Neem een duik in de formaline?

— ДА НЕТ ЖЕ, Я ДОЛЖЕН НАЙТИ ПРАВДУ, ОТПУСТИТЕ!!! Кто — то очень сильный (и явно бессердечный) волочет меня по полу, крепко перетягивая ветвистыми пальцами запястья. Или не волочет. Или вовсе не меня. Я не могу осознать всё это. Перед глазами темная завеса — мне никак не разглядеть, что вокруг. Словно, меня накачали стимуляторами, и всё это — галлюцинации. А может и явь. А может сновидение. А может я свихнулся. — Ты болен, парнишка. — грубый бас раздался так громко, что дребезжание ушных перепонок отдалось колкой болью в затылок и заставила меня звонко взвизгнуть, что только ухудшило моё положение. Своеобразно меня в курс дела ввели, однако. Ох, если бы мне платили за то, как часто я это слышу, быть может, нежился уже на солнечных Мальдивах и потягивал пина — колладу из соломинки. — ОТПУС-СТИТЕ… — Уже завываю, нет больше сил. Какой — то страх охватывает меня, паника. И я чувствую, как вместе с ударами колен о земь из меня выбивается дух. Да, я чувствую — должно радовать. Но это не то, чего бы мне хотелось. До радости совсем далеко: меня куда-то тащат и я совершенно не знаю в каких целях и какого черта?! Я хотел просто знать правду… Я жаждал доказать всем, что смерть моего деда — она необычная. Его убило чудовище. Нет, не из комиксов. Настоящий монстр. Да, именно! Страшный такой, огромный, зубастый… перестань надо мной насмехаться! А может я свихнулся… В этот короткий отрезок времени я поведал то, что точно называют «болью» — меня зашвыривают в помещение, где всё вокруг белое, слишком белое. Белоснежное, сияющее, и так бьёт в глаза, что можно почуять, как сужаются зрачки, будто сопротивляются. Обиталище, в которое меня безжалостно выкинули могучие руки, мне не распознать — всё ещё дымка передо мной, но я могу заметить чрез неё чей — то крупный и тёмный силуэт. Хочу верить, что это не проказы моего мозга, не чудное пятно Роршаха, что мне показывали на субботнем приеме у психолога — там действительно есть человек, он сидит. Но на знакомство я был не способен: тело кричало в мольбах о покое, руки судорожно тряслись, немея и покрываясь лиловыми ленточками на месте хватки, и я так уютно расположился на ледяном ламинате… — Нужна правда…- тихо молвлю я и утопаю в состоянии сна и релакса для организма, который столько всего перетерпел пару мгновений назад, а мой «псевдо-отдых» сопровождается колыбелью громких шагов и невнятных речей. Простите, сейчас мне совершенно плевать… *** Мы с паникой лучшие друзья, она не бросает меня никогда. Стоило мне раскрыть глаза — я загорланил во все тяжкие. Наверное, как Дива Плавалагуна.* Хотя скорее, как старенький, облезлый, голодный кот со свалки. — Придурок. — я сфокусировал взор на том самом незнакомом силуэте. Теперь передо мной, на небольшой кровати сидел высокорослый парень и перебирал в руке какую — то маленькую баночку. Если присмотреться, то можно разглядеть наклейку на сосуде, в которой явно прописаны все эти медицинские словечки, которых мне, предполагаю, не понять. — И тебе привет. — Я неуклюже поднялся с полюбившегося мне и моим изодранным коленям пола, отряхнул одежду от клочков мебельного мха. — Хочешь спросить меня, где ты? — незнакомец апатично повернул ко мне лицо. — Ты в аду. — Я умер? — Я не давал тебе права спрашивать у меня что — то ещё, идиот, — баночка со стуком опустилась на прикроватную тумбу, — не советую со мной связываться. — Это ещё почему? — Нет, я не отличаюсь смелостью и отвагой. Но этот выродок не вызывает у меня ничего, кроме как жалости. Уж слишком у него мертвая физиономия. Со скоростью света я вжимаюсь в стену под воздействием рук этого мерзавца. — Не смей раздражать меня, Еноха ОʼКоннора, иначе окажешься там, где моя мать. — брови на его лице свелись в одну широкую, тёмную полосу, наверняка это олицетворяет гнев. Клянусь, я слышал скрежет его зубов и хруст пальцев руки, сжатой в кулак. — Где тво… — Давненько плавает в банке с формалином. — Чеширская улыбка расползается по всему его болезненно — бледному лицу. И нет, совсем не радужная улыбочка. Сумасшедшая. — Кстати, она самый прекрасный экземпляр в моей коллекции. — Енох приблизился к моему уху и залился металлическим смехом. Даже смех у него безэмоциональный. Она плавает в формалине, Несовершенство линий Движется постепенно.** — Это не смешно, долбанный фанат Крюгера! — я отпихнул ОʼКоннора от себя. Кто тут кого ещё раздражает. — Конечно не смешно, не должно быть. — парень подошёл к своему ложу, приподнял грязно — розового оттенка простынь, свисающую на пол из — под покрывала, и предложил мне лицезреть всю прелесть анатомии совершенно бесплатно. Сотни больших и маленьких банок с органами человека, конечностями насекомых и других существ проживали под кроватью ОʼКоннора.  — Гребаный маньяк! — я схватился за голову и лихорадочно бродил по белой комнате, будто в бреду. — Да тебе в психушку надо, и срочно! — Я уже тут, оболтус, — меня порядком напрягают такого рода оскорбления, — и ты тоже, приятного времяпрепровождения. — Брешешь! — моя ладонь взмыла над смазливым лицом Еноха, чтобы хорошенько отомстить, но Маньяк тут же предотвратил мои намерения: заломал разъяренную руку и ухватился своими грязными ладонями за мою тонкую шею. — Открой глаза, урод! Тебя запрягли сюда родители, потому что ты явно задолбал их своим нескончаемым нытьём о правде! Да никому не сдалась смерть твоего деда, Портман! Никому не сдалась твоя истина! — его физиономия была так близко, что я с лёгкостью мог рассмотреть острые скулы, грозно напряженные желваки. ОʼКоннор плевался мне в лицо, душил не жалея, надавливая большим пальцем на кадык всё сильнее, а я бился в агонии и глядел через полуоткрытые веки за дорожками морщинок, пробегающих по его вспотевшему лбу. — Пойми, тебе больше не верят. Таким, как мы с тобой, не верят… Мы с тобой. Что бы это должно значить? Мы. Ошейник из рук Маньяка на отёкшей шее расстегнулся, и я скоро начал ловить ртом воздух, как кит, выбросившийся на брег океана. — А какие м… ты и я? Но Енох вдруг окоченел, словно музейный экспонат. SOS, у Маньяка — Психопата сломалась система, нужна перезагрузка. Стоял не меньше двух минут, глядя в потолок, но вскоре рухнул на пол, закатив глазные яблоки вверх и широко распахнув рот. — А какие м… ты и я? А вот и ответ. *** В помещение завалились люди в белом, который я успел возненавидеть за время, что здесь нахожусь. Дурно запахло мышьяком, когда мокрую ватку с лекарством поднесли к носу Еноха. Врачи обменивались короткими фразами, типа «нужно приостановить курс приема стимуляторов» и «скоро оклемается». В голове просвистело « я переживаю за него „. Как по команде, по свистку, сердце заколотилось и я ничего не смог сделать: никакие приговоры и ‚пожалуйста‘ не помогали. Кто его завел, тут пусть и останавливает. Собственно, ждать было недолго: по — детски морща нос, Енох привстал на локтях, размеренно вливаясь в реальный мир. Глаза цвета глубокой осени устремились точно в две серебряные звезды очей Портмана и сердце стремительно успокоилось, пришло в упокоение. *** Ненавижу свой чувствительный сон, ибо следующей ночью в психиатрии меня потревожило то, что простыня стрелой ускользала из — под тела. Этакое похищение заставляет проснуться и крайне возмутиться, заприметив, чем увлечен сосед по комнате. — А чего ты лупишься? Мне очень нужно было оттереть руки, — Енох обмотал кулак в светлую ткань, делясь с ней капельками крови, — смотри, какой вкусный язычок я добыл. — облизывая сухи губы ОʼКоннор помещал драгоценность в банку с мутной, желтоватой жидкостью. — Откуда? — Джереми — мальчуган с биполярным расстройством, лежал в соседней палате, — мужественные руки плотно закрутили жестяную крышку на горлышке банки, — теперь он лежит под землёй. — У тебя вообще есть сердце? — Обижаешь. Не одно, около десяти экземпляров. — дальше смех, короткий, с щепоткой лицемерия. — Меня ты тоже убьёшь? — я встал напротив Маньяка, настороженно смотря на него снизу. Но он ничего не ответил. Только отвёл взгляд, как будто стесняется. На моих глазах жуткий маньячина превратился в девчонку — скромняшку. И даже сосуды с органами и свежая кровь на ткани брюк не смогла ни на миг затмить скромность этих румяных щёк. — Нет, я не смогу тебя убить, — прокряхтел Енох, что помогло ему сделать голос взрослым и грубым, — даже если очень хочу. С момента первой встречи я отчетливо видел в ОʼКонноре лютую странность и совсем не добрые намерения в адрес всего остального люда. Он, в прямом смысле, мог восхищаться только тем, что внутри. Такое ‚внутри‘ совсем не гуманно. Но вот сейчас, когда эти карие глаза постыдно опущены в пол, я не мог продолжать так мыслить. — Можно поинтересоваться? — Чего пристал то?! — нервозно вскрикнул Енох, сощурив хитрые кофейные глаза и пихая меня рукой в грудь. — Ой наша девчонка покраснела, посмотрите — ка! — Перестань! — ОʼКоннор приставил локоть к моей, ещё не отошедшей от прошлого покушения шее и плотно припечатал к безобразной стене. — Давай… Бей! Или вытащи мою печень, чего мнёшься? — я вздернул бровями, как бы ставя ОʼКоннора на свое место. А он даже не собирался на него вставать, грёбаный красавчик! — Джей… — тёплые губы дотронулись до мочки уха, — Джей — коб… — нижняя губа пробегает по фиолетовым пятнышкам на шее. — Нравишься ты мне, Портман… Я не мог прервать его: слишком здорово. Наверное, я и впрямь хотел всего это. Хотел, чтобы этот парень вот так близко стоял со мной, чтобы так обдавал кожу своим огненным дыханием, чтобы его неопрятные каштановые пряди щекотали мои румяные щеки, чтобы ОʼКоннор выводил забавные фигуры длинными, перепачканными в скользком формалине пальцами по тонкой коже живота под свитером. Я хотел быть его Портманом. Я хотел бы плавать в его формалиновой жизни. Я даже не знаю, почему заперт в психиатрии. Мне и не хочется знать, пока со мной Енох. По крайней мере, не в эти чертовски прекрасные минуты… Енох боязно пробежал большим пальцем по моей нижней губе, пачкая её в растворе формальдегида. Губа начала неистово щипать, но ОʼКоннор накрыл мои уста своими, слизывая препарат. Всеми фибрами души я был не прочь чувствовать все эти прикосновения Еноха веками, лишь бы чувствовать. Его бедра смертельно близко были прижаты к моим и я ненароком почувствовал приятное напряжение снизу. И кажется, спать мы сегодня не будем. Да, мой формалиновый мальчик? Искупай меня в формалине, Чтобы я был подольше с тобою, Покажи, на что способна любовь. Искупай меня в формалине И своею нежной рукою Достань уставшее сердце моё И наполни любовью его.***