The Taming of the Land of Big Comfy Beds

Если бы вы сейчас спросили Хашираму, как он себя чувствует, то Сенджу бы ответил, что… счастлив. По крайней мере, таким был бы его краткий ответ — непростительное занижение действительного. Хотя, он в любом случае ответил бы именно так, только чтобы поскорее вернуться к блаженному наслаждению счастьем. К тому же, вероятнее всего, Хаширама, не особо церемонясь, тут же выпроводил бы вас из комнаты... Мокутоном погоняя. Развёрнутый же ответ был бы таков: Хаширама чувствовал себя так, словно, пусть и привязанный к собственному телу, стал обладать более высоким уровнем восприятия. Он будто бы слился с волей Огня, а она наполняла его сердце искренней… искренней… «радостью»? Слишком мелко. «Эйфорией»? Тоже недостаточно. Любовью. Горячей, яркой, искренней любовью. Вот, как он чувствовал себя сейчас. Ну, а если бы вы спросили Мадару, то он бы лишь сказал, что его пятки жутко замёрзли, а голова Хаширамы на плече мешала нормальному кровообращению в руке. Но, с другой стороны, кровать, и вправду, была удобной. Возмущаться, однако, Мадара не собирался. Во-первых, просто потому, что именно он занимал большую часть кровати. Вины, правда, Мадара не ощущал — лишь понимал, что из-за этого не имеет права жаловаться. Иногда он чувствовал, что ещё чуть-чуть - и точно услышит недовольное ворчание: «Что значит "убери голову"? Может, сначала сдвинешься на свою половину?». Но Мадара не жаловался, а Хаширама вряд ли стал бы ворчать в ответ: он был человеком, способным смириться с чем угодно (что Мадаре очень даже нравилось). В любом случае, испытывать удачу Учиха не спешил. Во-вторых же, Мадары, по сути, вообще не должно было быть в этой кровати — официальной кровати Хокаге в столь же официальных покоях Хокаге в Стране Железа. Мадара Хокаге не являлся. Ну, по крайней мере, данным титулом не обладал, хоть и имел власть ничуть не меньшую. Этакий негласный второй Хокаге, или, как однажды выразился Хаширама, со-Хокаге, о котором догадывалась почти вся Коноха. Но, если отбросить подобные мелочи, факт оставался фактом — эта кровать принадлежала Хашираме, а не Мадаре. Так что, если бы между ними завязалась словесная перепалка за право владения ею, победа оказалась бы в руках Сенджу, а не наглого гостя-монополиста. Однако существовала вероятность, намного худшая потери монополии, — добровольное разрешение Хаширамы заграбастать часть кровати, которое одарило бы Мадару статусом, скажем так, иммигранта. Тогда бы получилось, что, спасаясь от жёстких, нечеловеческих условий Страны Маленьких Неудобных Кроватей, Учиха просил бы убежища в Стране Больших Мягких Кроватей, которое ему с радостью предоставил бы добродушный правитель. Иммигрантом, полагающимся на добродетель иностранного лидера, Мадара быть точно не хотел. Всё-таки он — Учиха Мадара-сама. Он хотел быть завоевателем, превратившим Страну Больших Мягких Кроватей в свою колонию и подчинившим её народ. Так что, пока ему не разрешили заграбастать кровать, Мадара вполне мог им себя считать. Однако он осознавал, что если будет слишком требовательным завоевателем, вполне возможно возникновение восстания. Так что он добродушно позволил коренному населению Страны Больших Мягких Кроватей вмешиваться в кровообращение его завоевательской руки. Во благо справедливости и тирании, конечно же! Хаширама, если и был покорён, то точно не боялся своего положения. В конце концов, сложно бояться, когда ты на седьмом небе от блаженства (да и, чего таить, в полусне — том самом состоянии, когда вы можете по нескольку часов дрейфовать между сладкими видениями и пониманием, что вы спите. Разумеется, в нём невозможно проникнуться кроватезахватческими метафорами.). Он лежал на левом боку, примостив голову на плечо Мадары, одной рукой обхватив торс Учихи и забросив поверх его правой ноги свою. Оставшиеся две конечности такой наглостью не обладали, предпочитая оставаться от Мадары на расстоянии. Сенджу уже давно понял, что любой, кто захотел бы разделить с Мадарой кровать, обязан был обладать недюжинной гибкостью. Без пошлых намёков: если вы хотите спать с Мадарой, готовьтесь к восьми часам беспрерывного пребывания в таких позах, что мастера йоги позавидовали бы. И не забывайте о пятидесятипроцентной вероятности проснуться лицом на голом полу и с пяткой Учихи на спине. Хотя, в этом плане у Хаширамы с Мадарой был прогресс: Учиха ворочался всё реже, а Сенджу постепенно привыкал к его переворотам и перекатам, научившись от них даже не просыпаться — в самом начале их отношений его вырывало из царства Морфея по нескольку раз за ночь (единственным его утешением тогда было то, что в те времена они ещё спали на футоне, и Хашираме хотя бы падать было некуда). Стоило ли оно всё этого? А если посмотреть так: стоил ли этого блаженный полусон на плече Мадары? Безусловно. К тому же, если бы Хашираму действительно раздражали ворочания Мадары, то Сенджу просто не позволял бы ему спать в своей кровати, а, как показывала практика, они чаще всего проводили ночь именно в кровати или на футоне Хаширамы. На то, разумеется, были свои причины: решение провести ночь вместе обычно принималось за полночь, после долгого рабочего дня, когда уже ни один не был в состоянии преодолеть дистанцию большую, чем от кабинета Хокаге до спальни Хаширамы. Тем более, Мадара, глубокой ночью направляющийся в дом Хокаге, был намного менее подозрительным, чем Хаширама, проделывающий то же самое с домом Учихи. Сенджу точно не стал бы мириться с Мадарой в своей кровати, если бы сам не хотел этого. А он хотел. И, честно говоря, особых недостатков не видел. Нередкие пробуждения в невообразимых позах? Пф, какая разница, если в награду Хаширама мог провести всю ночь с Мадарой? Он не просыпался в одиночестве. Хоть раньше Сенджу это не беспокоило, но теперь, когда Мадара рядом, ему намного спокойнее: если он просыпался, нуждаясь выговориться, рядом был тот, кто всегда слушал — благодаря этому Хаширама знал, что Мадара чувствовал к нему то же самое (хотя, сам Мадара этого никогда не признавал. Никогда даже близок не был к признанию. Но Хаширама видел. Глаза Учихи говорили за него самого). Вкупе со всем остальным — и после всего остального — Мадара был настолько же неотъемлемой частью отдыха, насколько и немало значимой. Именно поэтому они разделяли друг с другом кровать. Во всех смыслах. Правда, сегодня небуквальная часть отсутствовала — травмировать соседей им совсем не хотелось. Они и так сильно рисковали, просто находясь в одной кровати. Конечно, риск присутствовал всегда: их мог застать несчастный посыльный, решивший, что какая-то бумажка настолько важна, что он имеет право ворваться в личные покои Хокаге посреди ночи, или какой-нибудь Учиха мог обнаружить, что глава клана отсутствует дома, и забить тревогу, или Тобирама мог подумать, что три часа ночи — идеальное время, чтобы побеспокоить брата. Тем не менее, риск обычно был минимален. Сегодня же он был огромен. Опять-таки: официальные покои Хокаге в Стране Железа. Хокаге и его самые преданные советники-телохранители, в число которых входил Мадара, принимали участие в недельной встрече глав Скрытых Деревень пяти Великих Стран. Хаширама считал встречу прекрасной дипломатической возможностью. Мадара же — прекрасным шансом Страны Железа разом обезглавить всех серьёзных противников. Но последнее слово, как всегда, оставалось за Сенджу, ибо он - Хокаге (когда дело касалось политики, как ни странно, Хаширама иногда напрочь забывал, что Мадара его со-Хокаге. Учиха начинал подозревать, что тот и вовсе не в восторге от любых его вмешательств во внешнюю политику). Пребывание в чужой стране (по мнению Мадары, в постоянном окружении самураев, только и ждущих, как бы уменьшить количество шиноби на планете, и остальных Каге, мечтающих вычеркнуть несколько имён из «смертельного» списка) означало, что в мгновение ока вся мирная обстановка может скатиться к чертям, и кто-нибудь точно ворвётся разбудить Хокаге,.. что впоследствии может очень плохо обернуться для него с Мадарой. Оно также означало, что комнаты по обе стороны от Хаширамы, как любого другого Каге, должны были занимать двое из его самых сильных телохранителей. Слева никаких проблем не было — в той комнате, если верить документам, сейчас хранил покой главы Конохи Мадара. Справа же находилась катастрофа, именуемая Тобирамой. Конечно, было бы намного лучше, если бы Хаширама и Мадара просто оставались спать в своих комнатах. Всю неделю. Собственно, таким и был изначальный план, осуществление которого нарушило одно «но»: Учиха прознал про огромную мягкую кровать. Так что ещё вечером Мадара начал осыпать Хашираму вопросами. Не являлось бы стратегическим преимуществом присутствие одного из телохранителей в покоях Хокаге? Если бы среди ночи произошла непредвиденная ситуация, не было бы лучше сразу иметь рядом телохранителя, а не ждать, пока тот преодолеет несколько дверей? В конце концов, не было бы ещё безопаснее, если бы телохранитель, скажем, находился в постели Хокаге, чтобы, например, принять на себя удар какого-нибудь ассасина? Хаширама согласился, что всё это — вполне разумные причины остаться в одной комнате. Собственно, Хаширама счёл бы любое основание, даже совсем нелепое, приемлемым: он довольно часто просыпался ночью на кануне важной политической встречи, до безумия взволнованный тем, что не продумал свои действия при том или ином развитии событий. В таком случае он обычно будил Мадару, объяснял ему суть проблемы, а потом, когда они оба уже были в состоянии разумно мыслить, объяснял её ещё раз, после чего оба начинали предлагать возможные решения вплоть либо до того момента, пока единственно верное не будет найдено, либо пока они не признавали абсурдность придуманной проблемы. Хаширама чувствовал, что пробудет в таком состоянии всю неделю, и понимал, что вечные ночные похождения Хокаге до соседней комнаты могут вызвать у кого-нибудь подозрения. Ну, какой бы ни была истинная причина, Мадара был рад, что Хаширама счёл его доводы рациональными и убедительными. Конечно, если кто-нибудь всё-таки ворвётся в покои Хаширамы, они, столь прекрасные и логичные, не убедят и глупца в невинности представшей пред ним картины: Хаширама цеплялся за Мадару, словно наложница за императора (представить Хашираму в подобном свете было непозволительно легко, особенно учитывая его женственно шёлковые волосы и ожерелье с кристаллом. Мадара ни разу не видел Сенджу без него, даже когда тот был полностью раздет. Однажды, когда Сенджу будет спать, Учиха точно снимет его и наденет на себя, только чтобы проверить, как быстро Хаширама заметит пропажу). Таким образом, единственное, что им оставалось — искренне надеяться, что никто не зайдёт в комнату Хокаге ночью. Но на всякий случай у них всё же был план Б: «Ударим по злоумышленнику дзюцу. Будем надеяться, он всё забудет». Вот так они и легли спать в Стране Железа, наплевав на все опасности. Страна Железа была холодна. Пятки Мадары - тоже. Он, как мог, стараясь не потревожить Хашираму, вытянул шею в попытке найти спасение от холода, и был приятно удивлён тем, что, каким-то неведомым образом нэмаки Хаширамы задралось чуть выше колен (Мадара бы с радостью полюбовался открывшимся видом, если бы его ноги не требовали к себе внимания. Ну, и рука бы не онемела.). Одеяло. Упавшее с кровати одеяло. Учиха сумел заметить его мааааленький уголок, видневшийся из-за левого края кровати. Интересно, кто спихнул его туда? С одной стороны, Мадара совершенно не помнил, что совершил подобное преступление. Но с другой — он довольно крепко спал некоторое время, так что кто знает? Мадара протянул свободную ногу к уголку, надеясь подцепить его пальцами и вернуть одеяло на кровать. Как же он был счастлив, что никто не видел этого обезьяньего абсурда. К несчастью оказалось, что одеяло было вне зоны досягаемости. Если бы только Мадара мог сдвинуться чуть левее… Но он не мог. Учиха был прикован к кровати за правое плечо и ногу: не существовало и единого шанса сдвинуться с места, не потревожив Хашираму. А Хашираму будить было нельзя: завтра ему предстояло донести свою идею мира до остальных Каге и добиться международного мирного соглашения. Мадара был очень удивлён тем, что тот до сих пор не проснулся, спрашивая, например, что им делать, если Камень не захочет сотрудничать с Песком или если произойдёт ещё что-нибудь нелепое. Однако факт оставался фактом: их ждут очень, очень трудные переговоры, и Хокаге надо было как можно лучше выспаться. Особенно после такого насыщенного дня. Мадара так до конца и не понял, что за история произошла между Райкаге и Хаширамой, но когда они встретились, первый чуть ли не набросился на Хокаге. И хоть Учиха не знал полной предыстории, но был уверен, что любой, кто осмелится завтра даже криво посмотреть на Сенджу, познает вкус Сусаноо. (Когда Мадара уставал или отвлекался на что-то, он частенько забывал, какой модели поведения должен придерживаться, и из-под жестокой маски в мир проскальзывало желание защитить Хашираму. Но потом он вспоминал, что является Учихой Мадарой-сама, и что не должен оберегать никого и ничего, кроме своего клана — особенно кого-то из Сенджу. Даже если Мадара разделял с ним кровать. Но несмотря на то, что желание защищать Хашираму обычно было закинуто куда подальше, оно никогда не покидало Мадару — невидимое, скрытое ото всех, еле сдерживаемое и нетерпеливо ждущее новой трещины в его маске.) Итак, Мадара не мог ни сдвинуться с места, ни достать одеяло ногой. Он в последний раз вытянул шею, озарил уголок одеяла печальным взглядом и опустился обратно на подушку с тихим стоном отчаяния. Ему было холодно. Ему просто нужно было смириться с этим аспектом императорско-завоевательской жизни: иногда правитель должен идти на жертвы ради блага народа. Так что Мадара поступал так, как должен был. Хоть и считал крайне несправедливым то, что он вынужден терпеть холод, пока спасение его бедных пяток лежит настолько близко. К несчастью, поднимания шеи, вытягивания ноги и вздохи отчаяния вывели Хашираму из полусна. Выскользнув из неясного, абстрактного мира Воли Огня и блаженного сна на плече Мадары, он приоткрыл глаза, пробормотав куда-то в ключицу Учихи: - Ччтомммслучилось? — Тс, ничего, — прошептал Мадара. Блеск. Мало того, что ему до сих пор холодно, так он ещё и Хашираму разбудил. Учиха мысленно корил себя ещё некоторое время, прежде чем его вниманием не завладели прядки волос на сонном лице Хаширамы, которые тот сразу же поспешил убрать. (Прядки очень женственных волос, опять-таки. Мадара прекрасно знал, сколько усилий прилагал Сенджу, чтобы сохранить их мягкость и сияние. Зачем? А вот этого Учиха не знал). — Спи. — Мм… — (Будто бы издалека, Хаширама ощутил прикосновение Мадары, отозвавшееся в нём волной счастья. Сенджу нравилось, когда тот уделял внимание его волосам — оно, безусловно, стоило всех усилий.) Внезапно Хаширама ощутил холод в ногах и ненадолго приподнялся с Учихи, расправляя немаки. — Немного холодновато, — пробормотал он, прижимаясь обратно к Учихе. — Мм? — сказал Мадара и приподнялся, оперевшись на локоть и согнав таким образом Хашираму с многострадального плеча. — Хм, и правда. Я даже не заметил. Сейчас подниму одеяло. Даже находясь в полусонном состоянии, Хаширама прекрасно понял, что Мадара врёт. Но, как обычно, не обратил на это внимания и раскинулся на всю ширину кровати, когда Мадара сел на краю. — Мм. Помассировав правую руку и вернув тем самым ей чувствительность, Учиха, наконец, поднял с пола проклятое одеяло. Так-то лучше. Он ещё несколько мгновений наслаждался тёплом, раскатившимся по ногам, прежде чем вспомнил, что кое-кто ещё ждёт одеяло. Он машинально накинул спасение от холода на Хашираму и лёг спиной к Сенджу, который тут же приобнял его. Да, так гораздо лучше: обе руки Мадары были свободны, его пятки не мёрзли, а одеяло охотно делилось с ним теплом. Слишком охотно… Чересчур охотно… Мадара вдруг вспомнил, почему спихнул его с кровати. Оно было невероятно тёплым. Жар тела Хаширамы только усугублял ситуацию. Сенджу не выдержал первым (к огромному счастью Мадары: ещё бы немного, и он был бы вынужден опять спихнуть одеяло и пойти доставать веер из продуктовой сумки).  — Теперь немного… — Ага, — согласился Мадара и продолжил с таким невинным тоном, на который только был способен. — Надо избавиться от одного слоя ткани. Единственные «слои ткани», которые были на них: их немаки и одеяло. Учитывая холод, от одеяла избавляться было нельзя. Таким образом, выход оставался только один… Хаширама тихо засмеялся. — А если кто-нибудь зайдёт? — Отправим подавать руководству жалобу о чрезмерно толстых одеялах, — ответил Мадара, прекрасно понимая, что подобное их точно не спасёт: кто бы сюда ни зашёл, увидев их вместе, сразу смекнёт, что к чему. — Ага… — Хашираме было не до возражений. Умудрившись раздеться (оставив на себе только ожерелье) прямо под одеялом, он терпеливо подождал, пока Мадара стянет с себя немаки, и снова обнял его, пытаясь вернуться в сладостный сон. Спокойствие продлилось минуту. — Всё ещё жарко, — проворчал Мадара. Шесть неудачных попыток, и идеальное положение одеяла было найдено: под него теперь проникало немного холодного воздуха, сменяя душный жар приятным теплом (чтобы добиться этого, Мадаре пришлось высунуть ноги из-под одеяла. Наверное, здесь был какой-то скрытый смысл, но Учиха слишком устал, чтобы искать его.). Когда с одеялом было покончено, они как-то оказались лицом друг к другу: Хаширама обнимал Учиху за спину, а тот его, в свою очередь, за шею. Мадаре никогда не нравилась эта поза — она всегда заставляла его чувствовать себя намного ниже Хаширамы (то, что он, на самом деле, был ниже, никакого значения не имело). Однако, сейчас всё, чего он хотел — спать. Завтра будет трудный день: Мадара был уверен, что кто-нибудь да попытается убить Хашираму, и Учихе придётся быть на чеку, чтобы стереть в порошок потенциального убийцу… — Ткхорошо? — промямлил Хаширама. — Умм, — промурчал Мадара в полусне, мысленно пуская на лоскутки незадачливых ассасинов, и сильнее прижался к Хашираме, желая защитить. — Спокойной… — Спокойной, — прошептал Хаширама. — Люблю тебя. — Мм. Последней мыслью Мадары, прежде чем тот провалился в сон, было осознание, что он ощущает кристалл ожерелья Хаширамы своей грудью. Если бы вы сейчас спросили Мадару, как он себя чувствует, то не получили бы ответа. Учиха, не особо церемонясь, тут же выпроводил бы вас из комнаты. Катоном погоняя. Но если бы вы всё-таки заставили его говорить, то Мадара бы ответил, что… счастлив.