Пытаться снова и снова

Сумирэ открывает глаза и щурится от ярких солнечных зайчиков, которые без зазрения совести прыгали по комнате. Ёсида садится на постели и удивленно поднимает светлые брови: не ее комната, но знакомая до ужасного скрежета шестерёнок памяти. Только она не помнит. В груди вспыхивает страх. И его тут же смывает цунами дежавю. Сумирэ думает: ее похитили. Сумирэ, сжимая в ладонях одеяло, думает: это определенно похищение и плевать, что спокойствие обнимает за плечи, тихо хихикая над ушком. Было настолько уютно, что спокойствие становится сильнее и почти сливается с русой. Страхи и переживания спускаются на самое дно и растворяются, словно в формалине. Ёсида не удивлена, но дежавю не отпускает. Оно вспыхивает в голове ярким фейерверком, но, не давая разглядеть, огни тухнут и исчезают, когда взгляд раздосованых глаз падает на какой-либо предмет в комнате. Сумирэ неуверенно встает с кровати на мягкий ковер, равнодушно отметив на себе длинную сорочку, и изучает комнату: она была довольно большой и светлой из-за огромного окна почти во стену; большой шкаф с множеством книг, среди которых она нашла знакомые обложки; тумбочка с рамками. Сумирэ сомневалась лишь несколько секунд, сражаясь с любопытством, но все-таки взяла в руки одну из них. Там были, кажется, подростки, если так можно назвать в двадцать: парень с растрепанными рыже-каштановыми волосами и теплыми золотисто-карими глазами, которые смотрели в макушку девушки с длинными темно-русыми волосами, с светло-голубыми концами, и светло-серыми глазами. Девушка улыбалась, прищурившись объектив, а ее ладони лежали на руках шатена, что обхватили узкие плечи русой. Они улыбались теплыми, неуловимо похожими, улыбками и взгляд. Взгляд каждого был отражением другого. Сумирэ сжимает рамку и думает: они, эти двое, были похожи настолько, насколько отличались. Сумирэ уверена: она где-то видела девушку, но не помнит. Ёсида берет следующую и пытается сдержать смех. Кроме тех двоих, на заднем плане потерялась девушка постарше на два-три с короткими фиолетовыми волосами и яркими голубыми, как небо, глазами. Все трое строили незабываемые рожицы, а их глаза блестели так ярко, словно солнце заключили в них, поделив каждому поровну. Сумирэ разглядывала еще множество фотографий с разными людьми, но где обязательно были бы японец или та русая. Если не вместе, то раздельно точно. Но больше всего ее внимание привлекла самая широкая рамка, опущенная фотом вниз. Сумирэ, недоуменно отметив дрожь в руках, взяла ее в ладони и дыханье будто сперло. Воздуха не хватало в легких, перед глазами мерцали темные огни, и только, когда она чуть не лишилась сил, девушка рвано вздохнула. На нее смотрела семья из четырех людей: эта повзрослевшая парочка и ребенок, девочка лет четырех, который прислушивался к округлому животу матери. От фото шло такое счастье, такое тепло, что становилось тошно. Когда в комнату, предварительно постучав, входит девушка, русая громко (кажется, она слышала треск) опустила его вниз. — Доброе утро! — горничная мило улыбнулась. — Сейчас будет завтрак, а так — я уже принесла вам одежду.

***

Тсунаеши замер на месте — ему не хватало сантиметра, чтобы дотронуться до ручки. Он слышит, как за дверью шуршит ткань одежды, как там дышат. Савада кусает нижнюю губу и, вздохнув, входит в комнату, неслышно закрыв за собой дверь. Он улыбается — хотя ему не до улыбок, — и смотрит на молодую девушку перед собой. Та тут же захлопывает книгу (японец отстранено замечает надпись «Огненная Энна») и смотрит в ответ спокойно, но он-то видел, как страх плясал на дне радужка. Сумирэ сидела на широком подоконнике, подобрав под себя длинную юбку и вязанный свитер. За окном, будто фоном, падают снежинки и он сам бы с удовольствием закутался во что-нибудь теплое. — Кто вы? — у нее голос немного дрожит, но Сумирэ на это не обращает внимания. Она кутается в свитер сильнее, прижав голову к телу, чтобы было теплее. Дечимо невольно улыбается, не сводя с девушки глаз. — Савада Тсунаеши, — русая сомневается секунду, а после неуверенно склоняет голову. Она молчит, он — тоже. Недолго. — Приятно познакомиться. — Я… — Сумирэ закусывает губу, встретившись взглядом с мужчиной и замолкает. Говорить, а тем более расспрашивать, не хочется. А взгляд у него — теплый, какой-то ласковый и нежный. И улыбка такая же, немного горькая, правда. Такой человек не стал бы вредить, Ёсида думает, что кто угодно, но точно не он. Сумирэ не знает, почему так думает, но наверное, это просто ее интуиция, которая неусыпно шепчет ей на ухо. И она шепчет: он знает твое имя. И она продолжает: все в порядке. И дежавю снова цунами накрывает сознание. Сумирэ сжимает пальцами обложку и хочет сказать, что ее уже это достало. Неловко им первый час. Тсунаеши ловко подбирает к Сумирэ ключики и она совершенно забывает обо всем: о доме, о старшей сестре, почему она здесь. Она неловко улыбается, но энергично отвечает на любой вопрос. Вспоминает свои детские воспоминания, когда вот так же с сестрой сидела в комнате, болтая обо всем на свете. У Сумирэ и Томое были настолько близкие отношения, какие только бывают у сестер. Савада отпивал от чашки с горячим чаем, а Сумирэ грела озябшие пальцы о какао. Спокойно. Спокойно. Спокойно. Рядом с ним девушка ощущала такое дурманящее спокойствие. Иногда японец замирал и смотрел на нее невидящим, не мигающим взглядом. Ёсида тогда почти утыкалась носом в чашку, чувствуя, как краснеют щеки. И корила себя за это. И чувствовала, как ее тянет. В конце-концов она не выдержала. Поставила чашку на подоконник, спрыгнув с него, и осторожно подошла к мужчине, словно шла к страшному зверю. Обнимает неловко, уткнувшись мужчине куда-то в макушку, и понимает: краснеет она сейчас так, как не краснела никогда. — Все будет хорошо, — бурчит она куда-то в макушку и вообще ничего не понимает, что сама же творит. Но все внутри кричит: правильно, успокойся уже, дурочка! Она и правда дурочка — говорит не думая, но верно, потому что её обнимают в ответ, и кажется Тсунаеши не чувствует более ничего, кроме того же спокойствия, что кипит внутри Сумирэ. Море бурлит и кипит, смывает сомнения прочь, а море внутри смывает небо и поглощает их с головой. Прячась, из-за двери выглядывала девчушка семеро лет от роду и широко улыбалась, прижав ладошки к груди. Неужели свершилось? Но девочка знает: не правда. Мама все так же завтра забудет всех: папу, дядю Кею, ее, Сору. И будет повторять одно — «где Томоэ?» И папы не будет завтра, послезавтра и еще некоторое время; ей снова придется смотреть на перекошенное страхом лицо матери и мысленно звать отца, чтобы он пришел, чтобы мама снова улыбнулась. Она не будет вмешиваться, будет стоят в сторонке и смотреть. Ничего, Сора ведь уже большая. Сора все понимает. И хочет только одного: смотреть на счастливую маму, как на тех рамках в комнате. На такого же отца. Соре достаточно хотя бы смотреть.

***

— Кто вы? — Савада Тсунаеши. Приятно познакомиться. Они пытаются снова и снова. А Сумирэ забывает всех каждый день опять и опять. И Тсунаеши думает: замкнутый круг не разорвать.