Когда дневному лицу страшно, он оставляет синяки на моем запястье

Я сидел на широком деревянном подоконнике и задумчиво осматривал свою правую руку. Запястье неровными пятнами опоясывали багровые синяки, грозящие менять свой оттенок каждый день в течение всей следующей недели, как минимум, а то и дольше. Я покосился на Мелифаро. У этого парня железная хватка! И страшная вовлеченность в происходящие с нами в Лабиринте Мёнина события. Казалось бы, Страж с самой что ни на есть большой буквы, должен понимать, когда пора уносить ноги из собственного сознания, однако — пугается. Однако — изо всех сил сжимает, стискивает руку, чуть ли не до хруста, отчаянно цепляется, а ведь я точно знаю, что сам далеко не всегда являюсь константой в любом из миров, а он, смотри-ка ты, верит. Еще и заявил, мол, когда выберемся из Лабиринта — совсем отпускать не станет, хоть я тресни; придется поселиться в одной комнате. Я слишком громко фыркнул, вспомнив истеричное веселье, промелькнувшее в глазах Мелифаро, и с опаской покосился на сопящего у стенки друга. Не хватало еще разбудить: мы не так давно провалились в эту комнату, и по сравнению со смертью, тянувшейся к нашим бренным задубевшим телам из ледяной бескрайней воды, эта милая комната с камином и разнообразной теплой одеждой — настоящий рай, спасительная гавань, так что мы решили задержаться тут подольше и отдохнуть. Согреться горячительными напитками и выспаться, в конце концов. Мел, верный своей юной беспечности, сразу же отрубился, ну а мне в голову лезли всякие непрошеные мысли, отчего я рассеянно разглядывал браслет из синяков на своем запястье. Вспомнилось, как я видел такой же ужас в его глазах, как сегодня — когда мы остановились переночевать в одном трактирчике в глухом лесу, и Мел выпил вино, способное эффективно нагонять детские страхи, а потом дрожал, побледневший, и сжимал мою руку, оставляя на коже точно такие же багровые оттиски. Тогда я в первый раз видел перепуганного до смерти Мела. Помню, что искренне изумлялся: «Ты же вообще ни черта не боишься, самый героический парень в Соединенном Королевстве!». Тогда у меня вообще не укладывалось в голове, как этот удивительный раздолбай может чего-то бояться настолько сильно — до панических ноток в голосе, до крепко стиснутых пальцев на моей руке. Оказалось, может. И еще как. А в Лабиринте этого хитреца Мёнина выяснилось, что он боится не только под действием чужого колдовства, а страшится вполне обычных вещей, как любой нормальный человек. Жары и ожогов, утомительного и бессильного ожидания собственной смерти, одиночества. Я-то привычный к иллюзиям, я легко могу обманывать самого себя, уговаривая верить не в нависшие топором над головой опасности, а в благополучный и, желательно, счастливый исход событий. Но он — не такой. И, тем не менее, пока я растерянно моргаю, приговаривая: «Да как же это возможно, когда все должно быть хорошо», он упрямо идет вперед, оценивает ситуацию и штурмует ее дюжиной возможных решений, не сидя на месте. Боится, ехидничает сквозь зубы, жалобно просится домой, но никогда не сдается, с негодованием отбрасывая после минутной слабости любые упаднические мысли. Правильно, торжественная ухмылка и задорный ураган движений идут ему куда больше. — Ты невероятный храбрец, Мел, — дивясь самому себе, произнес я. С какой стати мне взбрело в голову его подбадривать именно сейчас? Но слова так и лезли, не считаясь с мнением хозяина. — Ты настоящий герой, вот честное слово. — Еще бы, — ответил Мелифаро, сонно оскалившись и перевернувшись на бок, спиной ко мне. — Мне потребуется храбрость всего этого грешного мира, чтобы лицезреть твою ехидную рожу с утра, чудовище! Я рассмеялся, и с меня — как паутинки от руки беспечного туриста — окончательно слетели все страхи. Этот умник, Мел, в силе нашего тандема нисколько не сомневался, и я, пожалуй, тоже не буду. Пока мы рядом и нас не раскидало по разным мирам лабиринта, все в порядке. Вдвоем мы разберемся с любым ужастиком и с любой неприятностью, а уж тем более — с каким-то нелепым водящим нас за нос приключением. Именно поэтому, перед тем как шагнуть в очередной дверной проем, мы переглянулись и, не говоря ни слова, крепко взялись за руки.