Happiness? Not Today.

Каждый день Эрин размышляла над тем, в каком мире они живут. Он ужасен, чудовищен, беспощаден и, по сути... бесполезен? Его существование, наверное, какая-то шутка мироздания, сотворившего именно такую реальность. И Гилберт не сказала бы, что у Мегавселенной не было юмора, нет, он был, однако только в этот раз оказался чёрным. Цветы в стиснутой руке немного помялись, Эрин переложила их в другую руку и посмотрела в окно машины. Находилась малюсенькая вероятность того, что в других вселенных всё по-другому, даже, рыжая иногда позволяла себе в это поверить, нет никакого «проклятия соулмейтов», о котором так часто упоминали СМИ, предостерегая всех людей от поисков родственных душ. И если это правда, если такие миры действительно имели место быть, то по какой же необъяснимой причине этот оставался настолько жестоким к населявшим его людям? Край рукава белой блузки скрывал глубокие поперечные царапины на запястье удачно, девушке не пришлось специально натягивать ткань, стараясь спрятать шрамы, как она делала это обычно. Впрочем, а стоило ли их прятать? Таксист никакого внимания на внешний вид пассажира не обратил, её родители уже знали, а остальные... некоторые из встречных прохожих, знакомых или друзей могли бы вздохнуть, неодобрительно проводить Эрин взглядом и покачать головой за её спиной, но большая бы их часть поняла. Казалось, сама реальность ненавидела счастливых, вероятно, поэтому быстро и беспощадно лишала их возможности радоваться. Ещё недавно, несколько десятков лет назад, люди не верили в проклятие, они считали это страшной уловкой, призванной прекратить поиск соулмейтов, старались доказать свою правоту и бесконечно ошибались. Слова и поступки обращались против своих хозяев, мир обращался против. Шрамы болезненно заныли, она посмотрела в окно как раз, чтобы увидеть проплывающие мимо ворота. – Мы приехали, – объявил водитель. – Вас подождать? – Нет, – когда Эрин расплачивалась, рукав всё-таки съехал, обнажая бледную кожу, расчерченную грубыми красными линиями, которые так и притягивали взгляд. Таксист не отрывал от них взгляд некоторое время и только потом взял деньги, отсчитав положенную сдачу. – Зазубренный водосток. Она не ведала, зачем пояснила, но мужчина кивнул, будто понял, о чём Гилберт хотела сообщить. На его лбу, там, где заканчивался край фирменной фуражки, виднелась неестественная полоса, нанесённая чем-то острым и без сомнения металлическим. Таких – как они – называли меченными. Люди поглупее, не сталкивавшиеся с подобным, считали их самоубийцами; лезущими в любую драку; любителями острых ощущений. Над ними посмеивались, иногда и открыто в лицо, выражая свои эмоции. Словно «эй, ты, да-да, ты, парень с циркулярным шрамом на горле, хотел стать Всадником Без Головы, что ли?» могло сделать из них крутых шутников в своей компании. Те же, кто имел представление, сочувствовали, рассуждая с умным видом о том, как кому-то не повезло. Эрин понятия не имела, какой тип людей ей не нравился. Возможно, все люди? Такси высадило её у самого начала, конечно, можно было попросить его проехать ещё немного, чтобы не так далеко идти, однако машина всегда быстрее ног человека. А Гилберт хотела ещё немного подумать прежде, чем дойдёт до нужного места. Потому путешествие пешком не страшило её. Родственная душа – то, что хотел бы найти любой человек, проживший на этом свете несколько лет, встречая повсюду лишь непонимающих личностей, погрязших в своих делах по уши. Обычно о таком начинали мечтать с детства, строили предположения, гадали, верили, пока не узнавали жуткую правду. Соулмейты действительно были, да и найти их не так сложно, как представлялось наивному детскому мозгу. Можно натолкнуться на них в кинотеатре, в парфюмерной лавке, в парикмахерской, в театре, в комиксном магазине, гуляя по парку или просто вынося скопившийся мусор. Не надо перелетать океаны, менять местожительства и просить Бога, нужно лишь порой выходить из дома. А если кто-то не желал так делать, то почему бы соулмейту не заявиться к нему домой? Идеальный мир, не правда ли? Не правда. В этом месте незачем было скрываться, и рыжая закатала рукава, обнажая давно зажившие раны. Сколько им? Год, два, три? Восемь, если быть точной. Пульсация становилась сильнее с каждым шагом Эрин, и она поймала себя на мысли, что пользуется этим как компасом, направляющим её в пространстве. И вот человек находил того единственного, о котором думал всю свою жизнь до этого момента. Он был счастлив... они были счастливы. Ровно до тех пор, пока проклятие не начинало разворачиваться. Сначала оно незаметно подталкивало, выпускало липкие щупальца, чтобы проверить почву, понять, откуда можно напасть, а затем обрушивалось в полной мере, будто хотело утопить под собой обоих людей, разрушить их, уничтожить и сломать. Что, в общем-то, и происходило в конечном итоге. Мир восставал, нелепые случайности, непонятные смерти – миллиарды смертельных исходов, повторяющиеся или оригинальные, не было никакой разницы. Всё равно все умирали. Ну, не прям таки все, конечно. Кто-то из пары соулмейтов выживал, ценой жизни второго. Вероятно, этим-то Вселенная и хотела показать: душа на двоих – не так хорошо, как звучит. Ведь у каждого должна быть своя. Шаги замедлились, девушка, наконец, достигла конечной точки пути, а теперь пыталась расправить стебельки цветов, которые слишком сильно сжимала в пальцах, пока шла. Она никогда не считала себя той, кто сможет обмануть смерть, когда та придёт за ней. Наоборот, Эрин думала, что с её неуклюжестью встреча с соулмейтом закончится быстро, в одно мгновение. И всё же умирать она не хотела, отчаянно – даже слишком – цепляясь за водосток соскальзывающими окровавленными руками. Смерти нужен был лишь один, все знали эту концепцию, не все верили, но знал буквально каждый. После получения платы, она отказывалась принимать повторную. Верёвка оставшихся без пары рвалась, таблетки оказывались тошнотворными, поезда останавливались в считанных сантиметрах от самоубийц. Жестокая Вселенная заливисто смеялась, наблюдая за ничтожными попытками, словно за террариумом с интересными животными. Точно так же, как люди сажали в клетку меньших существ, ставя над ними опыты – это и был Её глобальный эксперимент. Наверное, они заслужили такое обращение, наверное, именно безжалостность людей привела к подобному. Сейчас же они расплачивались за все свои проступки, за вину предыдущих поколений, за дела предков, возомнивших себя богами. Ядерное оружие, вырубка лесов, разрушение природных памятников, да и самой природы – всё, построенное человеком или по его желанию, оказалось ничем в сравнении с силами бесконечности, воздавшим такую кару. Расправив последний лист, рыжая аккуратно положила цветы на траву перед унылым чёрным памятником, почти не отличавшимся от остальных. Но рядом с ним пульсирование руки становилось настолько болезненным, что сомнений никаких не существовало – путь Эрин окончен здесь. На памятнике не имелось имени или даты, как и на соседних. Их не успевали выбивать, когда поступали всё новые и новые заказы. Даже ритуальные услуги, раньше гребущие миллионы с потерянных родственников или друзей, оказались погребены под тоннами заявок. Человечество вымирало, но вымирало только наполовину. Оставшимся доверялась роль свидетелей того, как некогда считавшая себя великой раса будет разрушена самым подлым образом – любовью. – Спасибо за ожидание, – Гилберт произносила всего лишь эту фразу и замолкала на долгие часы, у неё в сумке находилось несколько книг, термос с чаем и пара бутербродов, поэтому она не спеша читала, прислоняясь к мраморному памятнику спиной. Как ни странно пульсация в такие моменты становилась менее заметной, словно не желала тревожить хозяйку. Но в этот раз она сказала и другую часть фразы вслух, хотя обычно предпочитала проговорить мысленно: – Хольц, я скучаю. И вот так – скучать без своего соулмейта – оставалось ещё очень и очень долго, потому что цена заплачена давно.