Однажды ошибется даже Смерть.

— Где я? — Тихий голос тонул в белом свечении. — Не волнуйся… Ты в хорошем месте, — отвечал ему мягкий уверенный голос, принадлежавший девушке. Слова ее, словно холодная мелодия, бежали будто бы отовсюду. — Не бойся. Тебе ничего не грозит. — Да не беспокойся, чувак! Ты попал в руки к профессионалам! — Этими словами, звонкий, неожиданно веселый голос разорвал тихий и спокойный окружающий Его свет. — Мы тебя оприходуем так, что даже не почувствуешь! — Замолчи, Эрратум! Ты пугаешь Его! — Женский голос наполнился раздражением. Дрожащий огонек голубоватого сияния начал нервно метаться из стороны в сторону. — Что это за место?! Кто вы?! — Вопил светлячок, не узнавая своего голоса. Не узнавая себя. Его свет начал быстро пульсировать, переливаясь все более темными тонами. — Кто я?! — Да чего вопишь, как будто не в постели был, а на бойне код от сейфа не мог вспомнить?! — Огонек услышал тихий, но быстро нарастающий топот и лязг метала с той стороны, откуда доносился мужской голос резкий и звонкий, будто звон церковных колоколов. Свет, окружавший голубого светлячка, расступился как ширма, пропуская тонкую фигуру. Издалека её можно было принять за человека. Но вблизи сразу было видно: от человека у неё было только строение… В остальном у них не было ничего общего. Очень длинные, металлическо-серебряного цвета ноги с острыми ступнями, не разделенными на пальцы, руки выглядели толстыми и негнущимися, но тот, кого назвали Эрратумом, шагал навстречу светлячку и очень энергично махал ему одной из этих рук, болтая двупалой кольчужной рукавицей. Вместо головы у него — казавшийся достаточно тяжелым металлический шлем с поднятым плоским забралом. Говоря иначе, к светлячку шли доспехи, внутри которых не было никого. Они были абсолютно пустыми внутри. Но тем не менее весьма быстро сокращали разделявшее их расстояние и уже намного более громким голосом обращались к светлячку: — Все в порядке! Ты просто умер, братец! Окочурился, понимаешь? Кирдык тебе! Душа-а-а попала-а в ра-а-а-ай, — когда уже их разделяло всего несколько метров, доспехи внезапно остановились, хлопнули в рукавицы и в каком-то странном азарте, потирая их друг о друга, уперлись взглядом пустого шлема в кружочек уже темно-голубого света. — Ну и как оно, чувствовать, что твой путь закончен? — С неподдельным интересом спросил ходячий доспех. — Что… Умер? Как? Я… как…как…как…как, — все быстрее и быстрее повторял светлячок. Его свет пульсировал как безумный, переливаясь все более и более темными цветами. Голубой, темно-голубой, а вот уже синий. Как скоро он дойдет до черного? — Эрратум! — Наполненный ледяной злобой ее голос отразился от стен чистого света и резко оборвался. Под цокот каблуков ширма света снова отодвинулась, впуская маленькую девушку на две головы, пожалуй, ниже «полого» рыцаря. — Замолчи ради всего сущего! Он в панике! Перед светлячком опустилось женское личико: ровные мягкие черты, идеальная кожа без единого изъяна, гладкая, без следов, оставленных временем, юная и, так и кричащая о своей молодости, но бледная, словно сама Смерть. Такие же бледные, почти бесцветные, но пухлые губы, тоненький закругленный подбородочек. Белые волосы зачесаны назад, открывая острые ушки, глаза не могли похвастаться пышными ресницами, но они были большими невообразимого цвета — пугающего и завораживающего. В черных белках из стороны в сторону, оглядывая пульсирующего светлячка, прыгали белые, как утренний снег, зрачки. — Слушай только мой голос, — шептала она, обхватив его холодными тоненькими пальчиками. Светлячку внезапно захотелось поежиться…, но этот холод, разливающийся по нему от ее прикосновений, был таким успокаивающим, — всё хорошо. Твой путь закончен здесь, настало время идти дальше, — продолжала шептать она. — Да чувак, не стоит так сса… — Сделав шаг вперед, опять заговорил Эрратум, но тут же замолчал. Послышалось, как он нервно сглотнул (чем интересно?). Это случилось в тот же момент, когда огромная черная коса, возникшая из воздуха, прижала черное, как обсидиан, лезвие к шейному сочленению доспех. — Слушай только меня, — снова повторила Она. Голос стал более напористым и громким, но все еще казался нежным. Ее ладони сначала медленно обводили плотный комок света. Он, сосредотачиваясь на ее холодных касаниях и ледяном, но согревающем не хуже жаркого костра, голосе, терял свои черные тона. Пульсация становилась все менее заметна, он снова стал небесно-голубым. — Не бойся. Я покажу тебе дорогу? — Продолжала шептать девушка. — Пока… покажи мне ее, — неуверенно ответил ей светлячок. В этот момент Она хлопнула в ладони, и свет рассыпался на тысячи маленьких бисеринок. А затем каждая их них, падая, коснулась пола, совершенно не отличимого от стен или потолка, если это вообще были они, и исчезла, а в руках девушки осталась маленькая фигурка из голубого льда, изображающего улыбающегося человека. Если присмотреться, то можно было даже разглядеть его лицо. Но ей это никогда не было интересно, а если и было, то слишком давно. — Хорошо сработано, госпожа! Он даже не заметил, как ты его запечатала! — Восхитился Эрратум. Он хотел хлопнуть в ладони, но от его движения коса снова надавила на шею, отчего раздался скрежет ее острия о металл. Она не одарила его даже взглядом. Смахнув белую прядь вьющихся волос с лица, она выпрямилась и зашагала вперед. Спустя несколько шагов она вскинула руку и сжала ее в кулак. Раздался треск. Белый свет, окружавший их со всех сторон, покрылся трещинами и рассыпался, как осколки битого стекла, тут же исчезнув. Дом. Маленькая комнатка. Гостиная заставлена старой мебелью. На полу лежит расписанный узорами ковер. Еще два таких же висят на стенах. Телевизор, стоявший напротив дивана, закрыт черной тряпочкой. Ростовое зеркало рядом с дверным проемом — тоже завешено. На диване под пледом лежит худой мужчина: лысая голова, седые усы, лицо, испещренное шрамами времени. Глаз его видно не было. Они были закрыты. Обмякшую руку его сжимала женщина того же, может быть, немного моложе, возраста, что и ее муж. По морщинистым щекам бежали слезы, слабые руки тряслись. Губы что-то шептали. Но никто ей не отвечал. Она осталась одна. — Грустно да? — Тихо спросил Эрратум, глядя на старую женщину. — Она умрет через три дня, — пожала плечами девушка. — Не понимаю, что в этом грустного? — Мне кажется, ты слишком холодная даже для своего статуса жнеца душ, Смерть, — наверняка, если бы в недрах шлема скрывалась человеческая голова с глазами, сейчас они были бы закатаны до потолка. — Эй, ты куда?! — К следующему, — спокойно произнесла Смерть, оправив бретельку своего бледно- зеленого платья. — Может быть уже уберешь косу от моей шеи? — Ой, извини забыла, — она щелкнула пальцами. Раздался громкий звук рассекаемого воздуха, и совсем не было лязга метала. А ведь голова рыцаря отделилась от плеч и с громким «тарах!» упала на пол. Даже ворсистый ковер не сильно смягчил падения. — Всевышний! — Проронила отрубленная голова. Пока еще не коснувшееся пола тело вдруг замахало руками и ногами и тоже рухнуло на пол. — Ненавижу, когда ты так делаешь, госпожа! — Почти плаксивым голосом сказал Эрратум. Встав на четвереньки, тело его протянуло руку и ухватилось за забрало, пальцы попали внутрь шлема. — Бгхэ… Прямхо в хот! — Заныл рыцарь, приторачивая свою голову обратно к торсу. — У тебя нет рта, — резонно заметила девушка, — вообще никаких органов и частей тела. — У меня весьма буйная фантазия, — забрало щелкнуло, когда Эрратум слишком сильно мотнул головой. Он снова поднял его и повернулся в сторону госпожи. — Но с вашей стороны было очень грубо снова отрубать мне голову! — Это малая плата за ту нервотрепку, что ты мне постоянно устраиваешь, — даже не повернувшись, ответила Смерть. Ее руки в это время чертили непонятные глазу ее прислужника символы. — Я помогал! — Твоя помощь больше похожа на саботаж. — Просто очень нервная душа попалась, — пробубнил Эрратум, подходя к девушке и вставая за ее спиной, — шуток не понимает совсем. — Умершим не до шуток. Их нужно успокоить, прежде чем заточить в сосуд. А не возбудить. Это плохо кончается. — Закончив последний символ, расплывшийся в воздухе, Смерть обеими ладонями будто нажала невидимую кнопку, появившуюся в центре круга символов. Отпечатки ее ладоней загорелись на том месте, откуда она убрала руки. — И как же это кончается? — Эрратум явно заинтересовался неприятным исходом, о котором говорила его хозяйка. — Надеюсь, тебе не доведется этого узнать. — Смерть все еще не бросила и взгляда в сторону спутника. Ее ладонь сделала движение, которым она попыталась смахнуть все символы слева на право. Они и правда смешались, а через мгновение перед ними возникло окно. Смерть шагнула в него первой. За ней последовал Эрратум. Они оказались на стройке. Работа кипела полным ходом. И продолжала бы кипеть, если бы время не замерло в тот момент, как оба этих существа оказались на ее территории. И тут, и там, словно замороженные, стояли снующие совсем недавно из стороны в сторону люди. — Здесь их двое, — спокойно сказала Смерть. Ее лицо никогда не меняло выражения. Всегда оставалось невозмутимым. Эрратум уже на протяжение пятидесяти лет наблюдал за ним и так ни разу и не увидел, чтобы хоть один мускул на ее приближенной к человеческой внешности дрогнул. Что бы не случилось, она всегда воспринимала это спокойно и даже, казалось бы, безразлично. — Один падает, — она посмотрела наверх. Эрратум сделал то же самое. И правда. В воздухе замер мужчина грузного телосложения. Его каска слетела с головы и уже почти достигла земли. Была в метрах пяти от нее. Ему же предстояло лететь еще почти десять. Но в реальном времени у него бы это не заняло и десяти секунд. — Он умрет, верно? — Задумчиво спросил Эрратум. — Само собой. Иначе бы я не сказала, что их двое. — А кто второй? — Тот, на кого он упадет. Доспехи лязгнули, пустое забрало посмотрело ниже: там, аккурат по траектории падения толстяка, шел худоватый парень в каске и с кипой бумаг. — Не правда ли нелепая смерть? — Нелепой бывает только жизнь. Не стоит при мне смеяться над смертью, — и опять словно холодом обдало. Кажется, она и вправду обиделась. — Тощего размажет, так? — В лепешку, — Смерть кивнула в ответ. Время начало свой ход. В подтверждение ее словам над стройплощадкой прокатился долгий крик отчаяния. Это грузный мужчина не успел еще достигнуть земли. Размахивая руками, он тщетно пытался ухватить мясистыми пальцами воздух. Все замерли. Худощавый человек запрокинул голову, придерживая очки на переносице пальцами. Его лицо исказилось от ужаса. Похоже он же и сковал все его тело. Иначе как объяснить то, что паренек так и не сдвинулся с места. Через мгновение он скрылся под толстяком. Раздался характерный и весьма громкий хруст. Из-под лежащего сверху рабочего торчали скрюченные тощие ладони. Рабочий упал на него спиной, и, кажется, даже задвигался. Точно. Губы шевелились, и от него послышались стоны. — Тощий смягчил падение толстому. Странная ирония, — прокомментировал ситуацию задумчивый голос из оживших доспехов. — А ты не ошиблась? Последний-то еще дергается. — Дальше, — коротко сказала Смерть, оправив складки на своем платье. Наверное, она имела ввиду «смотри дальше», потому что как раз дальше и произошло то, что закончило это происшествие. Сверху, скорее всего оттуда же, откуда упал рабочий, повалились с десяток строительных блоков, тяжелых, серых бетонных кусков. Один из них угодил аккурат на толстяка. На голову. — Хах! Словно арбуз под пресс попал, — усмехнулся Эрратум — Раньше ты не был таким черствым, — сложив руки вместе проронила Смерть. — После первого раза, я думала, ты покроешься ржавчиной. — Нашла, что вспомнить… И я не плакал! Меня слегка тошнило, — обладатель доспех смутился. — За пятьдесят лет, как думаешь, сколько раз я видел, как умирают люди? — 257 миллионов 631 тысячу 229 раз. Не считая этих двух. — А старика? — Посчитала. — Знаешь, иногда нам стоит брать отпуск. — Отпуск у нас будет только когда… — Смерть слегка осеклась. Глаза блеснули печальным огнем. — Судный день? — Да. — Ты знаешь, когда он произойдет? — Да. — Скажешь мне? — Ты же знаешь. — Я должен был попытаться. — Эрратум вытянул руки, будто разминая затекшие плечи. — Ну что, давай за работу? Чур я беру толстого. Тощий явно зануда. — В каком это смысле? — Смерть вскинула белые брови и уставилась на прислужника. — Ну я просто подумал, может быть, в этот раз нам стоит разделить обязанности? Я уже тысячу раз видел, как ты это делаешь и… — 257 миллионов 631 тысячу… — Я помню, помню. Это образное выражение! — Плаксиво запричитал Эрратум. Казалось бы, еще немного и он упадет на колени и взмолится. — Еще ни разу ты не принес существенной пользы. Ты доставляешь только проблемы. — Ну так дай мне возможность показать свою пользу, хозяйка! Я тебе клянусь, я справлюсь так, что ты сама ахнешь! — Ты понимаешь, какие последствия могут быть, если ты неправильно совершишь ритуал запечатывания? — Ты мне кучу раз объясняла. Если бы я мог спать, то и спросонок бы тебе это рассказал, как буддист свою мантру! — Ещё громче заныл Эрратум. Честное слово, будто маленький ребенок просит купить игрушку у строгой матери. — Ты не справишься, — снова отрезала Смерть. — Я тебе клянусь, я справлюсь! Дай мне просто попробовать! Я тебя в этот раз не подведу! — Он и правда встал на колени. — Ну… — Она замешкалась. С одной стороны, ошибка могла дорого стоить, но с другой — нельзя было держать его как бесполезный аксессуар вечно. — Хорошо… — Она сказала это с таким видом будто бы согласилась самолично вырезать маленькую страну — с великой скорбью. — Но если ты не справишься… — Я справлюсь непременно! Она обеспокоенно вздохнула… Сделав шаг к нему, Смерть встала вплотную к Эрратуму и положила ладонь на его шлем. От кончиков пальцев на ее прислужника потекло тусклое свечение. — Это… — Да. Еще одна частичка силы. С помощью нее ты сможешь открыть комнату, — на его шлеме остался едва заметный отпечаток ее пальцев, который тут же исчез. — Теперь можешь встать. Скрипя сочленениями, он поднялся на ноги и смущенно свел руки вместе. — Спасибо за… доверие. Я не подведу тебя. — Я очень на это надеюсь, — повернувшись спиной к своему прислужнику, Смерть быстро сделала несколько шагов и исчезла в вспышке света. — Так значит на мне лежит ответственность за толстяка? За работу! — Эрратум тоже пошел навстречу своему первому важному заданию. Он знал, какой жест должен был сделать и какие слова прошептать. Через мгновение он уже исчез в снопе света. Она ждала его на этой же стройке, сидя рядом с каким-то мужчиной. Видимо он был на обеде, потому что, когда погибли двое других, он выронил с коленей еду на землю. Но ни содержимое, ни сам ящичек не успели упасть, когда замерло время. Она ждет уже достаточно долго. Обычно процесс не должен быть таким долгим. Она начинала волноваться. Но наконец-то открылось окно. Из него вышагнул Эрратум. Повертев пустой головой, он увидел Смерть и помахал ей сжатой в кулаке рукой. В ней что-то было. — Я справился! — Закричал он. Она немного успокоилась. То, что он вернулся, уже означало, что половину работы он выполнил. — Мужик попался просто офигеный! Он был первым, кто посмеялся над моей шуткой про палача и пыльный мешок! — С ходу начал свой рассказ Эрратум, сев рядом с девушкой. — Что?! Эрратум! — Взвилась Смерть, поднимаясь с места. — Да шучу я! Нет, конечно. Я ведь помню… Я рассказал другой анекдот. Просто он начал волноваться, и мне нужно было как-то разрядить обстановку… — Покажи статуэтку, — она протянула руку. — Да, конечно! — Он совсем, забыв о том, что сжимает ее в руке все это время, тут же протянул свой трофей хозяйке. Та повертела его в своей ладони, осматривая со всех сторон. Статуэтка была немного иной чем те, которые оставались после работы Смерти. Она была скорее синего, чем голубого цвета. — Он волновался. Заметно. — Мне есть еще чему учиться, — смущенно сказал Эрратум, пряча взгляд. — Для первого раза… сойдет, — Смерть улыбнулась краешком губ… Совсем чуть- чуть. Но он это увидел. — Да, госпожа, — его голос дрогнул, если бы в доспехах было лицо, оно бы светилось от счастья. Впервые за все время он увидел, как лицо его хозяйки изменилось в лучшую сторону. — Пойдем дальше. У нас еще есть работа. — Снова став холодной как айсберг, девушка поднялась с места и легкими движениями открыла окно. — Как скажите. За вами хоть на смерть, — хихикнул Эрратум, но девушка даже не разозлилась. Эпилог — И что эта нелепица скрипучая опять натворила? — Едва не уронил вместилище Души и не разбил его. — Не плохо. Что-то еще? — Опять начал рассказывать свои похабные шутки, когда я запирала душу. Едва не потеряла контроль. — И сколько он уже там? — Девятый день пока что. Это только четверть срока. — Жестокая ты. Маленькая белая крыса хихикнула и, мотнув хвостом, хлестнула кончиком по бледной коже на ноге Смерти. Она сидела у нее на коленях и смотрела на быстро бегущую реку. Если хорошенько присмотреться, то можно было увидеть, как в чистой прозрачной воде поблескивает металл. — Ты ему так и не сказала? — Скрипучий, даже немного дряхлый голос исходил, как оказалось, от крысы. — О чем? — О деталях его кончины? Или он все так же считает, что тебе просто внезапно понадобился помощник. Хотя ты прекрасно справляешься одна на протяжении… кажется, на протяжении существования человеческого мира. Исправь меня, если я ошибаюсь. — И зачем мне ему рассказывать? — Он хоть знает, что ты привязала его душу к этим старым музейным доспехам? — Я не говорила, что он был человеком. И что он умер в том музее… — Смерть постаралась не смотреть на крысу, которая будто бы отчитывала ее. — Ты ошиблась всего лишь однажды. А головную боль, как говорят люди, обеспечила себе не меньше чем на вечность. Оставила его бы в Пустоте и все. — Ты имеешь ввиду закрыть глаза на свою ошибку? Как ты это сделала после чумы Юстиниана? Или после Второй Бубонной? И даже после третьей? — Смерть вперилась в нее взглядом. — Я была виной десяткам эпидемий. Многие до сих пор свирепствуют. А ты до сих пор будешь мне вспоминать эти маленькие шалости? — Замялась Чума. Ее хвост свернулся клубком. — В этих случаях эти люди не были в моем списке. Ты знаешь, как сильно твои действия пошатнули баланс? И как много работы из-за тебя навалилось на меня? — Да… да. Ну прости, что я такая ветреная и ненадежная. Но я не понимаю, почему ты так волнуешься всего из-за одного паренька. Сколько ему было? 17? — Он не должен был в тот день умереть. Ему была уготована очень долгая жизнь… он должен был много добиться. И многое сделать -Это вот это то чучело? Он даже говорить нормально не может. -Потому что в его жизни так и не настал момент когда он встретил ту, которая его изменила в будущем. Теперь и ее жизнь измениться. И я не могу утверждать что в лучшую сторону. — И что в этом такого? Разве сильно сдвинулся песок в часах Судного Дня? — Если бы я тогда не разбила статуэтку, тот дух не вырвался бы. Это был очень злой человек при жизни. И весь его страх, гнев, ярость захватили его душу. Он умер там, в музее. От сердечного приступа. Но его душа, когда я совершила эту ошибку, она попыталась завладеть телом мальчика. И сделала это. Ты же знаешь. — Да, я помню. Он выдавил его душу и занял его место. Тебе, кажется, пришлось надорвать печать? — Да. Я изгнала его. — А ведь это даже не твоя работа. Духи и души — это разные вещи. — Это было исправление моей ошибки. Но мальчик. Его уже нельзя было пустить дальше. Он был обречен либо стать духом под властью своего страха, либо кануть в пустоту. — И ты поместила его душу в эти доспехи. — И не жалею об этом. — Ты даже дала ему это имя… А ведь все-таки, почему ты назвала его Ошибкой? — Это имя всегда будет для меня напоминанием того, что мои промахи слишком дорого мне обходятся. — Думаешь, рано или поздно он станет тебе хоть немного полезен? — Может быть… Посмотрим, как он обдумает свое поведение после месяца, проведенного в окружение рыб и подводного мусора. — Ты и правда жестока… как смерть, — белая крыса рассмеялась и, улегшись по удобнее на коленях девушки, смотрела красными глазами-бусинками на быстро бегущую реку.