but believe me, i'm fine

— Я в порядке, — говорит Джош, ведь так и есть. Джош наблюдает за Тайлером, что летает по сцене, живой, как всегда, и Джош что-то чувствует. Джош чувствует зависть. Джош завидует, завидует человеку, что способен превратить свои страхи во что-то практически осязаемое. Завидует тому, кто оживает каждую ночь, кто вдохновляет каждого в толпе перед ними. Завидует, потому что Джош не может чувствовать то, что чувствует Тайлер. Завидует, потому что Джош не чувствует себя живым. Джош плывет в своем мире, всплывая, никогда толком не трогая ни песка, ни поверхности, ни берега. Никогда ни на что не влияя. Он даже недостаточно быстро гребет, чтобы образовать хотя бы зыбь. Тебе увеличивают дозу таблеток, и ты ненавидишь это. Ты ненавидишь эти блядские таблетки. Ты ненавидишь этот известковый, горький вкус. И ты, блять, ненавидишь постоянное напоминание о том, что твои химикаты мозга неправильные, ты неправильный, и что твой ебаный серотонин недостаточно, блять, хорош, чтобы делать тебя счастливым. Джош неправильный, он весь неправильный, у него нет назначения. Он просто будет жить, а потом он просто умрет, и возможно парочка людей будет помнить его, а затем и они умрут тоже. У него нет цели и у него нет причины и о боже блять почему он все еще жив. Джош надрывно вздыхает (и еще, и еще, и еще), перед тем как нерешительно улыбнуться себе в зеркало. (Он уродлив, он чертовски отвратителен и неправилен, но) он просто будет в порядке. Он хочет вылезти из своей ебаной кожи, хочет разорвать себя, и он знает, что несмотря на количество порезов, он никогда не избавится от этого — этого чувства, что поселилось в его груди. Тайлер покупает ему Тако Бэлл, Тайлер покупает ему Ред Булл, Тайлер покупает ему все, что Джош раньше любил есть. Вот только Джош больше не голоден. Он хочет сорвать с себя кожу, хочет разорвать себя, хочет держать свое сердце и сжимать его до тех пор, пока оно не перестанет биться, удерживать свои легкие и сдавливать их, пока он не перестанет дышать. Он не прекрасен. Быть может тебе стоит принять слишком много снотворного, на всякий случай, чтобы можно было ручаться, что ты больше не проснешься. Если бы только жизнь была как выключатель света. Ты бы погрузился в темноту. Он хочет убить себя, он хочет умереть, он хочет гнить в земле, он хочет, чтобы цветы росли из его разлагающегося тела, потому что может тогда он сможет стать красивым. (Глупец. Такой глупец. Цветы погибают.) (Ты никогда не будешь вечным.) О боже, о боже, блять, он распадается на миллионы кусочков и он не знает кто он, или что он делает. Он был рожден, чтобы умереть, как и все остальные, и никто больше не вспомнит его. Он не может найти ничего, кроме себя. Глотай, да, проглоти любую правду, что у тебя есть. Пусть ложь вытечет наружу как гной из септической раны. Честность — лучшая политика, говорили тебе. Но если молчание — золото, то тогда ложь от бездействия — тоже. О, да, ты в порядке. Однажды Тайлер сказал интервьюеру, что он не может сделать то, в чем не уверен на сто процентов. Джош его не поддержал. Он ни в чем не уверен. Джош сглатывает, глубоко вдохнув перед тем, как вонзить лезвие в кожу. В этом нет ничего романтичного. Нет ничего прекрасного в том, чтобы резать свою собственную кожу. Это безумно, это болезненно и это больно и это кроваво и Джошу стыдно, всегда стыдно. Это не заявления, и это не крик о помощи. Это просто жажда крови. Причинение себе вреда больше не делает что-то для него, он знает это, но не знает то, как остановиться. Он не хочет знать, как остановиться. Существует какое-то… какое-то чувство, поселившееся в его груди. Он встревожен, он так встревожен. Он хочет уползти туда, где никто его не тронет, хочет спрятаться от всего вокруг, хочет похоронить себя заживо только для того, чтобы его не нашли, он хочет, хочет, хочет… Ох, как же чертовски он хочет… О боже, о боже, блять. Ты не знаешь, что, блять, с тобой не так. Почему ты не можешь быть нормальным? Почему не можешь быть счастливым? Господь свыше, он не знает, кто он. Он лишь знает, что эта тяга, хватка… чувство в его груди никуда не уйдет, и этого достаточно, чтобы заставить его разорвать собственное тело. Блять, а он не просто хочет выбраться из своей кожи, он хочет выбраться из своего собственного тела. Кто он? Кто знает? А кто-нибудь вообще когда-нибудь узнает? Он сомневается в этом. Он пиздетски сильно в этом сомневается. Он отброс жизни. Он отброс. Он чахнет, он знает это, у него есть зеркало. Его тело угасает. Ну хоть что-то наконец-то соответствует тому, как он чувствует себя внутри. Никто никогда не готовил тебя к отвратительным вещам в жизни. Никто никогда не говорил тебе, что впереди у тебя будут мрачные моменты, когда ты был ребенком. Никто никогда не говорил тебе, что в один день ты будешь фантазировать о том, как убить кого-нибудь, убить себя. Никто никогда не говорил тебе что люди мрачные, мрачные существа с мрачными, мрачными мыслями, и что больше людей, чем ты думаешь, уступают им. Никто никогда не говорил тебе, что ты будешь думать о насилии, и что люди будут думать о том, как насиловать тебя. Никто никогда не говорил тебе о том, что ты будешь фантазировать о том, как вонзить нож в чью-то грудь, смеяться над тем, как кровь заполняет их легкие. Никто никогда не говорил тебе, что никто никогда не взрослеет, что все остаются детьми, что те, кого ты называешь взрослыми — лишь дети, вот только у этих детей есть ружья. Нет, никто никогда не говорил тебе эти вещи, и это это довольно неприятный сюрприз для тебя. Теперь Тайлер знает. Джош не рассказал бы, вот только когда Тайлер посмотрел в его глаза и спросил, причинял ли он себе вред в последнее время, Джош превратился в рыдающий беспорядок. Теперь Тайлер ходит на цыпочках вокруг Джоша, и это совершенно нелепо. Джош не взорвется, нет, он разрушится. Он уже начал. Он ненавидит такие моменты, когда он шутит и смеется, и внезапно сверху все обрушивается, и он совершенно не может функционировать. Ты не можешь дышать, не можешь, блять, дышать, и Тайлер кричит на тебя за то, что ты оставляешь свои вещи на его койке, и все, что ты хочешь — это умереть. И ты стоишь, слезы стекают вниз по твоим щекам, пока Тайлер орет, а когда он наконец спрашивает, почему ты плачешь, ты выбалтываешь, что стараешься, так сильно, блять, стараешься, прошу, перестань кричать, он только сильнее заставляет тебя хотеть умереть. Тайлер сразу же извиняется, подходит к тебе и обнимает, и ты проглатываешь свои рыдания, потому что не хочешь намочить его своими слезами. Ты также не хочешь наваливать на него свои проблемы. О, и ты делаешь это снова. Ты так преуспевал, но ты такой неизбежный, что все портишь. Джош ненавидит плакать. Он ненавидит это. Это заставляет его чувствовать себя жалким. Его голова начинает болеть тоже, а его рыдания настолько тяжелы, что его горло начинает саднить. После плача он чувствует себя осушенным, и он хочет плакать, когда чувствует себя осушенным, вот только не может. Он хочет убить себя. Он хочет умереть. Он хочет резаться. Он хочет боли. Он хочет наказать себя. Он хочет чувствовать. Он хочет… А? А, он в порядке. Ты в порядке.