Тени

Голова самым неприятным способом напомнила о своем существовании. Ну не любил Ян Вэньли просыпаться с чужой помощью. И в таком состоянии. Особенно когда чая с бренди не дождёшься... Ян открыл глаза и вспомнил вчерашний день. Ой. Или сегодняшний день. Как понять, сколько он проспал? А начинался день вполне ординарно. С удивления тем фактом, что реальность, в которой он является президентом Союза – не кошмарный сон. И осознания другого факта – что нужно вставать, приводить себя в порядок и заниматься делами... в череде оных дел радовало только одно. Возможность носить штатское. Давно стоило убрать из шкафа форму, руки только не доходили... к счастью, на выездную конференцию Ян ее с собой не брал. Да, точно. Конференция. По борьбе с терраизмом. На коей присутствие высших лиц обоих государств просто-таки необходимо. Кому принадлежала светлая идея провести ее на Феззане – отдельный вопрос из области прикладной политики... но кончилось все незапланированно. –Пожалуйста, прекратите меня трясти, – Вэньли с некоторой укоризной посмотрел в глаза кайзеру. Райнхард убрал руку, но от физического воздействия перешел к вербальному: –Вы помните, что произошло? Ян согласно моргнул. Двигать головой не хотелось. Помнил он все очень хорошо. Особенно гранату с усыпляющим газом, угодившую точно в центр стола и крутившуюся на нем, как волчок. Видимо, какая-то особо оригинальная разработка. Никто даже отреагировать не успел, кто сумел встать – там же и приземлился на ковер... а потом комнату заполнили какие-то люди в дыхательных масках. Вероятно, наглядный иллюстративный материал к теме обсуждения. Хотя тут возможны варианты. Исходя из обстановки, которую теперь не заслоняет прической кайзер, можно заключить, что их перетащили на транспортный корабль. Или хотят, чтобы они так думали. К сожалению, именно думать сейчас получается с трудом. Сквозь шум и треск в черепе прорываются мысли о том, сколько голов в итоге полетит просто потому, что это похищение удалось. И не факт, что все казненные будут в самом деле виновными. За себя он боялся как-то меньше. Раз похитили, а не убили, значит, как минимум фора по времени есть. Проблема в другом – глупость и наглость совершенного нападения указывает на весьма парадоксальный способ мышления похитителей. Но им удалось задуманное, и это говорит о кое-чем еще. –Какие-нибудь требования уже предъявляли? – Вэньли завел руку за голову и с наслаждением почесал в затылке. Увы, в обстановке полностью отсутствовал даже кран с водой, не говоря уж о чем-то более существенном. Например, чайнике... в этой хорошо просматривающейся каюте, исполнявшей роль камеры, имелись лишь две откидные койки. Кайзер сидел на второй. –Никто не входил, – кратко ответил он. –Значит, подождем развития событий, – навряд ли их планируют заморить голодом и жаждой... да и наверняка вскоре захотят пообщаться. Как только сочтут, что пленники уже способны на адекватный диалог. – А пока... я хотел бы выспаться. Можете хоть здесь мне в этом не мешать? Райнхард только пожал плечами. Ян выглядел не лучшим образом, и разбужен был в основном потому, что все остальные возможные идеи уже исчерпали себя. На стук в дверь никто не среагировал. Оставалось, действительно, только ждать, и это раздражало. Подумав, кайзер решил причесаться. Пальцами, ибо такого опасного оружия, как расческа, в камере не оставили, но это еще не повод представать перед похитителями в неподобающем виде. Все лучше, чем сидеть без дела, потихоньку зверея, или пытаться мысленно вычислить возможного предателя среди тех, кто отвечал за организацию конференции. Как раз во избежание таких вот проблем широкому кругу лиц, включая журналистов, было сообщено порядочно дезинформации. Но, похоже, зараза проникла очень глубоко. Прикинув масштабы грядущей чистки, Райнхард откинулся на стену и прижал ко лбу ладонь – достаточно холодную, чтобы это принесло временное облегчение. Переборка тоже была холодной, а болели одновременно и лоб, и затылок. Химмельдоннерветтер, откуда эти террористы вообще достали боевое отравляющее вещество? Не то чтобы кайзер успел в точности опознать то, что отключило его на невыясненное количество часов, но мог бы поручиться, что граната больше всего напоминала имперскую военную разработку, возможно, давно списанную или ограниченно принятую на вооружение, но не самоделку. Да и от всей операции по захвату высших должностных лиц Союза и Рейха несло вполне конкретной армейской подготовкой. Вот только цель неясна. Явно не только и не столько посеять панику – для этого достаточно было забросить в окно самую обыкновенную гранату, раз уж удалось до этого окна добраться. Хотя на совещании присутствовали далеко не все лица, утрата полного набора коих могла бы привести к хаосу в Рейхе. Вот в Союзе точно может начаться смятение. Впрочем, эта составная часть Галактической Конфедерации выдерживала и не такие потрясения... Своя же зона ответственности временно свелась до площади в четыре квадратных метра... нет, в первую очередь до границ собственного тела, которое все никак не желает приходить в себя. Скорее всего, они спали не больше нескольких часов. Ровно столько, сколько нужно было похитителям, чтобы перевезти два тела на корабль и покинуть планету до того, как ее начнут тщательно прочесывать. Если, конечно, у комбинации нет дополнительного слоя. Тогда этот вентилируемый двухместный гроб, естественно, всего лишь декорация. Ян был прав: информации недостаточно. Но вряд ли ее придется ждать долго. Никто не разрабатывает сложную операцию только для того, чтобы в итоге уморить похищенных жаждой. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов сумасшествие, но команда ненормальных нечто подобное может осуществить разве что случайно. Райнхард не собирался доставлять удовольствие похитителям, поэтому не стал снова пробовать дверь на прочность. Правда, следовать примеру Вэньли также не стоило. Кто-то должен следить за происходящим, даже если это мало что решает. Похитители во многом просчитались, не разделив их. Ян не из тех, кого хочется иметь в подчинении, но в качестве дополнения он незаменим. К счастью, здесь и сейчас он не будет играть на руку противнику. Они уже второй год – на одной стороне. Одно из наиболее значительных достижений кайзера . Даже тогда, когда талантливый враг раз за разом отравлял Лоэнграмму радость победы, проскальзывало в словах «чертов Ян Вэньли» сожаление о том, что этот человек, способный выкрутиться в самых сложных ситуациях, не служит под его началом. А потом произошло кое-что, усилившее желание встретиться многократно... и немного изменившее его тональность. 797/488. Осень. –И, помимо прочего, лорд Райнхард, у меня для вас новость, касающаяся вашей сестры. Успокойтесь. С леди Аннерозе всё в порядке. Речь не о ней... –Оберштайн, не говорите загадками. –У вашего отца была еще одна дочь. Несмотря на то, что она мертва, информация об ее существовании может быть использована против вас. Дело в том, что эта женщина была значительной политической фигурой в Союзе. Собственно, именно ее и желали опорочить, предъявив доказательства вашего родства, но собранные данные не успели вовремя доставить. Я перекупил их. К сожалению, не удалось выяснить, была ли она кремирована. –Покажите, что вы там достали... Странно, что этого никто не заметил раньше... возможно, лишь потому, что среди мятежников мало кто видел изображения имперских адмиралов. Глядя на фотографии и голографический портрет, Райнхард видел лицо, слабо отличающееся от его собственного. Женское, разумеется, другая прическа, более мягкий подбородок... но в целом покойная Джессика Эдвардс походила на главнокомандующего-дробь-премьера Рейха сильнее, чем его собственная законнорожденная сестра. Судя по собранным данным, не только внешне. Но данных недостаточно. Они позволяют составить лишь приблизительный портрет. Он не обвинил себя в ее смерти и в том, что исход битвы при Астарте подтолкнул мисс Эдвардс заняться политикой. Это уже слишком. На такие эмоции права нет, только не сейчас. –Что ж... Теперь я никогда ее не узнаю. Значит, она была дружна с Яном Вэньли?.. Зато нет ничего странного в том, чтобы отдать приказ о сборе информации. И в конечном итоге понять своего верного противника куда лучше, чем раньше, увидев его через призму чужого представления. Мнению единокровной сестры можно доверять, даже если она мертва. Добрав еще пару-тройку часов сна, организм наконец разрешил использовать себя для размышлений. Правда, в положении лежа – но узкий проход между койками не располагал к промериванию хотя бы потому, что его по центру перекрывали ноги кайзера. Как оказалось, мысли у обоих заключенных двигались в одном направлении. Просто Райнхард высказался первым, выдав в пространство пару идей о том, в каком направлении их могут транспортировать и собираются ли вообще куда-то везти. А то содержать высокопоставленных пленников можно и на корабле, рассчитывая на то, что по нему не рискнут стрелять... –...но это годится только в качестве временного решения, – умозаключения кайзер делал так же безупречно, как и выглядел. Яну же, строго говоря, даже вывернутый карман пиджака, в котором до обыска лежала зубочистка, не особенно мешал. Скорее напоминал о том, что их лишили всего, чем можно было бы воспользоваться в качестве оружия. – У них не может не быть базы на какой-нибудь планете, вопрос – на какой... –Предлагаю спросить у первого, кто войдет, – гадать, в самом деле, можно до бесконечности. –Надеюсь, что этого не придется ждать долго, – Райнхард встал и потянулся всем телом. – Интересно, что еще они не продумали... Как вы смотрите на то, чтобы воспользоваться преимуществами замкнутого пространства? Вэньли поскреб голову. Словосочетание «физическая подготовка» он считал крайне неприличным выражением, еще с академии. Но встать у двери, там, где заканчиваются койки, втянуть внутрь того, кто неосмотрительно перешагнет порог, и отобрать у него же оружие... в принципе, это могло бы сработать, не потребовав чрезмерного приложения силы. К сожалению, дверь слишком широка. Быстро становится понятно, для чего – когда она наконец отодвигается, а за ней обнаруживается коридор, по ширине превосходящий камеру. И пятеро людей в темных балахонах. Двое держат оружие на виду – не боевое, больше похожее на тазеры. –План А провалился, силы неравны, – пробормотал Ян. Да, тут не космическое сражение – пока пробуешь разобраться с кем-то одним, остальные ждать и смотреть не станут. –Наконец-то, – кайзер, впрочем, сделал вид, словно так все и задумывалось. И вообще перед ним не конвой, а почетный караул. Картина маслом по хлебу: «Его Величество намерен сделать выговор за неподобающее обращение с монархом». Даже есть захотелось. А держащийся на заднем плане, но явно главный в этой группе – подавился заготовленными словами. Но потом выдавил все-таки что-то невнятное о том, куда надлежит проследовать венценосному пленнику. Сам он устремился в том же направлении, но перед этим отдал приказ оставшимся двоим – к счастью, всего лишь обеспечить второго узника самым необходимым. Вода, поход в гальюн и нечто отдаленно похожее на еду в список входили. Спиртное, к сожалению, – нет. Мысленно назначенную завтраком бурду Вэньли все-таки съел, очистив обе тарелки. Возражений от организма не последовало. Оценить размеры корабля не удалось. Но все-таки, даже если эта обстановка и была декорацией, размещалась она на настоящем судне, в этом налетавший немало световых лет за свою военную карьеру Райнхард был уверен. Скорее всего, старом. И гражданском. Бежать было просто некуда. Оба торца недлинного прямого коридора перекрыты. Поперечных выходов не наблюдается. Двери заперты – кроме одной, за которой нечто вроде допросной. Не оборудованной для ступеней выше второй – только стол и два стула, мебель прикручена к полу. В последнем кайзер убедился, когда его, применив силу, привязали к одному из стульев. Второй был занят мужчиной в таком же балахоне, что и на остальных. –Вы понимаете, думаю, что это всего лишь мера предосторожности, – мужчина покосился на веревки. – Мы не собираемся причинять вред вам или президенту Яну. Райнхард сомневался в том, что проводившие его сюда люди способны думать. Насчет своего собеседника он пока к конкретному мнению не пришел. –Вы не представились, – сухо напомнил он. Сухо в прямом смысле – пить все еще хотелось. Эти переговоры могла бы скрасить чашка кофе. Увы, со связанными за спиной руками пить было бы неудобно как минимум. Равно как и пользоваться помощью кого-нибудь из местного, так сказать, персонала. Тем более что им жестом приказали убраться за дверь. –Мое имя будет иметь значение, когда мы с вами найдем общий язык. Зовите меня просто епископом... да, пока что епископом. –У вас оригинальные дипломатические методы, ваше преосвященство, – да, стол тоже прикручен, а то можно было бы наподдать по нему снизу ногой. Здесь продумано все. А руки быстро начинают затекать и болеть в суставах. – Полагаю, вы хотели мне что-то сказать. Я слушаю. От монотонного голоса епископа голова заболела снова. Для того, чтобы вникнуть в смысл речи, требовалось приложить дополнительное усилие, но подобный опыт у кайзера уже имелся. Итак, все до безобразия просто. Особый статус Старой Терры, прекращение преследования, обещание невмешательства... конечно, не нужно быть мудрее Одина, чтобы понять возможные последствия. С тем же успехом можно, удаляя раковую опухоль, пожалеть парочку метастазов. –Вам нужно лишь подписать документы, гарантирующие выполнение наших требований, и ваши проблемы сразу же закончатся. –Вы же понимаете, что ценность договора, полученного таким образом... как минимум невысока, – все же не удержался от комментария Райнхард. Ему хотелось побыстрее покончить с комедией, даже если это будет означать возвращение в камеру. – И удерживать нас вечно вы не сможете. –Тут вы ошибаетесь... ваше величество, – было в поведении собеседника что-то подозрительное, вроде двойного дна. Но для того, чтобы разгадать эти намеки, требовалась или здоровая голова, или чуть больше времени. – Даю вам возможность подумать над моим предложением. Епископ нажал на кнопку сбоку стола, и за спиной кайзера снова выросли охранники. Труднее всего было не закричать, когда веревки бесцеремонно развязывали. И дойти до дверей, держа спину прямо. А потом убедить себя в том, что это еще не приступ, просто отравление не прошло до конца... хорошо, что перед водворением в камеру позволили, так сказать, освежиться. Вернувшийся Райнхард выглядел так, словно за недолгое отсутствие ему успели показать полное собрание записей с выступлениями Трунихта. Видимо, в развешивании лапши по ушам похитители были не меньшими специалистами, чем в захвате заложников. Кайзер опустился на койку, машинальным движением свинтил пробку у непочатой бутылки и заговорил только после того, как ополовинил ее. –Значит, сотрудничества требуют, – подвел итог под рассказом Ян. – Они нас плохо знают... «И это можно использовать». Он пересел к Райнхарду и, на случай, если камеру прослушивают, сообщил тому на ухо идею, пришедшую в голову буквально только что. Источником идеи был, в принципе, нездоровый вид кайзера, но об этом говорить не стоило. Суть же была проста – скорее всего, медблок находится за пределами этого отсека. Если как следует притвориться, появится шанс сбежать, что здесь сделать нереально... Райнхард нахмурился, идея ему явно чем-то не нравилась. Затем сказал, что сейчас они так ничего не добьются. Корабль в космосе, даже если на нем найдется где спрятаться, все-таки со временем их найдут... –А еще мне кажется, что они хотят чего-то другого. Или часть этой затеи – личная инициатива епископа... Пока что они даже не угрожали. Кайзер устало прикрыл глаза. Ему определенно стоило бы отдохнуть, но вместо этого он продолжал издеваться над собой. Вряд ли в таком состоянии он сможет проявить так нужную сейчас гениальность. –Тогда выношу на голосование идею поспать, – не дождавшись реакции, Вэньли встал и переставил к двери поднос с пустыми тарелками, мешавший ему нормально лечь. Вопреки подозрениям, возражать Райнхард не стал и действительно лег, не задавая лишних вопросов. Это вызвало уже немного другие подозрения, но Ян все же решил списать их на усталость, газ и моральное давление. Сам он тоже чувствовал себя не вполне отдохнувшим. Обстановка этому не способствовала – даже правительство Трунихта в свое время отвело ему более комфортабельную камеру, за что их, возможно, в аду гоняют тупыми вилами. Отогнав видение покойного председателя Совета с некондиционным сельхозинвентарем, Вэньли закрыл глаза. 798/489, апрель. Сидеть взаперти, без возможности сделать хоть что-нибудь полезное, и выходить только для того, чтобы принять участие в очередной пародии на следствие – это бесит само по себе. Как ожидание, так и собственно разыгрываемый фарс. Еще что-то останавливает перед тем, чтобы швырнуть в лицо «достойной комиссии» прошение об отставке, но с каждым часом эта преграда становится тоньше. Истаивает. А терпение понемногу лопается, как пузырьки на древней упаковке для хрупких предметов. В проклятой камере тихо, как в гробу. Но чертовы охранники словно подгадывают, когда он пытается уснуть, чтобы войти с едой или известием о новом слушании. В конце концов Ян не выдерживает и просит что-нибудь почитать. В качестве «чего-нибудь» доброхоты приносят кучу разрозненных газет. Старых, почему-то не выброшенных... от содержимого статей хочется плеваться. «Осуждены за подстрекательство к бунту», «так называемый комитет Эдвардс»... ее-то имя за что треплют? О Джессике вообще почему-то понаписано много. В основном глупости... какой-то подонок, спрятавшись за псевдонимом, и вовсе обвиняет покойную в сотрудничестве с Рейхом. Мол, она, как и Линч, была агентом Лоэнграмма... Очередную газету, где в заголовке встречаются эти две фамилии, Вэньли хочется выбросить, не читая, но глаз цепляется за смысл. Привычка к быстрому чтению. «Джессика Эдвардс – сестра Райнхарда фон Лоэнграмма». Из всех тенденциозных и источающих жир каждой буквой статей эта выделяется каким-то спокойствием. Пусть приведенные доказательства неполны, но явно не сфабрикованы, и даже редакторская врезка с кричащими выводами не портит текста. Он хорошо аргументирован, и от этого больно – каждый комментарий эксперта напоминает о пережитой потере. Статья вполне может быть правдой. Ян делает себе пометку – немедленно по обретении свободы действий проверить эту версию. Наверняка еще одна утка, только более талантливая. Но нужно выяснить, откуда у нее растут ноги. Кто собрал все факты и расставил в нужном порядке. Дасти может опознать стиль. На иллюстрации их фотографии смонтировали вместе. Джессика кажется отражением его врага. Тенью – но яркой, горячей и способной на самые рискованные поступки. Только в проклятом якобы демократическом государстве не нашлось никого, кто решился бы на нее поставить. –Райнхард и Джессика... Помню, как она боролась. Понятно, – негромко произносит Ян. И невольно думает о том, доходило ли это до Лоэнграмма. Как бы тот отреагировал на подобную новость? Наверняка захотел бы проверить, если уже не... Естественно, с собственной проверкой пришлось повременить. Слишком много всего навалилось, в первую очередь атака на Изерлон, но кое-что выяснить удалось. Откуда, так сказать, росли ласты у этой утки, и то, что по факту уткой она не была. За давностью лет (и, возможно, при горячем участии имперских специалистов) в небытие ушел точный ответ на вопрос, как именно это произошло, об измене шла речь или же о донорстве – а может, усыновлении, – но лаборант одной из феззанских клиник, сличавший образцы, хорошо запомнил заказ. За молчание ему в свое время доплатить забыли, не обделили только интерпретировавшего результаты врача... так что он не нашел ничего зазорного в том, чтобы продать информацию. Не знал он лишь того, кто именно заказывал анализ и предоставил материалы. У Пауля фон Оберштайна не было слов. Если конкретно – цензурных. А нецензурные уже произнес коллега из Союза, причем практически те же самые, что пришли в голову военному министру. О похищении кайзера лучше и сказать было бы нельзя, хотя фон Шенкопф, разумеется, имел в виду второго выкраденного из зала заседаний человека. Впрочем, нет. Одно приличное слово к ситуации подходило. Катастрофа. Даже с учетом того, что распространение информации удалось приостановить. Похитители не стали афишировать ни требований, ни факта своего преступления. Они словно испарились, что несомненно означало нежелание устраивать масштабные волнения. Или желание их отсрочить до того момента, когда прикрывать задницу дезинформацией станет уже невозможно. Соответственно, взрыв получится очень громким. Но пока его можно предотвратить – стоит молчать. Возможность соблюдать секретность – палка о двух концах. Эффективность сразу снижается, порой на порядок, возникают понятные проблемы с интерпретацией и исполнением приказов... впрочем, на то есть и иная причина. Существование тех, кто выполняет чужие приказы. Кое-кого из поспособствовавших преступлению уже нашли, но где гарантия, что не предатели же проверяли, к примеру, отлетающие корабли? Подозревать приходится очень широкий круг... и злость на себя не отпускает. Он должен был предусмотреть. И если спустя несколько дней кайзер вернется, допустим, обработанным, больше винить некого. А если его убьют? Неумышленно, просто потому, что не знают о болезни, ведь диагноз никогда не афишировался... –Ваше мнение? – молчать нельзя, к сожалению. –Насколько помню, вы неплохой специалист по захвату заложников. Попробуйте подумать на эту же тему в обратном направлении, – колкость произносится легко. – Для начала их нужно найти. Скорее всего, на планете искать уже нет смысла, но исключать эту версию нельзя. Дальше все очевидно. –То есть, вы тоже поддерживаете вооруженную операцию по освобождению? – Хильдегарде фон Мариендорф. Скорее утвердительно. –Что бы они ни собирались сделать с кайзером... и президентом, мы не можем позволить довести это до конца. А возможности вести переговоры нам не предоставили, – в принципе, ее можно создать. Вывести флот на орбиту Терры и поговорить с позиции силы. Но это – вариант на крайний случай. До которого, впрочем, мало осталось. Все те же считанные дни, по прошествии которых шило бесповоротно вылезет из мешка. Аттенборо с другой стороны стола напоминает, что похитители непременно воспользуются заложниками в качестве щита. Оберштайн испытывает легкий приступ дежа вю – хотя, разумеется, предыдущее похищение предыдущего же кайзера было совершенно иным по сути инцидентом. Разменную пешку глупо сравнивать с ключевой фигурой. Да и обсуждение идет в намного более узком кругу. Широкий еще не весь в состоянии реагировать на окружающую действительность. Паулю очень повезло – он на том заседании отсутствовал, в чем, естественно, его не преминут обвинить, но потом. Сейчас всем нужен кто-то способный принимать трезвые и взвешенные решения. А также разорваться и всюду успеть... потому что заместитель как раз под газовую атаку попал. –Это похищение не смахивает на жест отчаяния. Они прекрасно понимают, что смерть кайзера и президента вызовет ответную реакцию. Скорее они предпочтут выдать похищенных и воспользоваться ситуацией, – во взгляде фройляйн ясно читается понимание. Разумеется, она тоже видела доклад о методах противника. И она же произносит вслух то, на что Оберштайн лишь намекнул: –Например, распустить слух о том, что Лоэнграмм и Ян прошли через, как это называют, зомбирование. Или заменены двойниками. Можете представить, какой после этого будет реакция на любое неоднозначное решение правительства. Поэтому лучший выход сейчас – скрыть правду под достаточным количеством слоев лжи, – Мариендорф сверлит взглядом представителей Союза, явно уверенных, что подобный фокус с их горячо любимым президентом, первым после реорганизации системы правления, не пройдет. – Для всех непосвященных конференция продолжается. –Чуть позже организуем контролируемую утечку информации, если понадобится, – вот теперь все идет так, как должно. Несмотря на матерное вступление и первоначальные возражения. –Обоснование для усиленного досмотра кораблей подозрений пока не вызывало. –Результат нулевой, но и шума не подняли, – опять комментарии с республиканской стороны. Пожалуй, сейчас как раз стоит выложить козырь... –Не совсем нулевой, – на экране разворачивается список. – Эти корабли успели вылететь до того, как была инициирована проверка, но в пределах интересующего нас временного интервала. Перехватить большинство до того, как они достигнут цели, вполне реально. Время уходит, пока принимаются очевидные решения – ловить похитителей совместными силами, чтобы снизить вероятность саботажа, проверяя одновременно своих на причастность... республиканцы опять сомневаются, на сей раз в том, насколько хорошо подготовлена история о побеге опасного преступника, – да они вообще во всем сомневаются, включая здравую мысль о том, что курс будут менять скорее опасающиеся досмотра контрабандисты, которых так и не удалось вытравить до конца. И в выборе командующего операцией. Где-то сейчас лежит и остывает труп «сбежавшего», а в порту вскрывают и просвечивают контейнеры, достаточно большие, чтобы вместить человеческое тело. Скорее всего, смысла в этом уже действительно нет. И не появится, пока кайзер не будет обнаружен. Желательно, живым и невредимым. Ян Вэньли зря надеялся на то, что экзекуцию отложат на завтра. С ним неуважаемый священнослужитель тоже изъявил желание побеседовать. Разговор вышел тяжелым и не менее бестолковым, чем предыдущий, с кайзером. Больше всего процесс напоминал выедание мозга. Десертной ложечкой. Пожалуй, сравнение с Советом епископу должно было льстить – по занудности он их всех превосходил в разы. Несмотря на то, что в камере сидеть все-таки до крайности скучно, Ян был счастлив, когда разговор закончился и его повели обратно. Ну, строго говоря, завершение беседы он сам же и инициировал... Святейшество неудачно для себя ляпнуло, что терраизм дотянул лапы до рейсхадмиралитета, и получило, естественно, закономерное обвинение во лжи. В качестве источника сведений Вэньли прозрачно и уверенно сослался на Оберштайна, с которым практически не общался, после чего сообщил все, что думает лично о господине Ланге. В конце концов, отдел внутренней безопасности – это нечто совсем иное... Судя по тому, как после этих слов переменился в лице епископ, с реальным виновником удачно состоявшегося похищения Ян угадал. Осталось Райнхарду сказать – будет обидно, если именно эту гадину не прищучат по итогам. Поделиться завершением дела о собственном похищении сразу не удалось. Кайзер все еще спал, укрывшись своим плащом, правда, плащ отчасти сполз на пол в опасной близости от так называемого обеда. Или, возможно, ужина, если питание тут двухразовое... Прикрыв как следует Райнхарда, Ян проверил очередной шедевр местной кухни и искренне пожелал, чтобы епископа как-нибудь накормили тем же самым. В порядке умерщвления плоти. Впрочем, история учит, что именно высшие церковные чины к аскетизму склонны лишь на словах. Спящий кайзер выглядел бледнее, чем бодрствующий. Хотя те, кто видел его достаточно близко, вряд ли в это поверят. Потому что он и так по жизни эталон бледности, хрупкости и некой болезненной слабости, присущей красивым принцам и молодым королям из сказок, только вот при всем этом Райнхард еще и реален. На записях кайзер кажется аристократичным и величественным. Ясное дело, его пытаются подавать с наилучшей стороны. В реальности же возникает ряд вопросов. Например, не сдувает ли его ветер... и не сшибало ли его хоть раз с ног тяжелой дверью. И возникает – сразу же, как только Райнхард перестает говорить. За столом переговоров или на троне он в первую очередь давит силой духа, причем так, что за этим пламенем больше ничего и не разглядишь. Но личность – понятие нематериальное, и воздействовать «магически» может лишь до определенного предела. На тех, кто подсознательно ждет чего-то в этом роде – или тех, кого в принципе можно удивить, выбив таким образом из колеи. Человек, в отрыве от флота или преданной команды, может рассчитывать только на себя. И если он действительно хрупок настолько, насколько выглядит... Прекрасно зная себя, Ян не питал иллюзий о том, на какие «выдающиеся» достижения способны остающиеся в одиночестве гениальные начальники. А с другой стороны, тот же Юлиан, особенно на пристрастный взгляд воспитателя, тоже представляется невинным ребёнком. Особенно когда спит зубами к стенке и с котом в обнимку. Но при этом, спасибо всестороннему воспитанию Шенкопфа и Поплана, дорогих наставников, он не развалится от одного пинка, опасен в бою и в случае чего способен вытащить из неприятностей не только свою шкуру, но и шкуру товарища. Кто его знает, этого кайзера. Может, он такой же, просто выглядит умирающим лебедем для дезориентирования противника. Тем более, если учесть все нормативы физической подготовки, которую полагается проходить офицерам имперского флота... несколько лет назад Лоэнграмм им несомненно соответствовал. По крайней мере, низшей планке, существенно превосходящей таковую в Союзе. Для очистки совести Вэньли перебрал в памяти все их встречи за последние годы, начиная с первой, когда Райнхард формально еще не был кайзером. Ничего подобного он раньше о Лоэнграмме не думал – но, собственно, и не видел его в настолько неофициальной обстановке. Первая личная встреча и то не совсем могла так называться. 799/490, май Надо сказать, ждал он другого. Возможно, какой-то лазейки, позволившей бы победить и в беседе, как на поле боя. Уйти хотя бы, сохранив ничью. Но если в бою его сдало собственное правительство, то в разговоре все было предельно честно. –Я получил послание вашего превосходительства. Вы пожелали мне всего хорошего до того дня, когда мы снова встретимся на поле боя. Благодаря этому так и было в иные нелегкие времена. –Вы тогда не ответили, – Райнхард выбрал нужную интонацию. С ним в принципе было легко говорить. Интересно, с другими он тоже говорит на равных или только для уважаемого и верного врага сделано исключение? –Это было невежливо с моей стороны. Пожалуйста, извините меня, – он потянулся к чашке, поставленной услужливым рыжим пареньком. Собеседник пил кофе, но для гостя отчего-то сварили чай, и это тоже было неожиданно. Как и слова вражеского главкома: –Извинения не требуются. Я вас понимаю. Но все же было бы обидно так и не встретиться лично с настолько яркой звездой. Думаю, моя сестра тоже понимала, как вы важны для истории. Райнхард знал. Возможно, так же долго, как и он сам. Рука сама собой потянулась к затылку. Черт побери, упоминание Джессики было точным выстрелом в уязвимую точку. Вместо того, чтобы подбирать аргументы против неизбежного предложения войти в чужую команду, он сидит и вспоминает те слова, которыми его характеризовали два года назад. Когда они разговаривали последний раз. –Я хотел бы познакомиться с ней не так, не через записи, но ничего другого не осталось. Джессика умела вести за собой людей. Жаль, рядом с ней не было никого, кто мог бы отговорить ее от необдуманных поступков или закрыть собой. У меня был такой друг... вы его встречали. На сей раз не удар. Наоборот – противник настолько явно открывается, что инстинкт не дает это использовать. И хочется сочувствовать – как любому человеку, который потерял друзей на той же войне, что и ты. Противник есть противник, каким бы блестящим он ни был, но нельзя не признать: родись Ян Вэньли в Рейхе, пошел бы служить этому человеку, не дожидаясь ни просьб, ни тем более доверительных разговоров. Как пошли другие – все созвездие блестящих адмиралов. Сейчас быть исключением неприятно. Но и предложение еще не прозвучало. Вместо этого Райнхард говорит о Бьюкоке и соглашается его пощадить. Это не выглядит авансом или подарком. Скорее всего, он с самого начала так и планировал поступить. Сложно не видеть в нем что-то от нее. Оно есть, а не мерещится. С ее тенью сражаться невозможно, ее не отогнать. И это она советует выслушать чужие слова. Вэньли на мгновение кажется, что Лоэнграмм тоже ее видит. –Адмирал Ян, я не мстителен. Понимаете, у меня был повод жестко выступить против дворянства Империи. В отличие от них, вы – достойный противник. Взятие под арест одного из наиболее ответственных, главнокомандующего, было неизбежно. Однако, поскольку военные действия прекратились, бессмысленное кровопролитие не является с моей точки зрения необходимым. Я даю шанс каждому, кто того заслуживает. Вы, на мой взгляд, заслуживаете большего, чем преследования в качестве награды за героические достижения. –Я не могу перейти на вашу сторону, – еще глоток чая – без бренди, до такой степени имперская разведка еще не дошла. Он ожидал этой части разговора. Здесь Ян Вэньли в состоянии сыграть на своем поле, попытаться объяснить разницу между демократией и диктатурой. Опять из невыгодной позиции. У него есть теория, но нет примера, способного подтвердить ее этому восхитительному человеку. Кроме Джессики, погибшей за то, во что она верила. Так уж сложилось, что многих из тех, с кем он живет под одним флагом, можно лишь презирать. И свобода не выполнять их приказы – действительно сладка на вкус. –Любая власть может стать источником злоупотреблений, – очередной аргумент, и такое впечатление, что при всей своей неприязни к демократии Райнхард действительно старался понять ее суть. – Но она дает одно неоспоримое преимущество. Развязывает руки и позволяет осуществлять мечты. Человек с мелкими мечтами, будь он избран или рожден в семье правителя, будет развращен. Он избавится от неприятных обязанностей и будет делать то, что хочет, не считаясь с мнением других, – это явно личное. – Есть те, кому нужна власть ради власти, деньги ради денег... Мне она понадобилась для другого. Знаете, слабый может пройти мимо, когда издеваются над другим слабым, и даже не почувствовать угрызения совести, ведь он уверен в том, что ничего не может изменить. А сильный сделает все, чтобы этого не допустить. Для того, чтобы сделать мир справедливым, нужна власть. Чтобы война прекратилась, ее нужно довести до конца. Я не предлагал вам прийти и служить мне, адмирал Ян. Мы должны действовать сообща. –Конечно, вы не из тех, кто проходит мимо... Но все, чего я хочу – выйти наконец в отставку. Вы уже прекратили войну, ваше превосходительство. Вы сами сказали. –Боевые действия приостановлены, но огонь может вспыхнуть вновь. Если не сделать последний шаг вовремя, финал отдалится. Помните Амлитцер? Война может начаться снова. Вы опять не заметите, как вас сделают знаменем, символом... и в конечном итоге поведут в бой. Не спорю, мне всегда хотелось встретиться с вами и переиграть наши сражения, но множество жизней моих и ваших людей было бы сохранено, будь вы на моей стороне. Нет, не под моим командованием. Я помню, вы бережете вашу верность для демократии, – Райнхард произнес это слово почти без ругательных ноток. – Будь по-вашему. Я нашел время заглянуть в исторические труды определенного толка, когда искал способ победить вас. Вы наверняка слышали о таком понятии, как референдум? Тень Джессики едва заметно улыбается и исчезает, оставляя их наедине. В камере было холодно. Идея завернуться в плащ помогла слабо, Райнхард по-прежнему чувствовал озноб. Обманывать себя и дальше было бессмысленно, пожалуй. Дело уже не в отравлении. Интуицию следовало слушать еще вчера. Хотя, собственно, чем бы это помогло? Ничего, он способен соображать и в этом состоянии. А говорить о своей болезни Яну пока не стоит. Вообще не следует упоминать об этом здесь, пока есть другой выход. Он потянулся за водой – на полу осталось еще пару бутылок. Маленьких, конечно, – перестраховываться продолжают. Можно даже воспринять как уважение, а не дополнительное издевательство. Интересно, они здесь второй день или третий? А дома наверняка развернута бурная деятельность... главное, чтобы между собой воевать не начали. Хотя меры против этого он предусмотрел. На случай, если он не вернется, инструкции подготовлены, разумеется. Мысль о том, что он может умереть внезапно, не покидала Лоэнграмма после Вермиллиона, тогда он впервые задумался, кого стоит назвать преемником, и подобрал наиболее достойного кандидата. Естественно, имя вслух не прозвучало – слишком много это могло вызвать проблем. Завещание откроется само, одновременно на нескольких коммах, подготовлены и твердые копии, запечатанные должным образом. На взгляд Райнхарда это было лучшим выходом. Идея жениться и завести наследника ему никогда не нравилась, по многим причинам. Даже если бы с супругой повезло так же, как президенту Яну. –Одно неоспоримое преимущество у нашего положения есть, – Вэньли явно очень хотелось поговорить. – Отдыхать не мешают. Но не могу не пожаловаться на питание и культурный досуг в этом санатории... –Точнее, на их отсутствие, – Райнхард решил пока не вставать. Есть ему, в принципе, не хотелось, как и культурно развлекаться, но праздный разговор хоть немного отвлекал от головной боли. –Вы ведь уже догадались, кого мы обязаны поблагодарить за такие каникулы? – Ян повернулся на бок, голову он подпирал локтем, но вряд ли потому, что она так же болела. Другой рукой он явно пытался изобразить что-то... толстое. Очертания напоминали то ли снеговик, то ли таракана... Несмотря на очевидные проблемы с ассоциативным мышлением, намек Лоэнграмм понял. –Боюсь, тут замешан не один Ланг, – кайзер снова уставился в потолок, так было немного легче. Второй или третий день? Если третий, то завтра в империи начнется веселье. Но думать о последствиях Райнхард сейчас не мог физически, слишком много переменных следовало просчитать заново. Одно ясно – шансы выйти отсюда живым падают независимо от того, знает ли преемник о своей роли. О главе отдела внутренней безопасности кайзер беспокоился намного меньше. Да, самое логичное – заподозрить его. Скорее всего, он уже под колпаком у Оберштайна. Со своими креатурами Пауль должен разбираться сам. Вот оттуда именно взялись те солдаты – вопрос отдельный... и сколько таких оборотней с терраистскими ленточками в армии? Когда голова болит, в нее всегда лезет что-то странное. Например, убийство своими же при попытке освобождения. Впрочем, возможно все. Райнхард рефлекторно сжал рукой медальон. Его, к счастью, не отняли. Ничего подобного, конечно, не произошло бы, будь Кирхайс жив... –По крайней мере, ясно, с кого начать, – со стороны Яна донесся шорох. – Тут со вчерашнего дня хлеб остался, будете? –Я учился в военной академии. Так что да, буду, – хлеб уже прошел полпути к статусу сухаря, но разжевать его еще было можно. Аппетит на самом деле до сих пор не появлялся. Просто силы нужно поддерживать, пока еще есть что. Если с такой мигренью не поесть, то через полчаса к ней добавится тошнота, а через час окажется, что либо он останется в положении стоя, подпирая лбом стену, либо его будет мутить лёжа – и он уже не встанет. Райнхард заставил себя сесть, отодвинул плащ и самоотверженно принялся завтракать. Один насущный вопрос пока оставался открытым – что делать, если епископу опять стукнет в голову с ним поговорить. За отсутствием иных достойных внимания объектов Вэньли продолжал разглядывать кайзера. Сражение с традиционным, судя по историческим источникам, тюремным рационом проходило пока в пользу Райнхарда. Лоэнграмм в принципе выглядел так, будто способен разгрызть гвоздь, несмотря на то, что по цвету лица слабо отличался от собственного плаща. Из таких людей из самих гвозди бы делать. Очевидно же, что здешнее гостеприимство и ему поперек горла, но хорошую мину при плохой игре держать продолжает. О себе Ян был немного иного мнения. Полностью придя в себя, он невольно вспомнил о семье и друзьях, что настроение не особо подняло, затем отогнал совершенно излишние сейчас мысли и снова попытался найти выход из проклятой западни, но только отбил все умозрительные заключения о стенки логики. Будь здесь кто-нибудь еще, способный, например, оглушить охранника и отобрать ключ... Вполне возможно, что с корабля есть куда деваться. Если курс проходит мимо населенных планет, есть шанс подгадать время и выброситься в банальной спасательной капсуле. Даже на корабле сектантов они должны быть. Только до них вначале надо добраться. На планетах многие двери автоматически открывает срабатывание аварийной сигнализации, но в космосе возгорание экономичнее тушить откачиванием воздуха... Мысли, сделав круг, вернулись все к той же точке. К забракованной идее. Из Феззанского коридора они уже должны были выйти. Вопрос, в какую сторону. Интуиция с минимальным перевесом подсказывала, что в имперскую. Возможно, если доказать это логически, Райнхард изменит мнение... но для того, чтобы идею выслушали, надо иметь возможность ее высказать. Дверь крайне вовремя открылась, продемонстрировав все тот же унылый групповой портрет охраны. Ближайший тазер, качнувшись, указал на Яна. Вэньли медленно поднялся и шагнул к выходу. Навязчивое садистское стремление епископа общаться с голодными заложниками президенту казалось как минимум нездоровым. –По крайней мере, у меня теперь есть шанс выпросить для нас шахматы. Или вы предпочитаете карты? – он рискнул полуобернуться. В основном потому, что затруднился бы сделать выбор между проверкой на себе силы разряда и еще одной беседой с духовным лицом. Разница казалась настолько несущественной, что рисковать было не страшно. –Лучше шахматы, – Лоэнграмм не изменил положения. – Любые. Ян кивнул, мысленно соглашаясь с выбором. Они снова думали синхронно – и не столько о развлечении, сколько о шансе на срабатывание инерции мышления. Людям, как правило, не свойственно думать о том, что можно сделать из обыкновенных микросхем в голографической доске. Да и применение обычным фигурам можно найти, даже маленькому походному варианту с магнитами. В теории, по крайней мере. Интересно, преподавали ли Райнхарду в его академии основы диверсионной деятельности? А то, если он этот предмет проходил так же, как сам Ян, много они не навоюют. У Вэньли для таких дел всегда был Дасти. Увы, надеждам изначально не суждено было сбыться. Епископ никак не мог забыть сказанного о Ланге. Причем вел себя так, словно уже получил неприятные новости о нем, и на прямой вопрос не ответил, перейдя вместо этого к своему любимому договору и причинам, по которым его стоило подписать, пока не поздно. Попытки прервать монолог о роли Терры в жизни галактики, которую ничуть не меняют отдельные экстремистски настроенные члены ордена, ни к чему не привели, хотя Вэньли честно пытался донести до конкретного, сидевшего перед ним члена свое мнение. Не об историческом положении колыбели человечества, тут с фанатиком дискутировать, увы, бесполезно. Хотя, конечно, взгляды у него интересные. Яна больше интересовала призрачная возможность улучшить собственное положение. Ну серьезно, неужели два невооруженных человека настолько опасны, что их нужно держать в таких невыносимых условиях? Их с розенриттерами не путают? Точно? На этом месте у епископа кончилось терпение, и он приказал «привести сюда второго, тот хоть что-то понимает». Закон подлости сработал. Хорошо, что Райнхард успел подготовиться. За то время, пока сокамерника не было, он заставил себя встать, надел плащ и даже раз прошелся по комнате, почти не держась за стену. Ян наверняка понял бы лишнее, увидев это в процессе. А так – они пересеклись уже в коридоре, где кайзер более-менее мог держать себя под контролем. Хотя ни о чем так не мечтал, как о возможности сесть. Пожалуй, он даже предпочел бы сидеть полностью примотанным к стулу – чтобы не беспокоиться о том, не потеряет ли равновесие. Епископ явно был не в духе, но сочувствовать ему Лоэнграмм не собирался. Общаться с Яном Вэньли не только тяжело, это в какой-то мере искусство. К которому у данного иерарха Земной церкви нет ни склонности, ни тем более таланта. –Он не представляет, от чего отказывается... но вы же сознаете, что это наиболее предпочтительный выход? –Я предпочел бы стакан воды, – это слабость, причем откровенная, но пить хочется страшно. Епископ смотрит подозрительно, словно воспринимает просьбу как очередное издевательство, но все же распоряжается принести воду и молчит, пока дверь не закрывается. Пользоваться чужой помощью неприятно, но от питья становится чуточку легче. И заодно – ясно, в каком ключе вести разговор. Все действительно очень просто... В больной голове окончательно сложилась мозаика, действия терраиста стали прозрачными, нужно было только учесть, сколько аспектов тот упустил, устраивая свою игру. –Мы ведь можем и потерять терпение, ваше величество, – епископ поставил стакан на стол и занял позицию за ним, словно заложник пугал его даже связанным. – Вы поймите, что не все мы столько терпеливо и доброжелательно настроены... Райнхард невольно вспомнил те покушения, которые устраивала Земная церковь – на него и его людей, на Яна... поначалу вообще было сложно связать эти выпады с Террой, но в последнее время всплыли доказательства их причастности ко многим преступлениям. Даже кстати случившиеся после победы смерти среди ушедшего в отставку руководства Союза были их рук делом. Попыткой прикрыть свое участие. Явно понимали, что слизняк вроде Трунихта их продаст при первой же возможности, и предпочли раздавить слизняка. Руководство терраистов не отличалось гуманностью. Но для того, чтобы принять адекватные ответные меры и выжечь заразу каленым железом, требовалось согласовать действия, для чего и понадобилась конференция. Кто-то очень умный выбрал удачное время для похищения, вот только исполнитель оказался идиотом. –Я понял, что вы расходитесь во мнениях с вышестоящими, – Лоэнграмм попытался сесть прямее. – Только вам следовало отойти чуть дальше от них. Пока мы не можем разглядеть разницы. Вы вообще в состоянии вести диалог, не стараясь перед этим унизить оппонентов? –Вам тоже не хватает комфорта, ваше величество? Так вы не в том положении, чтобы ставить условия! – в надтреснутом голосе епископа прозвучало торжество. Голову Райнхарда прошило болью. –Это вы не в том положении, чтобы угрожать, ваше преосвященство, – кайзер произнес это жестче, чем следовало бы. –Я же спасаю вас, поскольку иначе мне не спасти Землю и орден, и если вы не можете уступить... Ну вот, завелся... как же хочется уйти отсюда. Пусть даже для этого придется основательно отдавить этому человеку то, что заменяет ему здравый смысл. –Ваша идея никого не спасет, и в первую очередь вас, если вы не докажете, что нам нужна ваша помощь, – нет сил на отслеживание реакции. Договорить бы. – В ваших рядах не просто нет единства, подозреваю, что на вашей стороне вообще пусто. А вы преуспели лишь в издевательстве над людьми, от решений которых зависит ваша жизнь. –Вам определенно стоило дать вначале попробовать альтернативу, – это епископ прошипел сквозь зубы. – После первой же дозы вы заговорите по-другому... с вами будет проще. Придумать адекватный ответ на это Лоэнграмм уже не смог. Лишь скептически хмыкнул, продолжая глядеть в пол. Кайзер искренне сожалел о том, что переоценил непосредственного противника. Впрочем, реализовывать угрозу сразу же епископ не стал, вместо этого распорядился увести заложника. Видимо, еще не отказался от первоначальной "благородной" идеи. Правда, Райнхарду было не до выводов, он больше беспокоился о том, как бы удержаться на ногах, чему не способствовали ехидные комментарии со стороны охраны, которая чем дальше, тем больше расслаблялась, и к этому моменту вконец распоясалась. –Смотрите, а кайзер-то неженка. Слегка попугали, а он чуть в обморок на падает. –Епископ-то суров. Может, он прямо там его пытать собирался? –Или не собирался, а пообещал – а этот уже испугался. –Или не пытать. Или отдать нашей ячейке на поразвлечься. –А что, идея годная. Я бы развлёкся. –С этим-то? С этим и я развлекся бы. –И я, и ты, и все. Он прямо напрашивается. Но епископ-то не даст. –Может, и даст. Если этот сильно его разозлит. Комментарии капали на мозг, добавляя в букет неприятных физических ощущений новые нотки. Сознание ускользало, его хватало только на попытки сосредоточиться на ходьбе, и Лоэнграмм положительно не понимал, отчего он вызывает у этих людей подобные ассоциации. Ну, плохо стало человеку. Разве это повод для грязных шуточек? Над Яном пускай так насмехаются, он такой же пленник, как и Райнхард, и ему тоже от святого присутствия епископа становится нехорошо. Для того, чтобы преосвященство вызывало отвращение, вовсе не обязательно быть женщиной, с которой Лоэнграмма почему-то так упорно сравнивают. К счастью, его наконец довели до родной камеры. Впереди замаячила перспектива лечь и расслабиться, выкинув из больной головы глупые замечания людей, не простивших, видимо, первого впечатления, произведенного кайзером. Но сила воли закончилась четко на пороге. Последнее, что Райнхард запомнил, прежде чем потерять равновесие – взгляд Яна. Вэньли явно тоже слышал последние комментарии, и осуждающее покачивание головой должно было относиться к ним... Мерить шагами камеру пока никто не мешал, получилось около четырех... но в конце концов Ян сел. Ему очень не нравилось отрешенное выражение лица Райнхарда в тот момент, когда они прошли мимо друг друга. Будь на их месте кто-нибудь другой, можно было бы использовать шанс для нападения на охрану... только вот рядовых фанатиков все-таки слишком много, а действие происходит не в боевике. Вэньли отлично представлял себе разницу между откровенной попыткой нарваться на реакцию епископа, которому придется бороться с искушением поубивать пленников, и провоцированием конвоя. Преосвященству они в любом случае нужны живыми, искушение только будет мешать ему мыслить здраво, а охрана... Ну, касаться интеллектуального уровня этих людей можно, лишь имея при себе микроскоп, иначе легко промахнуться. Шаги и голоса за дверью. Видимо, с Лоэнграммом беседа также не сложилась. Ян с нетерпением посмотрел в сторону двери, ему очень хотелось узнать свежие новости. Однако, услышав парочку последних комментариев, он лишь сделал окончательный вывод о примитивности терранской культуры. А затем Райнхард буквально сполз на пол, прямо по закрывшейся за его спиной двери. Вэньли откровенно растерялся, потому что не ожидал ничего подобного. Судя по виду кайзера, было ему очень погано, и Ян грешным делом даже подумал, что доведенный им епископ таки оторвался на Лоэнграмме. Протиснувшись между неудобно лежащим телом и скудной обстановкой, Вэньли похлопал Райнхарда по щекам, заметив при этом, что тот буквально горит. И никак не реагирует. Припомнив все, что осталось в голове из навыков первой помощи, Ян попытался нащупать пульс и после минутных поисков таки обнаружил. Учащенный. Мимоходом расстегнул воротник, надеясь, что так кайзеру будет легче дышать. Что ж, по крайней мере, на последствия пыток это не похоже, скорее на болезнь... и как долго Лоэнграмм доводил себя до такого? Все подозрения последних дней встали на свои места. Вэньли даже слегка разозлился на Райнхарда, хотя в принципе признавал за тем право скрывать информацию о состоянии здоровья. Какую-нибудь безобидную инфекцию это мало напоминает, тем более, они бы тогда оба ее подцепили... вероятнее всего, кайзер болен давно и серьезно. И только он имеет право решать, стоит ли об этом знать посторонним. Например, терраистам. По крайней мере, Лоэнграмм не умирает прямо сейчас, просто лежит в глубоком обмороке. Ян постарался устроить его удобнее, мысленно решив, что подождет минут десять. Нет, пятнадцать. Или еще десять, пока ведь ничего не меняется. Если станет хуже, врача таки придется звать... интересно, какого уровня медицинскую помощь тут вообще могут оказать? И, если до сих пор никак не отреагировали, может, и не наблюдают? Жалко, даже носового платка нет. Можно было б намочить и сделать компресс. Немного подумав, Вэньли решил пожертвовать пиджаком: все равно в камере не холодно, а рукав, если его облить водой, потом просто высохнет. Импровизированный компресс нагревался быстро, но все же лучше, чем совсем ничего. Не прошло и десяти минут, на взгляд Яна, когда в ответ на очередное встряхивание мокрого рукава послышался негромкий стон. Вэньли с облегчением выдохнул. –Я за вас уже испугался, – честно признался он, решив пока повременить с расспросами. –Надо было все-таки сказать, – Райнхард неуверенно поднял руку и стер текущую по лицу воду, – еще когда вы предложили... как видите, я не притворяюсь. Лоэнграмм говорил негромко, вряд ли их сейчас кто-нибудь слышал. На всякий случай Ян наклонился к нему, так и прислушиваться было проще. –Я не ожидал, что до этого дойдет, – кайзер прикрыл глаза, затем снова посмотрел на президента. – Хотя следовало, не первый раз уже... первый был еще на Вермиллионе. Вэньли только вздохнул. Философски и многозначительно. Ничего такого, за что потом не пришлось бы извиняться, он сейчас сказать не мог. Правда, и о своей наблюдательности он в данный момент придерживался не самого лестного мнения. А Райнхард продолжал говорить, время от времени прерываясь, ему явно было нелегко следовать нити разговора. Но итоги своей беседы с епископом он все же изложил вполне конкретно. Равно как и немного видоизмененный план, согласно которому притвориться таким же больным следовало Яну. Никаких активных действий – пусть лучше считают, что они оба симулировали здоровье. Тогда получится и избежать обработки, и не вызвать лишних подозрений. Если учесть, что болезнь кайзера лучшие врачи Рейха около года путали с банальным переутомлением... да, пожалуй, шансы есть. Вот только идея с побегом осложняется до чрезвычайности. Когда второй участник находится в очевидно нетранспортабельном состоянии, приходится это учитывать. А бежать придется раньше, чем Лоэнграмма можно будет назвать хотя бы условно здоровым. С учетом того, как на них обоих давили, сроки, скорее всего, поджимают. Этот человек вечно ставит его в безвыходное положение... 799/490, июнь. –Спрашиваешь меня, что я думаю по этому поводу? – бывший адмирал грустно усмехнулся, и Яну невольно пришла в голову мысль о том, как тот сдал за эти полгода. До Рантемарио Бьюкок не выглядел настолько... одряхлевшим. – Сначала я жалел, что ты не выстрелил. В комнате на секунду повисло молчание, такое холодное, что даже бренди должен был подернуться коркой льда. –Теперь я так не считаю, – Бьюкок словно бы не заметил паузы. – Возможно, этот трусливый приказ о прекращении огня действительно спас Союз. Точнее говоря, то, что ты сделал потом. –Я дал ему слово, – Вэньли уставился в пол и, не обнаружив там ничего нового, поднял глаза. – Пообещал выставить свою кандидатуру, когда объявят выборы. Произносить это во второй раз было проще. Когда Ян, вернувшись на «Гиперион», сообщил об итогах своей беседы с вражеским командиром, ему довольно быстро захотелось провалиться сквозь все палубы и обшивку в открытый космос. Было вполне достаточно одного Райнхарда, со знанием дела, – каковое можно наблюдать у людей, прочитавших по теме беседы пару непротиворечивых источников, и вдвойне неудобно, когда они при этом правы, – рассуждавшего о преимуществах и недостатках демократических форм правления. Конечно, у него явно были свои причины считать лучшим вариантом президентскую республику, но в целом... пожалуй, все верно. Если сопоставить население Союза Свободных Планет и тех, кто управлял ими, действительно, получится слишком большая разница. А когда решения принимает один человек, по-настоящему важные вопросы не подвисают на годы. Образно и точно сравнив Совет со сворой гиен, дорвавшихся до власти и озабоченных тем, как бы проглотить побольше и удержаться подольше, Лоэнграмм наотрез отказался впредь иметь дело с этой компанией, предположил, что Союз от них тоже устал... и предсказал чаяния населения не хуже, чем это мог бы сделать сам Вэньли. Конечно, оставался призрачный шанс на то, что на должность ассенизатора, – простите, президента, – выберут кого-то другого, но его несостоятельность стала очевидной в тот момент, когда собственные друзья хором одобрительно высказались, непатриотично приняв сторону врага. Разве что Алекс мрачно заметил, что имперцы, видимо, внимательно изучили экономические проблемы Союза и решили, что такое бремя им даром не надо. Добил Яна Шенкопф, предложивший заочно поблагодарить «белобрысую сволочь», если все пойдет по плану... вплоть до финальной стадии. Добровольного объединения в конфедерацию. –Я не имел права, – Вэньли усилием воли вернулся в настоящее. – Солдат не должен... –Ты избегал власти, пока был военным, и правильно поступал, но вспомни – ты больше не солдат, – Бьюкок глотнул бренди. – Что не дает, увы, права на спокойную жизнь. Родина по-прежнему нуждается в тебе. Кто-то должен напомнить людям, что демократию еще рано хоронить. Я, к примеру, хотел бы дожить до ее возрождения. Он дожил. Пережил и те ненормальные месяцы, когда в хрупкий мир пытались вбить клин, а пресса усиленно раздувала подозрения, и собственно выборы, к началу которых имперских войск на планете уже не было... Ян сам плохо помнил, как продержался это время: в памяти осталось в основном то ощущение, которое появляется, когда находишься в спасательной шлюпке. Все просто происходит, а ты ничего не решаешь... куда, собственно, денешься, когда кругом космос – или, в данном случае, бурная политическая жизнь? Водоворот событий заставил отложить на потом и свадьбу (в итоге женился Вэньли во время предвыборной кампании, совершенно не рассчитывая на эффект, который это произведет), и идею Юлиана насчет Терры – впрочем, тот как раз оказался полезен дома, без него разобраться в подоплеке трагических событий было бы сложнее. Определить, что это не медвежья услуга от империи, а вмешательство третьих лиц. Удачно накрывшее чуть ли не весь бывший Совет. Хотя рейтинги этих людей и так расценивались не слишком высоко. А потом была инаугурация. И на следующий день – траур по Александру Бьюкоку. Естественная и почти мгновенная смерть, кровоизлияние в мозг. –Ты им вообще веришь? – Дасти хлопнул дверью номера так, что замок не сразу осознал, стоит ли ему закрыться. Вальтер с некоторой тоской посмотрел в сторону мини-бара – после успешно проведенной детоксикации смысла пить не было еще как минимум сутки. Из всех проблем эта была наименьшей, но на нервы действовала. – У меня такое впечатление, что они абсолютно ничего не делают! –Ты просто не на переднем краю событий, – все слова, которые Шенкопф хотел сказать на эту тему, он уже сказал. Причем на почти официальном заседании и в лицо Оберштайну. Морального удовлетворения поиметь не вышло – непроницаемая морда военного министра не оставляла пространства для толкования. Скорее всего, он просто был согласен. Не только с предложениями по делу, но и с эпитетами. А также определенно понимал, что в тех же терминах Вальтер думал о себе. Просчеты были и на его совести, а в целом – он не был виновен лишь в том, что столицей Конфедерации со всеми вытекающими удобнее показалось считать Феззан, а не Изерлон. Вот там уж точно ничего подобного не случилось бы. Только через его труп... Но поскольку он жив, а похищение состоялось, особого выбора нет. Только объединять усилия с тем, кто реально за что-то отвечает. И, несмотря на мнение некоторых членов делегации Союза, на самом деле роет носом землю и космос, делая при этом все, чтобы это было как можно менее заметно. –Не могу выбросить из головы, что на этих... людях была имперская форма, – Аттенборо не глядя плюхнулся в кресло, врезал кулаком по мягкому подлокотнику. Отведенные руководству Союза номера его раздражали сами по себе, он с самого начала на это жаловался. – И что кое-кого в тот момент среди нас не было. –Юлиана тоже не было. Думаешь, это они вместе организовали? – Вальтер ухмыльнулся. – Кстати о лейтенанте Минце: что он там успел накопать? Судя по тому, что оно еще не лежит у меня на столе, информация не стоит внимания. –Он отдал диск мне, – так, это уже интересно. И безо всяких сопроводительных слов ясно, что у Юлиана появилась идея. Которую умный старший товарищ не позволил бы реализовать в одиночку, а Дасти либо не все понял, либо, как всегда, что-то упустил. Но если раз за разом мешать парню проявлять инициативу, ничего хорошего из этого не выйдет. По крайней мере, пока они с Аттенборо валялись на больничных койках, он вполне справлялся сам, так что заслужил немного доверия. Ценить возможность с кем-то посоветоваться и получить таким образом надежный тыл научится чуть позже. – Кстати, спрашивал, когда наконец оповестят Фредерику. –Уже оповестили, – Шенкопф взял диск и без особой надежды увидеть что-то новое сунул его в компьютер. – По защищенному каналу. Она вылетает сюда, и я бы поостерегся смотреть миссис Ян в глаза, если мы не сможем предъявить ей живого и здорового мужа... Упомянутая миссис Ян в этот момент меньше всего думала о том, что друзья мужа боятся ее как Горгону. Естественно, известие о том, что Вэньли похищен, для Фредерики оказалось шоком, но она быстро взяла себя в руки. Идея вылететь на Феззан и самой вклиниться в процесс, разумеется, с пользой делу, могла со стороны показаться рожденной в состоянии аффекта. Только вот просто сидеть, ждать неизвестно чего... Мысли о том, что случится, если конфиденциально сообщенная ей информация разойдется по Союзу, или если Вэньли не вернется совсем, Фредерика гнала подальше, причем в шею. Конечно же, он вернется. В лучшем случае, – будь прокляты эти расстояния между планетами, даже для самых скоростных кораблей слишком большие, – он встретит ее у трапа. В худшем – она просто сделает все возможное, чтобы увидеть его возвращение одной из первых. О проблемах с оглаской и так есть кому позаботиться, верно? Неважно, что ее помощь может вовсе не потребоваться или неожиданно ограничиться раздачей чая и бутербродов. Бывают ситуации, когда и Первая Леди вполне уместна в этой роли. Лишь бы и дальше оставаться в рамках иллюзии «я могу повлиять на происходящее». Правда, для Фредерики Гринхилл-Ян это не иллюзия, а объективная реальность, и думать по-другому никто не будет. Она не суеверна, просто место жены – рядом с мужем, и надо было сразу лететь вместе с ним. Банальную простуду и за время полета вылечить можно. А все остальные аргументы, сработавшие тогда, больше не кажутся существенными. Фредерика села на чемодан, тот наконец-то защелкнулся. Хорошо, что ее багаж никому в голову не придет проверять. Определенный плюс высокого статуса. Один из немногих, которыми действительно хочется пользоваться. Что касается Юлиана, он сейчас думал о плюсах и минусах феззанского метода добычи информации. С одной стороны, удобно иметь возможность получения данных в обход официальных каналов, особенно когда не хочешь, чтобы кое-кто наверху об этом узнал раньше времени. С другой – невольно задумываешься, кто еще оказался настолько же платежеспособным. Да, в первую очередь под подозрением те, кому и платить не надо было, но вопрос все равно неоднозначный. И прямо сейчас лучше задаваться вопросом о принципах знакомых информаторов, а не возвращаться в мыслях ко дню вчерашнему. Но тот, как белая обезьяна, упорно напоминает о себе. Из соображений безопасности участников конференции доставляли в выбранное заранее уединенное место малыми порциями и по разным дорогам, с небольшим интервалом. Отвлекающий внимание кортеж в это же время отправлялся в другом направлении. Оберштайн должен был ехать вовсе не в последней партии, его оторвали от сборов срочным звонком... а потом оказалось, что машина сломана, и ремонт занял около двадцати минут – меньше, возможно, чем поиск другого транспорта. Тогда Минц еще ничего не заподозрил, его больше беспокоило само опоздание. Как и фройляйн Хильду, разговаривать с которой было немного сложно. Почему-то он всегда чувствовал себя неловко в ее присутствии. По дороге – ехать было не так уж далеко, – Юлиан предпочитал смотреть в окно, а не читать с экрана. Поэтому и заметил знакомое лицо за рулем грузовичка, ехавшего навстречу. Значения он этому опять же не придал – мог ведь и обознаться, и действительно видеть этого водителя. Еще в то время, когда состоял в штате посольства Союза. Почему-то ассоциировался этот шофер именно с тем периодом. Чуть позже Минц понял, почему. Если бы он тогда попытался заставить того же Оберштайна обратить внимание... но повода не было. Машина проехала слишком быстро. И в голове уже было совсем другое. А потом они подъехали к дому, выглядящему как декорация в голофильме ужасов. Отсутствие охраны было заметно сразу, распахнутое окно конференц-зала с выбитыми стеклами бросилось в глаза чуть позже. Дальше было еще страшнее. К счастью, Юлиан почти сразу понял, что люди в зале живы, просто усыплены и обездвижены. Отравлены. Оберштайн бросил один взгляд на поваленные тела, проверил связь и пошёл обратно к машине, вызывать помощь. Преступники продумали всё как следует, поэтому в здании все коммы были обесточены. Бесчувственность, с которой Оберштайн действовал, поведение человека, словно бы знавшего все заранее и уже имевшего определенный план действий, выглядели со стороны достаточно интересно. И для Юлиана стали первыми причинами не доверять военному министру Рейха. Удачно его звонок задержал, ничего не скажешь. И машина сломалась удачно. Кстати, вторая причина не доверять. Возможно, просто интуиция, но с ней Минц привык не спорить. Вот фройляйн фон Мариендорф подозрительно не выглядела. Вела себя вполне ожидаемо – может быть, не для воспитанной имперской барышни, но для боевой подруги кайзера и автора идеи с захватом Хайнессена... Во всяком случае, успокаивать ее не понадобилось, хотя по итогам лихорадочных попыток вытащить из-под стола и подсчитать лежащих в еще пахнущей газом комнате они оба, наверное, выглядели одинаково зеленовато. Надышаться с серьезными последствиями там было уже нельзя, в принципе... это все нервы. Пришибающее, как удар мешком песка, ощущение от пропажи самого главного человека в жизни. Мысль о знакомом лице всплыла, когда пострадавших уже распределяли по медицинским транспортам. Заодно Юлиан вспомнил точно, где его видел. Вероятность почти сто процентов – на корабле Конева, среди терраистов-паломников. И тогда же появилась более логичная причина молчать. Все объединилось в одну четкую цепочку. Одно из двух – или Пауль фон Оберштайн непосредственно участвовал в организации похищения, или кто-то его старательно подставляет. В обоих случаях лучше, если о этой догадке он не узнает раньше времени. Озвучивать версии перед своим руководством Минц тоже пока не торопился. Для начала следовало собрать доказательства, потому что собственную память в качестве таковых пристегнуть сложно – а вот несколько минут записи с камеры наблюдения, увы, не фиксирующей лица водителей, вполне реально. Зато она фиксирует регистрационные номера, так что можно потихоньку копать дальше и, если повезет, в процессе добраться до аргументов, отличных от «я так думаю». Чем меньше внимания он при этом привлечет, тем лучше. Пока этим занимается он один, у информаторов возникает не так много вопросов на тему того, зачем ему могли понадобиться такие данные. Спрашивать прямо никто не будет, естественно. Но если эти же люди поставляют сведения терраистам или местному так называемому сопротивлению, о связи коего с вышеупомянутыми имеются вполне существенные подозрения... Жаль, конечно, что с Терры имперцы не вывезли никакой конкретной информации. Все так и осталось на уровне гипотез – Феззанские архивы в этом плане были практически чисты. Иногда он сожалеет, что не вышло слетать на Землю до карательной экспедиции. Но разорваться надвое люди пока что не способны, даже если очень хочется. А в то время груды проблем выше головы находились и на одном Хайнессене, трудно было понять, за что хвататься в первую очередь... от воспоминаний Юлиана привычно передернуло. Политика – дело грязное, и грязнее всего – черный пиар. Человеческая фантазия способна на любую гнусность и паскудство. Когда информатор наконец появился, Минц был благодарен ему уже за сам приход. Даже если сейчас окажется, что искомый номер не значится в базе или принадлежит угнанной машине, по крайней мере, этот человек помешал ему думать о том, что на взгляд Юлиана было куда хуже, чем расследование убийства членов бывшего Совета. –Ваше величество, вы совсем не понимаете, о чем говорили эти люди? – спросил Ян, чуть устало и до крайности деликатно. Райнхард едва заметно шевельнул головой, что стоило расценивать как «нет». Чувствовал себя он в последнее время лучше, но резких движений пока старался не делать. Хотя, например, сесть вполне можно было: наручник, приковывающий левое запястье к раме кровати, не особо ограничивал свободу движений. Перевода в лазарет они все-таки добились. Вэньли вполне удалось изобразить больного. Но жизнь внесла в план определенные коррективы. В форме отобранной верхней одежды и фиксации к койкам, что с точки зрения местной охраны, видимо, компенсировало улучшение условий содержания. Кстати, довольно эфемерное, за вычетом некоторых мелочей. Во-первых, палата в меньшей степени провоцировала развитие клаустрофобии, во-вторых, епископу явно объяснили, что общение с ним общеукрепляющим действием не обладает. За все время, которое они с Яном провели здесь, попыток явиться с беседой преосвященство не предпринимало. Естественно, это с его стороны была не благотворительность, а явное нежелание светить своими подлинными намерениями перед паствой. Из этих же соображений он, по идее, должен заботиться о том, чтобы осведомленных пленников не подслушивали те, кому лишнего знать не положено. Что ж, в любом случае, разговаривать приходится через проход между койками, довольно-таки широкий, и радоваться, что их не разделили. В данный момент речь идет о тех опасностях, которые угрожают двум высокопоставленным пленникам при новом раскладе. Вэньли, кажется, считает, что Райнхард в своем разборе ситуации что-то упустил – а это, как ни стыдно признавать, вполне возможно. Лечат их непонятно от чего, скорее всего, от последствий отравления, и хорошо уже то, что именно лечат, а не начали обрабатывать. Так что мысли немного путаются. Слова охранников он, безусловно, помнит. Оскорбления, только и всего. Естественная реакция на проявление слабости. Почему Ян видит в этом какую-то угрозу? Лоэнграмм чуть повернул голову и посмотрел на удивленное лицо президента. «Я пропустил что-то очевидное, на его взгляд». –Объясните мне. «А ведь он действительно не понимает, – Вэньли напомнил себе, сколько кайзеру лет. Без малого двадцать пять. – Неужели?» –Хммм... – Ян почесал в затылке. – Вопрос не в бровь, а в глаз. Вы, кажется, не заметили, что эти красавцы, стерегущие нас, соскучились по женскому обществу. Райнхард слегка задумался. –Не могу приложить вашу фразу хоть к какому-то пониманию ситуации. Значит, всё даже хуже, чем я могу представить. –По правде говоря... – Вэньли сделал паузу. –Понятно. То есть – всё еще хуже. Попробуйте прямым текстом, хотя я, если честно, уже боюсь, – Лоэнграмм тонко улыбнулся, как хищник, которого "боюсь" бодрит, а не ввергает в ступор. Ян внимательно изучил выражение его лица, вздохнул и продолжил: –Данные господа весьма неразборчивы, и с течением времени их разборчивость понижается всё больше, – он снова посмотрел на Райнхарда и не нашел на его лице ничего, кроме ожидания. До того по-прежнему не доходило. – С учетом их культурной традиции и общего уровня развития, я бы сказал, что этим бандитам и мы сойдём. С учетом внешних данных, вы – особенно и в первую очередь. До меня очередь либо не дойдет, либо останусь на закуску. –То есть, вы имеете в виду... – кайзер оборвал себя, но молчание вышло более многозначительным, чем любая речь. Во-первых, он заметно покраснел. Во-вторых, прикрыл лицо ладонью. Вэньли обалдело подумал, что он, пожалуй, чисто случайно нашёл одно преимущество Рейха перед Союзом. Выросший в Союзе Юлиан в такой ситуации не выглядел бы так, будто на него свалилось откровение. Собственно, даже без «бы»... Ну а Райнхард – выглядел, и одновременно с этим было очевидно, насколько ему стыдно за вселенную, в которой приходится жить. –Ну вот... да, – сказал Ян. – Теперь вижу на вашем лице достаточно понимания. Конечно, без приказа епископа охранники побоятся что-либо делать. Вероятность того, что епископ прикажет надавить на нас этим самым способом, я бы тоже не стал рассматривать. Меня больше беспокоит вероятность того, что эти ретивые парни решат, будто епископ хочет, чтобы они на нас... надавили. Для большей сговорчивости. Вряд ли мы сможем объяснить горячим парням, что они неверно трактуют волю епископа. Лоэнграмм уставился в потолок. Вэньли на секунду почувствовал себя испорченным извращенцем, растлителем, каким его во время предвыборной кампании рисовала желтая пресса Союза. Впрочем, про кайзера и его адмиралитет там тоже писали такое, что иногда тянуло на casus belli. И никто даже не подумал, что у этого человека попросту времени не было на то, чем так живо интересуются читатели газет. В том возрасте, когда подростки впервые вступают в связь с противоположным, а некоторые – и своим полом, Райнхард занимался исключительно войной, а если приплюсовать местами строгие нравы Рейха... –Полагаю, этого можно избежать, только если епископ будет удовлетворен, – потолку давно следовало как минимум пойти трещинами. От взгляда. Слова звучали совсем негромко, хотя и с чувством. – Но даже если я сойду с ума настолько, что подпишу этот проклятый договор... Лоэнграмм замолчал на полуслове. Конечно, и так все понятно. Поддержка заблуждений преосвященства ничего не даст, кроме возможных проблем. Например, необходимости терпеть епископское общество, что немногим лучше вероятных домогательств охраны. Вот только интонация этих фраз пугала сама по себе. Глупостей кайзер не наделает, конечно, но вряд ли пережитый им сейчас шок полезен для здоровья. Шок. Правильное слово. Не страх и не отчаяние... просто Райнхарду до крайности неуютно и неприятно в мире, где надо думать о таких вещах. Он знает теперь, чего делать не должен, но не представляет, какой поступок будет правильным. Наверное, стоило продолжить беседу... Ян не хотел навредить еще сильнее, поэтому не стал прерывать паузу, и та затянулась до очередного визита местного врача. Запланированная ситуация. Они давно договорились, на что жаловаться, и в этот раз Лоэнграмм точно так же спокойно отвлек медика, давая Вэньли возможность украдкой потереть датчиком об одеяло. Старый метод, но и модель не новая. Пока срабатывает. А вот то, что кайзеру ничего симулировать не нужно – с одной стороны, удобно, с другой... шанс для побега может представиться в любой момент. Идею бежать в одиночку Ян даже не рассматривал. Она выглядела слишком отвратительно, причем на фоне любой альтернативы. Дальше все опять же шло как обычно. После приема лекарств Лоэнграмм то ли уснул, то ли сделал вид, а Вэньли, свою порцию по большей части отправивший под подушку, отключился по-честному. В конце концов, больше заняться было нечем, а о возможности выспаться он всегда мечтал. А вдруг еще раз не представится? Странности начались позже. Райнхард, до недавних пор бывший вполне сносным собеседником, практически перестал разговаривать с ним. На прямые вопросы отвечал односложно, чаще отмалчивался... и, если не спал, то лежал и смотрел в одну точку, из чего Ян сделал напрашивающийся вывод. Кайзеру стало хуже. Не обязательно из-за его просветительской лекции, может быть, дело в неправильном лечении или чем-то еще... но мысль о том, что однажды он проснется и увидит на соседней койке мертвое тело, спокойно спать мешала основательно. «И ведь это я его втянул, – Лоэнграмм избегал смотреть на Яна. Дело было не в том, на что президент Союза так любезно открыл глаза кайзеру Рейха, а несколько в ином. Неприятные новости о некоторых аспектах личной жизни терраистов еще можно было переварить. А вот время шло... и останавливаться не собиралось. – Если бы не моя идея, в гробу Ян Вэньли видел бы власть со всеми приложениями, но я решил, что так будет лучше...» Точно так же он принял решение за человека, которого назначил своим, так сказать, наследником. Интересно, что начнется, когда этим двоим придется работать вместе. Райнхард не сомневался, что шансы на благополучный исход есть, и неважно, когда Ян узнает – сейчас, от него, или после освобождения. С Ройенталем они в принципе знакомы, к тому же – ровесники... было бы забавно это увидеть своими глазами, но надеяться не стоит. Не требующий доказательств факт, – возможность успешно сбежать есть лишь у одного из них. У того, кому хватит сил выбраться отсюда, связаться с нужными людьми, добраться до безопасного места. Конечно, в последнее время Райнхард чувствовал себя выздоравливающим, просто не подавал виду, но хорошо представлял, что будет, если его скрутит снова. По закону подлости – скорее всего, тогда, когда будут нужны все силы. Лучше уж принести напоследок пользу и прикрыть побег Яна. Неважно, что тот наверняка постарается организовать потом его спасение. Спасать будет уже некого. Реальность довольно цинична, но из заново просчитанных вероятностей Лоэнграмм предпочел бы честный заряд бластера, а не наркотики или... что-то еще. У кого-нибудь обязательно сдадут нервы, так что стрелять будут... может быть, не только из парализаторов. Неприятно умирать от рук этих фанатиков, но выбирать не приходится. Не Яна же просить пристрелить напоследок. Не поймет, несмотря на то, что уже прекрасно знает о болезни. Райнхард рассказал о приступах, о симптомах, о том, что природа заболевания до конца не известна, но не упомянул одной детали. Кое-кто из врачей не побоялся сказать высокопоставленному пациенту, что каждый последующий приступ действительно протекает тяжелее, и рано или поздно его тело не сможет восстановиться. В этот раз, конечно, мог повлиять стресс или проклятый газ, но такой лихорадки еще не было. А значит, верен самый пессимистичный прогноз, и строить планы следует, исходя из него. Главное, чтобы хватило сил хотя бы помочь. Нельзя умирать, оставляя невыплаченные долги. Райнхард в который раз осторожно сжимает свободной рукой нагревшийся медальон. Нет, конечно, можно и немного рискнуть, побороться до последнего... главное, вовремя поймать момент, когда станешь помехой. Но самый важный этап он уже прошел, в мыслях. Принял наихудшее возможное развитие событий и... снова решил за Яна, конечно. Ничего, вот с этим тот смирится, когда окажется в безопасности и прикинет другие альтернативы. А стоит честно признаться сейчас – так опять начнется практическая демократия. Потерять счет дням, когда свет постоянно приглушен, а кормят нерегулярно – немудрено. На поручне койки изобразить тюремный календарь пластиковой ложкой не удалось. В качестве счетного материала не подходили и таблетки, так как их Вэньли потихоньку выбрасывал, чтобы не обнаружили. Память подсказывала, что с момента перевода в лазарет их кормят уже семнадцатый раз. Возможно, восемнадцатый. –Интересно все-таки, из кого это сделано, – Ян задумчиво потыкал неопознанное нечто, плававшее в супе. Нечто не отреагировало, только нанизалось на ложку и плюхнулось обратно. Судя по консистенции, ранее это был или белковый пищевой концентрат, или слизняк. Вкус намекал на второе. Кайзер свою порцию ел так же нехотя, но по крайней мере сам. Впрочем, разговорчивее он не стал и своей версии не предложил. Тяжело вздохнув, Вэньли продолжил обед и чуть не подавился, когда услышал-таки голос Райнхарда. –Корабль садится. У них компенсаторы староваты, чувствуется. Правоту Лоэнграмма отрицать было сложно. Легкая вибрация ощущалась с трудом, но несомненно присутствовала. –До Терры мы бы еще не успели долететь, – подумал вслух Ян. Кайзер кивнул в ответ. Затем примерился и уронил тарелку на пол, после чего улегся и прикрыл глаза. Теперь к койке было намного удобнее подойти с другой стороны, не вступая в остатки супа... Похоже, Райнхард что-то планирует. Интересно, что именно. Справиться с теми, кто войдет, одной рукой? Вошли в палату двое, спустя несколько минут, и Вэньли понял, что кайзер успешно скрыл свое истинное состояние здоровья не только от врачей, но и от него. По крайней мере, произошло все намного быстрее, чем можно было бы ожидать от умирающего. Вот один из терраистов подходит к нему, другой в это время высказывается на тему устроенного беспорядка, вот бластер, находившийся под мантией первого, уже в руке Райнхарда... и вот оба подонка лежат с аккуратными дырками в головах, не успев даже понять, в чем дело. Лоэнграмм отстрелил браслет наручника, легко соскочил с койки и пошатнулся. Видимо, силы на этот подвиг действительно ушли последние. Кайзер замаскировал свою слабость, присев и обшарив ближайший труп. –Вставайте, – он бросил на койку Яна ключ, опробовав его вначале на оставшемся браслете. – И одевайтесь. Мы уходим отсюда. Как оказалось, мантии выстрелом не повредило совсем, и очень удачно не зацепило капюшоны, на момент смерти бывших владельцев не прикрывавшие головы. Вэньли на секунду задумался, что ему меньше нравится – надевать снятое с трупа или обувь не по размеру. Райнхард бросил на него разгневанный взор, и Ян поспешно напомнил себе, что для тормозов и зависаний времени нет совсем. Странное дело – вроде бы беспокоиться надо о том, как бы не раскрыли, не поймали... в конце концов, о том, что корабль мог остановиться не только на планете, но и на какой-нибудь базе, например. Захваченной фанатиками. А большая часть ощущений концентрируется-таки в пятках, которые натирает все сильнее с каждым шагом, и отчасти поэтому совсем не страшно. Лоэнграмм вообще ничем не показывает, что ему плохо или неудобно. Просто медленно идет рядом, изображая, что знает, куда и зачем. А может, и правда помнит типовую планировку, все-таки выходят они как раз куда надо. И даже умудрившись не поднять шума по дороге. Не база. Планета, причем не космодром, а расчищенное место в лесу, подготовленное для посадки. Календарная зима здесь явно не совпадает с фактической – довольно тепло, несмотря на ночное время. Полянка освещена, а дальше деревья теряются в темноте. Нужно только подойти ближе и тоже затеряться. Райнхард втискивает в руку Вэньли бластер. Ян непонимающе смотрит на него, но затем все же осознает, в чем дело. Лоэнграмм вовсе не решил, что его гениальный и прославленный бывший противник не отстрелит себе ногу первым же выстрелом. Просто кайзер здраво оценивает свои силы и на себя в возможной перестрелке не надеется вообще. Хорошо хоть, на ногах он еще стоит. Спустя несколько минут, когда начинается ожидаемый переполох, выясняется, что вдобавок он способен довольно-таки быстро двигаться. Если "быстро" отсчитывать от хромающего на обе ноги президента. А еще такое ощущение, что Райнхард то ли видит в темноте, то ли корни из-под его ног сами уворачиваются... явно имперская планета, демократам такой любезности не дождаться. Шум за спиной – весомый повод прибавить шагу, не оборачиваться и не выдавать своего присутствия. К счастью, не отставать от кайзера – задача более простая, потому что он как раз замедляет шаг. Темнота и боль в ногах заставляют время растянуться, и думать получается только о том, что надо дышать и идти. Вперед. Сначала за проводником, с головы которого какая-то наглая ветка сорвала капюшон, а потом... стоп, уже ведь ничего не слышно, можно остановиться и отдышаться. Ян наконец-то оглядывается. Светлое пятно обнаруживается за спиной, у толстого ствола, на высоте человеческого роста. А затем сдвигается вниз. Вэньли садится рядом, на землю, и, извинившись, шепотом говорит, что им обоим стоит немного отдохнуть. В голову приходит гениальная идея – разуться, благо почти не холодно. Возясь с неудобными шнурками, скользкими от грязи, Ян чуть не пропускает мимо ушей слова: –Дальше вы пойдете один. Он вскидывает голову, не уверенный до конца, что правильно расслышал. Да нет, все верно. Лоэнграмм не предлагает, а утверждает, вполне однозначно. К счастью, приказывать он права не имеет. –Нет, мы немного отдохнем и пойдем вместе, – Ян с трудом подавил желание зашвырнуть ботинок куда-нибудь в кусты. Да, вокруг вроде бы тихо, и не видно света фонарей, но преследователи вряд ли так быстро отказались от погони. Шуметь не стоит. –Я вас только задерживаю, – спокойным тоном пояснил Райнхард. –А без вас у меня есть разве что шанс выйти обратно к кораблю. Вэньли определенно не шутит, даже если и понимает, в чем дело. Надо было отстать молча, как и планировалось, но не вышло. И спорить теперь особого смысла нет. Ян не уйдет, это так же ясно, как и то, что второго дыхания можно не дожидаться. В одном случае – Райнхард не уверен, как правильно его назвать, лучшим или худшим, – просто останется здесь. До утра. А утром их намного проще будет найти. В другом – придется встать и идти дальше. Рука тянется к медальону. Сохранил, не потерял, несмотря ни на что. Сжав металл, обернутый тканью, Райнхард видит далеко впереди, в темноте между двух ровных стволов того, кого просто не может там быть. Но советы от друга Лоэнграмм привык принимать. И, отдышавшись, соглашается встать, опираясь на Яна. Раз уж господин президент так плохо ориентируется в лесу, надо ему помочь. Похоже, погоня их все-таки потеряла. Не поверили, что пленники смогли уйти так далеко? Или решили сперва проверить корабль... а может, просто связались с кем-нибудь здесь, на планете. Раз корабль беспрепятственно сел, вполне вероятно, что местные власти давно куплены. Пожалуй, стоит очень осторожно вести себя, если удастся добраться до людей. Если удастся... Эта странно оптимистичная мысль не выходит из головы, когда они вдвоем обходят по краю небольшое болотце. Ян топит в грязи свою пару трофейной обуви. На то, чтобы возразить, у Райнхарда нет сил. Да и, наверное, в какой-то мере идея верна – если преследователи доберутся до этого места, могут решить, что ценные заложники забрели не туда и утонули. Нужно только не оставить противоречащих этой версии следов. Эта мысль определенно имеет в себе изъяны, но какие конкретно, Лоэнграмм уже сказать не может. Он сосредоточен на том, чтобы не упасть, а идти с каждым шагом все тяжелее. Он уже практически висит на Яне. Тот вроде бы идет в верном направлении, но то и дело останавливается, ему явно сложно, и это понятно, сказывается разница габаритов. На очередном привале, когда после тихого демократического предложения немного посидеть и подумать они оба устраиваются на холодной земле, Райнхард снова предлагает Вэньли бросить его и идти дальше одному. Обещает даже попробовать убедить терраистов в том, что господин президент остался в болоте. Но, похоже, мнение Яна не изменилось. Последнее, что кайзер помнит более или менее четко – выражение лица президента, явно воспринимающего всю ситуацию в целом как издевательство над ним лично, и его же просьбу больше не поднимать этот вопрос. Дальше – провал, вплоть до очередной остановки, у которой есть вполне серьезная причина. Путь преграждает забор – не сплошной, но явно под напряжением. За ним угадывается строение... скорее частный дом, чем что-либо еще. Причем пустой. Сейчас, когда они остановились, Лоэнграмму наконец удается поймать свои мысли. Позволить им нагнать его. –Вы, кажется, вели меня сюда, – Ян морщится и отбрасывает в сторону палку, которой только что проверил ограду на действенность. – Вы знаете, что это за место? Райнхард отрицательно качает головой. Очень осторожно, чтобы не провалиться снова в беспамятство. Затем чуть приподнимается и пытается рассмотреть здание. Света недостаточно, но даже если первоначальное мнение неверно, и в доме кто-то есть, им все равно надо попасть внутрь. –Вы, надеюсь, не потеряли бластер? – слова подбираются не без труда, но Вэньли все понимает и демонстрирует оружие. Отлично, хоть в чем-то им везет. Теперь нужно объяснить, куда стрелять, чтобы обесточить ограду. Хотя бы приблизительно он это сделать может. Должен, до того, как сам отключится. Ян чешет в затылке и честно сообщает, что скорее всего промажет, но его уже не слушают, и он даже не пытается объяснить, когда в последний раз брал в руки бластер. Все равно поблизости нет никого, кому можно перепоручить работу, придется справляться самому. И надеяться, что правильно понял объяснения Лоэнграмма, которого на данный момент не переспросишь. Как ни странно, выстрел попадает в цель. Не совсем туда, куда показывал кайзер, но результат есть. Больше не слышно тихого гудения, немного похожего на звон в ушах, и осторожное прикосновение к забору еще одной мокрой палкой не дает ровным счетом ничего... Вэньли с некоторым удивлением констатировал, что все получилось, и с облегчением выдохнул. Бешеный ритм последних часов понемногу отпускал. Остался последний рывок с грузом на плечах – не делать же вход прямо тут. Это уже совсем невежливо по отношению к владельцам, да и заряда может не хватить, ограда добротная. К счастью, какую-то часть периметра они уже успели обойти, пока Райнхард не упал. Поднять его не без труда получилось, разбудить – нет, но этого хватило, чтобы вдвоем найти ворота. Большие, широкие, края подъездной дороги обсажены каким-то ароматным, не очень колючим кустарником. Для верности, помимо обычного замка, их скрепляла цепь с навесным... а вот небольшая калитка оказалась открыта. Замок штатно отреагировал на обесточивание. Сначала Ян порадовался этому факту, но потом слегка насторожился. По идее, должно было отрубиться не все... Но идея оказалась с дефектом. Не без труда форсировав плиточную дорожку, Вэньли добрался до дверей и устроил свою ношу рядом с ними. Для очистки совести проверил визуально целые лампы на веранде. Не зажглись. Прекрасно. И что здесь теперь еще откажется работать? Один из замков все-таки пришлось прострелить. Изнутри он явно открывался легко, но туда как раз и надо было добраться... В доме выключатели также не действовали, но можно было на ощупь добраться до штор и впустить в пыльную темноту предрассветные сумерки. Мебель зачехлена, пыли действительно много. Останься здесь хоть минимальный штат прислуги, наверное, навели бы больший порядок. Хотя с точки зрения Яна дом выглядел даже излишне упорядоченным. Спальню на первом этаже, например, долго искать не пришлось, обнаружилась за третьей наугад открытой дверью. Там Вэньли и уложил Райнхарда, прямо на зачехлённую кровать, попутно поражаясь, что смог-таки дотащить его, да и в целом – добраться до этого островка цивилизации. Немного подумав, Ян все-таки наскреб символические остатки сил и содрал чехол с одного из кресел, с исключительно благой целью – укрыть кайзера. Выглядел Лоэнграмм так плохо, что его следовало укутать потеплее, а мокрые грязные терраистские балахоны решительно не подходили на роль одеяла. Чехол, по крайней мере, был сухим. Кайзер и так болен, ох, только бы не простудился до кучи... Балахоны и не менее мокрую обувь, снятую с бесчувственного Райнхарда, Вэньли свалил в угол комнаты, после чего устроился в кресле, пообещав себе встать спустя полчаса. Ноги отчаянно молили продлить отдых как можно дольше. Но еще их надо было помыть и чем-нибудь обработать. С учетом того, что воды тоже может не быть, задача та еще. Это даже если отставить в сторону ощущение, что против лишних движений протестуют даже те мышцы, о существовании которых Ян до сих пор только догадывался. 799/490, октябрь В первые дни президентства Вэньли не оставляло ощущение, что завершилась очень важная, но не самая лучшая эпоха в истории галактики. И что ему вообще не место здесь, в этом кресле. Что это просто такой затянувшийся кошмарный сон, от которого нельзя сбежать – ни закрывшись в капсуле, ни улетев куда-нибудь. Хотелось, честно говоря, вернуться на Изерлон, причем – в недавнее прошлое. Так-то, в принципе, туда можно было слетать и даже найти для этого повод. Ян просто не хотел портить оставшиеся у него воспоминания. Мир менялся, и наиболее громко об этом говорили собственные новые обязанности. Пункты в ежедневном расписании. Заголовки газет, бесстрастно сообщающие о рабочем визите кайзера Райнхарда I. А если точнее, мир меняли они оба. Собственными руками. И нельзя было сказать, что к худшему. Просто один несостоявшийся историк предпочел бы следить за этим крайне любопытным процессом со стороны. Очередная строчка в расписании. Настоящем, а не прописанном в газетах. Посещение отреставрированного памятника Джессике Эдвардс. Райнхард настоял. Еще свежи в памяти последние теракты, и несмотря на то, что пока все тихо, охраны столько, что временное отсутствие вокруг других людей просто не ощущается. Толпа людей в форме. И нервы немного не на месте, а в голове прокручивается пословица насчет семи нянек. По-осеннему холодно, но день не особо пасмурный. Когда Райнхард выходит из машины, даже солнце проглядывает. Вслед за кайзером на его свет появляется огромный букет, в первую секунду кажется, что роз хватит, чтобы засыпать постамент до верха. Лучше всего запоминается именно это возложение цветов – и слова, которые Ян услышал лишь потому, что стоял рядом, согласно протоколу. «Ты настоящая валькирия, сестра. Встретимся в Валгалле». Для прессы были другие слова – о стремлении к свободе, об уважении прав человека... но на самом деле там и тогда, несмотря на охрану, их было трое, и в основном они молчали. Поправлять человека, отчасти по своей вине потерявшего близких, Вэньли казалось бестактным. Интересно, не предчувствовал ли Райнхард тогда, больше года назад, свою скорую смерть... Неприятная, неуместная мысль отказывалась покидать голову. «Знала бы Джессика, как я однажды встряну с ее братом... впрочем, она о своем родстве с ним не подозревала», – Ян отвел взгляд с бледного лица спящего кайзера. Лежал тот ничком, и в полумраке было едва заметно, что он еще дышит. Улавливать еле видимые движения получалось с трудом, а еще клонило в сон... Вэньли, похоже, таки отключился на несколько минут, и проснулся от прикосновения ступней к холодному паркету. Рассудив, что полчаса уже точно прошло, он заставил себя встать и, морщась, подойти к кровати. Лоэнграмм успел перевернуться на бок. Ян осторожно, чтобы не разбудить, коснулся ладонью его лба. Не настолько горячий, как тогда, в камере. Может, еще и обойдется... но опыт подсказывает, что ночные прогулки по неокультуренной местности пока никого не излечивали. Подтянув повыше и кое-как подоткнув импровизированное одеяло, Вэньли все же заставил себя выйти из спальни и заняться осмотром дома. Может быть, здесь найдется хоть что-нибудь полезное для них обоих. Что-нибудь такое, что не увозят с собой... А состояние здоровья Райнхарда лучше обсудить с ним самим, когда проснется. Появится шанс наконец услышать все подробности. Домой, то есть, в отведенные демократам апартаменты, Юлиан вернулся сразу же после того, как честно оплатил информатору не только полученные сведения, но и небольшую консультацию по другим темам. Спокойнее не стало, наоборот, вопросов прибавилось. С другой стороны, некоторые все же удалось снять. Конев знал, кого рекомендовать воспитаннику старого друга. Честный торговец информацией не пытался юлить, хотя до конца в легенду о том, зачем именно эти данные понадобились, явно не поверил. Ну да, если в архивах никому не показалось странным, что для конференции по борьбе с терраизмом нужны данные по объектам, которые принадлежали Культу Земли до его запрета, то... ладно. По крайней мере, про похищение Минц ни слова не сказал, а догадаться о том, что конкретно скрывает под собой официальная версия, не имея выходов на преступников, сложно. Итог выглядел следующим образом: искомый автомобиль на камеры таки попал, номера не поддельные, об угоне владельцы – частная компания, – не заявляли. Вот только контора эта занимается выдачей напрокат грузовиков. И кому попало сведения о клиентах не сливает. Придется наведаться к ним, причем передоверить это дело лучше Шенкопфу. Ему отказать будет сложнее. Имперским же властям Юлиан довериться готов не был. Даже в обход Оберштайна. Душа не лежала, так сказать. Если Вальтер и Дасти решат иначе, тогда еще можно согласиться, но старшие товарищи, наверное, поддержат параллельное расследование. Минц мысленно проклинал себя за то, что не спросил еще в машине, кто именно звонил тогда Оберштайну. Это могло бы существенно облегчить задачу, и тогда вопрос выглядел бы естественным любопытством... Зато сегодня Юлиан сообразил заказать обзорную консультацию по свежему раскладу сил в Феззанском подполье и выходам оного на силы правопорядка. На фоне такого запроса задание по поиску машины через полицейских и правда может показаться незначительным, проверочным, если повезет. Они и раньше знали, что недовольных режимом Лоэнграмма и созданием Конфедерации меньше, чем тех, кого все устраивает, особенно новая столичная роль бывшего доминиона. Но сопротивление существует и даже пыталось выйти на новую власть Альянса. Вот только президент засомневался и в помощи отказал. Согласие могло выйти боком и прервать такое продуктивное сотрудничество с имперцами. Да и Конев, с которым Ян проконсультировался на этот счет, не рекомендовал. Не нравились ему и те, кто поддерживал последнего ландшера, и независимые от него силы. Последние – за то, что ничего реального сделать способны не были. Тогда, во всяком случае. Сейчас картина не особо изменилась. Та часть подполья, что не желала иметь общего ни с Рубинским, считая его виновным во всем, ни с терраистами, никакой власти не имела. Так, любители собраться и потрепаться о политике, иногда нарушавшие закон по мелочи – в части контрабанды и производства контрафактных товаров. Власть мешала им развернуться по-старому, оттого и мешала, но от возможной теократии они не ожидали ничего хорошего, а Рубинскому пришлось бы отстегивать. Черный Лис последнее время сидел очень тихо. Ходили даже непроверенные слухи о том, что планету тот покинул либо вовсе умер. А вот терраисты в преддверии конференции оживились. И свои люди у них, по слухам же, имелись даже в имперских спецслужбах, а уж в местных... Но и там, и там периодически проходили чистки. Активных шпионов, лезущих куда не следует, вычисляли, разумеется, быстро, как и тех, кто прокалывался на религиозном вопросе. Зато маленькие неприметные люди, занятые информационной безопасностью или финансовыми вопросами, за мзду безо всякой идейности периодически сливали доступные им данные на сторону. Могли слить и тщательно засекреченное, за дополнительную плату. Все же, каким Лоэнграмм ни был замечательным правителем на фоне предыдущих, а многолетнюю Феззанскую коррупцию можно было изжить только самыми радикальными методами. Так что, скорее всего, перебирать тех, кто знал или мог вычислить точный адрес, подробности об охране и маршруты прибытия, придется долго. Оберштайн этим наверняка занимается и так, с первого же дня. На этой мысли Минц себя поймал уже у дверей номера Вальтера фон Шенкопфа. Выдохнул, собрался с духом и постучал.