afraid toy

Хаотичность происходящего на сырой дороге, впервые за несколько безуспешных дней, безумно радовала Освальда. Битая машина, точнее то, что от нее осталось, невольно будоражила его, а представив побледневшую Изабеллу, которая не смогла отвертеться от отменного столкновения, он впадал в экстаз. Он шел неспешно, предвкушая каждую секунду долгожданного убийства, пожалуй, лучшего за все время. За ним следовал его приспешник, крупный мужчина с потасканной битой и обстоятельным выражением лица. Возле путей сохранился запах крови вперемешку с металлом, который невольно напоминал все те убийства совершенные Освальдом. За обломком бампера, на испачканной собственной кровью земле, лежала девушка, обшарпанная до неузнаваемости. Узнав её очертания, Освальд робко заковылял, нарочито ускорив шаг, дабы запечатлеть красоту, словно умирающего лебедя, спевшего свою последнюю песнь. — Здравствуй, дорогая, — он повис над хрупким телом Изабеллы, приставив охотничий нож к ее горлу, проводя свободной рукой по фальшивым локонам и лучезарно ухмыляясь. — Надеюсь, ты без проблем доехала до своей конференции, не так ли? По крайней мере, Эд так думает. Блестящий нож дразнил лебединую шею бесчувственной дамы, то осторожно касаясь кончиком нежной кожи, то резко надавливая лезвием до выступления капель алой крови. Рука не дрожала, напротив, легкость и плавность движений говорила о большом профессионализме её владельца. Сжимая и разжимая ладонь, Пингвин смеялся, безумными проблесками в беззвучном сознании. Какую дерзость представляют наши чувства, испытанные в порыве бурной страсти или неумолимой ревности, не подчиняясь принципам и совести, и какую милость дарует нам разделенная любовь. Его дерзость являлась заботой о запутанном человеке, мысли которого пожирали его изнутри, и какой бы она не была, он не думал, лишь делал так, как приказывает ему сердце. — Переступила мне дорогу, не подумав о последствиях, — враждебно прошептал Освальд, будто она действительно услышит его после того, что произошло несколько минут назад. — Ты так глупа, хотя считаешь иначе. Твое безрассудное появление разбило Эдварда, сделало его мягким и нетактичным. Кобблпот мечтал с первого её упоминания Эдвардом, собственноручно прикончить адское создание, препятствующее спокойной жизни, без глупых замашек о глупых девушках. Его взгляд блистал ярым азартом и огромным желанием покончить с этим раз и навсегда. Левая рука придерживала расслабленную челюсть, сильно притиснув ее пальцами, от чего на мягких подушечках появлялись вмятости, а правая решительно сжимала хладный нож, который вот-вот прольет стылую кровь «безобидной» мисс Изабеллы Крингл. Какое же удовольствие доставляла ему эта картина: безнадежность жертвы, туманность разума, непрерывность задуманного — все шло как по маслу. Освальд смотрел, смотрел на её опухлые губы со смазанной яркой помадой и понимал, что эти губы прикасались к запретному для него, желанному, и завидовал черной завистью, которая рушила его зародившиеся зачатки незлобивости. — О, Изабелла, невинный призрак. Знаешь, я был удивлен, когда он выбрал тебя. Ты так хотела сделать его счастливым, но снова разбила сердце. Бедный-бедный мистер Нигма, — язвительный тон гармонировал к личности Освальда, делая его неизмеримо устрашающим. — К счастью, у него есть плечо, в которое он сможет поплакаться. Освальд тянул время, дожидался какого-то момента, словно искушал чужую судьбу, чувствовал скрытый страх через учащенное сердцебиение. Изабелла еще жива. Когда она очнется и закричит, увидев безумную улыбку, когда боль заставит поджать под себя ноги, жалостно дергаться и просить пощады, когда вены в глазах начнут лопаться, а губы синеть, когда Пингвин вдоволь наиграется с его испуганной игрушкой, только тогда он отпустит её из этого мира. — Очнись, мерзкая тварь! — агрессивно зашипел Освальд и ударил Изабеллу по блеклой щеке. — Очнись и ответь за всё, что ты натворила, слышишь?! Злость заполонила его голову, заполыхала в груди, залилась по венам вместо крови. Он бил её в одно место, оставляя четкий опечаток ладони на коже, пока она не пришла в себя, жадно глотая воздух, будто недостаток кислорода её единственная проблема. Глаза Освальда заполнились пепельным туманом различимого бешенства, рука с ножом задрожала над её влажными, от поступающих слез, глазами. Она не закрывала их, смотрела на острие и скулила от боли, которую принесли ей травмы, и страха, который принес ей Пингвин. В какой-то момент он готов был вырезать ей глазные яблоки и забрать себе как значимый трофей, но вместо этого убрал нож подальше и пнул беспомощную девушку в бедро, от чего та съежилась, поджав под себя ноги. Горячая щека с зачатком красно-синего пятна до сих пор пульсировала от хлестких и быстрых ударов. Из заплывших глаз потекли соленые слезы, мягко спускавшиеся по месту шлепков и небрежно размазывающие по смазливому личику нанесенный несколькими слоями макияж. Всякая боль не учтива, но то, что она ощущала, было невыносимым. — Как чувствуешь себя? Надеюсь чудесно, потому что это только начало, — Освальд щелкнул пальцами, и изуродованное тело накрыла крупная тень, которая без зазрения совести потянула девушку за потрепанное платье и потащила в машину Кобблпота. На кровавом асфальте лежали треснувшие очки исчезнувшей мисс Крингл.