Quit a game

      Виктор прыгал от счастья, не переставая благодарить и хвалить своего ученика. Казалось, душа Никифорова летала на крыльях где-то далеко за пределом ледяного катка. Довольный, он то и дело переходил из крайности в крайность: то шептал его имя и крепко обнимал, то кричал и подпрыгивал от распирающего грудь восторга. Таким счастливым Юри еще не видел никогда. Он конечно был рад своей победе, но поведение тренера Кацуки немного смущало и возможно воодушевляло. Ухмыляясь реакции Никифорова, японец понял, что ничто не может так радовать учителя, как успехи своего ученика. Он выиграл. И это было для Виктора личным достижением. Голубо-нефритовые глаза словно плескались в море эйфории, и маленькие слезинки скопились в их уголках, тщательно сдерживаемые. Объятия крепкие, не дружеские, будто русский впечатывал Кацуки в свою душу.        — Каково это чувство, Юри? Ты молодчина!       «Это твоя заслуга, без тебя ничего бы у меня не вышло».       В ответ Юри лишь тихо вздохнул, реагируя на душащие объятия.

***

      После того, как они вернулись в Японию с кубка Китая, Виктор решил устроить большой праздник. Не каждый день твой ученик выигрывает Гран-при, а Юри, к тому же, вообще никогда ничего не выигрывал. Праздновали они в арендованном на один вечер кафе, куда были приглашены близкие Кацуки. Никифоров всех щедро угостил большими порциями рамена, кацудона и митараши данго. Японского фигуриста засыпали пожеланиями о дальнейшем успехе в карьере, но остальное время провели весело, болтая и слушая бесконечные восклицания Виктора на русском: «Вкусно!».       Естественно, долго это не продолжалось. Родители Юри и семья Нишигори ушли пораньше, найдя повод, так что за столом остались только Юри и Никифоров. И вот теперь японцу приходилось несладко: затеяв «взрослые» игры — точнее, изрядно выпив — Виктор оказался в невменяемом состоянии. Кое-как, икая и пошатываясь, он встал из-за стола и направился к выходу. Когда русский споткнулся и упал на пол, Кацуки подбежал к нему и закинул правую руку к себе на плечо, а своей рукой обхватил талию тренера, бережно придерживая, и вышел из дверей.       Ночь была лунная и прохладная — осень, как-никак. Ноябрьский ветер посвистывал, мелодично напевая в ушах. Горячее и мерное дыхание сонного фигуриста щекотало покрасневшую шею. Он повис на чужом плече, еле перебирая ногами, так что Кацуки пришлось тащить за собой тяжеловатую тушку.       Запыхавшись, вспотев и покраснев, японец наконец добирается вместе с пьяным фигуристом до дома, кладя его на пороге. Быстро снимая куртку и ботинки, он старается пройти в свою комнату, не издавая ни звука. Юри удалось дойти до лестницы, когда сзади бесшумно подкрались и обвили руками немного выпирающий после сытной трапезы живот.        — И куда ты направился? — в голосе мужчины не было ни намека на трезвость, но он обволакивал своей интонацией, проникая в самое нутро.       Юри вздрогнул. Холодные после улицы ладони русского сомкнулись на шее, не сильно сжимая ее.        — Юри-и-и, — по привычному растягивая нотки, сказал Виктор. — давай поиграем? — японец попытался убрать впившиеся в горло ледяные пальцы, как вдруг его резко потянули за собой вниз, заставляя упасть со ступеньки. Кацуки ударился головой об пол, и потер болящее место на затылке. Сам того не заметив, он оказался прижат сверху игриво улыбающимся Никифоровым, который полез в карман своего распахнутого пальто. Юри сопротивляется и испуганно смотрит в лазурные глаза, покрытыми белой дымкой согревающего алкоголя, на что Виктор нетерпеливо елозит на бедрах Кацуки и кусает шею. Вскрикнув от боли, японец зажмуривает глаза, в уголках которых невольно скопились слезинки. Смахивая их подушечкой большого пальца, русский наконец достает «игрушку» и разрывает ее нервно дрожащими руками. По звуку напоминало картон. Юри приоткрывает один глаз и убеждается в этом: яркая красная упаковка маячила перед ним, скрипящая под острыми ногтями тренера.       Никифоров вновь по-кошачьи ухмыляется, когда с коробкой было покончено. Открыв ее, он достал длинную шоколадную палочку и поднес ее к своим губам, но ошарашенный японец брыкнулся и завопил:        — Я не хочу! Виктор, пожалуйста, любые игры, кроме этой! Пожалуйста… — договорить ему не дал длинный палец Никифорова, положенный ему на губы.        — Тихо, тихо. Не кричи так, все будет хорошо. Ты ведь не хочешь чтобы родители проснулись? — согласно всхлипнув в ответ, Юри стыдливо прикрывает глаза, и расслабляет тело, чувствуя немного подтаявший шоколад у себя на губах. Обхватывает палочку, судорожно вдыхая нагретый коридорный воздух. Чувствует такое же влажное дыхание и резкий запах спирта, ударивший в нос. «Лишь бы это быстрее кончилось». — Думает он. Зубами начинает кусать лакомство, постепенно войдя во вкус. Яростно перехватывает палочку, соприкасаясь с чужими губами. Больше не смущаясь, впивается в них, с привкусом горького шоколада и выпитого алкоголя. Проводит языком по небу и кромке зубов, руками зарывается в платиновые волосы и резко садится, так, чтобы прижать вздрогнувшего Никифорова поближе. Тот, активно отвечая на поцелуй, шумно вздыхал, иногда отстраняясь, но Кацуки в тот же момент возвращал его в исходное положение. Наконец, когда оба начали задыхаться, Юри разорвал поцелуй, образуя тонкую нитку слюны. Горячо выдохнув ему в ухо, русский прошептал:        — Ты выиграл. Поздравляю. — На что Кацуки довольно ухмыльнулся, вспоминая свою недавнюю победу на гран-при, и, резко прижав Виктора к полу, потянулся еще за одной палочкой поки:        — Тогда как насчет реванша? — «Ты ведь любишь, когда я выигрываю, не так ли? Даже если проигравшим будешь ты». Русского покоробило, но он не увернулся от новой палочки, нагло запихнутой ему в рот.