going under

парень ежится, шмыгает покрасневшим носом, постукивает зубами от холода, но домой не идет. в кармане еще почти целая пачка сигарет, а в квартире сломался обогреватель. что на улице, что дома — все одно — холодно. Юрий не курил, но даже глупо будет сказать, что его это успокаивает. Плисецкий думает, что он, наверно, совсем из ума выжил, чиркая пару раз зажигалкой. пальцы у него совсем онемели от холода. обогреватель купить надо думает он, и роняет пепел на себя, лениво дергая ногой, стряхивая. — не думал, что ты куришь, Юрий. Плисецкий ошарашенно дергается, чуть не падая в сугроб. еще чуть-чуть и сознание с перепугу бы потерял. хотелось вскочить, натянуть раздраженное выражение лица и сказать Виктору, что неправда это все, да и вообще его не касается. жаль, что сил на это почти не было, да и зачем оправдываться? поэтому парень говорит что-то про жуткий холод и давно не виделись Виктор, не хочешь выпить кофе? хотелось еще иди к черту, почему ты еще здесь, но об этом Юрий только подумал, и кинул бычок куда-то в сторону. идти с Никифоровым пить кофе совсем не входило в планы блондина. что уж греха таить планов у него не было совсем. от Виктора пахло свежей мятой и дорогим сливовым вином. так приторно и подходяще ему, что тошно. Плисецкий вспомнил, что сам он пах кукурузой — самый сильный из его ароматов — сразу стало вдвойне тошно. Юрий терпеть не мог кукурузу. в детстве мама всегда гладила его по светлым волосам, называла самым ярким солнышком, а когда запах Юрия проявился, все делали ему комплименты, когда самого его выворачивало от себя. нет никакого солнышка. лишь с детства жалкий притворщик. Виктор морщил свой прямой и, черт его дери, идеальный нос, наблюдая за Плисецким, который сыпал в свой кофе слишком много сахара. — сахарный диабет еще не получил? Юрию хотелось язвить в ответ, хотелось встать и уйти. Плисецкий оттягивает рукава своего огромного черного пуловера и игнорирует последнюю фразу. — мы с Юри недавно обручились. правда? я ожидал, что так будет. передавай поздравления Катсуки. хочется еще сказать, что иди к черту со своим Юри какого черта ты вообще рассказываешь мне об этом, но можно только пить свой противный сладкий кофе и стараться не разрыдаться как последний идиот. расплакаться можно только скатываясь по стенке в прихожей. там и сдерживаться не надо. Юрий плачет, скулит и очень хочет избавиться от этих чувств которые он до сих пор испытывал к Юри. Плисецкому хочется либо не чувствовать ничего, либо почувствовать хоть что-то кроме этой разрывающей на части боли внутри. блондин прокручивает слова Виктора в голове снова и снова и снова и снова и снова и снова и снова и снова и в глазах слишком мутно от слез, чтобы банально встать с пола. Юрий прикрывает лицо руками и плачет в собственные ладони. плачет и задыхается от чувств и отвращения к себе. все слишком смешалось, а в голове полная каша. ирония в том, что он до сих пор надеялся, что Юри вспомнит, позвонит, напишет, придет, что угодно. он ждал, что минувшие дни вместе снова станут их настоящим. если бы он знал, что такой день настанет — прождал бы хоть, черт побери, вечность. наивный никому не нужный мудак мы с Юри недавно обручились Юрий находит в холодильнике сухое белое и залпом допивает бутылку, а потом от своего ебанутства, стоя на коленях перед унитазом, его выворачивает. вот бы выблевать свои чувства думает на балконе шестнадцатого этажа жуть как холодно, зубы стучат, руки и ноги трясутся. одна сигарета успевает улететь вниз, вторая пару раз падает на пол прежде, чем оказывается меж губ Плисецкого. Юрий смотрит вниз и не знает, что делать дальше. сейчас ему кажется, что без Юри смысла нет ни в чем. да, сейчас он полный кретин. какой смысл мерзнуть на холоде? Юрий набирает ванну погорячее и садится в одежде. мокрый пуловер еще больше колется и неприятно липнет к телу. Плисецкий снова плачет и, приподнимаясь над водой, тушит об бедро бычки. совсем не припоминая, чтобы он снимал джинсы. ожоги краснеют и пока почти не болят. закуривает снова, только чтобы оставить на теле еще ожог. почувствовать, что-то хоть на грамм больнее того, что было внутри. эгоистично хотелось, чтобы кто-то пришел, остановил, успокоил. бред «кто-то» сужается до одного человека только никто не пришел