглого тельца рубашку для свободы действий. Толстячок вздохнул и слабо прикусил нижнюю часть клюва. С себя вытянутая утка тоже сняла короткую, детскую футболку. Захватив края сшитой в одежду белой ткани, Шлеп потянул их вверх, оголяя еще не сформировавшийся пресс и вызывая эйфорию у своего напарника. Сняв через голову футболку, утка отбросила ее в сторону. Воздух становился горячее, значительно превышая комнатную температуру. Худое тельце прижалось к животу малыша для удобства. Вытянутый клюв страстно нависал в сантиметре от тела и искал новую цель. Осужденный в похоти, он ласково присосался к мнимому подобию шеи. Ручки дрогнули и немного напряглись. Быдыщ сбито дышал и отворачивал голову. Кряк с темноватым оперением отпустил выбранное место из натянутых пут. В том месте смялись перышки, и образовался розоватый, слегка фиолетово-синий след. Шлеп вздохнул и спустился немного ниже, оставляя за собой дорожку из манящих поцелуев. Спускался все ниже и, в конце концов, наткнулся на красные шортики, которые являлись одной из преград пристрастия. Челкастый одарил пухленький животик горячим воздухом и припустил края красной ткани. — Ты же не против, утеночек?.. Малышу потребовались считанные секунды, чтобы ответить: — Нет. Его дыхание и без того было горячим. Старшая утка сняла красные шортики и медленно откинула их на деревянный пол. Все еще слегка холодные руки ползком проникли под трусики с декоративной красной полоской на поясе. Уже сильная дрожь пробежалась мурашками по длине всего короткого тельца. — Ох… — вздохнул малыш. Шлеп снял последнюю преграду на своем пути, оставив своего напарника в кедах малого размера и носках до колена. Быдыщ покраснел и прикусил губу сильнее. Рослый кряк аккуратно взял в руки достоинство парнишки и погладил его: — Я не уверен, что делаю это правильно, но что-то мне подсказывает… что я… должен…. Утка наклонилась и с опаской лизнула головку спирального органа. Невыносимая горячесть переполняла худое тело, пронизывая все живые ткани. Но язык жаждал еще. Попробовав единый раз в своей жизни, получив новые и неописуемые вкусы, он стремился заполучить это снова. Тогда его смущения и страхи испарились, как пух на ветру, больше не препятствуя самому себе. Язык продолжил одаривать себя угодьями, вызывая еле слышные вздохи того, кто смиренно разлеживается на диване и испытывает миллионы чувств всего за пару мгновений. Вскоре этого оказалось недостаточно, и тогда детородный орган заявился в долгожданные гости, где в чисто-белых нарядах хранители бардового жилища встречали его со всеми почестями, не соприкасаясь с ним, боясь дотронуться. Хозяин, что пригласил его, уже весь блестел от нетерпения и чрезмерной возбудимости, как блестят на свету декоративные блестки, пришитые к платью красавицы. В розовом прилегающем халате сыщик принялся к ухаживаниям, предназначенные гостю. Он всячески извивался под фаллосом, не упуская ни малейшей детали, не оставляя ни одного участка, который мог остаться бы без внимания. Как прискорбно, но мясистый хозяин слегка расстроился, ведь достопочтенный званец простаивал одной ногой на пороге, не позволяя себе войти хотя бы наполовину. Обладатель столь роскошных стен настойчиво приглашал визитера войти и насладиться декором, приятным вниманием, которое тот предоставляет. Сладостно и безотказно повелитель заманивал свою жертву, своего слащавого кролика, кота, что зовется сфинксом, любимого и до жути обожаемого гостя. Просьбы были настолько приятными, что коммонер прогнулся под натиском внимания и сам зашел за порог, заняв большую часть пространства. В комнате послышались средние по громкости вздохи. Страсть переполняла тело и разум обоих компаньонов, становилась неразличимой частью закипающей крови, доходила вплоть до кончиков пальцев. Перья самовольничали, изредка поднимаясь вверх из-за гуляющей дрожи. Ладони, что до этого были холодные, достаточно прогрелись, и уже приготовились к поставленной задаче. Они добродушно опустились вниз, задерживая под арестом извилистую часть тела. Фиксация была надежной, она позволила хозяину освободиться от обязательств и спокойно работать над благополучием гостя. Так безнаказанно, страстно обходил вокруг, вдоль и поперек, не уделял малейшего внимания окружающим его придворным и темно-бархатным стенам, которые вслушивались и наблюдали за каждым шагом, за любыми действиями, просверливая нити своим пронзительным взглядом. Тишина, царившая в комнате, взбунтовалась. Ее имение нагло потревожили приливом чувств, напоминанием о том, что именно происходит в этой комнате. Крупицы пыли парили рядом и также краснея, стеснялись глядеть на происходящее. Телевизор, недавно говорящий, замолк, наблюдая за событиями, которые напоминали вырезанные сцены из глухого кино, ведь все происходило тихо и медленно, но в то же время частые вздохи разъясняли: фильм со звуком, но кто-то сделал его тише. Диван послушно прогибался под законными владельцами, которые, наконец, решились заняться делом. Для него это считалось честью. Теплое одеяло располагалось на мягкой спинке, изредка зашитой кусочками разноцветных тканей, и свисало краями к полу, который был смастерен из плотно уложенных деревянных досок, меж которыми пробивалась трава небольшими пучками. Даже она не колыхалась на легком сквозняке. Жемчужный свет луны пробивался в окно, нечетко расплываясь по полу и приобретая серовато-голубой оттенок. Видимые лучи отвлекали собой темноту, которая скрывала в своих объятьях молодых жителей маяка, что был построен на огромной кувшинке, и освещал путь проходящим кораблям, указывая им дорогу. Идиллию прервал громкий, протяжный вздох, что сопровождалось визитом желанного гостя в подвал повышенной влажности, где со стен стекали капли, а обои были пошарпанными, имитируя прибрежные волны. Хозяин оказался слишком гостеприимным, чересчур приятным, из-за чего даже самый грязный подвал манил своей некрасивостью и дурманил неприятным запахом. Благодарный визитер растянулся по всей своей длине и потеснил придворных, прижав коммонера к склизкому неубранному полу, давая ему возможность почувствовать вытянутое тело, гладкую, оголенную, розовую кожу, которая без препятствий скользила по бархатным коврам. Абсолютно весь дом принялся ласкать обожателя, двигаясь по всей его длине, периодически освобождая от мрачных стен подвала. На благо гостю округлый дверной проем был достаточно узким, он сдавливал края, тем самым вызывая новую волну приятной дрожи и очередной прилив чувств. Теплые, слегка горячие руки тремя пальцами сжимали основание устройства, а большим и указательным опирались на невидимую прямую дорожку, что вела к концу. Визитер, наконец, решил раскрыться и показать себя изнутри. Он распахнулся, дав себе волю и вызволив прозрачное подобие побелевшей крови. Волосы встали дыбом, а по виску пробежалась капля пота. Глаза открылись полностью, тело парализовало. Неизвестная жидкость заполняла просторы дома до краев, и выливалось изо всех выходов: из большого, просторного входа, из обеих ноздрей. Утка закашлялась и выгнала дорогого гостя. Тот не прекращал и продолжал раскрываться, пачкая выстрелом лицо сотрудника. — О-ох, к-крошечки… — Что это такое?! — Быдыщ дрогнул от резких ощущений — Оно… было во мне?.. — Прозрачное, вязкое… — Шлеп лизнул головку, — вкусное. На мордочке была разбрызгана роса, которая медленно стекала вниз, но большая ее часть въелась в зеленые перья, еще больше сминая их. — Спасибо, Дыщ. Я и мечтать о таком не мог! — семнадцатилетний кряк улыбнулся своему другу. — Может мне стоит отплатить тебе? — задал вопрос пухлячок и легко дотронулся до низа напарника, где раздвигались худые и стройные ноги, — Если это так приятно, то я мог бы… — утенок не договорил, ибо до его клювика дотронулись два слегка грязных пальца и приподняли голову, выровняв невинный взгляд. — Тебе не нужно ничего делать. Я продолжу, но только лишь после твоего разрешения. Не хочу сделать тебе больно. Малыш задумался и отвел взгляд, но вскоре он взял в свои пухленькие ручки вытянутую ладонь и приложил ее к гладкой щеке. — Ты никогда не сделаешь мне больно, я это знаю. Высокий кряк поцеловал Быдыща в лоб и вновь уложил его на мягкую поверхность дивана. Получив очередное разрешение, он приступил к исполнению своих желаний. Послышался вздох. Старшая утка взялась за свои ярко-голубые шорты и медленно стянула их вместе с трусами. Развязались белые шнурки, и кроссовки черного цвета свалились, глухо ударившись о деревянный пол. Носки неторопливо сползали с маленьких ножек, едва щекоча перепончатые лапки. Шлеп раздел партнера, не оставив на нем ни единой одежды, даже кепка давно спала с головы и смялась в уголке между спинкой и основанием дивана. Зрелый парнишка максимально близко прильнул к беззащитному птенчику. Кряк приподнял тяжеловатые ягодицы утенка, чтобы добраться до скрытой сердцевины. Намочив четыре пальца, Шлеп коснулся ануса. Похотливый язык решил прибегнуть к помощи. Он проник в узкое отверстие, которое так и стремилось закрыться, нежно сжимая по бокам. Было темно; мрачный, бардового цвета бесконечный тоннель отводил незнакомого друга в неизвестную даль, однако новоизбранный приятель не мог тянуться дальше. В благодарность за гостеприимство приветливый странник даровал свои ласки, увлажняя стенки, нежно дотрагиваясь до них. — Т-тебе не п-противно это делать? — спросил малыш. — Нисколько. В тебе нет ничего, что оттолкнуло бы меня — сказав это, рослый кряк продолжил пачкать сердцевину наливного яблока голубоватыми слюнями. На пятой минуте селезень остановился. Его початок так и дрожал в нетерпении опробовать врата невиданного счастья, ждал, когда все будет готово. Момент настал. Поднятый, до краев переполненный страстью, вытянутый канал медленно приблизился к анусу молодого утенка, чтобы, наконец, получить желаемое. — Шлеп? Что ты собираешь делать? — с легким испугом спросил Быдыщ. — Оно… он такой большой… — Не волнуйся, я аккуратно, — слова стали последователем скорых действий. Головка прильнула к заднему проходу, подготавливая владельца столь гостеприимного тела к тому, что должно произойти. Дав свое преждевременное предупреждение, конец проник внутрь. Кругловатое тельце будто пронзила стрела, ощущения были настолько необычны, что поначалу трудно представить дальнейшие действия: дергаться, кривиться от боли, или же вздыхать и наслаждаться ею? Коротыш чувствовал, как что-то инородное проникает все глубже и растягивает сфинктер с каждым новым сантиметром. Притупленное ощущение заставляло думать, яко совсем недавно туда вкололи обезболивающее, будто из-за этого боль настолько пьяна и неоднозначна. Медленно уретра погружалась, исследуя новые границы. Стенки тоннеля, пропитанные благоуханной согревающей влагой, были узкими, и плоть старшего утенка еле протискивалась в него. Карликовый кряк терпел и лишь изредка постанывал едва слышными вздохами. На худом теле повидался блеск, что свидетельствовал о появлении прохладного пота — лишь он помогал кипящей крови сдерживать возгорающееся пламя. Войдя до середины, что-то потянуло назад. Следуя инстинктам, Шлеп так и сделал. Продолговатое устройство попятилось назад, выворачивая дверные петли. — Ах… ты так тяжело это делаешь…. Я не давлю слишком сильно? — малыш продолжал задавать вопросы. — Нет, Дыщ… все хорошо. — Пилот поднял свой взгляд и приветливо улыбнулся, погладив путеводителя по грязно-желтым волосам. От улыбки лучшего друга на душе становилось легче, волненье и беспокойства отступали на второй план, освобождая внутренний мир для чего-то более стоящего, приятного, самого сокровенного. Перерыв продлился недолго, детородный орган рвался вперед, соблазн терзал его. Ощущения, словно муравьи, распространялись по всему телу, охватывая с головой содержателя, затуманивая разум. Торс вновь опустился и продвинулся вперед, заталкивая в глубину мочеиспускатель. Влажные снаружи и внутри розоватые ткани едва пропускали сквозь себя «одноглазого змея», что медленно полз по мрачному тоннелю, будто разыскивая драгоценности в деревянном сундуке. Он двигался осторожно, проверяя каждый неизведанный сантиметр, периодически возвращаясь и повторно осматривая те места. Отчаявшись, Пифон зашел еще глубже, ускоряясь в своих действиях. Комнату заполнили вздохи, которые по нарастающей становились громче. От жара, пот образовывался чаще, стекая с одного пера на другое и иногда капая на диван, моментально впитываясь в мягкую поверхность. Фаллос с каждым заходом вторгался глубже и вдруг он наткнулся на совершенно неизвестное диво. По ощущениям это напоминало катышек, скрытый за несколькими волокнами, едва торчащий, но отчетливо ощутимый. Пухлячок почувствовал внезапный прилив сладостной горячести. То, что отыскал змей, повлияло на взрыв эмоций, все внутри пропиталось возбужденной дрожью. — Да! — закричал малыш, — это оно! Чересчур приятно! — пальцы раздвинулись врастопырь, а по телу разгуливала уловимая тряска. Шлеп удивился такой реакции, но тут же осознал: останавливаться нельзя. Утка ухмыльнулась. Из почти закрытого клюва послышался легкий смешок, который сопроводил устройство обратно в яму. Теперь он целил только в тот самый катышек и даровал своему любимому другу горячие ласки. Они пронизывали все тело, вызывая новую дозу оргазма. Мужское достоинство низкого кряка поднялось снова, испытывая ту же гостеприимность, но на этот раз изнутри. Возбудимость передавалась старшей утке и та старалась еще усерднее, доставляя другу желанную дозу. Продолговатая плоть всячески игралась с торчащим шариком, из-за чего малыш захватывал прохладный комнатный воздух ртом, ибо собственного больше не хватало, он был слишком горяч и душил собой носителя. Утенок с салатовым оперением тяжело дышал, в горле образовался ком, не дающий воздуху свободно поступать в дыхательные пути. Рослому кряку воздуха тоже не было достаточно; перья обоих смялись, пропитавшись потом. Челка блондина увлажнилась и опустилась из привычной поднятой стойки Шлепу прямо на глаза. Не отвлекаясь от дела, он отодвинул ее чуть влево, продолжая быстро двигаться нижней частью тела. Кряки дышали в такт своим движениям, якобы продолжая их тяжелыми, ужасно горячими вздохами. Влажные крупицы успевали испаряться, давая шанс образовываться новым. Вдоволь удовлетворив себя приятной игрой, змей решается проникнуть настолько глубоко, насколько у него получится. Послышалось глухое шлепанье лодыжек о мясистые ягодицы. — АХ!!! Крошечки, как глубоко!! Твое тело так далеко впустило меня! — селезня переполняло стремление продолжать. — Я и не думал, что это будет настолько приятным! Мне тяжело дышать, — ответил ему низкорослый утенок. — Я могу остановиться… — замкнуто произнес зеленоглазый. — НЕТ! Прошу, продолжай! Уставший качур улыбнулся: — С удовольствием… Комнату впредь заполняли притупленные звуки своеобразных ударов, которые иногда заглушали судорожные вздохи. Без всякого труда ящер проскальзывал внутрь, задевая причинного место снова и снова. Пассивный кряк никогда еще не получал столько ярой приятности, из-за этого он даже высунул язык. Вдобавок ко всему, игры с простатой привели к активации двух механизмов, находящихся в слиянии друг с другом. Детородный орган младшего начал испускать жидкое, прозрачное семя. Оно расплескалось пухлячку на живот и попало на небольшие участки дивана. Лидер, руководящий торжеством, не отставал от своего подопечного. Внутри кто-то нажал на кнопку, что блокировала выход долгожданного секрета, который перебрался в новую затворщину. Каждый существующий мускул напрягся в ожидании. Легкая усталость уже давала о себе знать: руки охватила некая слабость, а движения замедлились, но как только они почуяли приближение чего-то совершенного, все тело моментально зарядилось. После очередного захода, внутри полового органа старшего кряка чувствовалось энергичная щекотка, переливающаяся к наконечнику. Из малого отверстия вырвалось малафья, что так долго готовилась к выходу наружу. Она заполняла далекую темно-красную пещеру, тот тоннель, принявший достопочтенного гостя. — Прости меня, Дыщка! Я-я не смог удержаться! — говорит старший. — Оно такое теплое, ах! Не поверить, что ты сделал это. Значит, я действительно возбуждаю тебя… — толстячок наконец мог расслабиться, чувствуя, как внутри него растекается полупрозрачная, созревшая жидкость. Вскоре тощий кряк вытащил из утенка свою принадлежность, дождавшись конца молочного запаса. Из сердцевины вытекли пару капель. — Ух… — Шлеп провел рукой по лбу, — это было что-то… Никогда подобного не ощущал… Спасибо тебе, — обратился к напарнику. — Это тебе спасибо, Шлеп. Теперь я буду на сто процентов уверен, что ты любишь меня по-настоящему. Худощавый кряк лег рядом со своим другом и накрыл обоих одеялом. — А ты все еще сомневался? — спрашивает. — Ну… да, немного. Мне было слишком трудно поверить в это, ведь ты всегда любил другую. — Посмотри на меня, — попросил тощий. Пухляш поднял свои четко выразительные глаза. — Не думай больше о Дженни. Есть только ты и я. Теперь мы короли этой вселенной, и никто больше не посмеет ввязываться в наши отношения, — Шлеп провел двумя пальцами по округлой мягкой щеке напарника. — Надеюсь, что это так, — малыш умиротворенно улыбнулся и прижался к своему обожателю, приобняв его. — Я люблю тебя… Пилот ответил тем же: — А я тебя, утеночек. Костлявые, уставшие руки нужно обхватили пухлячка. Парнишки медленно закрыли глаза. Их тела уже отдыхали после такого напряженного занятия. Нагретые мышцы расслабились, постепенно остывая. Утята чувствовали, как их погружает в сон. Тишина вновь воцарилась в гостиной, из-за чего можно было услышать самые тихие и до этого незнакомые звуки. Теплый плед согревал возлюбленных, не давая им остыть. На улице уже простаивала глубокая ночь. Звезды, казалось, светили ярче, будто почувствовали, как где-то зарождается новая любовь. Однако их чутье не лгало: любовь действительно витала в воздухе. Ее можно было почувствовать в самых дальних уголках планеты, такая она была сильная. Распространялась и подлавливала каждого, сообщая о том, что два сердца, давно предназначенные друг для друга, наконец, воссоединились. А как иначе? Давно пора.