***
Ему опять холодно. В большей степени из-за ещё не включенного отопления, но и Виктор приложил свою очаровательную руку. Юра кутается в тёплый мягкий плед, пьёт попеременно кофе и чай, смотрит в окно и устало думает о том, что он совсем расклеился. О помолвке “подающего надежды японского фигуриста” и Виктора трубили все, кому не лень. Оба парня, приехавшие в Россию для знакомства с друзьями Виктора, чуть ли не светились счастьем, порхали вокруг, целовались на публику и гуляли, взявшись за руки. А Юрий задумчиво чесал спину, где всё чернее становились его крылья, катался до полного изнеможения, до поздней ночи гулял по городу и вырезал на ногах новые крылья. Красные правда, но Юре они нравились куда больше родных. Парень не видит тревожных взглядов Виктора, отмахивается от Георгия и Милы, вытрясает на тренировках из Якова душу. Потом кружка протеина, смешанного с молоком, бессмыленные прогулки и пачка лезвий. А ещё потухший взгляд и губы, которые давно не растягиваются даже в ухмылку. Чёртово агапэ, сломавшее ему жизнь. “Жертвенная любовь”, да? На другую Юрий и не способен. Выхода ведь нет, да? Он страдал и любил. Чёртова неизбежность, ведь он любил и был виноват в этой любви. Он отдавал всего себя, бросал к ногам Виктора свою гордость, жизнь, себя в конце концов. Был готов из уличного задиры стать пушистым домашним котиком, был готов дать вырвать себе когти, помыть. Вот только это никому не нужно. Он уже давно оставил мысли о том, чтобы отбить Виктора. В конце концов, его соулмейт счастлив, чего ещё желать? О предполагаемом счастливом будущем он старается не думать, потому что у него этого будущего нет.***
— Юр, а, Юр, — чуть пьяно тянет Мила, поднимая бокал на свадьбе Виктора и Юри, — А кто твой соулмейт? — Не скажу, — равнодушно, даже не поднимая глаз. Юре восемнадцать, он остриг волосы, как внутренний отказ от Виктора и он никогда не будет счастлив со своим соулмейтом. — Ну мы же друзья, — надувает пухлые губы девушка, — Друзья детства. И вообще, не смей отказывать девушке на таком радостном событии! Юрий хихикает и не срывается в истерику только потому, что истерика у него уже была. А ещё потому что каждый первый говорит ему об этой самой “радости.” — Мила, ты правда хочешь узнать? — Придурок, ну конечно! Я уже третий год тебя прошу! — Тогда не напивайся так сильно, — Юрий встаёт с мягкого диванчика в углу и подаёт девушке руку, — Пойдём в один из номеров. Мила кокетливо улыбается, прекрасно понимая, как их уход выглядит со стороны, и пытается не воспламениться, чувствуя чей-то тяжёлый взгляд.***
Когда Юрий начинает снимать пиджак и рубашку, то Мила опять хихикает: — Хэй, что за приватный стриптиз? Юра даже не поворачивается, и девушка настораживается. А когда парень спускает с сильных плеч зелёную ткань рубашки, то еле удерживается от вскрика. На спине Юрия чернели крылья, которые любознательная Бабичева определяет как альбатросьи. Такие же, как у Виктора. Только у Юры, у её маленького Юрия, которому она заменила старшую сестру, крылья гигантские, как у уже взрослой птицы. И чёрные. Чёрные, угольные, тёмные, как самая поздняя питерская ночь. Как глаза самого парня. Юрий смотрит на удивление сестры-подруги через плечо и, наконец-то, легко улыбается. Он педантично застёгивает рубашку на все пуговицы, заправляет в белые строгие брюки и поворачивается к Миле полностью. По щекам девушки текут крупные слёзы, макияж размазан, а руками она вцепилась в волосы, не боясь растрепать сложную причёску. Серые капли падали на жёлтое платье, оставаясь на нём некрасивыми кляксами. — Ты… как ты… когда? — Просто, Мила. И давно, — Юрий опустился на колени перед подругой, большими пальцами стирая слёзы, — Не плачь, всё хорошо. Главное — он счастлив. Глаза Бабичевой вновь наполнились слезами. У этого, внешне твёрдого, но такого мягкого внутри юноши ещё оставались силы жалеть её. — Знаешь что, Юра? Плевала я на эту грёбаную свадьбу. Выпьем, милый, где же кружка? — Сердцу будет веселей, — парень улыбается легко, впервые после помолвки Виктора и Юри. Он рад, что решил поделиться. Он теперь не один.***
Когда ровно через год Юрий видит Виктора на пороге своей квартиры, то не краснеет, не улыбается. Молча осматривает помятого, злого Виктора и так же молча пропускает его. Парень кивает и перехватывает вновь отросшие волосы резинкой, проходит на кухню и ставит на стол бутылку коньяка. — Юр, мы не будем пить, — проговаривает Никифоров, вглядываясь в парня, который старательно прятал свой взгляд от него. — Будем, Вить. Будем. Я не ребёнок, ты зол, так что будем, — как-то очень буднично говорит Юрий, снимая со спинки стула чёрный лифчик. Взгляд Виктора тут же цепляется за него. И в душе мужчины, отталкиваясь от крыльев на его спине, начинает расти непонятная ярость. — Чей это? — Милы. Опять забыла. — Слухи про вас — правда? — Не твоё собачье дело, — слишком резко отвечает Юрий, даже не осознавая этого. Парень всё так же неосознанно поглаживает шрамы, спрятанные под длинными шортами. И не замечает того момента, когда поднимает шорты слишком высоко. Виктор, наблюдавший за ним, открывает рот. Закрывает. И вскакивает со стула. Он подлетает к парню и почти падает на колени перед ним, не понимая, что им движет. Юрий истерично хихикает, понимая, что отдал бы за вид Виктора, стоящего перед ним на коленях, примерно всё на свете. А сейчас только ноющая пустота и чувство бессилия, которое давит на него, как бетонная плита. А Виктор вглядывается в коряво выведенные лезвием на бледной коже крылья и чувствует, что ещё немного и разрыдается. С Юри он развёлся ещё полгода назад, тихо, без скандалов. Газеты даже не подняли бучу, а большая часть фанатов всё ещё думают, что они вместе. — Юр… Юра… повернись… пожалуйста, Юрочка, — как в бреду шепчет Виктор, бешенными глазами смотря на блондина. Парень тихо хмыкает, отходит к панорамному окну и разворачивается к своему соулмейту спиной. Юрий снимает бирюзовую майку медленно, будто издеваясь, а Виктор не находит в себе сил подняться с колен. На фоне заходящего солнца, с угольно-чёрными крыльями на спине, чистая кожа на которых осталась только у основания, с длинными светлыми волосами, похож на падшего ангела. Падшего ради него, Виктора. А он и не заметил. Виктор не стирает крупные капли с лица и думает о том, что “русская фея” оказалась его личным Архангелом. И он сделает своего ангела счастливым, несмотря на любые жертвы, за те двадцать лет, что делал его самым несчастным существом в мире.