— Ньют, я дома, — Томас захлопнул за собой входную дверь, пару раз поворачивая замок, когда закрывал дверь изнутри. Он кинул тяжелую связку ключей на маленькую тумбочку, которая стояла на самом входе в прихожую, служившая неким складом первонеобходимых вещей или просто местом некогда завалявшейся мелочи: от ключей до всякого рода инструментов, так необходимых при ремонте, который и шел именно в этой части дома — все можно было найти именно на этой тумбочке.
Лениво стянув с себя ботинки, Томас снял с себя кожаную куртку, которую надел утром на всякий случай по приказу Ньюта, потому что, тот ему перед выходом на работу заявил: «Томас, я чувствую, будет дождь, оденься теплее». Конечно, за весь день с неба не упало ни капли, и даже к обеду разгулялась хорошая погода, а Томасу пришлось ходить весь рабочий день в этой теплой куртке, потому что: «Ну, нахер, мне лень носить ее в руках весь день». Повесив верхнюю часть гардероба на вешалку, Эдисон подошел к зеркалу, которое висело над тумбочкой. Он усталыми глазами посмотрел на свое отражение: идеальная укладка, сделанная утром Ньютом, растрепалась; под глазами залегли черные синяки, придавая лицу несколько болезненный вид; плечи немного осунулись — в зеркале явно отражался не человек, а легкое подобие живого существа.
Эта работа когда-нибудь его доконает.
— Ньют, ты где? — переспросил Томас, не дождавшись ответа.
— Томми, я на кухне, — отозвался Ньют, гремя посудой в столовой комнате.
Томас надел домашние тапочки-собачки — подарок Ньюта на какой-то из многочисленно-проведенных вместе праздников. Эдисон всегда удивлялся, как Ньют сочетает в себе ум одного из самых смышленых сотрудников полиции с душой подростка. Загадка, которую он будет разгадывать всю жизнь и, скорее всего, навыки детектива ему тут не помогут, хоть он и был лучшим в своем деле.
Переобувшись, он медленно поплелся на кухню, ноги наотрез отказывались нормально функционировать, сказывалась накопившаяся усталость, которая как снежная лавина накатывалась на все тело, от чего казалось, что оно стало раза в два тяжелее прежнего. Сказывались итоги рабочего дня: ноги ужасно болели после дневного задержания, когда Томас с командой ловили очередного воришку, бегая за ним по всему центральному парку, этот засранец устроил им такой марафон, что можно теперь неделю не ходить в тренажорку. Самое обидное, что это оказалась лишь мелкая сошка в клубке большого дела, которое полиция не может распутать вот уже полгода как. Работенка, скажем, не благодарная: постоянная усталость из-за ненормированного рабочего дня, злость после допросов особо опасных преступников, которые ведут себя при этом как короли мира, ни во что не ставя сотрудников правоохранительных органов, и депрессия, которая иногда накатывала, когда долгое время не удавалось распутать особо тяжкие дела. Томасу приходилось терпеть — сам выбрал в юности работу копа, во всем подражая своему деду — шефу полиции центрального округа города Нью-Йорк. Но сейчас они в Вашингтоне, где начальству их участка следует поучиться манерам поведения у старого вояки.
Томас зашел в кухню, из которой доносились запахи вкусной еды, и сел на высокий стул возле большого деревянного стола. Он положил руки на массивную столешницу, переплетая пальцы в «замок», перенося весь скопившийся груз в теле на руки.
— Очередное задержание? — поинтересовался Ньют, не отвлекаясь от разогревания ужина.
— Да, — только и смог выдохнуть Томас, растирая суховатыми ладонями лицо, пытаясь согнать накатившую сонливость. — Заебался, — с присвистом добавил он.
— Понимаю, — улыбнулся Ньют, выключая плиту и подходя к парню, устраиваясь за его спиной. Он положил голову на плечи Томасу, выдыхая теплый воздух в шею, легко целуя ее, после чего дуя на влажное место, заставляя тело брюнета немного вздрогнуть от приятной волны удовольствия, мигом разошедшейся по всему телу; Ньют руками обвил талию, устраивая теплые ладони на любимой груди, немного поглаживая напряженные мышцы. — Точнее, не понимаю, — усмехнувшись, тихо добавил парень, убирая голову с плеч и устраивая ее на макушке Эдисона, неприятно впиваясь острым подбородком в голову; он направил взор на окно, за которым уже вечер вступал в свои права, молниеносно распространяясь по многолюдному мегаполису.
— Хочешь есть? — решил сменить тему разговора Ньют. Он запустил кисти рук в растрепанные волосы Томаса, массажируя кожу на голове, заставляя брюнета откинуть голову назад и поддаться на приятные ласки.
— Да, я голодный, — ответил Томас.Он взял руки парня в свои, легонько целуя его запястья, как бы благодаря за временное блаженство.
— Сейчас накрою на стол, — улыбнулся парень на такой сентиментальный жест Эдисона. В ответ он поцеловал парня в макушку и быстрым шагом направился ближе к плите.
Из-за их работы, которая как вязкое болото топила в себе все свободное время и всю личную жизнь, всё то пространство, которое хотелось заполнить любимым человеком, а не этой гребаной рутиной, им редко удавалось побыть вместе наедине. Не всегда получалось дарить всю ту накопившуюся любовь во время кратковременных встреч, которая хранилась в сердце, и которая, конечно же, никуда не делась с течением времени, хоть со стороны это иногда может и показаться именно так. Истинное чувство, которое связывало любящих вместе, не способны разрушить даже долгие разлуки. Посторонним казалось, что это совершенно два разных человека, которых не может связывать ничего более физического вожделения, влечения и упрямого желания быть вместе; но настоящая любовь не знает законов: её невозможно объяснить, если сам не познал это чувство, если в твоей жизни не было страданий из-за любви. Сокрытое для посторонних чувство, у этих двоих чувство было гораздо более глубже, чем просто взаимная симпатия; то было чувство, когда лишь осознание того, что на свете есть человек, которого ты любишь всей душой, всем сердцем, помогает выжить и дает воскреснуть. Кто может сказать, когда стираются грани настоящей дружбы и истинной любви?
Парням можно было лишь посочувствовать. Это была банальная нехватка времени. Проблема современной жизни.Когда из-за работы тебя разрывает на части, потому что именно сейчас ты хочешь быть с любимым человеком, именно сейчас ты хочешь его обнять, поцеловать, подарить тепло и ласку, шепнуть на ушко неприличную фразочку, от которой ты тут же покраснеешь, а твой любовник возбудится и кто знает, чем закончится этот вечер. Хотя …
Одна общая работа, которая связывает их жизни. Которая и подарила им друг друга еще на третьем курсе юридического факультета. Когда в душе был юношеский максимализм, а впереди светлое будущее, которое открывало перед парнями дорогу в, тогда казавшуюся, безоблачную жизнь.
Но сейчас ты вынужден заполнять всякого рода отчеты. Да и он наверняка занят тем же. Не желая отвлекать любимого человека, погружаешься в работу, чтобы наконец-то быстрее покончить с ней. Сдать все отчеты и увезти их тленные тела с этого участка.
Два человека. Которые прекрасно понимают, во что они вляпались, как только переступили порог центрального участка.
Поэтому даже такой, пусть и пустяковый жест, был сравним с признанием в любви. Даже маленькая записка, оставленная утром на холодильнике, выглядит как любовное послание, и наплевать, что там было написано: «Купи корм собаке, а то она скоро подохнет с голоду. С любовью Том». Во всех жизненных мелочах проявлялась любовь.
— И почему ты не пошел со мной в криминалистический отдел? — дернув уголком губ в нечто подобии улыбки, спросил Ньют, ставя перед Томасом тарелки с едой. Он нарушил образовавшуюся тишину, вырывая Эдисона из странных мыслей, накативших на него.
— Ты же знаешь, я бы там подохнул со скуки уже через неделю, — улыбнулся в ответ Томас. Улыбка получилась вымученной, от чего лицо, кажется, даже выглядело немного старше обычного.
— Да знаю, — блондин уселся напротив парня, наливая себе в кружку теплое молоко, потому что успел немного простудиться, работая весь вчерашний день на улице.
Эта работа скоро доконает их обоих.
— Но и это тоже не дело. Это расследование сведет тебя в могилу, Томас. Нас сведет. Который месяц весь отдел «стоит на ушах», нам спокойно жить не дают. Я так устал, Томми.
— Понимаю, Ньют, — Томас поправил парню выбившуюся прядь волос, бережно зачесав ее назад, он задержал свою ладонь на лице блондина, проводя большим пальцем по контору острых скул, легко улыбаясь, и всматриваясь до боли под ребрами, в любимые глаза. Словно поранясь об острый выступ, Томас нехотя убрал руку, напоследок проведя пальцем по нижней губе Ньюта, убирая пенку от молока. — Как только мы закончим это дело, мы отправимся в отпуск. Мне самому это дело порядком надоело, — продолжил Том: — Мы уже полгода не можем вычислить, где находится эта база по производству наркотиков. Каждый раз, когда мы подбираемся к главарям преступного мира, они от нас ускользают, словно знают все на десять шагов вперед. Недавно мы вычислили эту крысу, которая сливала им всю информацию, так сказать, перекрыли им кислород, полностью оборвав их связи с нашим отделом. Осталось дело за малым — вычислить эту базу. Так как мы главарей давно пасем, они стараются все делать через своих посредников, а те в свою очередь тоже через других людей. Замкнутый круг. Все нити обрываются. У нас столько людей в отделе нет, чтобы ко всем мелким сошкам приставить следопыта.
— А если прижать этих главарей? — внимательно слушая Томаса, поинтересовался Ньют, подливая себе теплого молока.
— А что мы им предъявим? Нас любой адвокат в порошок сотрет и пустит на эту самую наркоту. У этих людей такие подвязки, что если их и брать, то только на чем-то крупном, желательно с поличным, тогда даже самые влиятельные люди за них не вступятся, побоясь запятнать свою репутацию, — с серьезным лицом рассказывал Томас. Отужинав, он поблагодарил Ньюта за вкусную еду и налил себе в бокал немного виски, пытаясь снять напряжение, накопившееся за весь день.
— Опять замкнутый круг, — Ньют поморщился от того, что Томас выпил залпом полстакана алкогольного напитка и потянулся за второй порцией.
— Что там по новому трупу? Что-то новое есть или все как обычно? — поинтересовался Томас, бултыхая золотистую жидкость в стакане и наблюдая за круговоротом виски.
— Нет, ничего нового. Мужчина лет сорока, судя по одежде и найденных при нем вещах — неплохо зарабатывал. Способ убийства прежний, орудие тоже — полоснули по шее острым лезвием, — достав копии бумаг, «пробежав» по ним глазами зачитал Ньют. — Кстати, на подошве та же характерная грязь, что и у предыдущих жертв, помимо того, что они были богаты, убиты тем же способом, у всех на подошве эта грязь, характерная для южных регионов нашего города, — захлопнув копию дела, Ньют отбросил его на соседний стол. Он устало потер переносицу и посмотрел на Томаса, который все это время наблюдал за жидкостью в своем стакане. — Кто бы это не был, они безжалостно убирают своих конкурентов или посредников. Все эти жертвы, а их пять на данный момент, были напрямую или косвенно связаны с наркотическим бизнесом.
— Да, это мы уже давно поняли, — сказал Томас, наконец-то справившись с остатками виски. — Осталось два человека, которые имеют свой вес в этом бизнесе. Может, подождать пока они перестреляют друг друга к херам и не париться? Два клана на один бизнес — это много, — усмехнулся Томас, глядя на Ньюта.
— На их месте появятся другие, — блондин ущипнул Эдисона за нос, заставляя того поморщиться от боли.
— Знаю, но пока мы вычисляем эту базу, они убивают друг друга за господство в своих тёмных делишках — пока в нашем городе, боюсь, может случится, что останется только один человек.
— Вы хорошо осмотрели тот район, с характерной почвой?
— Мы там каждый закоулок обшарили с собаками, все бесполезно.
— А он ведь не такой большой, где они там могут прятаться?
— Это мы и пытаемся выяснить, Ньютти, — улыбнулся Томас в ответ Ньюту.
— Значит плохо смотрели. Короче, ройте землю носом, но чтобы к концу квартала дело было закрыто. Мне оно уже порядком надоело. И хватит пить в одиночестве, налей мне тоже, — Ньют протянул Томасу кружку, из которой совсем недавно пил молоко.
— Серьезно? Ты же практически не пьешь, — хитро заулыбался Томас, прищуривая глаза.
— Практически, Томас, практически! Так что наливай, — он ближе пододвинул кружку.
Вечернее солнце скрывалось за высокими небоскребами, которые как горы возвышались в многолюдном мегаполисе. Редкие лучи заходящего светила одаряли своим переливающимся светом одну из многочисленных кухонь таких громоздких строений. Поток разноцветных линий от солнца придавал комнате поистине волшебный, в местах даже, загадочный вид, отображая на стенах причудливые фигурки от зеркальной поверхности кухонной утвари, разнося по стенам целые «стаи» солнечных зайчиков. Постепенно световое представление завершалось, по мере того как солнце скрывалось за горизонтом. В комнате установился полумрак, который как волшебное покрывало окутывало своей таинственностью двух молодых людей, все еще болтавших о жизненных мелочах, не придавая никакого значения на то, что ночь уже постепенно вступает в свои права.
Порой нам так необходимо отвлечься от суеты внешнего мира, огородиться невидимой ширмой от потока зевак, бесполезных расспросов, всех тех, кто так и норовит засунуть свой нос в чужие дела, огромной стеной, которая не даст пробиться в твой внутренний мир посторонним людям. Спрятаться в своем уютном мирке хоть на секунду, погрузиться в то чародейское время, которое хочется делить только с любимыми, поистине нужными людьми, от которых ты точно не устанешь. От них точно не заболит голова; от долгих разговоров с ними, наоборот, ты чувствуешь такое тепло, разносящееся по твоему телу, которого тебе так не хватает, которое тебе так необходимо в минуты кратковременных расставаний.
Томас и Ньют очень любили такие упоительные вечера, когда мрак поглощал город, когда за окном замирала суетливая жизнь, загорались редкие желтые фонари, одаряя город магическим светом, казалось, что мегаполис погружался в ночное чудо, где, если воспользоваться фантазией, можно открыть для себя совсем другой мир. Мир, который принадлежал лишь им двоим; мир, который они придумали сами. Сказка, в которой всего лишь два действующих, безумно влюбленных друг в друга, главных героя. На этот кратковременный миг замирали стрелки часов, давая двум любящим сердцам больше времени для единения, растягивая ночное пространство энергетикой пылающих чувств.
— На улице уже темно, может мне включить свет? — поинтересовался Ньют, допивая последние капли виски в своей кружке.
— Включи напольный светильник, — отозвался Томас, следуя примеру своего любовника, опустошая бокал начисто.
Когда Ньют встал, его немного пошатнуло от волны алкоголя, который, кажется, быстрым потоком проник в каждую клеточку его тела. Он придержался о край стола, сгоняя прилив не особо приятных чувств, встряхнул головой, прогоняя остатки алкогольной дымки в голове. Том все это время наблюдал за любимым. Блондин никогда не умел пить. От одной выпитой кружки пива у него начинала кружиться голова, немного притормаживала речь, зато в нем появлялась такая энергия, что Томас часто удивлялся, как с больной головой, Ньют умудрялся прямо ходить (а ведь они специально проводили эксперимент — и парень справился отлично!), при этом переделать кучу дел. Как говорил сам Ньют: «Я просто поддаюсь порыву энергии, прущей из меня, не обращая внимания на побочные эффекты». Но Томас-то знал, что с этим эффективным мальчиком будет на утро. Поэтому сейчас он мило улыбнулся на то, как Ньют пытается справиться с алкогольной волной, разошедшейся по всему телу, и отметил про себя, что надо приготовить на утро таблетку обезболивающего. Включив светильник, блондин не поспешил занять свое место, а направился к Томасу, вставая напротив его, между широко раздвинутых ног.
Лицо Эдисона окрасилось в бледно-желтый цвет, такой домашний, такой родной и теплый, как восходящее солнце, которое еще только показывалось над линией горизонта, а уже начинало пригревать своими лучами просыпающуюся землю. Ньют невольно улыбнулся такому сравнению и встал еще ближе к Томасу. Лицо парня было на уровне с лицом блондина, потому что тот все также сидел на высоком стуле.
Они смотрели друг другу в глаза, тут и без слов было понятно, что они соскучились по тем феерическим вечерам, которые они проводили вместе, когда еще на шее не висел груз ответственности в виде отчетов, ночных и внеурочных смен, когда жизнь казалась такой беззаботной, созданной лишь для них двоих. Соскучились по этим взглядам, в которых искрились всполохи любви и желания. Ничего, конечно, не угасло со временем, все та же любовь, все те же взгляды, лишь время играло не в их пользу. Поэтому такие вечера, когда они оставались один на один с любовью всей своей жизни, были поистине восхитительны и изумительны. В это время они знали, как напомнить друг другу о неугасающей страсти, которая до скончания жизни, будет прибывать в их сердцах, с каждым годом только расцветая.
— Томми, я так соскучился, — наконец выдыхает Ньют, прерывая зрительный контакт.
Он крепко обнял брюнета, устраивая немного дрожащие ладони на его лопатках, поглаживая мышцы спины сквозь тонкую ткань футболки, разнося по всему телу парня приятные волны умиротворенности. Ньют подается еще ближе, прижимаясь своей грудью к томасовой груди, крепче заключая того в объятья; он положил свою голову на плечо любовника, выдыхая теплый воздух ему в шею, от чего тело юноши начало немного подрагивать, а на коже выступил целый «рой» мелких мурашек. Острые локти блондина неприятно впивались в талию Тома, от чего он был вынужден выпрямиться, чтобы хоть как-то избежать болевых ощущений.
Ему всегда нравилось находиться в объятиях Ньюта. Том сравнивал их с крепостью, надежным замком, под которым он чувствует себя более спокойно. Стоит только блондину один раз обнять, провести ладонью по спине, как тяжесть проходила сама собой. Он чувствовал себя защищенным, то чувство, когда ты не одинок, когда есть тот человек, который только одним жестом докажет, что ты кому-то нужен на этой земле.
Томас легко улыбнулся на приятную ласку и ответил Ньюту целым потоком согревающей нежности, бесконечно простирающегося взаимного чувства. Они могли часами так просидеть, просто поглаживая друг друга по спине. И больше им ничего не требовалось. Они свято верили, что такой пустяковый, где-то сентиментальный жест, гораздо больше скажет, чем слова, от которых порой дико устаешь на работе.
Ладони Томаса оглаживают бока любовника, разнося по его телу удовольствия, которые можно сравнить с электрическими импульсами, которые заставляют тело блондина каждый раз немного вздрагивать, стоит только дорожке из тока пройтись по его бокам. Эдисон крепче прижимает Ньюта к себе, устраивая руки на талии парня. Он одной рукой забирается под футболку блондина, нежно ведя ладонью вверх по позвонкам, длинными пальцами проходясь по косточкам, пересчитывая их. Спускаясь вниз, он надавливает ребром ладони на позвоночник, заставляя тело любовника прогнуться, сведя лопатки вместе, в блаженстве откинуть голову назад и издать первый еле слышный стон, показывая тем самым, что такой жест ему очень нравится, и он его возбуждает.
— Я тоже по тебе соскучился, Ньют, — отвечает Томас, видя, как его любовник начинает все больше и больше возбуждаться.
Он целует так удобно подставленную оголенную шею, проведя языком от ложбинки под ней до кадыка, несколько раз обвивая его языком, потом поднимается выше, ведя мокрую дорожку по белоснежной коже. Том останавливается, когда добирается до острых скул парня, очерчивая их языком и совсем по-детски прикусывая подбородок.
Он заглядывает в затуманенные нежной похотью глаза Ньюта, все еще держа между зубов кожу на подбородке. Блондин ласково улыбается на такой игривый жест любовника, прикрывая глаза и сильнее впиваясь коротенькими ноготками в разгоряченную спину Эдисона. Томас издает короткий стон, подобные ласки, его всегда возбуждали еще сильнее. Брюнет несколько раз проводит языком по месту укуса, пытаясь тем самым сгладить невольно причиненную боль юноше.
Свободную руку Томас кладет на тыльную сторону шеи парня, немного массируя ее, заставляя и Ньюта ответить коротким стоном на такую приятную ласку. Оказавшись во власти освобожденного чувства, блондин наклоняет голову то влево, то вправо, издавая уже более громкие стоны, которые доносятся из его приоткрытого рта, язык то и дело смачивает пересыхающие губы, придавая парню еще более сексуальный облик.
Глаза Ньюта прикрыты, но пушистые реснички, то и дело подрагивают от жарких прикосновений любовника. Стоит ему только приоткрыть глаза, как он встречается с взглядом Томаса, он улыбается ему в ответ, плавно ведя ладонью от лопатки до плеча. Том прекращает массажировать шею блондина, устраивая свои ладони на талии юноши, переплетая пальцы в «замок», показывая таким жестом, что только ему принадлежит Ньют.
У них опять устанавливается зрительный контакт, взгляды, которые пропитаны любовью и добротой по отношению друг к другу. Взгляды то и дело «скользят» с глаз на губы и обратно. Ньют легко улыбается и всем телом подается немного вперед, накрывая своими губами суховатые губы Томаса.
Он осторожно проводит влажным языком по нижней губе, прикусывая ее и вновь зализывая; посасывает нежную кожу губы — играясь, пытаясь насытиться любовью молодого человека. Наигравшись, Ньют углубляет поцелуй, полностью отдавая инициативу Томасу. Для удобства блондин перекладывает свои руки на широкие плечи Эдисона, сейчас же зарываясь одной ладонью в отросшие смольные волосы любовника. Пропуская волнистые пряди Тома сквозь пальцы, словно тонкую струйку песка неуловимых песочных часов, он в не сильной хватке сжимает несколько прядей волос брюнета в кулак, оттягивая их назад, заставляя Томаса сквозь поцелуй издать громкий стон наслаждения.
Будоражащая страсть в телах молодых людей с каждой секундой все сильнее разгоралась, словно пылающая комета, стремительно летевшая по небосклону, стоит только Томасу до крови прикусить нижнюю губу Ньюта и оттянуть ее на себя, тут же покрывая лицо блондина мокрыми поцелуями. От таких желанных прикосновений парень жмурится и коротко улыбается, ему нравится, когда Томас бывает одновременно груб и нежен. Нравится, как брюнет сочетает в себе два этих противоположных качества.
Они вновь углубляют поцелуй, переплетая языки, словно с последней встречи прошла целая вечность. Желание и страсть расходятся по всему телу, даря каждой клеточке неимоверный заряд, разнося по коже целый вал воздушных ощущений, от которых подкашиваются ноги, от которых забываешь, как дышать, настолько горячая пылкость поглощает их целиком.
Руки Томаса «забегали» по спине блондина, одаряя кожу теплыми прикосновениями. То, поднимаясь, то тут же опускаясь и забираясь под ткань футболки Ньюта. Он запускает ладони под края одежды, одним рывком избавляя юношу от ненужной тряпки, отбрасывая ее куда-то за спину любовника. Эдисон засматривается на худощавое тело парня, на то как выпирают ключицы, ребра. Останавливает свой взгляд на животе, на котором отчетливо виден пресс, Ньют хоть и казался худощавым (что было чистой правдой), но спортивной подготовке он уделял должное внимание, потому что без этого у них на работе просто не выживешь. Томас пальцами очерчивает кубики пресса, заставляя блондина задержать дыхание и немного вжать живот. Ему нравится, как Эдисон с ним заигрывает, то, как он оттягивает интимный момент, блондин вновь впивается ногтями в кожу Томаса на плечах, заставляя того немного откинуть голову назад и тяжело выдохнуть. Ньют прикусывает нижнюю губу и наклоняет голову на бок, внимательно наблюдая за своим любовником. Он хитро улыбается и замирает, когда рука Томаса спускается ниже — к ремню.
Ньют резко перехватил руку Томаса, которой тот уже вовсю расстегивал ремень. На такой жест Эдисон лишь изумленно выгнул бровь и недоуменно посмотрел на блондина, тот вместо ответа хитро улыбнулся ему и поцеловал в предплечье, вновь всматриваясь в золотистые глаза.
— Позволь мне сегодня? — смущенно спросил он, отводя глаза в сторону.
Парень увидел, как Томас убрал руку с его штанов и положительно кивнул, кладя свои ладони на плечи любовника, передавая ему всю инициативу.
Ньют коротко поцеловал Эдисона в уголок губ и потерся щекой о трехдневную щетину парня, словно большой домашний кот, просящий ласки. Колючие иголки неприятно впивались в нежную кожу, контрастируя со всеми нежностями, которые ему дарит Том, оглаживая оголенное тело, теплыми ладонями.
Блондин избавляет Томаса от футболки, проведя чуть холодными ладонями по бокам парня, отправляя ненужную тряпку к своей. Он проводит ладонью от груди до живота, задерживаясь на замке штанов, второй ладонью он впивается в оголенные бок Тома, оставляя на загорелой коже следы красных царапин.
Он с легкостью справляется со штанами брюнета, спуская их до щиколоток, дальше Том справляется без его помощи. Ньют вновь целует Эдисона, так легко, нежно и наивно, когда соприкасаются лишь губы, да большего и не надо. Этим жестом и так понятно, какую они испытывают друг к другу любовь.
Томас крепче сжимает любовника в объятиях, заставляя того всем телом прижаться к нему, их совместный фетиш, ощущать на своей коже, тепло любимого человека. Блондин пропускает сквозь их крепко связанные тела свою руку, опуская ее ниже и нащупывая возбужденную плоть любовника, сквозь ткань боксеров. Он несколько раз проводит ладонью по вставшему члену Эдисона, заставляя Томаса от предвкушения выдохнуть скопившийся воздух ему в рот. Ньют оттягивает резинку и запускает ладонь под ткань трусов брюнета. Он берет возбужденную плоть в кулак и несколько раз проводит им вверх-вниз до основания. На что Том жалобно заскулил — ткань боксеров придавала не совсем приятные ощущения.
Приподняв бедра, любовник помогает Ньюту избавить себя еще от одной лишней детали. Разведя ноги еще шире, Том переплетает их на спине блондина, кладя голову тому на плечо и прикусывая кожу на шее, всасывая ее и зализывая, повторяя это бесконечное множество раз, пока парень дрочил его член. Ньют быстрее водит кулаком, оголяя головку члена и проводя по ней большим пальцем, размазывая выступающие выделения. Томас жалобно кусает парня в плечо, а на другое кладет ладонь, надавливая на него.
Поняв намек, Ньют отстраняется от Тома, такого родного и такого горячего, его хочется обнимать вечно, к нему хочется прикасаться бесконечное множество раз, блондин еле ощутимо проводит ладонью по ноге Эдисона, которую тот убирал с его спины.
Томас все также сидел на высоком стуле, который не совсем подходил для того, на что он только, что сам намекнул Ньюту. Блондин взглядом и кивком головы велит парню пересесть на более низкий стул, который стоял возле стола. Повинуясь, юноша меняет место, усаживаясь на мягкий стул, разводя ноги шире и откидываясь телом немного назад, устраивая свои руки на крепких бедрах.
Ньюту нравится. Все нравится в этом идеальном человеке. То как раскрепощено он ведет себя с ним, то как, не стесняясь, показывает свое желание. То как он запросто выставляет себя напоказ, не стыдясь просить приласкать его. Этим глазам, в которых заключен целый океан похоти, просто невозможно сопротивляться. Этим пальцам, которые ласкают свое тело, невозможно сказать «нет». Ньют еще сильнее возбуждается, когда понимает, что это совершенство принадлежит только ему.
Он удобно устраивается на коленях между широко раздвинутых ног Томаса, глядя на того из-под пушистых ресниц. Он кладет одну ногу Тома себе на плечо. Медленно начинает проводить небольшую дорожку из поцелуев от коленки до внутренней стороны бедра, проводя языком на обратном пути, после чего дуя на влажную нить, заставляя Томаса поджать пальцы на ногах и согнуть коленку, наклоняя голову Ньюта немного вперед.
Видя опьяненное лицо любовника, он берет его член в ладонь, сжимая его в кулаке, проводя по нему несколько раз ладонью вверх-вниз. Эдисон издает приглушенный стон, подаваясь бедрами вперед. Блондин еще несколько раз проводит ладонью по всей длине члена, прежде чем вобрать его целиком в рот. Делает несколько круговых движений головой, постепенно насаживаясь ртом до основания возбужденной плоти.
Проведя несколько раз языком по всей длине, крепко стоячего члена, Ньют выпускает плоть изо рта, вновь вбирая лишь головку члена. Он вновь берет член в кулак, оттягивая кожу и оголяя головку, проводя вокруг нее несколько раз языком, надавливая и чувствуя на языке приторно-солоноватый вкус выделения. Блондин начинает помогать себе рукой, чтобы доставить больше удовольствия Томасу, пытаясь, как можно глубже вобрать член. Водя головой вверх-вниз, как на его волосы опускается ладонь Томаса, который до этого момента сидел, впиваясь короткими ногтями в спину и плечо Ньюта, издавая негромкие стоны, которые, как эхо любимой музыки, разносились по всей кухне. Эдисон начинает немного надавливать на голову блондина, задавая нужный ему темп. Движения головы стали быстрее, резче, бедра Томаса то и дело поднимались все выше, от чего Ньют вбирал по самое основание, вовремя лишь успев расслабить горло.
Ньют и сам был уже на грани. Возбуждение неприятно впивалось в ткань боксеров и домашних штанов, от чего болезненное ощущение распространилось по всему телу. Хотелось уже скорее выплеснуть накопившееся желание. Но такие страстные вечера были не так часты в последнее время, поэтому ценой собственной боли, блондин развел колени шире, толкаясь бедрами вперед, имитируя толчки при сексе. Напряжение немного сходило, чего не скажешь о боли. Он свободной рукой немного стянул домашние штаны вместе с боксерами, освобождая возбужденную плоть, и провел по ней кулаком, ощущая, как боль постепенно уходит.
Он почувствовал, как член Томаса начинает подрагивать у него во рту, оповещая о скорой разрядке. Ньют ощутил, как его любовник впивается пальцами ему в волосы, пытаясь за пряди поднять его голову наверх, чтобы не кончить блондину прямо в рот.
Ньют, отстранившись от процесса, зажимает член Томаса возле головки, не давая тому кончить в ту же секунду. Тот перевел на него недоуменный расфокусированный взгляд, на что Ньют лишь хитро улыбнулся и кивнул обратно на высокий стул. Пока Эдисон пересаживался на свое старое место, блондин окончательно избавился от всей ненужной одежды. Подойдя ближе к Томасу, он огладил его бока, живот, поднялся выше на грудь, щипая набухшие соски и проводя по ним языком, прикусывая, на что Том, кладет свои ладони на ягодицы блондина, сжимая их до покраснения. Ньют издает стон, разносящийся по кухне, словно звук закипающего чайника, и сильнее прикусывает сосок, на что тут же получает шлепок по красной ягодице. Одну ногу Ньют кладет на бедро Тома, заводя икру ему за спину и впиваясь пяткой в поясницу брюнета. От такой позы они стали еще ближе, буквально ртом ловя, выдохи друг друга.
Отстранившись от груди, блондин вновь тянется за поцелуем, не углубляя его, лишь проводя языком по нижней губе, немного посасывая ее.
— Ньют, — с придыханием отзывается Томас в губы любовника.
— Что, Томми? — в такой же манере отвечает Ньют.
— Хватит меня уже мучить, я пиздецки как хочу кончить, — не успевает договорить Томас, как Ньют углубляет поцелуй, переплетая их языки.
Блондин берет его и свой член в ладонь, начиная водить кулаком вверх-вниз от самой головки, оголяя ее до основания и обратно. У Томаса заканчивается воздух в легких, он лишь сильнее впивается тонкими пальцами в бока юноши и откидывает голову назад, чувствуя, как подкатывает волна оргазма. Его член трется о член Ньюта в такт, мягкая, чуть влажная ладонь Ньюта идеально вписывается во всю эту картину. Видя, как его любовник, прикрыл глаза и приоткрыл рот, водя языком по пересохшим губам, Том жмурится еще сильнее, кончая в кулак Ньюта, следом за ним кончает и блондин, запачкав белесой струей свой живот. Его тело немного лихорадит, дыхание все еще сбивчивое, такое приятное чувство легкости после совместной ласки. Ньют убирает ногу из-за спины Томаса и встает напротив него, кладя ладонь на горячее бедро Тома.
— На, вытрись, — Томас кидает Ньюту полотенце, которое нашлось позади него.
— Спасибо, — отвечает блондин, не сводя глаз с Эдисона. — Тебе понравилось такое окончание рабочего дня? — улыбнувшись, спросил Ньют. Он справился со своим занятием и обратно вернулся в объятия Тома.
— Вполне, это лучшее, что со мной происходит за весь день, — Том ответил улыбкой на улыбку Ньюта, целуя того в кончик носа.
— Мы стоим голые посередине кухни, тебе комфортно? — засмеявшись, спросил Ньют, пряча свое лицо в предплечье парня.
— Мы на двадцатом этаже, Ньютти, никому до нас нет дела, — ответил Том, проводя ладонями по бокам блондина и спускаясь на его ягодицы. Он сжимает кожу в кулак, от чего она тут же краснеет, и на ней остаются следы ногтей.
— Томми, ты же помнишь, что меня это возбуждает? — спросил Ньют, глядя в глаза брюнета. Тот лишь закатил глаза, делая вид, что размышляет над сказанными словами. — Ну, и идиот же ты! — смеется Ньют, откидываясь телом назад, он точно знает, что крепкие объятия Эдисона будут держать его крепко.
— Хей, — обиженно откликается Том, сильнее сжимая кожу. — Так лучше?
— Не тормози, Томас, — все так же весело отзывается блондин и целует Эдисона в губы.
Ньют берет одну руку Тома в свою, поднося его ладонь к своему рту, брюнет как завороженный смотрит на эту картину: то, как его длинные пальцы оказываются во рту любовника; чувствует, как парень обвивает его костяшки языком, прикусывает их острыми зубками и заглатывает их как можно глубже, втягивая щеки, придавая все виду еще больше сексуальной пикантности. У Томаса чернеет перед глазами, он вновь начинает возбуждаться, глядя на эту желанную картину, как сексуально прикрыты глаза у любовника, лишь пушистые реснички подрагивают; как умелый рот Ньюта управляется с его пальцами. Его ладонь сильнее впивается в нежную кожу на ягодице блондина, от чего парень широко распахивает глаза и в ответ впивается в спину Эдисона, царапая ее, оставляя на ней следы бурной ночи.
Томас вынимает пальцы изо рта юноши, поднося их к тугому колечку мышц любовника, очерчивая влажными пальцами кружок вокруг нее. У Ньюта идеальная поза: его нога опять лежит на бедре Тома, цепляясь пяткой за его поясницу; руки лежат на плечах, обвивая шею парня, а лоб соприкасается со лбом брюнета.
Том не спеша проникает во внутрь сначала одним, потом двумя пальцами, давая блондину время привыкнуть к новым ощущениям, видя, что блондин начал покачивать бедрами, сам насаживаясь на пальцы, Том развел их в стороны, в форме ножниц, от чего дыхание Ньюта сбилось, и он в порыве страсти, нечаянно прикусил нижнюю губу Эдисона, которую до этого медленно посасывал, разнося сквозь эту преграду приглушенные стоны по всей кухне. Блондин провел по нижней губе Эдисона языком, собирая выступившие капли крови, как вдруг почувствовал, что любовник добавил и третий палец.
Томас начал интенсивнее надавливать пальцами на стенки ануса, вызывая из горла Ньюта лишь постыдно-громкие стоны. Хотя кого им тут стесняться? Они одни в этой большой квартире, слава всем Богам, здесь была прекрасная звукоизоляция. Еще один плюс дорогих квартир богатых районов.
На приятную ласку член блондина начал наливаться кровью, все тело прошибло волной удовольствия. Он опустил ладонь к своей возбужденной плоти, но тут же, получил по ней хлесткий удар от Томаса. Эдисон завел его руки за спину, держа одной свободной рукой.
— Томми… Прошу, — почти взмолился Ньют. Из глаз предательски брызнули слезы, а тело, откровенно говоря, начало немного лихорадить.
— Потерпи, мой сладкий, — шепчет брюнет на ухо любовнику, прикусывая мочку уха. После этого он кладет голову на плечо парня и целует его в гусиную кожу на шее, оставляя там еще и еще засосы — следы сегодняшней горячей ночи.
Лизнув красную кожу на шее, Томас дорожкой поцелуев спускается ниже: от ложбинки за ухом, до плеча, затем ниже — на ключицы, прикусывая выпирающую косточку, затем проводя по ней языком и дуя на влажное местечко. Ньют встрепенулся от приятных освежающих ощущений, моментально разносящихся волнами по всему телу. Блондин сводит лопатки вместе, откидывая голову назад.
— Блять, Томас, — зло шипит он, начиная тереться возбужденным членом об живот Эдисона, на что тут же получил шлепок по ягодице.
Том освободил руки Ньюта, разворачивая его к себе спиной, подталкивая любовника ближе к столу, чтобы тот нашел точку опоры именно на нем. Любовник всей грудью лег на неприятно-холодную столешницу, вытягивая перед собой руки, ноготками впиваясь в лакированную поверхность стола. Он покачнул задницей, всем видом показывая Томасу, что он уже давно готов принять его внутри себя. Он обернул голову назад, тут же встречаясь с губами брюнета, страстно поцеловав любимый уголок губ. Ньют обратно развернул голову, опрокидывая ее между разведенных рук.
Он чувствует, как Томас проводит влажным, от естественной смазки, членом по расщелине между ягодиц, как задерживает после этого головку пениса у входа и плавным, покачивающимся движением, входит на половину, давая Ньюту немного времени, чтобы привыкнуть, после того как любовник покачивает бедрами, Эдисон входит до основания, до шлепка тяжелых яиц об кожу.
Первое время Том движется плавно, толчки медленные и размеренные, как они любят это называть — ленивый секс, когда бедра не спеша покачиваются, когда после секса на теле не остается ни единой царапины, не единого следа прошедшей ночи. Но сейчас толчки ускоряются, темп становится все быстрее и резче. Каждый раз Томас входит до основания: заставляет тело Ньюта прогибаться в лопатках, между которых уже скопилась дорожка пота, каплями стекая все ниже; невольно провоцирует появление громких стонов, которые действуют на него, как естественный позыв к любовному действию, он не может сопротивляться, наваливается на потную спину Ньюта, с каждой секундой ускоряя темп, из его глотки доносятся не менее громкие стоны, чем у блондина. В комнате витают звуки упоительных стонов, звучащих в унисон и шлепки кожи об кожу, изредка все эту гармонию нот, нарушают скребущие звуки ногтей об столешницу.
Член Ньюта болезненно наливается кровью, Томас накрывает своей ладонью возбужденную плоть блондина, двигая кулаком в такт своих толчков. Блондин почти вновь срывает окрепший только сегодня к вечеру голос, чувствуя, как член Томаса начинает подрагивать внутри, констатируя о скором финише. Ньют ягодицами зажимает член Тома внутри себя, давая тем самым ему понять, чтобы тот кончал в него. Волна ярких вспышек моментально окутывает все тело Эдисона от такой крайне редкой выходки парня. Том сильнее впивается в бока блондина, ускоряя темп и кончая внутри любовника.
Ньют изнеможенно застонал, когда понял, что вот-вот финиширует следом за Томасом, как вдруг почувствовал на своем члене ладонь брюнета, которая задвигалась быстрее, стоило только Ньюту вновь жалобно застонать. Спустя пару секунд блондин белыми вязкими каплями спускает в ладонь Эдисона.
— Черт, это было великолепно, — еле слышно выдыхает Ньют. — Слезь с меня, мне и так трудно дышать, — говорит он, дергая плечом, пытаясь согнать Томаса со своей спины.
— Конечно, — отвечает Том, его тело еще потряхивает после оргазма. Он находит высокий стул и садится на него, попутно вытирая себя от спермы. — Твоя задница такая красивая, — сквозь улыбку говорит он, наблюдая, как Ньют все еще лежит распластанный на столешнице.
— Спасибо, она польщена, — в ответ говорит Ньют, наконец, отходя от стола и садясь на бедро Томаса. Он обнимает его за шею одной рукой, второй оглаживая живот. — Пойдем спать? Тебе завтра рано вставать на работу, — говорит блондин, кладя свою голову на голову Эдисона. Сил в теле совсем не осталось.
Изнеможенность чувствовалась каждой клеточкой в теле. Но эта была приятная усталость, которая не идет в сравнение, ни с какой работой на свете.
— Только сначала в душ, — соглашается Том, несколько по-детски соприкасаясь виском с любовником.
— Хорошо, пойдем, — Ньют встает и протягивает ему руку. Они покидают кухню, выключая свет, комната моментально чернеет, погружаясь во мрак ночи.
***
Ньюта разбудил противный звонок, установленный на его телефоне — все ни как руки не доходили сменить этот чертов рингтон.
— Кого там, блять, в такую рань принесло? — отозвался Ньют, отвечая на звонок. Он посмотрел на пустующую кровать, значит, Томас уже давно ушел на работу и не захотел будить своего любимого.
— Я не блять, а высокооплачиваемая проститутка, сладкий, — раздался в трубке знакомый голос.
— Минхо, покой черт ты мне так рано звонишь? — негодовал Ньют. Он посмотрел на часы, время было 6:30. «Странно, почему Томас так рано сегодня ушел на работу».
— Спешу передать весточку от твоего ненаглядного, — все также язвительно продолжал Минхо.
— Я слушаю, — зевнув, блондин удобнее устроился на подушках.
— Томас велел тебе позвонить и передать спасибо за раскрытие дела, они сейчас с ребятами, поехали на задержание, — выпалил Минхо, совсем не позаботясь о друге, который надо сказать, нихера еще не проснулся.
— Чего? — переспросил Ньют, не понимая, что происходит.
— Во-первых, сегодня Томас прискакал на работу раньше всех с очень хорошим настроением и поверь, дружище, мне интересно, что ты там с ним делаешь по ночам, что на утро он возвращается на работу, совсем другим человеком, нежели был вечером…
— Ты действительно хочешь это знать, — перебил Ньют Минхо. — Тебе в красках рассказать? — решил позлорадствовать он.
— Эмм… пожалуй я возьму свои слова обратно.
— Что там, во-вторых? — еще раз зевнув, спросил Ньют.
— А во-вторых, бро, как только он пришел в участок, велел связаться с коммунальными службами южного района, ну, чью почву мы находим на подошвах…
— Ну… — не выдержал Ньют.
— Так вот, как оказалось под этим городом есть еще один целый подземный город! Ты представляешь, такие делали в годы войны, спасаясь от захватчиков.
— Так ты хочешь сказать база по изготовлению наркоты, находится под землей в южном округе? — начал постепенно соображать Ньют, отгоняя от себя сонливый морок.
— Да, бро. Только я не понял, как ты помог Томасу в этом раскрытии? — было слышно, как Минхо почесал щетину, неприятный срежет, был слышен даже в трубке телефона.
— Сказал ему рыть землю носом…
— А, ну тогда это многое объясняет.
— Я так понимаю, ты же не из-за этого звонишь, — уже полностью проснувшись, Ньют догадался о цели звонка.
— Да, все наши подтягиваются туда. Скоро начнет работу группа захвата, как только туда потянутся боссы, а потом уже пойдут эксперты. Адрес я тебе уже скинул.
— Получил. Выезжаю, через двадцать минут буду на месте.
— Там и увидимся, захвати кофе.
— Хорошо, до встречи.
Fin
